Джеймс Дэшнер
Бегущий по Лабиринту
Глава тринадцатая
При упоминании о гриверах у Томаса учащенно заколотилось сердце – трудно было вспоминать о чудовищах без содрогания. Но ему стало любопытно, почему мертвый гривер наделал такого переполоха. Неужели раньше они не сталкивались с подобным?
Вид у Алби был недоверчивый, словно ему пообещали, что сейчас за спиной у него вырастут крылья, и он сможет взлететь.
– Сейчас не самое подходящее время для шуток, – сказал он.
– Знаешь, на твоем месте я бы тоже не поверил, – ответил Минхо. – Но я видел эту дохлую тварь собственными глазами, можешь не сомневаться.
Определенно ничего подобного раньше не происходило, подумал Томас.
– Значит, ты обнаружил мертвого гривера, – задумчиво повторил Алби.
– Верно, – немного раздраженно подтвердил Минхо. – Он в паре миль отсюда, недалеко от Обрыва.
Алби посмотрел в просвет в стене, потом снова на бегуна.
– Ну хорошо… А почему ты не притащил его с собой?
Минхо издал смешок, который больше походил на недовольное фырканье.
– Чувак, ты чего, огненного соуса Фрайпана перебрал? Да они по полтонны весят! И вообще, я не прикоснусь ни к одной из этих тварей, даже если мне пообещают выход из Лабиринта!
– Как он выглядел? – спросил Алби. – Он хоть немного шевелился? Железные шипы на теле были выпущены? А кожа скользкая?
Томаса распирало от любопытства. Железные шипы? Скользкая кожа? Да о чем они вообще?.. Однако он продолжал молчать, стараясь не напоминать о своем присутствии. Вряд ли подобные темы следовало обсуждать при посторонних.
– Короче, старик, – сказал Минхо. – Ты должен сам посмотреть на него. Тут есть какая-то странность.
– Странность? – удивленно переспросил Алби.
– Чувак, я чертовски устал, хочу жрать, и вдобавок мне солнцем напекло башку. Но если настаиваешь, можем туда смотаться. Как раз успеем вернуться к закрытию Ворот.
Алби посмотрел на часы.
– Лучше отложим до утра.
– Самое умное, что я услышал от тебя за последнюю неделю. – Минхо выпрямился, шутливо ткнул Алби кулаком в плечо и, слегка пошатываясь, побрел к Хомстеду.
По-видимому, боль в теле не позволила ему оглянуться, так как он, уходя, крикнул через плечо:
– По идее, я обязан вернуться назад в Лабиринт, но мне по фигу. Пойду навещу Фрайпана и чего-нибудь пожую.
Томас был немного разочарован. Он понимал, что Минхо устал и ему требовалось отдохнуть и поесть, но все равно хотелось разузнать побольше.
Алби неожиданно повернулся к нему.
– Если ты что-то знаешь, но скрываешь…
Томасу до чертиков надоело, что его обвиняют в сокрытии какой-то информации. Неужели у них других проблем нет? Ведь он действительно ничего такого не утаивал.
– За что ты меня так ненавидишь? – прямо спросил он, глядя Алби прямо в лицо.
На лице Алби отобразились одновременно смущение, гнев и удивление.
– Ненавижу тебя? Ты так ничему и не научился с тех пор, как вылез из Ящика, придурок! Речь тут идет не о ненависти, симпатии, любви, дружбе или прочей ерунде! Все, о чем мы тут думаем, – как бы выжить. Так что забудь бабьи замашки, шанк, и включай гребаные мозги, если они у тебя есть!
Томасу будто дали пощечину.
– Но… почему ты продолжаешь обвинять…
– Потому что совпадения быть не может, балда стебанутая! Сначала появляешься ты, на следующий день – эта девчонка с непонятным посланием, потом на тебя набрасывается Бен, а теперь еще гриверы дохнуть стали! Что-то здесь не так, и я не успокоюсь, пока не разберусь, что именно!
– Я ничего не знаю, Алби, – твердо сказал Томас. Кажется, сейчас был удачный момент для того, чтобы проявить характер. – Я даже не знаю, чем занимался три дня назад, и тем более не в курсе, почему Минхо наткнулся на труп существа, которое вы называете гривером! Так что отвали!
Алби отпрянул назад и несколько секунд оторопело глядел на него. Затем сказал:
– Не кипятись, Шнурок. Взрослей и начинай соображать. Никто никого ни в чем не обвиняет. Но если что-то вспомнишь, если что-то тебе покажется знакомым, сразу скажи. Пообещай.
Не раньше, чем ко мне вернутся воспоминания, – подумал Томас. – И не раньше, чем я сам захочу делиться ими.
– Я думаю… Ладно, но…
– Просто пообещай!
Томас замолчал. Алби и нажим, с каким он действовал, ему порядком опротивели.
– Обещаю, – наконец ответил он. – Если что вспомню, сообщу.
Алби кивнул, развернулся и, не произнеся более ни слова, пошел прочь.
Томас выискал самое раскидистое дерево на опушке леса около Могильника – оно давало наибольшую тень. Возвращаться назад на ферму к Мяснику Уинстону он побаивался. Томас понимал, что необходимо поесть, но ему не хотелось никого ни видеть, ни слышать, поэтому он предпочел остаться в одиночестве до тех пор, пока его не хватятся. Он сидел, опершись на толстый ствол дерева, и мечтал хотя бы о слабом ветерке, но ветра не было.
Томас уже почти задремал, когда тишину и покой нарушил Чак.
– Томас! Томас!.. – кричал мальчишка, на ходу размахивая руками. На лице его читалось сильнейшее возбуждение.
Томас потер глаза и недовольно застонал; больше всего на свете ему сейчас хотелось немного поспать. Он поднял глаза на Чака только тогда, когда услышал прямо перед собой его учащенное дыхание.
– Чего тебе?
– Бен… Бен… он… не умер, – с трудом выдавил Чак, пытаясь отдышаться.
Услышав это, Томас подскочил как ужаленный. От усталости ни осталось и следа.
– Что?!
– Он… не умер. За ним пошли чистильщики… стрела не задела мозг… Медаки его кое-как залатали.
Томас оглянулся на лес, где прошлым вечером на него напал обезумевший глэйдер.
– Ты что, издеваешься? Я сам его видел…
Он не умер? Томас не мог бы сейчас ответить, что сейчас чувствовал сильнее: смятение, облегчение или страх оттого, что на него снова могут напасть…
– Ага, и я его видел. Со здоровенной повязкой на голове, – ответил Чак. – Его заперли в Кутузке.
Томас снова повернулся к нему.
– Кутузке?.. В каком смысле?
– Да, в Кутузке. У нас с северной стороны Хомстеда устроена тюрьма. – Чак ткнул пальцем в сторону дома. – Его упекли так быстро, что медакам пришлось оказывать ему помощь прямо в камере.
Томас потер глаза. Он понял, что на самом деле чувствовал, и от этого стало стыдно, – он испытал облегчение, решив, что Бен погиб и больше не придется его бояться.
– И что теперь с ним будет?
– Утром был Совет кураторов на эту тему. Принято единогласное решение. Теперь, думаю, этот шанк очень сильно жалеет, что стрела сразу не проткнула ему гнилые мозги.
Томас искоса посмотрел на Чака.
– О чем ты говоришь?
– Сегодня вечером его ждет Изгнание. За то, что пытался тебя убить.
– Изгнание? А это еще что такое? – спросил Томас, хотя он и догадывался, что ничего хорошего за этим словом не кроется, раз Чак считал его чем-то похуже смерти.
Но тут Томас увидел, пожалуй, самое страшное из всего, чему стал свидетелем с момента прибытия в Глэйд: Чак улыбался. Улыбался, несмотря на весь ужас новости, которую принес.
Ничего не ответив, Чак развернулся и побежал прочь – видимо, чтобы поделиться потрясающим известием с кем-нибудь еще.
Вечером, когда над Глэйдом начали сгущаться сумерки – примерно за полчаса до закрытия проходов, – Ньют и Алби собрали всех глэйдеров у Восточных Ворот. Бегуны вернулись совсем недавно и тут же скрылись в таинственном Картохранилище, задраив за собой тяжелую стальную дверь. Минхо уже находился там. Алби попросил бегунов закончить свои дела как можно скорее и выделил им на все про все двадцать минут.
Тот факт, что Чак улыбался, сообщая весть об Изгнании Бена, все еще тревожил Томаса. Он понятия не имел, что скрывается за наказанием, но был уверен – нечто страшное. Особенно если учесть, что все они собрались прямо у выхода в Лабиринт. Неужели они хотят выдворить его наружу? – размышлял он. – Прямо к гриверам?
Гнетущая атмосфера ожидания чего-то зловещего нависла над толпой, словно грозовая туча. Глэйдеры напряженно перешептывались. Томас молча стоял, скрестив на груди руки, и терпеливо ожидал представления. Наконец бегуны покинули будку. Выглядели они очень уставшими, на лицах по-прежнему оставалось напряженное выражение глубокой задумчивости. Минхо вышел первым: это навело Томаса на мысль о том, что он был их куратором.
– Давайте его сюда! – скомандовал Алби, заставив Томаса вздрогнуть и очнуться от дум.
Томас опустил руки, повернулся и стал выискивать глазами Бена, с беспокойством думая, как поведет себя обезумевший юноша, когда его увидит.
Из-за дальнего угла Хомстеда показались три крепких парня, которые буквально волокли Бена по земле – тот отказывался идти самостоятельно. Одежда на мальчике была изорвана настолько, что едва держалась, а голову и лицо прикрывала толстая, мокрая от крови повязка. Он походил на мертвеца – таким же Томас видел его последний раз на кладбище. За исключением одной детали: теперь его глаза были открыты и полны страха.
– Ньют, – сказал Алби очень тихо. Не находись Томас всего в нескольких футах рядом, он бы не расслышал слов. – Неси шест.
Ньют, очевидно, ожидал приказа, поэтому кивнул, уже направляясь к небольшому сараю с садовым инвентарем, стоявшему на Плантации.
Томас снова перевел взгляд на Бена и его конвоиров. Несчастный по-прежнему не пытался сопротивляться, позволяя волочить себя по пыльным камням. Поравнявшись с толпой, конвоиры поставили Бена прямо перед Алби, и пленник лишь безвольно свесил голову, не решаясь глядеть никому в глаза.
– Ты сам виноват, Бен, – бросил Алби, покачав головой, и посмотрел на сарай, к которому пошел Ньют.
Томас проследил за его взглядом: Ньют как раз вышел из перекошенного дверного проема с несколькими алюминиевыми трубами в руках и принялся соединять их в единый шест, футов двадцати в длину. Закончив, он закрепил на одном из концов какой-то странный предмет и потащил готовую конструкцию к толпе. У Томаса мурашки побежали по спине, когда он услышал жуткий скрежет, с которым труба волочилась по камням.
Он был ужасно напуган всей этой процедурой и почему-то никак не мог отделаться от чувства ответственности за случившееся, хотя и понимал, что ничем Бена не провоцировал. Несмотря на это, Томас сильно переживал. Что он сделал не так? Ответа не было, но угрызения совести все равно продолжали грызть его изнутри, словно язва.
Наконец Ньют подошел к Алби и передал тому конец шеста. Только теперь Томас смог рассмотреть странный предмет, который прикрепил Ньют к противоположному краю: к железной трубе толстой проволокой была прикручена петля из грубой кожи. Большая застежка в виде кнопки указывала на то, что петля могла открываться и закрываться. Назначение механизма стало очевидным.
Это был ошейник.
Глава четырнадцатая
Томас наблюдал, как Алби расстегнул ошейник и надел его на шею Бену. Когда кожаная петля с громким шлепком сомкнулась, Бен поднял голову. Его глаза застилали слезы, а из носа бахромой свисали сопли. Глэйдеры взирали на него в молчаливом ожидании.
– Алби, пожалуйста, – начал умолять Бен таким жалостливым голосом, что Томас засомневался, а тот ли это парень, который днем ранее попытался перерезать ему глотку. – Я клянусь, у меня просто помутилось в голове. Это было секундное помешательство из-за Метаморфозы. Я бы никогда его не убил. Пожалуйста, Алби. Пожалуйста!
Каждое слово, слетающее с уст мальчика, было для Томаса словно удар кулаком в живот; он ощущал себя виноватым все сильнее и сильнее.
Алби не удостоил Бена ответом. Вместо этого он дернул за ошейник, чтобы убедиться, что и на шесте, и на шее Бена тот закреплен как надо. Затем прошел вдоль шеста, оторвав его от земли и проведя ладонью по всей длине. Когда достиг конца шеста, крепко обхватил его и повернулся к толпе. Глаза Алби были налиты кровью, он тяжело дышал, а лицо перекосила злобная гримаса. Внезапно вожак глэйдеров показался Томасу олицетворением зла.
На противоположном конце шеста была совсем иная картина: Бен, дрожащий и плачущий, с петлей из неровно вырезанной старой кожи на бледной худой шее, прикованный к длинной двадцатифутовой трубе. Даже оттуда, где стоял Томас, труба казалась очень прочной – алюминиевый шест если и прогибался в центре, то совсем чуть-чуть.
Алби заговорил громким, почти торжественным голосом, не обращаясь ни к кому конкретно и в то же время ко всем сразу.
– Бен Строитель, Совет кураторов вынес решение. Ты приговариваешься к Изгнанию за попытку убийства Томаса Новичка. Решение окончательное. Ты покидаешь нашу общину. Навсегда.
Долгая, очень долгая пауза.
– Кураторы, занять места у Шеста Изгнания!..
Томас возненавидел Алби за то, что тот публично связал его имя с изгнанием Бена. Чувствовать собственную ответственность было невыносимо. И вот теперь, снова оказавшись в центре внимания, Томас рисковал получить в свой адрес новую порцию подозрений. Ощущение вины трансформировалось в злость и желание обвинить кого-нибудь другого – ему сильнее всего хотелось, чтобы Бен наконец-то исчез, а все поскорее закончилось.
Один за другим из толпы вышли несколько юношей и, подойдя к шесту, крепко взялись за него, словно готовились к игре в «перетягивание каната». Помимо Ньюта, среди них оказался и Минхо, что подтверждало предположение Томаса о том, что он являлся куратором бегунов. Мясник Уинстон тоже занял позицию у шеста.
Десять кураторов расположились с равными промежутками между Алби и Беном: наступило гробовое молчание. Единственным звуком, нарушавшим тишину, были приглушенные всхлипывания Бена, который не переставал вытирать нос и глаза. Он пытался повернуть голову, однако ошейник мешал ему оглянуться назад и увидеть сам шест и кураторов.
В душе у Томаса снова что-то переменилось. Все-таки это было неправильно. Неужели Бен заслужил такую судьбу? Наверняка можно наказать его как-то иначе. Неужели Томас до конца своих дней будет нести груз ответственности за случившееся? Заканчивайте же скорее! – мысленно закричал он. – Пусть это кончится!
– Пожалуйста, – сказал Бен срывающимся от отчаяния голосом. – Пожа-а-а-алуйста! Кто-нибудь, помогите мне! Вы не можете так со мной поступить!
– Молчать! – крикнул Алби.
Но Бен не обращал на него внимания, продолжая умолять о пощаде и дергая кожаную петлю на шее.
– Пожалуйста, остановите их! Помогите мне! Пожалуйста!..
Он переводил жалобный взгляд с одного мальчика на другого, но все неизменно отворачивались, не решаясь посмотреть ему в глаза. Опасаясь встретиться взглядом с Беном, Томас быстро отступил назад, спрятавшись за спиной какого-то высокого парня. Это невыносимо, – подумал он.
– Если бы мы позволяли безнаказанно творить преступления таким шанкам, как ты, община долго бы не протянула, – крикнул Алби. – Кураторы, приготовиться!
– Нет, нет, нет, нет, – слезно заголосил Бен. – Я клянусь, что сделаю все что захотите! Клянусь, что больше это никогда не повторится! Ну пожа-а-а-алуйста!..
Его пронзительный вопль заглушил оглушительный грохот Восточных Ворот, пришедших в движение. Правая стена, скрежеща камнем по камню и высекая снопы искр, заскользила влево, отгораживая Глэйд от ночного Лабиринта. Земля задрожала. Томас понял, что сейчас должно произойти, но не знал, хватит ли у него мужества досмотреть до конца.
– Кураторы, вперед! – скомандовал Алби.
Кураторы толкнули шест перед собой и начали выпихивать Бена за пределы Глэйда – прямо в Лабиринт. Голова Бена резко дернулась назад, и он издал пронзительный сдавленный крик, даже более громкий, чем грохотание закрывающейся стены. Он упал на колени, но один из кураторов, идущий впереди – плотный черноволосый парень со злым оскалом скверных зубов, – тут же рывком поставил его на ноги.
– Не-е-е-ет!.. – закричал Бен, брызгая слюной. Несчастный бился изо всех сил и, вцепившись в ошейник руками, пытался его разорвать. Впрочем, он не мог противостоять кураторам, которые общими усилиями продолжали волочить его к границе Глэйда, выход из которого был уже почти перегорожен правой стеной. – Не-е-е-ет!..
Бен попытался упереться ногами в камень на границе Ворот, но задержал продвижение лишь на долю секунды – несмотря на сопротивление, шест неотвратимо выталкивал его в Лабиринт. Приговоренный извивался всем телом, стараясь освободиться от ошейника, но вскоре оказался за пределами Глэйда. До полного закрытия Ворот оставалось всего несколько секунд.
В последней отчаянной попытке избежать изгнания Бен с силой вывернулся в петле, рискуя сломать шею, и оказался лицом к лицу с глэйдерами. Томас не мог поверить, что перед ним человеческое существо – глаза Бена наполнял дикий страх, изо рта выступала пена, а бледная кожа туго обтягивала кости и раздутые вены. Выглядел он как пришелец из параллельного мира.
– Держать!.. – заорал Алби.
Бен издал протяжный крик, настолько пронзительный, что Томас невольно зажал уши. Это был животный исступленный вопль, от которого у бедняги наверняка разорвались голосовые связки. В последнюю секунду стоявший впереди куратор отсоединил наконечник с прикрепленным ошейником от основной трубы, после чего остальные быстрым движением втащили шест назад, оставив Бена за пределами Глэйда. Он был изгнан, и его последние крики потонули в ужасном грохоте сомкнувшихся стен.
Томас закрыл глаза и почувствовал, как по его щекам потекли слезы.
Глава пятнадцатая
Вторую ночь подряд Томас ложился спать, преследуемый терзающим душу образом Бена. Что бы изменилось, не случись этой истории? Он почти поверил, что чувствовал бы себя вполне комфортно и счастливо, продолжая приспосабливаться к новой жизни, постоянно открывая нечто новое ради заветной цели стать бегуном. Почти… Томас подспудно чувствовал, что Бен – лишь одна из его многочисленных проблем.
И вот теперь Бен исчез; оказался вышвырнутым в мир гриверов, чтобы пасть жертвой чудовищ, которые утащили его туда, куда утаскивают всю свою добычу. Несмотря на то что у Томаса были объективные причины ненавидеть Бена, на первый план вышло чувство жалости.
Томас с трудом представлял, каково это – оказаться в Лабиринте, но последние секунды изгнания Бена, когда тот бился в истерике, брызгал слюной и кричал, моля о пощаде, развеяли в нем последние сомнения в обоснованности главного правила Глэйда: никто не имеет права выходить в Лабиринт, кроме бегунов, да и то лишь в дневное время. Каким-то образом Бен однажды оказался укушенным, значит, лучше любого другого знал, какая судьба ждет его по ту сторону стен.
Бедняга, подумал Томас. Не повезло парню.
Юноша поежился. Чем больше он размышлял над этим, тем менее привлекательной казалась перспектива стать бегуном. И все-таки, как ни странно, его что-то тянуло в Лабиринт.
Рано утром, когда рассвет едва коснулся неба, Глэйд наполнился будничными звуками рабочего дня, разбудившими Томаса, который впервые после прибытия сюда спал по-настоящему крепко. Он сел и потер глаза, стараясь разогнать дремоту, но, сдавшись, снова лег, надеясь, что о нем банально забудут.
Но не прошло и минуты, как кто-то ткнул его в плечо. Открыв глаза, Томас увидел над собой Ньюта. Ну, что еще? – подумал он.
– Поднимайся, бездельник.
– Ага, и тебе доброе утро. Который час?
– Семь часов, Шнурок. Решил дать тебе подрыхнуть подольше после всего, что выпало на твою долю за два дня, – ответил Ньют, издевательски улыбаясь.
Томас сел, проклиная всех и вся за невозможность поспать еще несколько часов.
– Подрыхнуть? Вы что, кучка крестьян каких-нибудь, чтобы так выражаться?
Крестьяне… Интересно, откуда он знает, как изъясняются крестьяне? Томас вновь задумался об избирательности потери памяти.
– Гм… Ну, раз ты сам об этом заговорил… – Ньют уселся рядом, скрестив ноги. Несколько мгновений он молчал, наблюдая за пробуждающимся Глэйдом. – Отправлю-ка я тебя сегодня к копачам. Поглядим, Шнурок, может, их работенка тебе придется по душе больше, чем забой несчастных поросят.
Томасу надоело, что к нему обращаются как к ребенку.
– Может, хватит меня так называть?
– Как? Несчастным поросенком?
Томас хмыкнул и покачал головой.
– Нет, Шнурком. Я больше не самый, что называется, новый новичок, разве не так? После меня прибыла еще девчонка. Вот ее и называй «Шнурком», а меня зовут Томас.
Мысли о девушке снова завертелись в голове, и снова появилось ощущение, будто он был знаком с ней в прошлом. Томасу стало тоскливо. Захотелось увидеть новоприбывшую. Бессмыслица какая-то, – подумал он. – Я даже имени ее не знаю…
Ньют откинулся назад и удивленно поднял брови.
– Ни хрена себе! Да ты, никак, за ночь отрастил яйца и превратился в настоящего мужика!
Томас решил не обращать внимания на издевку и спросил:
– А кто такие копачи?
– Так мы называем парней, которые, отклячив задницу, вкалывают на Плантации – пашут, полют, сажают и все в таком духе.
– А кто у них куратор? – Томас кивнул в сторону огородов.
– Зарт. Классный парень. В смысле, пока сачковать не вздумаешь. Это тот здоровяк, который держал шест за передний конец.
Томас надеялся, что сегодня уже не услышит ни про Бена, ни про Изгнание. Тема вызывала в нем лишь тоску и ощущение вины, поэтому он поспешил заговорить о чем-то другом.
– Почему именно ты меня все время будишь?
– А что, тебе не нравится видеть поутру мою физиономию?
– Не особенно. Ну, так…
Но прежде, чем он успел завершить фразу, Глэйд потряс грохот открывающихся на день Ворот. Томас посмотрел в сторону Восточных Ворот, словно ожидал увидеть Бена, стоящего по ту сторону прохода, но вместо этого заметил потягивающегося Минхо. Бегун неспешно вышел в Лабиринт и что-то поднял с земли.
Это был наконечник шеста с кожаным ошейником. Минхо, который, видимо, был нисколько не удивлен, бросил его одному из бегунов, и тот понес его в сарай с садовыми принадлежностями.
В замешательстве Томас повернулся к Ньюту. Как Минхо может быть настолько равнодушным к тому, что произошло?
– Что за…
– Я видал только три Изгнания, Томми. Будь спокоен, зрелище ничем не лучше вчерашнего. Так вот, каждый раз эти поганые гриверы оставляют ошейник у входа. Как подумаю об этом, так мурашки по коже лезут.
Томас мысленно с ним согласился.
– А что они делают с человеком – после того как поймают?
Интересно, он действительно хотел знать ответ?
Ньют лишь пожал плечами, но не слишком убедительно. Скорее, он просто не хотел об этом говорить.
– Расскажи мне про бегунов, – внезапно попросил Томас.
Слова сорвались с языка непроизвольно: он молча ждал ответа, невзирая на молниеносный порыв извиниться и сменить тему разговора. Хотя юноша видел гривера через окно, он очень хотел узнать все о бегунах. Желание узнать об их работе было настолько же сильным, насколько и необъяснимым. Томас уже не сомневался в своем предназначении.
– Про бегунов? Зачем тебе? – произнес Ньют после долгой паузы. Просьба Томаса его явно озадачила.
– Просто интересно.
Ньют метнул на него подозрительный взгляд.
– Эти парни – лучшие из лучших. А иначе и быть не может. Здесь все зависит от них.
Он подобрал камень и бросил его, задумчиво глядя, как тот, подпрыгивая, катится по земле.
– А почему ты не с ними?
Ньют резко повернулся к Томасу.
– Был до того момента, пока не повредил ногу несколько месяцев назад. Она так и не зажила, блин.
Он невольно потянулся рукой к лодыжке и потер ее. Легкая гримаса боли, перекосившая лицо Ньюта в этот момент, была вызвана, как показалось Томасу, не физическим страданием, а неприятными воспоминаниями.
– Как это произошло? – спросил Томас, решив выудить из него как можно больше информации.
– Драпал от чертовых гриверов, как еще? Чуть было не попался. – Ньют помолчал. – До сих пор вздрагиваю при мысли, что был на волосок от Метаморфозы.
Метаморфоза. Томас был убежден: когда он поймет, что это такое, многие вопросы отпадут сами собой.
– А кстати, что это такое? Какие-то изменения? Неужели после этого все становятся такими же психами, как Бен, и набрасываются на людей?
– Случай Бена нетипичен. Ты, кажется, хотел о бегунах поговорить? – Тон Ньюта недвусмысленно намекал на то, что тема Метаморфозы закрыта.
Это лишь сильнее разожгло любопытство, но Томас был рад и тому, что разговор снова возвращается к бегунам.
– Хорошо. Я весь внимание.
– Как я сказал, они лучшие из лучших…
– И как вы их отбираете? Смотрите, кто быстрее бегает?
Ньют одарил Томаса снисходительным взглядом и громко вздохнул.
– Слишком узко мыслишь, Шнурок. Или Томми, если тебе будет угодно. Скорость бега – только часть качеств бегуна. И очень маленькая часть, надо сказать.
– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Томас.
– Когда я говорю «лучшие из лучших», то имею в виду – лучшие во всем. Чтобы выжить в этом долбаном Лабиринте, надо быть умным, быстрым и сильным. Надо уметь принимать решения и правильно оценивать степень риска, на который можешь пойти. Безрассудству там нет места. Как и излишней осторожности. – Ньют откинулся назад, опершись на локти, и вытянул ноги. – Да и чертовски страшно там. Я совсем не тоскую по тем временам.
– А я думал, гриверы только по ночам вылазят.
Пусть ему и предначертано судьбой стать бегуном, но нарваться на одну из этих гадин очень не хотелось.
– Обычно да.
– Тогда чего там бояться?
О каких еще ужасах Томасу предстояло узнать?
– Напряжения, стресса, – вздохнул Ньют. – Схема Лабиринта меняется каждый день. Приходится постоянно держать в уме расположение стен, а потом еще наносить их на долбаные карты. Но самое паршивое – ты все время трясешься, что не успеешь вернуться назад. В простом лабиринте и то легко заблудиться, а уж если каждую ночь стены меняют местоположение… Чуть ошибешься, и пиши пропало – ночь в компании кровожадных тварей тебе обеспечена. В общем, Лабиринт не для дураков и слюнтяев.
Томас нахмурился. Он никак не мог понять, что за непреодолимое чувство толкает его в Лабиринт. Особенно после вчерашних событий. И все-таки его существо требовало скорее стать бегуном.
– А с чего вдруг такой интерес? – спросил Ньют.
Томас помедлил с ответом, боясь произнести это вслух.
– Я хочу стать бегуном.
Ньют повернулся и заглянул ему прямо в глаза.
– Ты и недели у нас не находишься, шанк, а уже такие самоубийственные мысли. Не рановато ли?
– Я не шучу.
Томас абсолютно не понимал, что им движет, но ничего не мог с собой поделать. Фактически желание стать бегуном было единственным, что помогало ему не сломаться в условиях, в которых он оказался.
Ньют продолжал неотрывно смотреть на Томаса.
– Я тоже. Забудь об этом. Никто еще не становился бегуном в первый месяц. Не говоря уже о том, чтобы в первую неделю. Тебе предстоит пройти очень много испытаний, прежде чем мы сможем рекомендовать тебя куратору.
Томас встал и принялся сворачивать спальный мешок.
– Ньют, ты меня не понял. Я не смогу весь день выщипывать сорняки – просто свихнусь. Понятия не имею, чем я занимался до того, как меня отправили сюда в железном ящике, но нутром чую: бегун – мое предназначение. Я справлюсь.
Ньют пристально посмотрел на него.
– Никто не утверждает обратного, но пока что повремени.
На Томаса накатила волна нетерпения.
– Но…
– Не спорь, Томми, и просто поверь. Начнешь трепаться направо-налево о том, что ты слишком хорош для сельскохозяйственных работ и тебя хоть сейчас отправляй в Лабиринт, – наживешь себе кучу врагов. Оставь эту идею до поры до времени.
Наживать врагов Томасу хотелось меньше всего, но и желание сделаться бегуном никуда не исчезло, поэтому он решил зайти с другого конца.
– Отлично. Поговорю об этом с Минхо.
– Ну-ну, попытайся, шанк чертов. Бегунов выбирает Совет, и если ты думаешь, что это я такой крепкий орешек, а их можно запросто уломать, то сильно ошибаешься.
– Как мне вас убедить, что я смогу стать действительно хорошим бегуном? Заставлять меня ждать – значит впустую тратить время!
Ньют встал и ткнул в Томаса пальцем.
– Послушай-ка меня, Шнурок. Ты внимательно меня слушаешь, болван?
Удивительно, но Томас нисколько не испугался угрозы. Он поднял глаза к небу и кивнул.
– Тебе лучше выбросить из головы эту чушь, пока остальные не узнали! Существуют определенные правила, и от этих правил зависит вся наша жизнь! – Он сделал паузу, но Томас промолчал, готовясь выслушать целую лекцию. – Порядок, порядок и еще раз порядок! – продолжал Ньют. – Постоянно повторяй в своей червивой башке это слово. Причина, по которой мы тут не сошли с ума, следующая: мы работаем не покладая рук и поддерживаем порядок. Именно ради порядка мы выперли Бена – негоже, когда всякие психопаты бегают по округе и пытаются выпустить тебе кишки. Порядок! Меньше всего нам здесь надо, чтобы ты его нарушал!
Понимая, что наступил момент, когда лучше прекратить упираться, Томас пошел на попятную.
– Ладно, – только и сказал он.
Ньют похлопал его по плечу.
– Давай заключим сделку.
– Какую? – В Томасе вновь проснулась надежда.
– Ты держишь рот на замке насчет бегунов, а я постараюсь как можно скорее включить тебя в список претендентов на тренировки. Как только проявишь свои способности. Но если начнешь болтать, будь спокоен – путь в бегуны тебе будет заказан навсегда. Идет?
Томаса совсем не прельщала перспектива ждать неизвестно сколько.
– Хреновая сделка какая-то.
Ньют вопросительно вздернул бровь.
– Ладно, идет, – сдался Томас.
– Отлично. А теперь наведаемся к Фрайпану. Надеюсь, не подавимся его жратвой.
* * *
В это утро Томас впервые познакомился с печально известным Фрайпаном, правда, только на расстоянии. Парень был слишком занят приготовлением завтрака для целой армии голодных глэйдеров. Ему было не больше шестнадцати, а он уже имел настоящую бороду. Впрочем, все его тело было густо покрыто волосами, которые то тут, то там выглядывали из-под пропитанной маслом одежды. Кажется, на кухне заправляет не самый чистоплотный повар на свете, – подумал Томас и на будущее решил внимательнее присматриваться к содержимому тарелки, чтобы не наглотаться противных черных волос Фрайпана.
Едва они с Ньютом присоединились к Чаку, сидевшему за складным столиком прямо напротив кухни, как большая группа глэйдеров вскочила с мест и побежала к Западным Воротам, о чем-то оживленно переговариваясь.
– Чего это они? – равнодушно спросил Томас, удивляясь собственному спокойствию. Он уже начал привыкать к тому, что в Глэйде постоянно происходит что-то непредвиденное.
Ньют пожал плечами, не отрываясь от яичницы.
– Провожают Минхо и Алби. Хотят посмотреть на того дохлого гривера, будь он неладен.
– Кстати, – встрепенулся Чак. Изо рта у него вылетел маленький кусочек бекона. – У меня насчет этого возник вопрос…
– Блин, да неужели?! – ответил Ньют. – И в чем этот вопрос заключается, Чаки?
Чак, кажется, о чем-то глубоко задумался.
– Смотрите. Они нашли мертвого гривера, так?
– Верно, – сказал Ньют. – Спасибо, что просветил.
Несколько секунд Чак отрешенно постукивал вилкой по столу, затем продолжил:
