Джей Ди Баркер
Четвертая обезьяна
12
Эмори – день первый, 8.46
Мрак.
Он клубился и кружился вокруг нее, как течение в глубоком море. Холодный и безмолвный, он ползал вокруг нее и прикасался, словно незнакомец.
«Эм, – шептала мама, – вставай, опоздаешь в школу».
– Не-е-е-ет! – протянула она. – Еще несколько минуточек…
«Вставай, малышка; больше я не буду повторять».
– У меня страшно болит голова. Можно я сегодня останусь дома? – Собственный голос показался ей тихим, далеким и очень сонным.
«Я не стану снова покрывать тебя и врать директору. Ну почему одно и то же каждый день?»
Что-то было не так. Мама умерла очень давно, когда ей было всего три года. Мамы не было рядом в ее первый школьный день. Мама ни разу не отводила ее в школу. Ее вообще не водили в школу. Почти всю жизнь с ней занимались дома.
– Мама! – негромко позвала Эмори.
Молчание.
Как ужасно болит голова!
Она попыталась открыть глаза, но глаза не открывались.
Голова болела ужасно, боль пульсировала. И сердце билось учащенно; пульсация особенно ощущалась за глазами.
– Мама, где ты?
Она вгляделась во мрак слева, ища освещенные красные цифры на своем будильнике. Но будильника не было; в комнате царила кромешная тьма.
Обычно на потолке ее комнаты отражался свет большого города, но сейчас было темно.
Она ничего не видела.
«Это не твоя комната».
Слова пришли в голову неизвестно откуда, как будто их произнес неизвестный голос.
«Где я?»
Эмори Коннорс попыталась сесть, но в левой части головы запульсировала боль, и она вынуждена была снова лечь. Она потянулась рукой к левому уху и нащупала толстую повязку. Повязка намокла.
«Кровь?!»
Потом она вспомнила укол.
Он сделал ей укол.
«Кто он?»
Эмори не знала. Его она не помнила. Зато укол помнила. Его рука… Он зашел сзади и всадил ей в шею иглу. Она почувствовала холод.
Попыталась повернуться.
Она хотела сделать ему больно. Ее учили на уроках самозащиты, куда ее записал отец. «Главное – наказать и изувечить. Бей его по яйцам, детка. Вот умница, моя дочка».
Ей хотелось развернуться, врезать ему ногой, а кулаком ударить в нос или в дыхательное горло – а может, в глаза. Она хотела причинить ему боль до того, как он причинит боль ей, она хотела…
Эмори не обернулась.
Вокруг все почернело, и ее накрыл сон.
«Он изнасилует и убьет меня, – подумала она, пока сознание уходило от нее. – Помоги мне, мама», – думала она, а вокруг все чернело.
Мамы нет. Она умерла. И скоро Эмори к ней присоединится.
Ну и ладно, вот и хорошо. Ей хочется снова увидеть маму.
Но он ее не убил. Или все-таки?..
Нет. Мертвые не чувствуют боли, а у нее дергает ухо.
Она заставила себя сесть.
Когда она выпрямилась, кровь потекла с головы, и она чуть снова не потеряла сознание. Мрак закружился, но через некоторое время остановился.
«Что он мне вколол?»
Она слышала, как девочкам что-то добавляют в напитки в клубах и на вечеринках, накачивают их чем-то; потом они просыпаются в незнакомых местах, в мятой одежде, и не помнят, что с ними случилось. Она не ходила ни на какую вечеринку; она бегала на Вашингтон-сквер. Он потерял собаку. Он выглядел таким грустным; держал в руке поводок и звал ее.
«Белла? Стелла? Как звали его собаку?»
Эмори не помнила. Голова как будто ватой набита, или в ней клубится дым, он не дает думать.
– Куда она побежала? – спросила Эмори.
Он нахмурился, он чуть не плакал.
– Она увидела белку и бросилась за ней, вон туда. – Он показал на восток. – Раньше она никогда не убегала. Ничего не понимаю!
Эмори обернулась, проследила за направлением его взгляда.
И тут сзади метнулась рука…
Укол.
– Пора спать, красавица, – прошептал он ей на ухо.
Никакой собаки у него не было. Как она могла быть такой дурой?
Ей стало холодно.
Что-то удерживало правую руку внизу. Эмори дернула руку на себя и услышала металлический лязг. Дотянувшись левой рукой до правой, ощупала гладкую сталь на запястье, тонкую цепь.
Наручники.
Он приковал ее к тому, на чем она лежит.
Приковал за правую руку; левая свободна.
Она глубоко вздохнула. В помещении, где она находилась, было душно и сыро.
«Не паникуй, Эм. Не позволяй себе поддаваться страху».
Глаза старались привыкнуть к темноте, но ничего разглядеть не могли. Кончиками пальцев она ощупала поверхность, на которой лежала. Кровать?
«Нет, не кровать. Что-то еще».
Стальное.
«Больничная каталка!»
Эмори сама не понимала, как догадалась, – просто догадалась, и все.
Господи, куда она попала?!
Ее передернуло; она только сейчас поняла, что лежит совершенно голая.
Эмори задумалась, потом опустила руку, пощупала между ног. Там ничего не болело.
Если бы он ее изнасиловал, она бы, наверное, это поняла?
Она не знала.
Эмори занималась сексом всего один раз в жизни, и ей было больно. Не очень больно, просто неприятно, и только сначала. Ее друг, Тайлер, обещал быть с ней нежным, и сдержал слово. Все закончилось довольно быстро; для него тот раз тоже был первым. Это случилось всего две недели назад. Отец разрешил ей пойти в школу имени Уитни Янга, где учился Тайлер, на вечер встречи выпускников. Тайлер снял номер в отеле «Юнион»; ему даже где-то удалось раздобыть бутылку шампанского.
Как же болит голова!
Она осторожно ощупала повязку. Бинты полностью закрывали левое ухо. Повязку скрепляло что-то вроде клейкой ленты. Она осторожно отлепила липучку…
– Ах ты…
Холодный воздух резанул, как ножом.
Она все-таки немного размотала бинт, чтобы можно было просунуть под него руку.
Глаза ее наполнились слезами, когда она ощупала то, что осталось от ее уха: в лучшем случае зазубренный шрам, зашитый и мягкий.
– Нет… нет… нет! – закричала она.
Голос гулким эхом отдавался от стен и возвращался к ней, как будто в насмешку.
13
Дневник
Остаток дня прошел очень быстро. После того как стал свидетелем поцелуя, я спешно вернулся к себе в комнату с вытаращенными глазами и выпуклостью в шортах; сердце так сильно билось, что готово было вырваться из моей юной грудной клетки. Я много раз видел, как целуются отец и мать, но их поцелуи никак на меня не действовали. А тогда… Я понял, что в самом деле увидел нечто особенное.
Вскоре после этого миссис Картер ушла. Я смотрел ей вслед. Видел, как она медленно идет по дорожке и по газону к своему дому. Она несколько раз оглянулась; заметив, что я наблюдаю за ней из окна спальни, улыбнулась так ослепительно, что ее улыбка осветила бы даже самую темную комнату.
Знала ли она, что я видел их поцелуй?
Я не уверен, но что-то подсказывало мне: она бы этого хотела.
14
Портер – день первый, 9.13
Нэш поставил «чарджер» на стоянку для инвалидов перед «Флэр-Тауэр» и заглушил мотор.
– Ты в самом деле здесь припаркуешься? – мрачно спросил Портер.
Нэш пожал плечами:
– Мы ведь копы; нам можно. И потом, кто усомнится в твоей инвалидности, когда увидят, как ты выползаешь из машины?
– Когда все закончится, напомни, чтобы я поискал нового напарника.
– По-моему, замечательная идея. Может, мне достанется какая-нибудь знойная юная напарница, только что из академии, – ухмыльнулся Нэш.
– Может, тебе повезет и попадется такая, которой захочется папика.
– Не помню, чтобы такой вопрос был в анкете, но, может быть, я его пропустил.
Швейцар распахнул перед ними большие стеклянные двери, и они подошли к стойке. Портер показал жетон.
– Пентхаус 3204 в северном крыле!
Молодая женщина с коротко стриженными темно-русыми волосами и голубыми глазами улыбнулась ему в ответ:
– Ваши коллеги прибыли минут двадцать пять назад. Садитесь в лифт номер шесть и поднимайтесь на тридцать шестой этаж. Пентхаус будет справа от выхода. – Она протянула ему ключ-карту. – Вот, держите.
Они сели в лифт номер шесть, и двери со свистом закрылись. Портер нажал кнопку тридцать шестого этажа, но кабина не двинулась с места.
– Вставь карту в щель, – подал голос Нэш.
– В щель? Какого хрена ты подался в детективы?
– Прости, я утром не успел справиться в календаре, какое сегодня «слово дня», – парировал Нэш. – Вон в то устройство. Похоже на машинку для считывания кредитных карт.
– Понял, понял, Эйнштейн. – Портер сунул карту в устройство и снова нажал кнопку. На сей раз панель осветилась ярко-голубым светом, и они начали подниматься.
Дверцы лифта открылись, и они вышли на площадку, от которой отходили коридоры. Застекленные полы позволяли любоваться просторным атриумом этажом ниже. В конце коридора справа дверь была открыта; рядом с ней стоял полицейский в форме.
Портер и Нэш подошли к нему, показали жетоны и зашли внутрь.
Открывающийся вид захватывал дух.
Пентхаус занимал весь северо-восточный угол здания. Внешние стены были стеклянными от пола до потолка; за ними имелся еще и внутренний дворик. Вокруг них раскинулся город; вдали виднелось озеро Мичиган.
– Когда мне было пятнадцать, – сказал Портер, – я жил не на таком просторе.
– В этой гостиной поместится вся моя квартира, – вздохнул Нэш. – После сегодняшнего дня придется, наверное, сдать жетон и заняться недвижимостью. Скоро я тоже стану магнатом!
– Вряд ли тебе сразу удастся подняться на такую высоту, – предупредил Портер. – Возможно, вначале придется пройти заочный курс обучения в Интернете.
Нэш достал из кармана две пары латексных перчаток, одну пару протянул Портеру, вторую надел сам.
В пентхаусе уже работала бригада экспертов-криминалистов. Пол Уотсон издали заметил их и поспешил навстречу. Он работал возле огромного, от пола до потолка, стеллажа с книгами у противоположной стены.
– Если здесь и была борьба, то признаков нет. В жизни не видел такой чистой квартиры! Холодильник забит продуктами под завязку. В мусорной корзине я нашел квитанцию двухдневной давности. Мы затребовали распечатку телефонных переговоров, но не думаю, что там что-то удастся выяснить. Мне удалось определить последние десять входящих звонков; все они от ее отца.
– У нее здесь наземная линия связи?
Уотсон пожал плечами:
– Может, она прилагается к такой квартире.
– Скорее всего, папочка провел. При наземной линии не сошлешься на то, что связи нет или не слышно звонков, – заметил Нэш.
– А как насчет исходящих? – спросил Портер.
– Три номера. Сейчас мы их проверяем, – ответил Уотсон.
Портер начал осматривать квартиру; туфли скрипели на деревянном полу.
В кухне он увидел шкафчики вишневого дерева и темные гранитные столешницы. Все бытовые приборы из нержавеющей стали – плита «Викинг», трехкамерный холодильник. В гостиной стоял большой угловой бежевый кожаный диван. Он казался таким уютным, что мучительно было даже смотреть на пухлые подушки. Напротив дивана расположился телевизор «Самсунг» с диагональю восемьдесят дюймов, не меньше.
– Четыре-ка, – заметил Нэш.
– Что такое «четыре-ка»?
– Телевизор с ультравысоким разрешением. В четыре раза больше пикселей, чем у стандартных телевизоров эйч-ди.
Портер только кивнул. У него дома до сих пор стоял самый обычный телевизор-«кубик» с диагональю экрана девятнадцать дюймов. Он отказывался заменить древний прибор плоской панелью, ведь тот еще работал. Раньше делали технику на совесть: его телевизор долго не ломался.
В гостиной имелся и рабочий уголок с большим дубовым письменным столом. Эксперт копировал файлы с большого, двадцатисемидюймового моноблока iMac.
– Что-нибудь нашли? – спросил Портер.
Эксперт покачал головой:
– Все выглядит вполне обычно, ничего из ряда вон… Как только вернемся, проанализируем ее личные файлы и активность в соцсетях.
Портер прошел в спальню. Постель застелена очень аккуратно. Никаких плакатов на стенах, только несколько картин.
– Как-то это неправильно.
Нэш выдвинул несколько ящиков комода; в каждом лежала идеально сложенная одежда.
– Ага. Больше похоже на дом из рекламы или из плохого сериала. Если здесь живет пятнадцатилетняя девчонка, она самый аккуратный ребенок на свете.
На ее прикроватной тумбочке стояла единственная фотография в рамке: женщина лет двадцати пяти – двадцати восьми. Струящиеся темные волосы, ярко-зеленые глаза… Портер таких в жизни не видел.
– Ее мать? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да, наверное, – отозвался Уотсон.
Мать Эмори стояла на ступеньках планетария Адлера.
– Толбот сказал, что она умерла от рака, когда Эмори было всего три года, – заметил Портер, разглядывая фотографию. – Рак мозга, ну надо же!
– Если хотите, я наведу справки, – живо предложил Уотсон.
Портер кивнул и поставил фотографию на место.
– Да, может, мы что-нибудь и выясним.
– Кровать прямо по струнке застелена, – заметил Нэш. – Вряд ли девочка заправляла ее сама.
– Я до сих пор не убежден, что девочка здесь живет.
Ванная поражала воображение – сплошной гранит и известковый туф. Две раковины. В душе можно было устраивать вечеринки; Портер насчитал не меньше шести насадок с дополнительными форсунками, встроенными в стены.
Он подошел к раковине, потрогал ее зубную щетку.
– Еще влажная, – заметил он.
– Сейчас уберу в пакет, – сказал Уотсон. – Вдруг понадобится ДНК. Передайте мне ту щетку тоже.
К спальне примыкала еще одна малая гостиная. Стены были уставлены стеллажами, которые ломились от книг – Портеру показалось, что там больше тысячи томов. Книги были самые разные, от Диккенса до Дж. К. Роулинг. На большом мягком анатомическом кресле посреди комнаты лежал раскрытый роман какого-то Тада Макалистера.
– Может быть, она все-таки живет здесь, – сказал он, беря книгу. – Этот роман вышел несколько недель назад.
– А ты откуда знаешь? – удивился Нэш.
– Хизер тоже его купила. Она большая поклонница этого типа.
– Ясно.
– Посмотрите-ка, – сказал Уотсон. Он держал в руках учебник английской литературы. – А в гостиной на столе лежит учебник высшей математики… Эта серия, «Уортингтон», особенно популярна у тех, кто учится на дому. Мистер Толбот сказал, в какой школе учится его дочь?
Портер и Нэш переглянулись:
– Мы не спрашивали.
Уотсон листал страницы.
– Если она где-то учится, можно расспросить ее друзей… – Он покраснел. – Извините, сэр. Я хотел сказать… конечно, вы расспросите ее друзей – если решите, что вам это нужно.
На поле для гольфа Толбот вручил Портеру свою визитную карточку с номером мобильного телефона. Портер похлопал себя по карману, чтобы убедиться, что карточка на месте.
– Когда мы здесь закончим, я позвоню ее отцу и все выясню.
Они вышли из спальни и продолжили осмотр в холле.
– Сколько здесь спален?
– Три, – ответил Уотсон. – Взгляните вот сюда! – Он показал комнату справа от них.
Портер зашел в комнату. На двуспальной кровати стояла корзина с грязным бельем. В изголовье висел большой католический крест. Комод был уставлен фотографиями в рамках – их было так много, что они стояли в два ряда.
Нэш взял одну.
– Это она? Эмори?
– Да, наверное.
На многочисленных снимках она была представлена в разных возрастах: от малышки до очень красивой юной девушки в темно-синем платье; она стояла рядом с мальчиком лет шестнадцати с длинными волнистыми темными волосами. Надпись маленькими буквами в углу гласила: «шк. им. Уитни Янга, вечер встречи выпускников, 2015».
– Значит, она там учится? – спросил Портер.
– Я выясню. – Уотсон показал на молодого человека рядом с Эмори: – По-вашему, это ее бойфренд?
– Похоже на то.
– Можно взглянуть? – попросил Уотсон.
Портер протянул ему фотографию.
Уотсон перевернул рамку и сдвинул крошечные петельки, потом аккуратно извлек снимок.
– «Эм и Тай». – Он показал им надпись на обороте. Имена были напечатаны мелким шрифтом в правом нижнем углу.
– Элементарно, мой дорогой Уотсон, – сказал Портер.
– Что? Нет, «Уитни Янг» – не элементарная, а старшая школа.
Нэш хихикнул:
– Нравится мне этот парень! Давай заберем его к себе?
– Капитан меня убьет, если я приведу еще одну дворняжку с улицы, – ответил Портер.
– Сэм, я серьезно. Рабочая сила нам очень пригодится. На то, чтобы найти девочку, у нас два, максимум три дня. У него вроде бы есть голова на плечах, – продолжал Нэш. – Если ты не начнешь подбирать людей в опергруппу, это сделает капитан. Уж лучше ты сам, не то нам подсунут кого-нибудь вроде Мюррея. – Он кивнул в сторону детектива, стоящего в коридоре; тот уже давно рассматривал кончик шариковой ручки. – Можно привлечь его как связующее звено с экспертно-криминалистической лабораторией…
Портер ненадолго задумался, а потом развернулся к Уотсону:
– Хочешь участвовать в расследовании?
– Я пока считаюсь в нашей лаборатории стажером… Неужели мне правда можно поработать с вами?!
– Главное, ни в кого не стреляй, – вмешался Нэш.
– У меня нет оружия, – ответил Уотсон. – И никогда не испытывал потребности сдавать экзамен на право ношения. Я скорее книжный червь.
– У Чикагского полицейского управления договор с вашим бюро. Можно официально привлечь тебя в опергруппу в качестве эксперта-консультанта, – объяснил Портер. – Как думаешь, удастся тебе договориться с начальством?
Уотсон поставил фото на комод и достал мобильный телефон.
– Дайте мне минутку, я позвоню. – Он отошел в дальний угол и набрал номер.
– Умный парень, – заметил Нэш.
– Свежая голова нам не помешает, – согласился Портер. – А то от тебя, Бог свидетель, помощи мало.
– Спасибо, и тебя туда же. – Нэш положил фото в пакет для вещдоков. – Отвезу его в штаб.
Портер провел рукой по волосам и оглядел комнату.
– Знаешь, чего еще я здесь не увидел?
– Чего?
– Во всем пентхаусе нет ни единого снимка ее папаши, – ответил Портер. – Здесь нет ни одной вещи, которая подтверждала бы их родство. И даже в компьютере наверняка не найдется ничего, свидетельствующего о его связи с этим местом. Скорее всего, квартира записана на какую-нибудь компанию, которая принадлежит другой компании, которая, в свою очередь, принадлежит какой-нибудь офшорной компании на каком-нибудь Острове сокровищ, где до сих пор гниют пиратские кости…
Нэш пожал плечами:
– Тебя это удивляет? У него есть официальная семья, своя жизнь. Он из тех, кто рвется в политику. Незаконные дети не очень хорошо сочетаются с избирательной кампанией, если они не твоего противника. То же самое относится и к любовницам. Посмотрим правде в глаза: хотя Толбот и говорил, что любил ее мать больше жизни, тем не менее она оставалась всего лишь любовницей, иначе он бросил бы жену и женился на ней, а не прятал ее в этой башне, вдали от посторонних глаз, независимо от того, есть у них общий ребенок или нет.
Уотсон убрал телефон в карман и вернулся к ним.
– Начальник не против при условии, что я буду успевать справляться еще и с текущими делами.
– А что, возможны трудности?
Уотсон покачал головой:
– Да нет, я все успею. Если честно, мне и самому хотелось сменить обстановку. Приятно будет хотя бы ненадолго выбраться из лаборатории.
– Значит, заметано. Добро пожаловать в опергруппу по делу Убийцы четырех обезьян. Все нужные бумаги заполним в управлении.
– Сэм, не будь таким церемонным, – вмешался Нэш. – Тебе необходимо поработать над собой.
Уотсон показал на фото:
– Хотите, я попробую разыскать этого Тая?
– Да, – кивнул Портер. – Вдруг что и получится?
Он положил снимок в пакет для вещдоков.
Нэш выдвинул верхний левый ящик комода. Там лежало женское нижнее белье. Нэш взял верхние трусы, повертел их в руках и присвистнул:
– Большой размерчик!
– По-моему, в этой комнате живет кто-то вроде няни или экономки, – заметил Портер. – Эмори всего пятнадцать. Она никак не может жить здесь одна.
– Ясно, но тогда где няня сейчас? Почему не заявила о том, что девочка пропала? – спросил Нэш. – Прошел целый день, а может, и больше.
– В полицию она не обращалась, но, может быть, обратилась к кому-то еще, – предположил Портер.
– Имеешь в виду Толбота? – Нэш покачал головой: – Вряд ли; мне показалось, что он неподдельно удивился и расстроился, когда ты сообщил ему новость.
– Если няня работает нелегально, она не станет обращаться в полицию, – заметил Уотсон. – Скорее уж ему позвонит.
– Или кому-то, кто на него работает.
– Допустим, все было именно так, как вы говорите, и она позвонила Толботу. Тогда почему он притворился, будто ничего не знает? Разве ему не хочется найти Эмори?
Портер пожал плечами:
– Адвокат настойчиво просил его помалкивать. Может быть, такая у него позиция. Они скрывали девочку ото всех пятнадцать лет. С чего бы все менять сейчас? У него есть средства; возможно, он бросил на ее поиски своих людей, и мы ему не нужны.
– Тогда зачем рассказывать нам о ней? Если больше всего Толбота заботит, как бы спрятать ее от всего мира, почему он не попытался сбить нас со следа?
Портер подошел к корзине с грязным бельем и потрогал лежавшее сверху полотенце:
– Еще теплое.
Нэш медленно кивнул:
– Значит, ей кто-то позвонил, предупредил, что мы едем…
– Да, согласен. Скорее всего, она сбежала, как только ей позвонили.
– Это не значит, что здесь какой-то заговор. Возможно, она просто нелегал, как только что предположил наш доктор Уотсон, и Толбот не хочет, чтобы ее депортировали, – сказал Нэш.
– Я не…
Нэш взмахнул рукой, предлагая ему замолчать:
– Спорим, она где-то близко. Надо будет поставить кого-нибудь, чтобы следили за квартирой.
У Нэша зазвонил телефон.
– Эйсли, – сообщил он, посмотрев на экран и нажал клавишу ответа. – Нэш слушает.
Портер воспользовался случаем и набрал номер Хизер. Прослушал текст на автоответчике и отключился, не оставив сообщения.
Нэш нажал отбой и сунул телефон в передний карман брюк.
– Он просит нас приехать в морг.
– Что он нашел?
– Говорит, нам лучше увидеть это своими глазами.