Мы попрощались с Финнеганом и направились к своим машинам на парковку.
– Рано еще, Вик, – сказал Керман, взглянув на часы. – Ты что, прямо сейчас к Серфу?
– Да, – ответил я. – Паула вытащила его из постели своим звонком в пять утра. Он давно на ногах и ждет не дождется меня. Ну и чем меньше времени я ему дам на размышления, тем лучше. Надо его как следует огорошить на этот раз. Пауле было нечем на него надавить, а у меня есть ожерелье.
– Да, лучше ты к нему поезжай, – сказал Бенни, залезая в свой старенький «форд». – А то, знаешь, миллионеры такие: как укусит потом в отместку… Не дай мне бог на таких давить.
– Да и мне тоже, – с чувством подтвердил Керман.
У главного въезда в «Санта-Розу» торчал охранник. Железные ворота были на замке: посетителей сегодня не ждали.
Охранник, парень среднего роста, выглядел очень нарядно в зеленой форме и фуражке с глянцевым черным ремешком. Ремешок он зажал в зубах и пожевывал с таким утомленным и задумчивым видом, с каким корова жует свою жвачку. Блондин, глаза почти бесцветные, не то серые, не то голубые. На бледном смазливом лице выражение напускной наглости и уверенности в себе. Я такие физиономии терпеть не могу. На вид года двадцать два, но кое-что повидал в жизни: казался гораздо старше. Должно быть, этому малому многое пришлось терпеть от ближних в юности, он дошел до самого дна, и эта грязь к нему прилипла. В общем, этот парень был не из тех, кто играет в настольный теннис в хостелах ИМКА, и не тот, кого вы представите подружке. Разве что если у вас под рукой будет пистолет.
Я припарковался буквально в паре метров от него и дал ему на себя полюбоваться. От бесцветных глаз ничего не скрылось. Он немного ощерился, показав мелкие зубы: дал понять, что ни в грош меня не ставит.
Я заглушил мотор и вылез.
– Можно проехать внутрь или надо идти пешком? – спросил я самым дружелюбным тоном.
Хромированные пуговицы на его форме так и искрились на солнце. Перчатки из хорошей кожи сияли, чуть ли не отражая облака. Еще ярче сияли сапоги – в их аккуратных квадратных носах я различал свою собственную физиономию. Ну просто красавчик. Сверкает, как пятидолларовый бриллиант, и столько же стоит.
– Тебе чего надо-то, приятель? – спросил он лениво.
Его голос скрипел, как напильник по стали.
– Да вот спрашиваю – можно въехать в ворота или мне пешком идти?
Он задумчиво пожевал ремешок от фуражки, все еще оглядывая меня, и наконец ответил:
– Ни въехать и ни пройти. – Охранник прислонился к стене, всем видом показывая: ночь была длинная и он устал за эту ночь как собака. – Так что уматывай вместе со своим ведром.
– Только не сегодня, – покачал я головой. – У меня тут маленькое дельце с твоим шефом. Моя фамилия Маллой. А ну-ка, сынок, давай лети к нему пулей и скажи, что я здесь. Он жаждет меня видеть.
Он снял перчатку, расстегнул правый карман на груди и выудил оттуда золотой портсигар, совмещенный с зажигалкой. Выбрал сигаретку, закурил, убрал портсигар обратно и, хорошенько затянувшись, выпустил дым из своих тонких ноздрей. Бесцветные глаза смотрели куда-то вдаль, на губах играла отрешенная улыбка.
– Никого нет дома, – сказал он, разглядывая вдали океан, как будто удивляясь: ну надо же, океан все еще на месте! – Короче, приятель, садись в свое ведро и проваливай.
– Дело важное, – сказал я так, словно не слышал его. – Ты передай боссу: он примет или меня, или полицию. Очень важное дело.
Это заставило охранника задуматься. Он щелкнул по сигарете отполированным ногтем, стряхивая пепел. Словно не удовлетворившись этим действием, потопал по земле носком своего элегантного сапога. Но и это, похоже, не принесло ему радости.
– Уехал старик, – выдавил он из себя наконец. – Час назад примерно. Только не спрашивай куда. Путешествовать уехал, должно быть. А ты будь добр, исчезни отсюда. Хочется, знаешь, тишины с утра.
Похоже, он не врал. Во всяком случае, становилось ясно, что только танк или взвод автоматчиков может заставить его отворить эти ворота. Значит, нечего терять тут время.
Я вернулся в машину и запустил двигатель. Охранник посмотрел, как я разворачиваюсь и отъезжаю, а потом отпер створку ворот, зашел внутрь, запер за собой и исчез в домике охраны.
Проехав вдоль длинной ограды поместья до угла, я повернул и проследовал еще несколько метров по дорожке, которая шла вдоль забора. Теперь машину от главных ворот было не видно. Я заглушил мотор и вышел.
Так, забор почти два с половиной метра высотой. Ну, ничего. Я не акробат, но на такой влезу. Я потянулся, одним движением перелетел через преграду и приземлился на что-то мягкое – как оказалось, на клумбу.
Было без малого девять утра, и я не очень надеялся нарваться на Натали Серф. Она почему-то не казалась мне девушкой, которая любит помочить ножки в росе. Но все же оглядеться стоило. Вдруг Анита еще здесь? Место, чтобы спрятаться, было неплохое.
К дому пришлось шлепать довольно долго. Впрочем, я не спешил и то и дело оглядывался. Не очень хотелось снова вступить в беседу с блестящим юным привратником. Похоже, отвязаться от него во второй раз будет совсем не просто.
Я прошел мимо бассейна, в котором можно было устраивать парусные гонки.
Шагал я по дорожке с резиновым покрытием, сделанной, должно быть, для купающихся, чтобы они могли добраться до бассейна без обуви. Потом пришлось подняться на окружавшую дом эспланаду.
Я спрятался за большим кустом рододендрона и обследовал окна дома на предмет каких-нибудь признаков жизни.
На меня глядели ряды сияющих окон, в них никто не показывался. Дом был тих и спокоен, как хористка поутру.
Я вышел из своего укрытия и направился на эспланаду. Она была так широка и так пустынна, что я чувствовал себя центром мироздания, как участник слета пожарных, заоравший ни с того ни с сего: «Горит!»
На парковке не было машин, никакие филиппинские шоферы на меня не фыркали, никакие царственные дворецкие не принимали у меня шляпу. Мне хватило храбрости пройти на цыпочках всю эспланаду, вплоть до знакомой мне веранды, и заглянуть внутрь.
Натали сидела в своей коляске, в синем кимоно и стеганых тапочках, украшенных перьями страуса. На коленях у нее стоял поднос. Она ела тост с маслом и рассеянно смотрела перед собой. У девушки был тот потерянный и несчастный вид, какой бывает у людей, привыкших к одиночеству.
Она заметила у себя под ногами мою тень, но не сразу подняла глаза. Расстроенное выражение лица сменилось другим – настороженным. Тонкие губы сжались, и Натали положила на тарелку недоеденный тост. Только после этого она подняла на меня глаза.
– Добрый день! – сказал я, снимая шляпу. – Меня зовут Маллой. Помните меня?
– А что вы тут делаете? – спросила она, подаваясь всем телом вперед.
Она была вся напряжена, глаза ее горели.
– Приехал повидаться с вашим отцом, – ответил я, прислоняясь к дверному косяку. Отсюда было видно всю эспланаду, удобно на случай подхода подкреплений. – Он ведь где-то тут неподалеку?
– Это Миллз тебя пустил? – спросила она.
Нет, все-таки удивительный у нее взгляд, особенно если учесть ее возраст.
– Миллз – это тот блестящий молодой человек, который отдыхает у главного входа? У него еще такие очаровательные пуговицы…
Она сжала губы, и на бледных щеках проступили маленькие красные пятна.
– Как вы сюда попали? – резко спросила она.
– Перелез через забор, – объяснил я. – Послушайте, ну зачем нам злиться друг на друга и портить такое прекрасное утро? Мне нужно повидаться с вашим отцом.
– Его здесь нет. И не могли бы вы удалиться?
– А можно в таком случае перемолвиться словечком с миссис Серф?
– Ее тоже нет.
– Ах, как мне не везет! А у меня как раз с собой ее бриллиантовое ожерелье.
Ложечка, которой поигрывала Натали, со звоном упала на блюдце. Девушка сжала кулачки.
– Не могли бы вы удалиться?! – громко повторила она, еще больше подаваясь вперед в кресле.
– Но я же хочу вернуть ожерелье. Это ценная вещь. Вы мне не подскажете, где я могу найти мадам?
– Не знаю и знать не хочу! – отрезала она и указала трясущимся указательным пальцем на ворота. – Убирайтесь, или я прикажу вас вышвырнуть!
– Ну-ну, я вовсе не хочу показаться назойливым, но дело гораздо серьезнее, чем вы думаете. Ваш отец нанял мою сотрудницу следить за миссис Серф. Во время этой слежки сотрудницу убили. А ожерелье миссис Серф было найдено в комнате убитой.
Натали резко отвернулась – так, что я не мог видеть ее лица. Она открыла сумочку и вытащила оттуда портсигар и зажигалку. Закурила (рука подрагивала), все еще не поворачиваясь ко мне.
– Меня не интересует, чем занимается миссис Серф, – произнесла она гораздо более спокойным, приглушенным тоном. – И я просила вас уйти.
– Я еще не сказал, что полиция ожерелье пока не нашла. И если вы мне подскажете, где находится миссис Серф, я смогу успокоить ее так же, как вас.
Натали посмотрела на меня без всякого выражения. Лицо ее было бело, как накрахмаленная простыня. Она хотела было что-то сказать, но потом передумала. Глаза сузились, и она стала похожа на кошку, почуявшую мышь и приготовившуюся к охоте.
Я развернулся на каблуках.
Блестящий юноша по фамилии Миллз стоял в нескольких метрах позади меня. Руки в перчатках, сжатые в кулаки, упираются в стройные бедра. Он был, похоже, озадачен – так же был бы озадачен чемпион мира по боксу Джо Луис[4], если бы какой-нибудь карлик стукнул его по носу. Но Миллз сохранял самоуверенный вид – пожалуй, даже слишком самоуверенный. От такой самоуверенности невольно задумываешься: что же будет дальше? – и жалеешь, что у тебя нет ни пистолета, ни дубинки, одни голые кулаки.
– Опять ты тут, приятель, – сказал он. – А ведь я тебе говорил: испарись.
– Вон из поместья! – выпалила Натали, прямо как героиня старинного романа. – И чтобы он никогда не смел здесь появляться!
Миллз покосился на меня с ухмылкой.
– Не появится, – заверил он томно. – Ручаюсь. Пошли, парень. Надо прогуляться до ворот.
Я посмотрел на Натали. Она намазывала масло на хлеб и не глядела на меня. Если когда-нибудь учредят «Оскар» за игнор, то ей можно награду присуждать без голосования.
– Не хочу быть назойливым, – сказал я ей, – но если вы скажете, куда делась миссис Серф, это сэкономит массу времени и решит кучу проблем.
Но разговаривать с ней было все равно что с Великой Китайской стеной.
Блестящий юноша тем временем подошел ко мне вплотную.
– Тебе вон туда, приятель, – сказал он ласково и убедительно. – Я тебя провожу.
– Послушай… – начал я, но не закончил.
Он стукнул меня кулаком в челюсть. Не то чтобы очень сильно, но довольно быстро, и я не успел среагировать. Боль была сильная, хотя я даже не покачнулся.
– Ладно, – сказал я, потрогав разбитые губы. – Уговорил. Пошли к воротам. Если ты сам нарываешься, я помогу подавить твои импульсы.
Я был так зол, что даже не поглядел на Натали Серф. Мы быстро сбежали по ступенькам – я впереди, охранник за мной. Я был уверен, что справлюсь с ним: все-таки ростом я сантиметров на десять выше и килограммов на десять тяжелее. Да и злость во мне кипела.
Он держался поодаль, и так мы дошли до ворот – нас разделяли метра три. Затем я повернулся. Он сохранял томный вид, и это особенно бесило. Обычно те, кого я собираюсь вздрючить, так не выглядят.
Он двинулся вперед, и я сделал финт – как будто бью снизу левой, чтобы охранник опустил руки, и тут же нанес удар прямой правой в челюсть. От этого удара его голова должна была слететь с плеч. Отличный был удар, один из лучших, никогда раньше он меня не подводил. Отлично рассчитан, и расстояние было не больше фута. Удар молниеносный, как вспышка.
И все-таки я промазал на добрые три дюйма. По инерции я полетел вперед, так что ему оставалось только встретить меня ударом. Но он нанес не один, а пять быстрых ударов в живот. И сила, и скорость у этого парня были как у клепального молота.
Я сумел удержаться на ногах. Дыхание сперло, колени согнулись, и я тщетно пытался выпрямиться. Последовал удар правой в голову, уже почти расслабленный. Я видел этот удар, но не мог ничего сделать. Удар кувалды по челюсти – и темнота. Когда волна схлынула, я понял, что лежу навзничь на спине, глядя на ватные облака, спокойно проплывающие в утреннем небе.
– И не приезжай сюда больше, приятель, – сказал кто-то в отдалении. – Нам тут такие не нужны. Так что избавь нас от своих посещений.
Я смутно различал фигуру, склонившуюся надо мной. Потом что-то – должно быть, его сапог – ударило меня по шее, и мир исчез, как задутое ветром пламя свечи.
Когда я добрел до своей машины, рядом с ней оказался полицейский. Здоровый коп сидел верхом на мотоцикле и со скучающим видом ждал. Было ясно, что он решил дождаться во что бы то ни стало.
Завидев меня, он ухмыльнулся, слез с мотоцикла, поставил его на подставку и направился ко мне.
Всю дорогу от ворот поместья до парковки я непрерывно ругался и теперь, хотя ругательных слов у меня не осталось, был по-прежнему страшно зол. По шее словно ударили боевым топором, хотя и тыльной стороной. Все тело болело, и это добавляло мне злости.
При этом я злился на себя больше, чем на Миллза. Как можно было позволить сопливому мальчишке так себя отделать? Моя гордость была уязвлена. А когда гордость Маллоя уязвлена, он становится хуже ку-клукс-клана.
– Ну, чего надо? – спросил я у копа, набычившись. – Мне и без полиции хреново, так что говори, зачем явился, и проваливай.
Коп разглядел здоровенный синяк у меня на шее и сочувственно ухмыльнулся. Потом тихонько присвистнул и покачал головой.
– А что случилось? – спросил он, опираясь на дверцу моей машины. – Лошадь лягнула?
– Лошадь? – повторил я с сарказмом. – Думаешь, лошадь может оставить такой след? Видел паровой молот, который забивает сваи на пересечении улиц Россмор и Джефферсон?
Он кивнул.
– Так вот, я сунул голову между ним и сваей и подождал, пока он пару раз ударит, чтобы проверить, какой я крутой.
Парень соображал туго. Он был из тех, кто верит каждому вашему слову. Поверит, даже если кто-нибудь назовет его красавцем. Однако чуть погодя он все-таки догадался, что я его разыгрываю.
– А ты, я вижу, шутник, – сказал он, ухмыляясь. – Ладно, шея твоя. Тебя капитан вызывает в управление. Мне поручено доставить.
– Поезжай в свое управление и скажи шефу, что у меня дел хватает и что мне некогда болтать со всякими пьяницами. – Сказав это, я уже собрался сесть в машину, но добавил: – Город у нас снобский, надо быть разборчивее в связях.
– Шеф приказал так: либо привести, либо привезти. Выбирай сам, – дружелюбно сказал коп. – А если старик говорит доставить во что бы то ни стало, значит считай, что я получил разрешение вдарить тебе разок дубинкой по башке. Тебе нужны еще синяки, дружище?
– Ты с кем разговариваешь? – завелся я.
– Да с тобой, с кем еще, – ухмыльнулся коп.
Сказано это было очень добродушно, так что я только ухмыльнулся в ответ.
– Да ничего страшного, – продолжал он. – Шеф хочет с тобой поговорить о вчерашнем убийстве. Поехали, брат.
– Поехали, – ответил я, включая двигатель. – Но только я еще встречу однажды этого ублюдка в темном переулке. И специально надену ботинки с острыми носами.
– Ага, – сказал коп, тоже включая двигатель. – Так оно и будет.
– И послушай, приятель! – заорал я, перекрикивая шум мотора. – Раз уж я еду с тобой, то еду красиво! А ну включай сирену!
И мы поехали красиво.
Хорошо передвигаться по городу в час пик на скорости девяносто, когда полицейский разгоняет перед тобой транспорт воем сирены. Мы ломились на красный на каждом перекрестке, подрезали направо и налево, поворачивали под знак «Поворот запрещен», и прохожие провожали нас изумленными взглядами.
Наконец остановились возле полицейского управления. Коп оглянулся на меня с ухмылкой.
– Ну как? – спросил он, паркуя мотоцикл. – Красиво получилось?
– Отлично, – ответил я, вылезая. – Надо будет потом еще раз повторить. Повышает настроение.
В холле меня встретил Мифлин. Вид у него был самый мрачный.
– Привет, Тим, – сказал я. – Что случилось?
– Капитан тебя ждет, – ответил он. – И не вздумай ему грубить. По его мнению, ты что-то скрываешь об этом убийстве. Он зол так, что может укротить крокодила. Будь поосторожнее.
Я поднялся за ним по лестнице и прошел по коридору до двери с табличкой «Эдвин Брендон, капитан полиции».
Мифлин постучал так осторожно, будто дверь была сделана из яичной скорлупы. Открыл и пропустил меня.
Брендон занимал большой, просторный, хорошо обставленный кабинет. Турецкий ковер на полу, несколько кресел, пара репродукций пейзажей Ван Гога, в углу между окнами – большой письменный стол. Одно окно выходило на гавань, а другое – на небоскребы даунтауна. За столом восседал Брендон. Для тех, кто был не в курсе, кто он такой и чем занимается, на столе стояла табличка из золота и красного дерева: «Эдвин Брендон, капитан полиции».
Брендону было хорошо за пятьдесят. Небольшого роста, полный, с густой седой шевелюрой. Глаза у него были столь же оживленные и столь же дружелюбные, как отполированная прибоем галька.
– Присаживайтесь, – сказал он, указав на кресло у стола. – Разговор будет.
– О’кей.
Я осторожно уселся в кресло. При этом у меня в животе что-то екнуло, и я моргнул.
С Брендоном я имел дело впервые. Видел его раньше на улице, но никогда с ним не разговаривал. Поэтому я внимательно смотрел на него. Он, впрочем, тоже меня пристально изучал.
Мифлин по-прежнему стоял у двери. Он с невозмутимым видом разглядывал потолок.
Про Брендона говорили, что он бывает крут. Инспекторы, с ним работавшие, его побаивались, а рядовые полицейские просто трепетали. Судя по тому, как притих Мифлин, преувеличения в этом не было.
– Что вы знаете об убийстве, которое случилось вчера ночью? – спросил Брендон.
– Ничего, – ответил я. – Я присутствовал, когда Мифлин нашел тело, вот и все.
Брендон открыл ящик стола и достал коробку сигар.
– И что вы думаете об этом? – спросил он, присматриваясь к сигарам, словно подозревал, что ими кто-то попользовался.
– Похоже на убийство на сексуальной почве.
Он посмотрел на меня задумчиво, потом снова перевел взгляд на ящик.
– Медицинское освидетельствование это отрицает, – сказал он наконец. – Не было изнасилования, нет синяков, нет следов борьбы. Одежду сняли уже с трупа.
Выбрав сигару, Брендон положил ее на стол и убрал ящик. Я с самого начала подумал, что мне он закурить не предложит, и был прав.
– Насколько я знаю, мисс Льюис принимала участие во всех делах, за которые вы брались. Правильно?
– Да, – кивнул я.
– Значит, вы знаете о ней больше, чем другие, – продолжил капитан, снимая с сигары ленту. При этом он хмурился так, словно эта лента ему очень мешала и больше его ничего вокруг не интересовало.
– Ну, кое-что я знаю, но не обязательно больше, чем другие.
– Как вам кажется, у нее были враги? – спросил он.
– Думаю, что нет, – ответил я.
– А любовник?
– Насколько мне известно, не было.
Он посмотрел на меня:
– Вы точно знаете?
– Да, точно. Она бы мне рассказала.
– Как вы думаете, зачем ей понадобилось приезжать на Восточный пляж в такое время?
– А в какое время?
– Около половины первого ночи.
Он снял наконец эту ленту и принялся шарить по карманам, отыскивая спички.
– Нет, не знаю зачем.
– Она приехала туда не для того, чтобы встретиться с вами?
Я ответил отрицательно. Судя по недоверчивому взгляду, который он на меня бросил, Брендон был вполне готов упечь меня за убийство. «Надо вести себя с ним поосторожнее», – подумал я.
– Чтобы попасть туда, где ее убили, нужно проехать мимо вашего дома, правильно? Забавно, что она к вам не заглянула.
– Мы были коллегами по работе, капитан, – ответил я спокойно. – А не любовниками.
– Точно?
– Ну, может, кто и не помнит, с кем он спит, но только не я. Да, точно.
Брендон чиркнул спичкой о подошву ботинка и закурил.
– Что вы делали прошлой ночью между половиной двенадцатого и половиной первого?
– Спал.
– Выстрела не слышали?
– Я если сплю, то сплю.
Он с подозрением осмотрел свою сигару, повертел ее в белых пухлых пальцах и поудобнее устроился в кресле. Похоже, он наслаждался этим разговором.
– Были ли у вас гости вчера вечером?
– Да.
– И кто?
– Одна дама. Она не имеет никакого отношения к убийству, и она замужем. Извините, капитан, но ее фамилии я вам не скажу.
– Это была высокая блондинка в ярко-красном вечернем платье? – спросил он вдруг и подался вперед, вглядываясь в меня.
Я ждал, что он выкинет нечто подобное: иначе и не стоило устраивать личный допрос. В общем-то, я был готов. Благодаря опыту игры в покер на ставки, которые превышали мои финансовые возможности, я сумел сохранить безразличное выражение лица. То есть едва сумел.
– Она рыжая, – ответил я. – А кто эта блондинка?
Он молча смотрел на меня. Потом сказал:
– Вы сказали Мифлину, что мисс Льюис не получала от вас никаких заданий, – зашел он с другой стороны. – Это правда?
– Если я так сказал Мифлину, значит правда.
– Необязательно. Вы могли защищать клиента.
Я поглядел в окно: какая красивая гавань! Как вода блестит при утреннем солнышке…
– Нет, я не защищаю, – ответил я, поскольку надо было что-то ответить.
– Маллой, если окажется, что вы защищали клиента, – гаркнул вдруг капитан, – я прихлопну вашу лавочку к чертям собачьим. Я предъявлю вам соучастие через сокрытие информации так быстро, что вы и оглянуться не успеете, как окажетесь под судом.
– Ну, это же надо сначала доказать, – ответил я сдержанно.
Брендон сидел, подавшись вперед, и сверлил меня взглядом. Теперь я понимал, почему инспекторы его побаивались. Больше всего он походил сейчас на черную мамбу – такой же приятный и коммуникабельный.
– Мы не можем никуда продвинуться с этим расследованием, Маллой, потому что вы ведете свою игру. Но у вас не получится меня одурачить. Мисс Льюис работала с одним из ваших клиентов и была убита. И вы покрываете убийцу!
– Я такого не говорил, – ответил я негромко. – Это ваша версия, и вы за нее цепляетесь.
Мифлин чуть дернулся, как человек в агонии, но Брендон оглянулся на него, и от взгляда шефа лейтенант снова впал в мертвую неподвижность.
– Кто эта блондинка? – продолжал допрашивать капитан. – Ее видели в квартире Даны Льюис прошлой ночью. Кто она?
– Откуда мне знать?
– Она богата, Маллой. На ней было дорогое бриллиантовое ожерелье. Я хочу знать, кто она и что ее связывает с этой Льюис. Лучше расскажите.
– Говорю же: не знаю, – достойно сопротивлялся я.
– А я думаю, что эта женщина – ваш клиент и вы ее покрываете.
– У нас свободная страна. Каждый думает, что хочет.
Он прикусил свою сигару, а потом заговорил потише:
– Послушайте, Маллой. Давайте договоримся. Не знаю, сколько вам принесет это дело, но вряд ли очень много. Такой парень, как вы, всегда найдет работу получше. Почему бы вам не поступить разумно? Скажите, кто ваш клиент, и к вам не будет претензий. Я знаю, что вы даете гарантии клиентам. Имидж фирмы и все такое, я понимаю. В большинстве случаев это проходит. Но не тогда, когда этим покрывается убийство. Да, не сдержите слово – придется закрыться. Ну и что? Это же лучше, чем сесть по обвинению в пособничестве! Все, хватит, расскажите, кто эта женщина, и мы вас отпустим.
– Вы что, думаете, я знаком со всеми женщинами, которые носят бриллиантовые ожерелья? – спросил я. – Понятия не имею, кто она. Очень жаль, капитан, но вы выбрали неправильную версию.
Брендон положил сигару. Лицо его потемнело, глаза налились гневом.
– Это ваше последнее слово?
– Надо думать, что да, – ответил я, вставая. – Если бы я мог вам помочь, то помог бы. Но я не могу. И мне пора бежать, если, конечно, у вас больше нет ко мне вопросов.
– Ты думаешь, ты умнее всех, да?! – рявкнул он. – Хорошо, поглядим. Но с этого момента берегись. В следующий раз, когда ты сюда попадешь, так же легко не отделаешься. Придется поговорить с моими ребятками. И у нас есть куча средств, чтобы заставить таких типов быть посговорчивее.
– Конечно, конечно, – кивал я, продвигаясь к двери. – И есть еще куча средств снять капитана полиции с должности, Брендон. Ты про это тоже не забывай!
Капитану, похоже, стало худо. Лицо налилось краской, глаза чуть не вылезли из орбит.
– Одна твоя ошибка, Маллой, и ты за решеткой! – крикнул он сдавленным голосом. – Одна ошибка!
– Оʼкей, а ты пока полируй свой значок!
И я вышел, хлопнув дверью.