Дженнифер Ли Арментроут
Из крови и пепла
Глава 5
Мы оставили Агнес в спальне. Она прижимала к груди обмякшую руку мужа и бережно убирала с его лица волосы.
Этот образ я нескоро забуду.
Но я не могу на этом зацикливаться. Я узнала от Виктера, что у Агнес есть дочь, но, к счастью, ее отправили к друзьям, сказав, что отец заболел. Виктер не видел причин не верить Агнес. Я испытала облегчение от того, что мои худшие опасения не подтвердились. Что ребенок не проклят тоже. Когда кто-то проклят, его укус может передавать проклятие, и хотя Марлоу не полностью обратился, с момента укуса он был подвержен вспышкам неконтролируемой ярости и жажды.
Теперь я стояла перед еще одной крохотной хижиной, в тенях узкого грязного переулка, и выслушивала очередную трагедию. Как только я поделилась с Виктером словами Марлоу, мы отправились прямиком к отцу Ридли, поскольку это ближе, чем казармы. Я была безмерно рада тому, что не смотрю на этого мужчину, потому что слышала в его голосе душераздирающие нотки, когда он рассказывал Виктеру о случившемся. У меня раскалывалась голова. Если я увижу бедного отца, то захочу как-то облегчить его боль. Как только Виктер спросил у старика, не видел ли он сына, тот сразу понял, зачем пришел Виктер.
Ридли не смог о себе позаботиться.
Однако отец смог.
Он показал Виктеру место во дворе под грушей, где похоронил Ридли. Он оборвал жизнь сына днем раньше.
Я все еще думала об этом, когда мы с Виктером брели по густой роще за цитаделью, чтобы не нарваться на городских гвардейцев. Когда-то в Роще Желаний в изобилии водились животные – олени и дикие кабаны, но после многих лет охоты остались только самые крохотные существа и огромные хищные птицы. Теперь роща служила чем-то вроде границы между имущими и неимущими: густая полоса деревьев стирала тесные жилища Нижнего квартала с глаз тех, кто живет в домах втрое больше того, в котором горюет Агнес. Часть рощи, ближе к центру города, расчистили и разбили там парк, где проводят ярмарки и праздники, катаются верхом, торгуют и устраивают пикники в теплые дни. Роща буквально врезалась во внутреннюю стену замка Тирман.
Мало кто отваживался ходить через рощу: считалось, что здесь блуждают души умерших. Или души гвардейцев? Или же между деревьями бродят духи загнанных на охоте животных? Точно не знаю, существует много разных версий. В любом случае, они нам на руку. Мы легко можем выскользнуть незамеченными из Садов Королевы в рощу, нужно только следить за патрулями. А уж из рощи можно идти куда угодно.
– Нам нужно обсудить то, что произошло в том доме, – заявил Виктер, когда мы пробирались по лесу, ведомые лишь проблесками лунного света. – О тебе говорят.
Я знала, что этот разговор неизбежен.
– И ты используешь свой дар там, где он все равно не поможет, – добавил он, стараясь говорить тихо, хотя нас некому было подслушивать. Разве что какому-нибудь еноту или опоссуму. – Ты по сути просто подтверждаешь, кто ты.
– Если люди и говорят, они ничего не разболтали, – ответила я. – И я должна что-то делать. Боль той женщины была… невыносимой для нее. Она нуждалась в передышке.
– И стала невыносимой для тебя тоже? – предположил он. Я ничего не ответила. – Голова сейчас болит?
– Ничего страшного, – отмахнулась я.
– Ничего страшного? – прорычал он. – Я понимаю, почему ты хочешь помочь, и уважаю это желание. Но это риск, Поппи. Еще никто ничего не разболтал – наверное, люди чувствуют, что в долгу у тебя. Но это может измениться, и тебе нужно быть осторожнее.
– Я осторожна.
Хоть я не могла видеть его лица под капюшоном, я знала, что он смотрит на меня с недоверием. Я усмехнулась, но улыбка быстро пропала.
– Я знаю, что риск…
– И если герцог обнаружит, чем ты занимаешься, ты готова к последствиям?
У меня внутри все ухнуло.
– Да, – ответила я, играя с выбившейся из плаща ниткой.
Виктер выругался вполголоса. В любой другой ситуации я бы захихикала.
– Ты смелая, как гвардеец с Вала.
– Принимаю это как большой комплимент, – улыбнулась я. – Спасибо.
– И такая же глупая, как любой новобранец.
Уголки моих губ опустились.
– Забираю свое «спасибо» обратно.
– Мне не следовало позволять тебе этим заниматься. – Он поймал низкую ветку и отодвинул в сторону. – Ты слишком часто выдаешь себя людям, а это очень рискованно.
Пройдя под веткой, я посмотрела на него и напомнила:
– Ничего ты мне не позволял. Просто не мог помешать.
Он остановился, схватил меня за руку и развернул лицом к себе.
– Я понимаю, почему ты хочешь помогать. Ты ничего не могла поделать, когда умирали твои отец и мать.
Я дернулась.
– Это не имеет к ним никакого отношения.
– Это неправда, и ты это знаешь. Ты пытаешься восполнить то, что не могла сделать в детстве. – Он понизил голос так, что я с трудом слышала его сквозь ветер, шумящий в листве. – Но есть еще кое-что.
– И что же это?
– Мне кажется, ты хочешь, чтобы тебя поймали.
– Что? Ты правда так думаешь? – Я шагнула назад, вырываясь из его хватки. – Тебе прекрасно известно, что сделает герцог, если узнает.
– Поверь, известно. Вряд ли я забуду хоть один раз, когда мне приходилось помогать тебе возвращаться в комнату.
Его голос стал жестким, и у меня вспыхнули щеки.
Я это ненавидела.
То, что чувствую порой, когда со мной что-то делают. Мне ненавистен удушающий, непереносимый стыд.
– Ты слишком сильно рискуешь, Поппи, даже зная, что тебе придется отвечать не только перед герцогом или королевой. Иногда мне кажется, ты хочешь, чтобы тебя признали недостойной.
Меня охватило раздражение. В глубине души я знала: это оттого, что Виктер разбередил старые раны и подобрался слишком близко к скрытой правде, которую я не хотела вытаскивать наружу.
– Поймают меня или нет, разве боги уже не знают, что я делаю? Если от них ничего не скроешь, то о каком лишнем риске может идти речь?
– Тебе вообще незачем рисковать.
– Тогда зачем ты обучал меня последние пять лет или около того? – требовательно спросила я.
– Потому что знаю, зачем тебе нужно чувствовать, что ты можешь себя защитить, – бросил он в ответ. – После того, что ты перенесла, с чем тебе приходится жить, я могу понять, что тебе необходимо уметь самой постоять за себя. Но если бы я знал, что ты будешь ввязываться в ситуации, где есть риск выдать себя, я бы не стал тебя обучать.
– Ну, теперь слишком поздно, чтобы передумать.
– Вот именно, – вздохнул он. – И чтобы избежать того, о чем я только сказал.
– Чего избежать? – я прикинулась, что не понимаю.
– Ты знаешь, о чем я.
Качая головой, я отвернулась и пошла дальше.
– Я помогаю людям не потому, что хочу, чтобы боги сочли меня недостойной. Я помогла Агнес не потому, что хотела, чтобы она рассказала кому-нибудь и правда обо мне вышла наружу. Я помогаю потому, что нельзя еще больше усугублять трагедию и заставлять людей смотреть, как их близких сжигают.
Я перешагнула упавшую ветку. Головная боль усиливалась. Однако она не имела никакого отношения к моему дару – ее вызвал этот разговор.
– Прости, что опровергла твою теорию, но я не мазохистка.
– Нет, – сказал он за моей спиной. – Не мазохистка. Ты просто боишься.
Я резко обернулась к нему.
– Боюсь?
– Твоего Вознесения. Да. Ты боишься. В этом не стыдно признаться. – Он прошел вперед и замер передо мной. – По крайней мере, мне.
Но другим, моим опекунам или жрецам, я бы никогда не призналась. Они сочли бы страх святотатством, как будто единственная причина бояться – это что я жду чего-то ужасного, а не потому что просто понятия не имею, что со мной произойдет при Вознесении.
Буду ли я жить.
Или умру.
Я закрыла глаза.
– Я понимаю, – повторил Виктер. – Ты не представляешь, что случится. Я понимаю, да, но… Поппи, независимо от того, рискуешь ты умышлено или нет, боишься или нет, результат не изменить. Своими действиями ты только навлечешь гнев герцога. И всё.
Я открыла глаза, но ничего не увидела в темноте.
– Неважно, что ты делаешь, тебя все равно не признают недостойной. Ты вознесешься.
* * *
Большую часть ночи я не спала из-за слов Виктера и в итоге пропустила обычную утреннюю тренировку в одной из старых комнат в заброшенной части замка. Виктер так и не постучал в старую дверь для слуг, что неудивительно.
Не знаю, чем еще это может быть, как не доказательством того, насколько хорошо он изучил меня.
Я на него не сердилась. Если честно, я могла раздражаться на него чуть ли не через день, но никогда не сердилась. Не думаю, что он решил, будто я сержусь. Просто прошлой ночью он… задел за живое и понимал это.
Я боялась Вознесения. Я это знала. И Виктер знал. А кто бы не боялся? Хотя Тони считает, что я вернусь Вознесшейся, никакой уверенности в этом нет. С Йеном было не так, как со мной. Когда мы жили в столице и росли здесь, его не связывали никакие правила. Он вознесся, потому что он брат Девы, Избранной, и потому что королева просила об исключении.
Так что да, я боялась.
Неужели я намеренно выхожу за рамки дозволенного и радостно танцую на грани в надежде, что меня сочтут недостойной и лишат моего статуса?
Это было бы… в высшей степени неразумно.
Я могу быть довольно неразумной.
Например, когда я увидела паука, то повела себя с хладнокровием наемного убийцы, словно паук был размером с лошадь. Это было неразумно. Но если меня признают недостойной, то изгонят, что равносильно смертному приговору. Если я боюсь умереть во время Вознесения, изгнание уж точно не улучшит ситуацию.
И я боялась умереть, но мои опасения насчет Вознесения заключались не только в этом.
Это был не мой выбор.
Я с этим родилась, так же, как и все вторые сыновья и дочери. Хотя никто из них, похоже, не боялся своего будущего, оно тоже не было их выбором.
Я не лгала и не имела никаких тайных намерений, когда помогала Агнес или показывала себя Марлоу. Я сделала это, потому что могла, потому что это был мой выбор. Я училась обращаться с мечом и луком, потому что это был мой выбор. Но не таились ли и другие мотивы в том, чтобы улизнуть тайком и посмотреть бой или поплавать без одежды? Пойти в игорный дом или пробраться в части замка, куда запрещено ходить? Или подслушивать разговоры, не предназначенные для моих ушей? Уходить из своих покоев без Виктера или Рилана, чтобы шпионить на балах в Большом зале или подглядывать за людьми в Роще Желаний? А что насчет «Красной жемчужины»? А того, что я позволила Хоуку меня поцеловать? Прикасаться ко мне? Все это я делала по своему выбору, но…
Но могло ли быть так, как предположил Виктер?
Что, если в глубине души я не просто пыталась жить в свое удовольствие и испытать как можно больше перед Вознесением? Что, если я бессознательно старалась сделать все, чтобы Вознесения не произошло?
Эти мысли преследовали меня весь день, и в кои-то веки я не так уж сильно тяготилась своим заточением. По крайней мере, до тех пор, пока не зашло солнце. Тони я отпустила задолго до ужина – ей незачем сидеть со мной, пока я угрюмо пялюсь в окна. Наконец я разозлилась на саму себя и рывком открыла дверь.
В коридоре бездельничал Рилан.
Я резко вдохнула.
– Куда-то собралась, Пен? – поинтересовался он.
Пен.
Так меня называл только Рилан. Мне нравилось. Я отпустила дверь, и она медленно качнулась назад, ударив меня по плечу.
– Не знаю.
Он ухмыльнулся, провел рукой по светло-каштановым волосам.
– Пора, не правда ли?
Оглянувшись на окно, я увидела, что уже смеркается, и удивленно вздрогнула. Целый день потратила впустую на самокопания.
Если бы это услышала жрица Аналия, она пришла бы в восторг, но предмет моих размышлений ее бы не обрадовал. Как бы там ни было, мне хотелось дать себе пощечину.
Но уже пора. Я кивнула и начала выходить…
– Кажется, ты кое-что забыла, – сказал Рилан, похлопывая себя по бородатому лицу.
Вуаль.
Боги милостивые, я чуть не вышла в коридор без вуали или капюшона. Если не считать опекунов – герцога и герцогиню, – без вуали меня позволялось видеть только Тони, Виктеру и Рилану. Ну, еще королеве с королем и Йену, но их тут точно нет. Будь в коридоре кто-то еще, он бы, наверное, упал замертво.
– Я сейчас вернусь!
Его ухмылка стала еще шире, а я бросилась обратно в комнату и надела вуаль. У меня ушло несколько минут на то, чтобы застегнуть все цепочки. Тони управлялась с ними гораздо быстрее.
Я начала выходить…
– Обувь, Пен. Тебе нужно обуться.
Оглядев себя, я издала неподобающий леди стон.
– Боги! Минутку!
Рилан захихикал.
Совершенно растерянная, я надела сильно поношенные туфли, что представляли собой всего лишь атлас на тонкой кожаной подошве, и опять открыла дверь.
– Плохой день? – предположил Рилан, входя в комнату.
– Странный день, – возразила я, направляясь к ходу для слуг. – Я такая рассеянная.
– Похоже на то, раз ты не замечаешь времени.
Рилан прав. Если ничего не случалось, перед самым закатом он или Виктер всегда были готовы меня сопровождать.
Мы быстро двигались по узкому, пыльному лестничному пролету. Лестница вела к площадке перед кухней. Хотя мы шли по старому ходу, чтобы нас видело как можно меньше людей, совсем избежать свидетелей было невозможно. Кухонные слуги останавливались на полушаге, когда мы с Риланом проходили мимо. Коричневая одежда и белые колпаки делали их почти неотличимыми друг от друга. Я услышала, как на пол упала корзина с картошкой, и уловила строгое, хлесткое замечание. Краем глаза увидела склоненные, будто в молитве, головы.
Я подавила стон, а Рилан поступил как всегда и притворился, что в их поведении нет ничего странного.
«Ты дитя богов».
Я вспомнила слова Агнес. Они так считают только из-за вуали, картин и разных других произведений искусства, изображающих Деву.
А еще потому, что они нечасто меня видели.
Мы шли к пиршественному залу. Оттуда можно выйти в фойе и попасть в Сады Королевы. Там будет еще больше слуг, но другого пути из замка нет, разве что слезть по стене. Мы шагали мимо длинного стола, когда позади нас открылась одна из множества дверей, расположенных вдоль обеих стен.
– Дева!
От омерзения я покрылась гусиной кожей. Я узнала голос и хотела двигаться дальше, притворившись, что внезапно оглохла.
Но Рилан остановился.
Если бы я пошла дальше, ничем хорошим это бы не кончилось.
Набрав побольше воздуха, я повернулась к лорду Брендолу Мэзину. Я видела не то, что большинство, – темноволосого мужчину лет двадцати пяти, привлекательного и высокого. Я видела грубияна.
Я видела жестокого человека, который давно забыл, что значит быть смертным.
В отличие от герцога, который, похоже, ненавидел меня ни за что, я точно знала, почему лорду Мэзину так нравится меня изводить.
Из-за Йена.
Причина была самая суетная и несущественная из всех возможных. За год до того, как мой брат вознесся, он обыграл лорда Мэзина в карты, и лорд невежливо предположил, что Йен жульничает. Я, хотя мне вообще не следовало присутствовать при игре, рассмеялась. В основном потому, что лорд совершенно не умеет играть в покер. С того момента лорд при любой возможности изводил меня и Йена. После Вознесения Йена стало только хуже, и лорд начал… помогать герцогу с его уроками.
Сцепив руки, я молчала, а он зашагал ко мне. На нем была черная рубашка, длинные ноги обтягивали черные штаны. Темная одежда резко контрастировала с бледной кожей и губами цвета спелых ягод. Его глаза…
Мне не нравилось в них смотреть. Они казались бездонными и пустыми.
Как у всех Вознесшихся, они были такими черными, что не видно зрачков. Интересно, какого цвета были его глаза до Вознесения? Он вообще это помнит? Лорд выглядел так, словно прожил всего два десятка лет, но я знала, что он вознесся после войны Двух Королей вместе с герцогом и герцогиней. Ему сотни лет.
Когда я не ответила, лорд Мэзин натянуто улыбнулся поджатыми губами.
– Удивлен, что вижу тебя здесь.
– Она идет на вечернюю прогулку, – сказал Рилан ровным тоном. – Как ей позволено.
Похожие на осколки обсидиана глаза устремились на гвардейца.
– Я тебя не спрашивал.
– Я иду на прогулку, – выступила я вперед, прежде чем Рилан вымолвил еще хоть слово.
Пугающий бездонный взгляд переместился на меня.
– Ты идешь в сад? – Уголок его губ изогнулся, а я вздрогнула от неожиданности. – Разве не туда ты всегда ходишь в это время суток?
Он не ошибался.
И меня весьма обеспокоило то, что лорд об этом знает.
Я кивнула.
– Она уже должна идти, – вмешался Рилан. – Как вам известно, Деву нельзя задерживать.
Другими словами, мне не позволено ни с кем общаться, даже с Вознесшимися. Лорд это знал.
Но пренебрегал этим правилом.
– Дева также должна быть вежливой. Я желаю с ней говорить и уверен, что герцог очень расстроится, когда узнает, что она не захотела отвечать.
Я выпрямилась. Волна негодования пробежала по мне, и я едва не потянулась за кинжалом. Такая реакция меня в какой-то степени шокировала. Что бы я натворила, если бы не остановилась? Пырнула бы его? Я чуть не рассмеялась.
Но ничего забавного здесь нет.
Завуалированная угроза пожаловаться герцогу возымела действие. Лорд загнал нас с Риланом в угол, потому что хотя мне и нельзя общаться, по воле герцога на лорда Мэзина не распространяются те же правила, что и на всех. Если я уйду, меня накажут. И Рилана тоже. И хотя мое наказание не будет легким, его нельзя сравнить с тем, что ждет Рилана.
Его могут выгнать из королевской гвардии, и герцог постарается предать огласке то, что Рилан утратил его благосклонность. Рилан станет безработным и обесчещенным. Это не то же самое, что изгнание, но жить ему станет неизмеримо труднее.
Я расправила плечи.
– Ничего не хотела так сильно, как поговорить с вами.
Его красивые черты исказило самодовольство. А мне ничего не хотелось так сильно, как врезать ему по лицу.
– Идем. – Он обвил рукой мои плечи. – Я хочу поговорить наедине.
Рилан шагнул вперед…
– Все хорошо, – заверила я, оглянувшись через плечо, хотя на самом деле хорошо не было. Но я хотела, чтобы он послушался. – Правда, все в порядке.
Он стиснул зубы, уставившись на лорда. Рилана нисколько не радовала эта ситуация, но он коротко кивнул.
– Я буду здесь.
– Да, будь, – отозвался лорд.
Боги!
Не все Вознесшиеся такие, как лорд, который использовал свою власть и статус как отравленный меч, но лорд Мэзин еще не худший экземпляр.
Он повел меня налево, столкнувшись со служанкой, которая чуть не выронила ведро. Он, похоже, вообще ее не заметил. Моя надежда на то, что он поговорит, отойдя на несколько шагов в сторону, быстро угасла, когда он направился в темную нишу между дверями.
Мне следовало знать.
Он отодвинул плотные белые портьеры и затащил меня в тесное пространство, где единственным источником света был маленький светильник над кушеткой, заваленной подушками. Я понятия не имела, для чего предназначены эти полускрытые комнатки, но уже не раз оказывалась в их ловушке.
Я шагнула назад, немного удивившись, что лорд мне это позволил. Он смотрел на меня с самодовольной ухмылкой, а я остановилась поближе к портьере. Он сел на кушетку, вытянул ноги и сложил руки на груди.
Мое сердце колотилось. Тщательно подбирая слова, я произнесла:
– Я правда не могу задерживаться. Если меня кто-нибудь увидит, у меня будут неприятности со жрицей Аналией.
– И что же случится, если добрая жрица из храма узнает, что ты задержалась?
Его тело казалось расслабленным и обмякшим, но я знала, что это не так.
Внешность может быть обманчивой. Вознесшиеся действуют быстро, когда хотят. Я видела, как они двигаются, превращаясь в размытую полосу.
– Пожалуется герцогу на плохое поведение? – продолжал он. – Мне так нравятся его уроки.
Отвращение росло во мне, точно сорняк. Разумеется, ему нравятся уроки герцога.
– Не уверена, что она пожалуется.
– Это можно проверить, – лениво предложил он. – По крайней мере, мне интересно.
Я сжала кулаки.
– Не хочу сердить герцога или жрицу.
Он опустил ресницы.
– Не сомневаюсь, что не хочешь.
От впившихся в ладонь ногтей разошлась резкая, жалящая боль.
– О чем вы хотели со мной поговорить?
– Ты задала вопрос неподобающим образом.
Я пыталась удержать себя в руках, успокоиться и была благодарна вуали. Если бы он видел мое лицо полностью, то точно бы знал, что я чувствую.
Раскаленную докрасна ненависть.
Я не знала, почему лорду доставляет такое удовольствие приставать ко мне. Почему ему нравится заставлять меня чувствовать неловкость. Но он занимался этим уже несколько лет. Хотя со слугами он обращался еще хуже. Я слышала, как шепотом предостерегали новый персонал: избегайте привлекать его внимание или вызывать недовольство. Так или иначе, со мной он не заходил дальше определенных границ. Что касается слуг, то тут я сомневаюсь, что для него существовала какая-то черта.
Я вздернула подбородок.
– Что вам угодно обсудить со мной, лорд Мэзин?
На его лице появился намек на холодную улыбку.
– Что-то я давно тебя не видел.
Прошло шестнадцать дней с тех пор, как он в последний раз загонял меня в угол. То есть не так уж давно.
– Я по тебе скучал, – добавил он.
Сомнительно.
– Милорд, мне нужно идти…
Я резко втянула воздух. Он поднялся. Только что сидел, развалившись, на кушетке, и в следующую секунду уже стоит передо мной.
– Я оскорблен. Я сказал, что скучал по тебе, а ты говоришь, что тебе нужно идти? Ты меня ранила.
То, что он произнес почти те же слова, что и Хоук две ночи назад, не прошло для меня незамеченным. Как и моя абсолютно разная реакция на них. Хоук меня поддразнивал, а лорд Мэзин предупреждал. Сейчас эти слова меня не очаровали, а возмутили.
– Это не входило в мои намерения, – выдавила я.
– Уверена? – Его палец прижался к моему подбородку прежде, чем я даже заметила движение его руки. – А у меня сложилось впечатление, что ты сделала это намеренно.
– Нет.
Я отклонилась назад…
Он обхватил пальцами мой подбородок, удерживая мою голову. Когда я сделала очередной вдох, мне показалось, его пальцы пахнут… цветами, мускусом и конфетами.
– Постарайся быть более убедительной, если хочешь, чтобы я поверил.
– Простите, если я не так убедительна, как должна быть. – Мне потребовались усилия, чтобы говорить ровно. – Вам не следует ко мне прикасаться.
Он с ухмылкой провел большим пальцем по моей нижней губе. По мне словно пробежали тысячи крохотных насекомых.
– Это почему же?
Лорд точно знал почему, но я все равно ответила:
– Я Дева.
– Да.
Он провел пальцами по моему подбородку до жесткого кружева, прикрывающего горло. Его рука двинулась дальше к моей ключице.
Моя ладонь горела от желания ощутить рукоятку кинжала, а тренированные мышцы напряглись, готовясь действовать – остановить его. По мне пробежала дрожь, я боролась с желанием дать отпор. Но это не стоило того, что случится. Я твердила это себе, пока его пальцы скользили вниз по моему платью. Это был не просто страх наказания. Если я покажу свои навыки, герцог узнает, что меня обучали, и не так уж трудно догадаться, что виноват в этом Виктер. Опять же, с чем бы я ни столкнулась, это ничто по сравнению с тем, что ждет моего охранника.
Но больше я терпеть не могла.
Я шагнула назад, создавая между нами расстояние.
Лорд Мэзин склонил голову набок и негромко рассмеялся. Инстинкт сработал, я кинулась к портьере, но недостаточно быстро. Он поймал меня за бедро. Не дав мне и секунды, обвил рукой мою талию и прижал спиной к себе. Его другая рука оставалась там же, где была, – между моих грудей. От соприкосновения с его телом меня охватило отвращение.
– Помнишь последний урок? – Я ощутила на коже под вуалью его ледяное дыхание. – Не поверю, что ты забыла.
Я не забыла ни одного.
– Ты даже не пискнула, а я знаю, что было больно. – Он крепче стиснул мою талию, и даже при своих крайне ограниченных познаниях я догадалась, к чему прижимаюсь. – Признаю, ты меня впечатлила.
– Рада это слышать. – Я заскрежетала зубами.
– А, вот оно что, – проговорил он. – Этот тон не подобает Деве. Такой тон уже принес тебе неприятности один, два или даже дюжину раз. Интересно, когда ты проявишь свой норов? Уверен, ты тоже помнишь, что случилось в прошлый раз.
Разумеется, это я тоже помнила.
Я вышла из себя и огрызнулась в ответ герцогу. Он ударил меня так, что я потеряла сознание. Очнувшись, я чувствовала себя так, будто по мне проскакала лошадь, а герцог с лордом развалились на диванчике и, по-видимому, выпили бутылку виски, пока я лежала на полу.
Несколько дней я чувствовала себя так, будто заболела гриппом. Наверное, у меня было небольшое сотрясение мозга.
Тем не менее это стоило того, чтобы увидеть изумление в обычно невозмутимом взгляде герцога.
– Может, я сам пойду к герцогу, – размышлял он. – Расскажу ему, как неуважительно ты себя вела.
Я уставилась на серый камень стены. В крови у меня вскипела ярость.
– Отпустите меня, лорд Мэзин.
– Ты плохо просишь. – Его бедра прижались к моим, и моя кожа вспыхнула от гнева. – Ты не сказала пожалуйста.
Я ни за что не скажу пожалуйста. Будь прокляты последствия, с меня довольно. Я ему не игрушка. Я Дева, и хотя он невероятно быстр и силен, я знаю, что могу причинить ему боль. На моей стороне элемент неожиданности, и мои ноги свободны. Я встала пошире, и тут ощутила на подбородке что-то влажное…
До нас донесся крик, и от неожиданности герцог ослабил хватку. Я вырвалась и развернулась к нему. С бешено бьющимся сердцем просунула руку в разрез на платье, к рукоятке кинжала.
Лорд пробормотал что-то, а крик повторился – пронзительный и полный ужаса.
Воспользовавшись тем, что он отвлекся, я ринулась за портьеры вместо того, чтобы достать кинжал и отрезать то, что, уверена, лорд считал своей главой ценностью.
Лорд раздвинул портьеры и выскочил из ниши, но на крики в пиршественный зал уже бежали люди. Слуги, королевские гвардейцы. Теперь лорд Мэзин ничего не сделает. Я это знала.
Я встретилась с ним взглядом сквозь вуаль. У него раздувались ноздри. Он тоже знал.
Крик раздался снова. Он доносился из одной из ближайших комнат. Через две двери от нас третья была открыта.
Ко мне подскочил Рилан.
– Пен…
Я увернулась от него и побежала на звук. Случившееся в нише с лордом отошло на второй план. Я сжала рукоятку кинжала. Крики – всегда плохой знак.
Из комнаты выскочила женщина – служанка, которая несла ведро. В ее лице не было ни кровинки, она сжимала и разжимала руку на горле. Качая головой, она попятилась назад.
Я добежала одновременно с Риланом и заглянула внутрь.
Я увидела ее сразу.
Она лежала на кушетке цвета слоновой кости, бледно-голубое платье измято и спущено до талии. Одна рука безвольно свесилась, кожа приобрела меловой оттенок. Мне не нужно было открывать чутье, чтобы понять, что она не испытывает боли.
Она вообще больше ничего не испытает.
Я подняла взгляд. Ее голова покоилась на подушке, шея была вывернута под неестественным углом и…
– Не надо на это смотреть.
Рилан схватил меня, и на этот раз я не стала вырываться. Не остановила его, когда он отвернул меня. Но я уже увидела.
Увидела глубокие раны-проколы.
