Джеймс Грин-младший
The Misfits. Полная биография

Глава 2
Тинейджеры с Марса

Одна из главных ценностей Misfits – это звук борьбы … [это звук того, как] люди создают искусство посреди безыскусственности.^[72]

Джей Ар, солист группы Rosemary’s Babies

С первого же дня своего существования новый музыкальный проект Гленна Анцалоне носил имя Misfits – «Неприкаянные». Это название певец позаимствовал у последнего фильма с участием обожаемой им голливудской звезды Мэрилин Монро. Учитывая тот тернистый путь, на которой впоследствии ступит группа, он сделал подходящий выбор. Фильм «Неприкаянные», снятый в 1961 году режиссером Джоном Хьюстоном, всегда был известен публике не только по той истории знойной любви в пустыне, которую зритель видит на экране, но и по многострадальному процессу его создания. Из-за наркотической и алкогольной зависимостей Монро находилась в таком ужасном состоянии, что по крайней мере один раз съемки пришлось прервать. В итоге для нее, а также для ее партнера по фильму и собутыльника Монтгомери Клифта наняли постоянного врача. Хьюстон сам регулярно употреблял спиртное, когда сидел в режиссерском кресле «Неприкаянных»: иногда засыпал во время съемок сцен, иногда проигрывал массовке в карты куски бюджета фильма.^[73] Кларк Гейбл, самый видный из актеров картины, настоял на том, чтобы самому исполнять все трюки, прописанные в сценарии для его персонажа, несмотря на проблемы со здоровьем – Гейблу шел уже шестидесятый год, и актер был слаб телом, так как его внутренние органы сильно пострадали из-за многолетнего курения. Да и почти сорокоградусная палящая жара в пустыне штата Невада тоже не играла на руку пожилой звезде.

Кларк Гейбл едва пережил съемки «Неприкаянных», и 4 ноября 1960 года, на следующий день после их завершения, у него случился острый коронарный тромбоз. Через одиннадцать дней легендарный актер скончался в больнице. На фоне этой тяжелой ситуации брак Монро со сценаристом «Неприкаянных» Артуром Миллером дал трещину: пара развелась прямо перед премьерой фильма в феврале. Следующим летом сама Монро умерла от передозировки наркотиками у себя дома в Лос-Анджелесе.^[74] Существование предполагаемого проклятья «Неприкаянных» окончательно подтвердилось со смертью Клифта в 1966 году от сердечного приступа через считанные часы после того, как его личный секретарь предложил ему вместе посмотреть этот фильм по телевизору («Ни в коем случае!» – как утверждается, ответил Клифт).^[75]

Неудивительно, что до Гленна Анцалоне другие музыканты уже пытались застолбить за своей группой название Misfits (однако в итоге именно Гленн извлек из него наибольшую выгоду). В 1964 году гаражная рок-группа из Сан-Диего, выступавшая под тем же именем, добилась некоторого успеха, представив композицию «This Little Piggy» – переделанную классическую песню группы The Coasters «I’m a Hog for You, Baby». Данный коллектив мог похвастаться участием в ней будущего солиста и басиста группы Moby Grape Боба Мосли, а кроме того, музыканты снискали достаточную популярность, чтобы выступить на разогреве у The Rolling Stones во время их первых гастролей по США.^[76] Тем временем в Хьюстоне, сблизившись с крайне влиятельной группой Роки Эриксона 13th Floor Elevators, начал выступать другой ансамбль, игравший в жанре гаражного рока и тоже именовавший себя Misfits. К сожалению, облава, устроенная в 1966 году с целью изъятия у музыкантов ЛСД, настолько запятнала репутацию хьюстонских Misfits, что коллектив был вынужден сменить свое название на Lost and Found.^[77] Также в 1966 в Шотландии еще одни Misfits выпустили свой первый и последний сингл, чтобы поддержать благотворительную инициативу местной школы.^[78] По большому счету, шотландские Misfits примечательны только тем, что один из их барабанщиков Джон Уилсон позже играл в гаражной группе Вана Моррисона Them.^[79]

Спустя несколько лет после образования Misfits из Нью-Джерси панк-группа из соседнего города Олбани с солисткой-девушкой начала выступать и выпускать музыку под тем же названием. Эти нью-йоркские ребята, возможно, предвосхищая будущие судебные тяжбы, которые во многом станут неразрывно связанными с именем самых известных сынов Лоди, переименовали свою группу в The Tragics и, несмотря на свой мощный боевой клич 1981 года «Mommi I’m a Misfit», канули в Лету.^[80]

После того, как Гленн Анцалоне остановился на этом варианте названия группы, он сразу же начал искать по округе музыкантов, готовых помочь ему воплотить в жизнь мечту стать панк-рокером. В новую группу был приглашен барабанщик Prostitutes Мэнни Мартинес. Именно его из первого состава Misfits, в который также входили басистка Дайан Дипьяцца и загадочный гитарист, известный как Джимми Бэттл, Гленн впоследствии оставит в группе. Мартинес, чей стиль игры больше напоминал джазовые импровизации биг-бенд-барабанщика 1940-х годов Джина Крупы, чем манеру Томми Рамона, предоставил Misfits для репетиций гараж своих родителей, географическое положение которого, как оказалось, помогло группе обрести их постоянного басиста и второго по важности харизматичного лидера.

«Я раньше гулял с друзьями в городском парке, – рассказывал Джеральд Кайафа много десятилетий спустя. – Там встречались местные ребята, а дом Мэнни, так сложилось, находился рядом с парком. Я порой слышал, как они играют и все такое, но не обращал на это особого внимания».

Кайафа, которого члены семьи и друзья называли Джерри, родился 21 апреля 1959 года. Он был старшим из трех братьев, живших с матерью и отцом-механиком на южной окраине Лоди на тихой Гроув-стрит. Их отец, Джерри-старший, прославился тем, что основал производственную компанию Congruent Machine, создавшую популярный макетный нож Proedge, похожий на бренд X-Acto.

Сам Джерри, большой поклонник Дэвида Боуи и Ramones, тоже искал себя в музыке. Он попросил на Рождество бас-гитару, прислушавшись к мудрому совету одноклассника, который заметил, что на четырехструнном басу играть проще, чем на шестиструнной гитаре^[81]. Гитару Джерри получил в феврале 1977 года в качестве запоздалого подарка, но не смог сразу найти инструменту применение. Любопытство взяло верх над новоиспеченным рокером, когда он начал встречаться с девушкой, которая жила по соседству с Мэнни Мартинесом; в один прекрасный день Джерри решился зайти в гараж к Мартинесу, где барабанщик и Гленн, согнувшийся над электронным пианино, репетировали свои номера.

Общительный Кайафа, игравший в старших классах в американский футбол и названный своими одноклассниками самым популярным, быстро нашел общий язык с Гленном на почве расцвета панк-рока. Им обоим особенно полюбились британские панк-группы, которые пока что не заявили о себе в Соединенных Штатах. Среди них были The Damned, чьи преисполненные фузза синглы^[82] «New Rose» и «Neat Neat Neat» воспевали их буйное поведение; The Adverts, которые отличались импульсивной подростковой неугомонностью, которую вскоре воспроизведут сами Misfits; Generation X, чей вокалист Билли Айдол притягивал слушателей голосовыми модуляциями, радостно давая всем понять, что ему море по колено; и, конечно, Sex Pistols, самая нашумевшая группа из британской волны панк-рока – пылкая, яркая, вечно угрожавшая общественному порядку. Гленн посчитал, что общительный и располагающий к себе Кайафа хорошо впишется в ряды Misfits, и пригласил его в группу. Их трио стало регулярно репетировать, придавая реальную форму тем мощным песням, которые вертелись у Гленна в голове.^[83]

Misfits отыграли свой первый концерт менее чем через месяц после того, как Джерри присоединился к группе, в набирающем популярность баре CBGB в Нью-Йорке в районе Бауэри (говорят, что Гленн, бесконечно уверенный в себе и проникшийся истинным духом панка, забронировал это выступление еще до того, как у Misfits определился состав). Выступление состоялось 18 апреля 1977 года, в тот же вечер, когда президент США Джимми Картер обратился к стране и изложил свой план из десяти пунктов по охране окружающей среды, чтобы снизить растущую зависимость от природных ресурсов (это предшествовало печально известной речи «Кризис доверия», произнесенной Картером в 1979 году). Еще в тот же вечер произошло солнечное затмение. Однако, Гленна, от глаза которого ничего не ускользало, больше заботил наряд его басиста, который тот выбрал для дебютного выступления группы на публике. Анцалоне возмутили кричащие платформы с открытым носком и расшитые блестками штаны в облипку, которые надел поклонник глэма Джерри, причем возмутили настолько, что солист чуть не отменил выступление. Он не хотел, чтобы из-за внешнего вида их группу сваливали в одну кучу с бесконечными подражателями New York Dolls, которые в то время заполонили панк-сцену Манхэттена. Однако в последний момент Гленн смягчился, вышел на сцену вместе с Джерри и списал этот случай на недопонимание при выборе образа, в котором Misfits хотели предстать.^[84]

Ирония заключалась в том, что из всех Misfits именно Джерри вскоре сросся с модой панка: он покрасил свои темные каштановые волосы в ярко-синий, начал носить на шее замок на цепочке и обзавелся кожаной мотоциклетной курткой, как и завсегдатаи района Бауэри Ramones; только у него на спине красовалась надпись «THE MISFITS», а Ramones не рекламировали себя настолько бесцеремонно. В первые годы Джерри часто был более ярким представителем контркультуры, чем Гленн, который изначально предпочитал носить мягкую коричневую кожаную куртку поверх расстегнутой сорочки, а весь его образ подчеркивала косматая грива, спадающая чуть ниже ушей; в таком виде он был похож на обычного уличного хулигана из Нью-Джерси. Но в чем-то Кайафа оказался более приземленным, чем его товарищ по группе: сразу после окончания школы Джерри работал двенадцатичасовые смены в механическом цехе своего отца в городе Патерсон. Позже Кайафа вспоминал тот изматывающий образ жизни: он всю ночь проводил на Манхэттене, а затем ехал сразу в Патерсон, смывал панк-рокерский грим в туалете для персонала и на весь день вставал к станку. «Было трудно, – признался он в интервью журналисту Дэниелу Расселлу. – Но, если бы мои предшественники ничем не жертвовали, панк никогда бы не обрел такой популярности».^[85]

Через месяц после своего дебютного выступления Misfits отложили в сторону вопросы, касающиеся выбора костюмов, и записали в студии Rainbow на Манхэттене свой первый сингл – «Cough/Cool».^[86] «Cough/Cool» полностью развеивает впечатление о Misfits как о глэм-группе: песня строится вокруг бездонной ямы из интроверсии, атмосферы и драматургии. Песня написана в форме потока сознания и своим ритмом напоминает ужасающий, лихорадочный ночной кошмар поэта-битника^[87] («Окуни свое лицо во тьму, харкай кровью, когда ты кашляешь холодным, холодным, холодным кашлем») на фоне странного, непрекращающегося скуления синтезатора и заикающихся барабанов. Сильный вокал Гленна ни с чем невозможно перепутать; когда он протягивает ноты, они триумфально возвышаются над остальным лоу-фай^[88] шумом. Эта двухминутная композиция имеет в начале разреженное построение и набирает обороты с такой интенсивностью, что к концу слушатель чувствует себя завернутым во влажное одеяло из аккордов электрического пианино и джазоподобных звуков ударных, свойственных жанру серф^[89]. В последние секунды Misfits отбивают один аккорд, следуя за барабанами Мэнни, вдалбливая описанный кошмар прямо вам в голову до того момента, как песня резко обрывается, что подчеркивается едва слышимым звоном тарелки через секундную паузу. За одно мгновение «Cough/Cool» испаряется, как привидение.

В менее замысловатой песне с оборотной стороны сингла – «She» – со всей злободневностью ситуации пересказывается скандал с похищением Патти Херст^[90]. Эта необузданная и производящая сильный эффект песня рисует портрет девушки, которая любила «греховодить», но не судит свысока «папину дочурку» с «пулеметом в руках». Композиция еще больше сексуализирует уже без того обросшую сенсационными подробностями криминальную историю через скулящий бас Джерри и чистые эмоциональные выкрики Гленна во время припева. В его голосе столько энергии, что на записи можно услышать, как он чуть не добился эффекта искажения одним своим пением; к счастью, частоты выдержали это испытание, и одно из лучших исполнений Гленна осталось в целости и сохранности.

Misfits нарезали пятьсот экземпляров «Cough/Cool» и выпустили этот сингл на своем собственном лейбле, Blank Records, для этого и созданном. На обороте Гленн случайно ошибся в написании фамилии Джерри, назвав его «Кайфа». В ответ басист потребовал, чтобы его называли «Джерри, просто Джерри^[91]». Гленн ловко превратил его просьбу в прозвище «Джерри Онли» – блестящий сценический псевдоним, казалось, не несущий никакого скрытого смысла, в отличие от прозвищ британских героев Misfits Джонни Роттена, Дэйва Ваниана или Гэй Адверт^[92]).^[93] Столь же трудно объяснимой была фамилия, которую в то время взял Гленн Анцалоне – Данциг.

Певец долгое время уклончиво отвечал на вопросы о происхождении своего псевдонима: долгие годы он настаивал на том, что Данциг – это его настоящее, данное при рождении имя, да и сейчас он говорит лишь о том, что существует некая родственная связь между ним и одноименным польским городом на берегу Балтийского моря (ныне известным как Гданьск). Однако среди приближенных к семье Анцалоне ходит молва, что Гленну просто полюбился порт Данциг – живописное место с замысловатой готической архитектурой, возведенной еще в 1300-х годах. Юный Анцалоне посетил этот город во время поездки за границу после окончания школы и решил взять его название в качестве своего собственного имени. Со временем Гленн официально сменил свою фамилию с Анцалоне на Данциг, по всей видимости, спустя несколько лет после распада Misfits.

К октябрю 1977 года Misfits надоел тот приглушенный звук, который издавало пианино Гленна – они намеревались играть более агрессивный панк. Группа отказалась от электропианино Данцига, позволив солисту сосредоточиться на вокале; в качестве гитариста в коллектив пригласили друга детства Джерри Фрэнка Ликату. Ликата, еще один уроженец Лоди (младший ребенок и единственный мальчик из четырех детей), играл на гитаре с самого детства, то бросая, то снова начиная, и считал своими кумирами гитариста Дэвида Боуи Мика Ронсона, Ramones, а также легенд блюза Бадди Гая и Уилли Диксона. С зализанными назад светлыми волосами и плотно прилегающими к глазам темными очками Фрэнк, которого Гленн окрестил Франше Кома, видимо, обыгрывая название восточного «вольного региона» Франции Франш-Конте, выглядел в точности как хулиган-гризер^[94], которые для пригородов Америки 1970-х уже были пережитком прошлого.

Присущий Ликате отрывистый, агрессивный стиль ударов медиатором по струнам сверху вниз, позаимствованный у неистового гитариста Джонни Рамона, подтолкнул Misfits к тому злому, грубому звучанию, к которому они стремились. Несмотря на минимальное технологическое оснащение, Ликата смог извлечь свирепый, сверлящий звук из своего инструмента, который, казалось, непрерывно рычал, когда музыкант выдавал аккорды. Однако, что касается написания текстов песен – буквенных гаек и болтов, скрепляющих композицию воедино, – здесь главной силой выступал Данциг. Гитарист тверд в своей оценке, что «все писал Гленн, [все] слова и мелодии», хотя он признается, что иногда они вместе работали над тем, чтобы привести в должный вид гармонию для особенно сложной песни. «Мы записали рабочую версию песни “Who Killed Marilyn?”, которая сильно отличалась от того сингла, который он выпустил позже, – вспоминает Фрэнк. – В ней больше бэк-вокала, это было что-то вроде уступки с его стороны… было мощно. Но в то время он, или мы, решили не давать ей ход».^[95]

Джерри Онли видит ситуацию с авторством песен немного иначе. В 2003 году басист заявил – как и много раз до этого, – что он и другие члены Misfits написали по крайней мере четверть или даже треть от всего их репертуара, включая различные вступительные риффы для гитары и аранжировки песен, и что Гленн был указан в качестве автора только для того, чтобы удовлетворить его эго («У Гленна был реальный бзик на то, чтобы все было записано на его имя, и все в таком роде»). Со временем Онли признал, что Данциг, которого он считает «отличным автором песен», написал львиную долю текстов Misfits^[96], но иногда не без помощи.

«Бывало, что я подкидывал ему реплику, потому что он мямлил что-то невнятное, – сказал Онли в 1998 году. – Например, в “Devil’s Whorehouse” есть строчка “Ночное время – для полуночных месс”. Я подумал, что во время репетиции он именно так и спел, и сказал ему: “Вот это крутая строчка”. А он ответил: “Да…”, – и записал ее».^[97]

Помимо тех обязательных препятствий, с которыми в 1977 году сталкивалась любая панк-рок-группа – нехватка денег, отсутствие авторитета, не полностью налаженная сеть контактов в андеграунде – Misfits столкнулись и с другими проблемами. Примерно в начале октября 1977 года в гараже Мартинеса взорвался котел, повредив барабанную установку Мэнни и усилители, которые участники группы хранили там для репетиций. Спустя несколько недель, за считанные часы до своего премьерного живого выступления с группой в клубе Eddie’s Lounge в соседнем городке Тинек, Ликата по рассеянности положил свою роскошную гитару Gibson Explorer на одну из зажженных кухонных плит. Инструмент, к счастью, все еще лежал в чехле, но это происшествие серьезно испугало и без того сильно волновавшегося Ликату, который до этого никогда не выступал на публике.

Но вместе с тем группа добилась и некоторого прогресса. Фрэнк Ликата хорошо помнит их выступление в начале 1978 года на разогреве у отколовшегося от своей предыдущей группы певца Ричарда Хэлла, известного своими альбомами Blank Generation и Destiny Street, в заведении Show Palace в Дувре. Тогда Misfits произвели фурор («Зал был забит до отказа, – вспоминает гитарист. – И мы, без сомнения, его порвали. Зрители запрыгивали на столы… все сходили с ума!»).^[98] Примерно в то же время группе представилась отличная возможность заявить о себе благодаря ошибке, которую допустил один из самых престижных лейблов звукозаписи в стране. В ноябре 1977 года Mercury Records – чикагский лейбл, основанный в 1945 году и известный выпуском пластинок самых разных жанров – готовил к распространению дебютный альбом авангардной панк-группы из Кливленда Pere Ubu, чьи экспериментальные кошачьи завывания уже были запечатлены на нескольких синглах их собственного издания. Планировалось, что пластинку Pere Ubu под названием The Modern Dance выпустит дочерний лейбл Mercury – Blank. Эта компания не имела никакого представления о существовании Misfits или о том, что всего несколькими месяцами ранее группа опередила ее, официально зарегистрировав на себя торговую марку «Blank». После звонка от рассерженного Данцига руководство Mercury согласилось предоставить Misfits студию звукозаписи на тридцать часов, чтобы те записали альбом (с возможностью его выпуска на лейбле), в обмен на единоличное владение названием «Blank».

Misfits, которых это предложение привело в восторг, забронировали свои тридцать бесплатных часов на студии C.I. Recording Studios в Нью-Йорке на январь.^[99] Однако еще до того, как началась звукозаписывающая сессия, группа решила уволить Мэнни Мартинеса. Помимо обвинений в том, что барабанщик не относился к делу достаточно серьезно и часто оказывался слишком пьяным, чтобы выступать, Misfits ссылались на творческие разногласия, утверждая, что его любовь к участию в джем-сейшенах^[100] в стиле Карлоса Сантаны были несовместимы с духом панка. На место Мартинеса был приглашен прошедший школу Koo-Dot Джим Катанья. Катанья – сдержанный, добродушный человек с волосами, свисавшими до плеч, и неизменно стоическим выражением лица – и его прямолинейная манера игры на барабанах дали Misfits стержень, необходимый для того, чтобы группа прочно встала на ноги. Катанья играл без излишеств и безошибочно держал ритм. Его стиль, определенно, напоминал вольный, но он никогда не загромождал музыку, а только стимулировал ее течение. Изначально Катанья, прозванный Мистером Джимом, присоединился к Misfits в шутку, но он быстро понял потенциал группы. Его впечатлил «невероятный талант» Гленна, который, в свою очередь, заставил группу «хотеть сделать как можно больше [и] взяться за все, за что мы могли взяться».^[101]

В январе воодушевленный квартет вошел в здание лейбла C.I. и записал семнадцать песен (чтобы сэкономить время, Джим Катанья играл на студийной барабанной установке, которой в то время для разных проектов также пользовался легендарный соул-барабанщик Бернард Перди). В работе над альбомом принимал участие звукорежиссер Mercury Records Дэйв Ачелис, в числе продюсерских заслуг которого к тому времени было сотрудничество с группой New York Dolls, великим джазовым музыкантом Дэйвом Брубеком и множество рекламных песен на радио. Ачелис обеими руками ухватился за возможность поработать с начинающей панк-группой, от которой отказались другие звукорежиссеры C.I., поскольку репертуар группы кардинально отличался от того материала, который он привык записывать. Любые опасения по поводу непрофессионализма и грубого характера панк-рокеров отпали практически сразу. Ачелис обнаружил, что Misfits – талантливые, сосредоточенные музыканты, которые не отвлекались на наркотики, а потому записали много материала для своего дебютного альбома. Он также обратил внимание на иерархию группы. «Гленн, без сомнения, был главным, – рассказывает Ачелис. – Но они с Джерри были очень близки. Их отношения напоминали мне Стивена Тайлера и Джо Перри. Джерри, безусловно, вносил большой вклад в работу, и его игра во многом определяла саму музыку. Своим басом он добавлял звуку мощности. Это было типичное для панк-рока звучание баса: очень быстрое и энергичное».^[102]

Значительная часть материала, записанного Misfits для дебютного альбома, не слишком далеко ушла от «Cough/Cool», несмотря на то, что ребята теперь играли на более традиционных для рок-группы инструментах. Такие песни, как «Static Age» и «TV Casualty» – две истории о бестолковом сидении перед телевизором, не говоря уже о мрачной истории убийства «Theme for a Jackal», представляют собой угрюмый монотонный гул в стиле их предыдущего сингла, построенный вокруг одного или двух аккордов и нерифмованных стихов Данцига. Однако вместе с тем Misfits искали более прямолинейный подход к написанию песен. «Some Kinda Hate» (которая, видимо, являлась ответом на песню Velvet Underground «Some Kinda Love») несется вперед на твердом, но качающемся из мажора в минор риффе, маневрируя между своими короткими куплетами и тягучими припевами, состоящими из заразительного, но неразборчивого пения. Ускоряющая пульс композиция «Hybrid Moments» во многом обязана своим романтическим драматизмом влиянию Роя Орбисона. В то же время это задорная рок-бравада, золотая середина между классическим мелодичным подходом 1950-х годов и серьезной чувственностью Black Sabbath. Похожим образом пятиминутная баллада «Come Back» в своем стремлении походить на песню Элвиса опирается на типичную аккордовую последовательность, характерную для периода зарождения того жанра, в котором играл Король.

Гленн Данциг всегда считал своими кумирами среди вокалистов Орбисона, The Righteous Brothers и Джима Моррисона. Однако нельзя не признать, что голос Гленна, особенно на ранних стадиях его формирования, был удивительно похож на голос Элвиса Аарона Пресли, Короля рок-н-ролла, красавца хоть куда, который своим голосом, существовавшим вне диапазонов, (и непристойными движениями тазом) изменил ход развития популярной музыки. Безусловно, Данцигу нравился Элвис, поскольку Гленн на протяжении всей своей карьеры делал каверы на разные песни, прославленные исполнением Пресли. Тем не менее, вряд ли Данциг считал его тем человеком, которым стоит восхищаться. В конце концов, Элвис был известен тем, что пользовался услугами сторонних авторов песен и редко (если вообще когда-либо) сочинял музыку самостоятельно. Также к середине 1970-х годов Элвис превратился в настолько плоскую и нелепую пародию на самого себя, что это чуть не обесценило все то, чего он добился ранее. Орбисон и The Righteous Brothers были достаточно умны, чтобы сконцентрироваться на работе и не попасть в ловушку собственной славы. Правда, о Моррисоне этого не скажешь, но его преждевременная кончина не дала ему превратиться в такого же пухлого, одержимого карате чудака, каким стал Элвис. Тем не менее Король повлиял не только на вокал Данцига: Гленн перенял его фирменную развязную манеру (пусть и обратил ее в нечто более зловещее), а до появления на лице густых бакенбард оставалось всего десять лет.

Если и можно найти единую лирическую тему, проходящую красной нитью через весь тот материал, который Misfits записали в студии C.I. в начале 1978 года, то это тот мотив, к которому Данциг будет возвращаться снова и снова: власть. Герои его песен либо высокомерно хвастаются ей («Мы хотим, нам надо, мы берем!» – кричит холодный, бесчувственный лидер инопланетян в песне «Teenagers from Mars»), либо с трудом пытаются ее сохранить («Attitude»), либо ощущают пустоту, образовавшуюся после ее потери («Come Back», в которой страдающий Данциг умоляет свою любовь вернуться и укусить его за лицо вместо того, чтобы поцеловать). Неблаговидные образы в некоторых из этих песен, включая гниющих червей и распухшие трупы, используются не для комического эффекта, как в «Texas Chainsaw Massacre» группы Ramones или у Джима Кэрролла в зловещем гимне вечеринок «People Who Died». Напротив, эти видения или ситуации описываются очень буднично, словно для Misfits это привычный образ жизни. И, насколько в то время было известно, так оно и было.

В феврале группа смикшировала четырнадцать из семнадцати песен, записанных на шестнадцатидорожечную кассету, и представила Mercury готовый альбом, предварительно названный Static Age, в надежде, что лейбл воспользуется своим правом на его выпуск. Misfits получили ответ только в июне, и он был отрицательным: лейбл решил не издавать их дебютную пластинку. Несмотря на то что альбом Pere Ubu The Modern Dance очаровал своей суровой деконструкцией рока таких уважаемых критиков, как обозреватель еженедельника «Village Voice» Роберт Кристгау, пластинка не оправдала оптимистичных ожиданий Mercury с точки зрения продаж. Знаменитый лейбл, основную прибыль которому приносили безликие поп-звезды вроде Рода Стюарта и Bachman-Turner Overdrive, отказался от дальнейшего сотрудничества с Pere Ubu и на высшем уровне принял решение больше не делать рискованных ставок ни на какую панк-группу – особенно на никому толком не известный коллектив из отдаленного уголка Нью-Джерси. Misfits разочаровало это решение (как и решение более дружелюбных по отношению к панку лейблов, например, Sire Records предпринимателя Сеймура Стейна и нового дома Pere Ubu Chrysalis, также отказавшихся от записи)^[103], но они не отчаялись. «Панк-рок был рынком синглов, – отметил Франше Кома. – Ну, не вышел альбом; да, это было фигово, но мы вышли из положения и выпустили сингл “Bullet” [в июне того же года]»^[104].

«Bullet», одна из последних песен Misfits, записанных для Static Age, представляла собой леденящий душу рассказ об убийстве Джона Кеннеди, который Гленн написал в виде стихотворения в 1974 году.^[105] Песню характеризует четкое звучание с первых же строк, как и интенсивный поток музыки с самой первой секунды. Несомненно, она передает все безумие и хаос той ситуации («Размозженная голова президента бьется о бетон. / Катись, Джонни, катись»). В последнем куплете эта бешеная песня становится извращенной сексуальной фантазией, где Гленн сообщает вдове президента Жаклин Кеннеди о том, что его семя – это единственное, что позволит ей избежать «бедности и лишений». И снова в тексте Данцига описывается демонстрация силы, на этот раз на фоне одного из самых кровавых и шокирующих инцидентов в истории. Во многих отношениях «Bullet» является дополнением к скандальной статье 1967 года «Не вошедшее в книгу о Кеннеди» журналиста Пола Краснера, в которой утверждалось, что новоиспеченный президент Линдон Б. Джонсон якобы осуществил сексуальную пенетрацию свежих ран Джона Кеннеди во время перелета из Далласа домой. Статья представляла собой озорной розыгрыш и одурачила многих наивных американцев; «Bullet» – это всего лишь песня, но в то же время она по-своему сексуализирует это чудовищное событие.

Гленн Данциг был не единственным представителем первого поколения панк-рока, которого глубоко потрясло поразительно кровавое убийство Кеннеди и вплетение этих кадров в культурную жизнь Америки. Уроженец Колорадо Эрик Буше причисляет фильм Запрудера^[106] к самым ранним воспоминаниям из своего детства; зло и цинизм этого преступления – в большей степени, чем откровенное проявление насилия – к юности сформировали характер Буше и привели начинающего артиста в Сан-Франциско, где он искал способ выплеснуть их наружу. За полгода до того, как Misfits выпустили «Bullet», Буше отыскал единомышленников, вместе с которыми он основал нашумевшую, вдохновленную серфом панк-группу Dead Kennedys.^[107] Несмотря на то что Dead Kennedys были готовы прибегать к столь же излишне шокирующим решениям, как кровавая обложка сингла «Bullet» – на их мини-альбоме 1981 года In God We Trust, Inc. было изображено распятие Иисуса на кресте, сделанном из долларов,^[108] – они так и не стали столь же кровожадными, а также никогда не упоминали в песнях события на площади Дили Плаза (когда в 1979 году один журналист высказал мнение, что название группы является бестактным, гитарист DK Ист-Бэй Рэй ответил ему: «Те убийства тоже были не слишком тактичными»)^[109]. Группа из Сан-Франциско никогда не высказывала своего мнения о Misfits или сингле «Bullet», но в конце концов они навлекли на себя гнев Гленна Данцига из-за творческих сходств, не связанных с тридцать пятым президентом США.

Три другие песни, записанные Misfits в студии C.I., вошли во второй сингл группы. Трек «We Are 138» берет более медленный, размеренный темп и позволяет музыкантам отдышаться, пока они радостно повторяют эту странную мантру; в язвительной композиции «Attitude» веселая мелодия скрепляет возбужденные, агрессивные слова, посвященные тем проблемам, которые Данцигу доставляет соперник – и это был первый намек на то, что группа может конкурировать с Ramones; «Hollywood Babylon», песня, отсылающая слушателя к эпохе разгула подростковой преступности во времена Эйзенхауэра: гитара издает раскатистые звуки, словно мотоцикл, разъезжающий по пустому шоссе, а мощный, ревущий вокал Гленна задувает слушателю в уши сильный ветер (в «Hollywood Babylon» также находит четкое отражение одержимость певца Мэрилин Монро, поскольку песня заимствует название у скандальной книги Кеннета Энгера 1965 года о похождениях видных жителей «города мишуры», в которой рассказываются грязные подробности смерти Монро, а на обложку книги было помещено ее изображение в платье с глубоким декольте).^[110]