Дженнифер Доннелли
Дикая роза
Глава 9
Макс фон Брандт посмотрел на часы. Время перевалило за восемь вечера. Автобус, которого он дожидался, должен подъехать с минуты на минуту. Последние четверть часа Макс провел под навесом табачного магазина на Уайтчепел-роуд, чтобы ни в коем случае не пропустить автобус.
Он зябко поежился. Сырой холодной вечер заставил его ссутулиться. Он ненавидел отвратительную английскую погоду, но радовался, что сейчас идет дождь. Дождь был его союзником.
В нескольких футах от Макса шипел газовый фонарь, слабо освещая скользкие черные булыжники, убогие витрины магазинов и закопченные кирпичные стены домов. Ни тебе ваз с цветами, ни зеленого парка или приветливой уютной кофейни. Если бы он задумал совершить самоубийство, то местом сведения счетов с жизнью непременно выбрал бы Уайтчепел. Более подходящего места для ухода в мир иной не придумаешь.
Обычно Макс ходил в безупречно сшитом костюме, накрахмаленной белой рубашке и шелковом галстуке. Но сегодня он сменил свою «униформу» на темно-синюю матросскую куртку, кепку, парусиновые брюки, тяжелые ботинки и очки в тонкой оправе, куда были вставлены простые стекла.
Прошла еще минута. Две. Потом он услышал тарахтение автобусного мотора. Звук нарастал. Вскоре и сам автобус вынырнул из-за поворота и подъехал к остановке на противоположной стороне улицы. Мотор верещал, шофер дожидался, пока несколько пассажиров сойдут. Макс вглядывался в их лица.
Вот и она, подумал он, глядя, как последней из автобуса вышла девушка. У нее было невыразительное круглое лицо, обрамленное темными вьющимися волосами. Глаза за стеклами очков казались маленькими, зато зубы, наоборот, были крупными, как у кролика. Глядя на девушку, Макс понимал, что его план удастся. По сути, ему и особо напрягаться не понадобится. От этой мысли его охватило глубокое омерзение. Макс быстро подавил это чувство, поддаваться которому не имел права. Начатая работа должна продолжаться. К его цепи нужно добавить еще одно звено, чем он сейчас и займется.
Он ждал, пока она не окажется на тротуаре, сражаясь со своим зонтом. Ждал, пока кондуктор не позвонит в колокольчик и автобус не отъедет от тротуара, выплевывая черные облака выхлопных газов. Тогда Макс пересек улицу и пошел навстречу женщине, держа руки в карманах и пригнув голову от дождя.
Макс знал, что она пойдет в его сторону. В этом он убедился, четыре вечера подряд наблюдая за ней из чердачного окна одного из окрестных домов. Шаги девушки становились все громче. Макс по-прежнему не поднимал головы. Он ждал, пока не почувствует девушку вблизи, не ощутит ее запах. «Рано, – говорил он себе. – Рано… Потерпи еще… Пора!»
Быстрым, точно рассчитанным движением Макс сильно толкнул девушку плечом, выбив из рук сумку и задев очки, которые тоже упали.
– Черт побери! Простите меня! – пробормотал Макс, мастерски подражая выговору уроженца Йоркшира, торопливо наклонился и поднял сумку и очки. – Я вас не заметил. Вы не поранились?
– Я… думаю, нет, – ответила она, щурясь на него из-под зонта. – Вы не знаете, куда упали мои очки?
– Вот они, – ответил Макс, подавая ей очки.
Дрожащими руками она надела очки, потом взяла у него сумку.
– Я очень извиняюсь. Какой же я увалень. Мне так неловко.
– Ничего. Все обошлось, – ответила девушка.
– Кажется, я заблудился. Я шел из Уоппинга. Мой корабль встал там на якорь всего час назад. Я разыскиваю меблированные комнаты «Даффинс».
– Я знаю, где это, – ответила девушка и указала в восточную сторону. – Через две улицы, слева. Но «Даффинс» – дорогое место. Вы могли бы поискать меблирашку поближе к реке. В Уоппинге их полно.
Макс покачал головой:
– Вряд ли, мисс, вы останавливались в таких местах. Сплошной ужас. Ничем не лучше ночлежек. Стоянка моего корабля продлится несколько дней, и я хочу провести их в приличном месте. Рядом с церковью. – Он заметил, как при упоминании церкви глаза девушки немного округлились. – Все это время я смотрел на уличные указатели, потому и налетел на вас. Мне до сих пор очень неловко. Могу я как-то загладить свою вину? Скажем, угостить вас чаем в каком-нибудь приятном чайном заведении? Здесь имеются такие?
– Все уже закрыто, – ответила девушка и закусила губу.
Дождь припустил сильнее. Отлично, подумал Макс. Он поднял воротник и передернул плечами.
– Вот… – сказала она, держа зонт так, чтобы он прикрывал их обоих.
Макс стал оглядываться по сторонам, делая вид, будто выискивает еще открытые заведения.
– О, смотрите! В двух шагах от нас паб. – Он прищурился и прочитал вывеску. – Какое смешное название – «Нищий слепец». Вы составите мне компанию?
– Я не посещаю пабы, – покачала головой девушка.
– Возможно, у них есть зал для женщин, – с надеждой в голосе предположил Макс.
Девушка колебалась, но глаза у нее были голодными и печальными.
Вызволяя Харриет из тюрьмы Холлоуэй, Макс случайно услышал рассказ Дженни Уилкотт о своей лучшей ученице. Одинокая девица, живущая с больной матерью. Вязальный кружок и движение суфражисток – вот и все ее развлечения. Она жаждала мужского общества. Макс это видел. Тут и любой увидел бы.
– Ну что ж, не смею вас задерживать, – сказал Макс, приподнимая кепку. – Спокойной ночи, мисс.
– Может, зайду ненадолго, – вдруг сказала она. – Выпью стакан лимонада или чего-нибудь в этом роде. Меня мама ждет. Но пока еще не так много времени, чтобы она беспокоилась. Иногда я возвращаюсь из вязального кружка и того позже.
– Прекрасно, – улыбнулся Макс. – Рад, что вы передумали. Угощу вас лимонадом. Надо же как-то загладить свою неловкость. Я ведь вас едва с ног не сбил. Кстати, меня зовут Питер. Питер Стайлс, – представился он, протягивая руку.
Очки девушки сползли на кончик носа. Она поправила их и застенчиво улыбнулась.
– Но я не знаю вашего имени.
– Ой! Верно. Как глупо с моей стороны, – нервно рассмеялась она. – Меня зовут Глэдис. Глэдис Бигелоу. Очень рада с вами познакомиться.
Глава 10
– Хозяин, куда плиту нести? Туда? Вы, случаем, не ошиблись? Это же церковь, – сказал развозчик Робби Барлоу.
– Это очень холодная церковь, – ответил ему Шейми.
– А дверь там открыта? Штука-то тяжелая, сами знаете. Как сгрузим с телеги, хорошо бы прямо до места донести.
– Дверь здесь всегда открыта. Местный священник ее не закрывает. – Шейми спрыгнул с телеги, взбежал по ступенькам крыльца, открыл дверь и крикнул: – Привет! Есть тут кто-нибудь? Преподобный Уилкотт? Дженни? – Ответа не было, и Шейми зашел внутрь и снова позвал: – Есть тут кто-нибудь?
Послышались шаги, и в передней церкви появилась очень симпатичная молодая женщина в блузке цвета слоновой кости и бежевой юбке.
– Шейми Финнеган? Неужели вы? – удивилась она.
– Здравствуйте, Дженни. Рад, что вас застал.
– А где же мне еще быть? Только что закончила заниматься с детьми и теперь прибирала за ними.
– Я так и надеялся.
Надежда была здесь ни при чем. По субботам Дженни всегда давала уроки, и Шейми знал, что непременно ее застанет.
Дверь церкви открылась.
– Извиняйте, миссус, куда вам плиту нести? – спросил Робби.
Они с помощником втащили плиту внутрь и оба кряхтели, напрягаясь от тяжелой ноши.
– Какую плиту? – не поняла Дженни.
– Я привез вам новую плиту. Взамен старой, – сказал Шейми. – Вы говорили, что она почти не греет. И детишки, как помню, тогда изрядно мерзли.
– Мне даже не верится, – растерялась Дженни.
– Ничего особенного. Просто решил вам помочь.
По большей части Шейми говорил правду, однако главной причиной было желание снова увидеть Дженни. Очень сильное желание. Шейми не переставал думать о Дженни с тех самых пор, как неделю назад простился с ней. Он совсем не хотел думать о Дженни. Не хотел вспоминать цвет ее глаз, изгиб талии, смех, но ничего не мог с собой поделать. Его приезд сюда на телеге, вместе с плитой и развозчиками, выглядел несколько эксцентрично, однако Шейми это не заботило.
– У меня нет слов. Спасибо. Огромное вам спасибо, – сказала Дженни, явно растроганная его подарком.
– Эй, миссус! – простонал Робби. – Приберегите ваши спасибочки на потом. Куда нести эту махину?
– Простите! – спохватилась Дженни. – Сюда, пожалуйста.
Она провела развозчиков в небольшую ризницу, служившую ей классной комнатой. Мужчины шумно опустили плиту на пол и некоторое время стояли согнувшись, руки на коленях, восстанавливая дыхание.
– Старая плита хорошо грела? – отдышавшись, спросил Робби.
– Очень плохо. Сегодня мне не удалось ее растопить. Сколько ни билась, никаких результатов. По-моему, там жаровая труба сломалась.
– Можем забрать, если не возражаете.
Шейми ответил, что не возражает. Развозчики отсоединили старую плиту от дымохода и унесли.
– Я… даже не знаю, что́ сказать, – призналась Дженни, когда они остались вдвоем. – Это очень щедрый подарок.
Шейми отмахнулся от ее благодарности, снял куртку и засучил рукава. Потом открыл сумку с инструментами, привезенными из дома Джо, и взялся за установку новой плиты. У него был опыт обращения с плитой на борту «Дискавери» и еще больше опыта с плитами фирмы «Примус», так что присоединение новой плиты к дымоходу не представляло никаких трудностей. Через полчаса работа была окончена.
– Вот и все! – объявил Шейми, вылезая из-за плиты. – Теперь все вы не будете мерзнуть.
Взглянув на него, Дженни расхохоталась. Шеймус не понимал причин ее смеха, пока она не сказала:
– Вы черны, как трубочист! Видели бы вы сейчас свое лицо. Вы будто в угольную яму свалились. Обождите здесь. Я сейчас принесу таз с водой.
Через несколько минут Дженни вернулась с водой, мылом и полотенцем. Она усадила Шейми и стала отмывать сажу с его щек и шеи. Шейми прикрыл глаза от мыльных брызг. Руки Дженни были мягкими и нежными. Шейми понравились их прикосновения, причем настолько, что чувства заслонили в нем разум. Он собирался быть предельно учтивым и поступить так, как требовали приличия: пойти к ней домой и вначале переговорить с ее отцом. Вместо этого он взял Дженни за руку и сказал:
– Дженни, погуляйте со мной.
– С удовольствием. Мне так и так надо было на рынок, а потом…
– Я не про сегодняшний день. Завтра. После службы. В Гайд-парке.
– А-а, вы про такую прогулку.
Она взглянула на их соединенные руки, но свою не отвела.
– Я заеду за вами в экипаже. Все как полагается.
Дженни посмотрела на него и улыбнулась:
– Тогда я согласна. Это было бы замечательно.
– Отлично.
– Да. Отлично.
– Я это… провожу вас домой.
– Шейми, мой дом рядом с церковью.
– Я помню. Я бы хотел поговорить с вашим отцом.
– О плите?
– Нет.
– Не стоит. Он не ждет, что вы будете спрашивать разрешения. Мне как-никак уже двадцать пять. Вполне взрослая.
– Это я помню. Но я все-таки хочу с ним поговорить.
Она засмеялась:
– Ну, раз вы так настаиваете, пошли.
Преподобный Уилкотт сидел за кухонным столом, попивая чай и готовясь к воскресной проповеди. Услышав шаги, он поднял голову:
– Шеймус! Рад снова вас увидеть, мой мальчик! Не желаете ли чашку чая?
– Нет, ваше преподобие. Спасибо, но чая я не хочу.
– Что привело вас в наши края?
И Шейми, плававший по неизведанным морям, справлявшийся с яростно воющими штормами и пронизывающим холодом, вдруг потерял смелость. Он почувствовал себя шестилетним мальчишкой в коротких штанишках, который выпрашивает у взрослых двухпенсовую монету, чтобы потратить на ярмарке. Он никогда не спрашивал разрешения сводить женщину на прогулку. Женщины, с которыми его в последние годы сталкивала судьба… там вопрос о прогулках не вставал, а потому Шейми совершенно не знал, с чего начать.
– Я… в общем… понимаете, сэр… я хочу… то есть я хотел бы просить вашего разрешения сводить завтра Дженни на прогулку. – (Священник удивленно моргал, не произнося ни слова.) – Конечно, если это не создаст вам сложностей, ваше преподобие, – нервозно добавил Шейми.
– Что вы! Ничуть! Никаких сложностей, – засмеялся Уилкотт. – Просто я не привык, чтобы у меня спрашивали разрешения. Моя Дженни делает то, что захочет. И всегда делала. Она очень независимая девушка. Но если вам так спокойнее, да, я разрешаю сводить ее завтра на прогулку.
– Благодарю вас, сэр. Удобно ли будет, если я заеду в два часа?
– Приезжайте, когда хотите, – ответил священник.
– Два – очень удобное время, – сказала Дженни.
Шейми простился со священником. Дженни проводила его до двери.
– Вам незачем было это делать, – сказала она, прежде чем открыть дверь.
– Очень даже зачем.
– В следующий раз вы потребуете, чтобы нас сопровождала компаньонка.
Эта мысль как-то не приходила ему в голову.
– Я не против. Если вам нужно, – торопливо произнес Шейми.
– Мне не нужно, – ответила Дженни и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Раньше, чем Шейми сумел что-то сказать, она распахнула дверь:
– До завтра.
– Да. Конечно. До завтра, – пробормотал Шейми.
Дженни закрыла дверь. Шейми понимал, что нужно идти. Но он не сразу нашел в себе силы сделать хотя бы шаг. Какое-то время он стоял, изумленно дотрагиваясь пальцами до того места на щеке, куда его поцеловала Дженни.
Глава 11
– Дорогая, ты видела моего нового немца?
– Нет, Элинор, не видела. Ты его куда-то спрятала? – спросила Мод Селвин Джонс.
– Бесстыжая девчонка! – усмехнулась Элинор Глин. – Идем. Он играет на рояле в гостиной, заставляя женщин падать в обморок. Он тебе непременно понравится. Такой обаятельный. Его зовут Макс фон Брандт. Он приехал сюда вместе с кузиной Харриет Хэтчер. Она врач. Ты ее знаешь?
– Знаю. И его тоже.
– Превосходно! Хэтчеры всегда были очень дружны с Керзонами. Мне рассказывали, что миссис Хэтчер и Мэри Керзон были близки, как сестры.
Мимо прошел официант с подносом, уставленным хрустальными бокалами с шампанским.
– Выпей, – предложила Элинор, взяв бокал. – По-моему, ты умираешь от жажды.
– Так оно и есть, – ответила Мод. – Спасибо.
– Выпей. Шампанского у нас – хоть залейся. Не далее как сегодня я обнаружила в погребе Джорджа целых двенадцать ящиков, – подмигнула ей Элинор и отошла, шелестя шелками и распространяя аромат духов. – Дорогая, мы всего лишь через дорогу! – напомнила она, обернувшись через плечо.
Мод улыбнулась. «Через дорогу» было приличным расстоянием в Кедлстон-Холле, обширном родовом имении Джорджа Натаниэла Керзона, первого маркиза Керзона Кедлстонского, ныне вдовствующего. Она приехала сюда на выходные по настоятельному приглашению Элинор, и, хотя она несколько раз бывала в Кедлстоне, ее не переставали восхищать внушительные размеры и красота дома, спроектированного Робертом Адамом. Дом был очень старым и очень красивым, полным роскошных излишеств, и это Мод нравилось.
Элинор тоже обожала Кедлстон-Холл. Мод знала о ее сокровенном желании стать хозяйкой имения. Элинор уже была любовницей Керзона и не делала тайны из намерения стать его женой. Но этому мешал ряд обстоятельств, и прежде всего – ее репутация. Элинор была скандальной романисткой, написавшей, в числе прочего, «Это», «Три недели» и «По ту сторону скал» – пикантные истории, опуститься до чтения которых не позволила бы себе ни одна порядочная женщина. Вторым обстоятельством был ее муж, сэр Ричард. Некогда богатый, он сделался расточителем и должником. Писательством Элинор занялась еще в 1900 году и с тех пор выпускала в год по роману, чтобы оплачивать счета. Ее книги расходились как горячие пирожки.
Этим вечером Мод была не в настроении слушать музыку. Ее порядком утомили Джордж и другие политики, съехавшиеся в Кедлстон на выходные. Даже ее добрый приятель, премьер-министр Асквит утомил ее сегодня. Вдобавок она не находила себе места, подумывая, не прогуляться ли по окрестным садам или просто залечь в постель с книжкой. Но появление Макса фон Брандта все изменило. Она помнила этого человека. Очень хорошо помнила. Женщина ни за что не забудет мужчину с таким лицом. По сути, она думала о Максе с того дня, как впервые увидела его в Холлоуэе.
Допив шампанское, Мод поставила пустой бокал на стол, достала из сумочки сигарету и закурила. Это была особая сигарета, с примесью опиума, добавляемого в табак стараниями опиумного торговца Тедди Ко из Лаймхауса. Мод побывала там несколько дней назад, чтобы пополнить запас. С годами ее страсть к этому зелью уменьшилась. Она больше не посещала опиумные курильни Восточного Лондона и не выкуривала столько «особых» сигарет, как прежде, но изредка позволяла себе вспомнить старое.
Мод глубоко затянулась, выпустила облачко дыма и побрела в музыкальную гостиную – естественно, огромную, как и все помещения Кедлстона, полную всякой дорогостоящей всячины вроде картин, фарфора и мебели. В гостиной было людно, но Макса она заметила сразу же.
Он сидел за роялем и играл песню под названием «In the Shadows». Его светлые, с серебристым отливом волосы были зачесаны назад. Он был в черном элегантном смокинге, такой же обаятельный, как и там, где они встретились впервые.
Макс вдруг поднял голову, улыбнулся ей, и Мод, словно шестнадцатилетняя дурочка, ощутила слабость в коленях. Давно уже ни один мужчина не действовал на нее так.
Макс спел несколько любимых ею песен: «Destiny», «Mon Coeur S’ouvre a ta Voix»[3], «Songe d’Automne»[4]. Все это время он безотрывно смотрел на Мод, а она, злясь на себя, отвернулась и, что того хуже, покраснела.
Когда стихли последние ноты «Songe d’Automne», Макс объявил, что устал и желает промочить горло, после чего быстро покинул музыкальную гостиную. Ему вслед летели аплодисменты и крики «Браво!», но Мод почувствовала, словно весь мир вдруг погрузился во тьму.
– Возьми себя в руки, – прошептала она.
Мод вышла из музыкальной гостиной и, пройдя по коридору, открыла дверь бального зала. Там было пусто. Несколько французских дверей оказались открытыми. Мод поспешила на террасу. Ей отчаянно требовался глоток свежего воздуха. Мраморная терраса Кедлстона купалась в лунном свете. Вокруг – ни души.
– Слава Богу! – вздохнула Мод.
Тишина и вечерняя прохлада успокоили ее, но дрожь в руках осталась. Мод полезла в сумочку за второй сигаретой.
– Удивляюсь тебе. Честно слово, удивляюсь, – сказала она себе.
Она была уже слишком стара для подобных девчоночьих штучек. По крайней мере, она так думала.
– А-а, вот вы где, – послышался у нее за спиной теплый, сочный голос с легким немецким акцентом.
Мод медленно обернулась. В нескольких футах стоял Макс с бутылкой шампанского.
– Я думал, вы ушли и я найду лишь ваш хрустальный башмачок.
– Я… Я вышла подышать, – сказала Мод.
– Вижу, чем вы дышите, – улыбнулся Макс. – Вы позволите? – спросил он, потянувшись к ее сигарете.
– Что? Это? Вам не понравится, – заупрямилась Мод, пряча сигарету за спину.
– Понравится, – ответил Макс.
Он наклонился ближе. Теперь их лица разделяло несколько дюймов. От Макса пахло шампанским, сандалом и кожей. Протянув руку, он легко вытащил из пальцев Мод сигарету, затянулся и неспешно выпустил дым. Карие глаза немца округлились.
– Вы должны обязательно назвать мне имя вашего табачника, – кашляя, сказал он.
– Верните сигарету.
– Верну, но не сразу. – Он снова затянулся. – Так приятно снова вас увидеть. Я и не ожидал.
– Я тоже, – призналась Мод. – Я наслаждалась вашей игрой. Это было прекрасно.
– А я наслаждался вами. У вас красивое платье.
Мод не ответила. Он играл с ней. Дразнил. Насмехался. Должно быть, да.
– Если не ошибаюсь, платье у вас от Фортуни?
– Поздравляю. Вы угадали, – ответила Мод. – Большинству мужчин не отличить платье Фортуни от платья-трубы.
– Аметист – ваш цвет. Вам всегда стоит носить вещи этого цвета. Я куплю вам дюжину платьев всех оттенков аметиста. Редкому самоцвету нужна лишь самая лучшая оправа.
Не удержавшись, Мод расхохоталась:
– Ох, Макс, ну и чушь же вы несете!
Макс тоже засмеялся:
– Да, я несу чушь. И мне приятно слышать, что вы называете вещи своими именами. – Он глотнул шампанского из бутылки. – Итак, вы женщина, которая любит выслушивать правду. Это так? – Макс протянул Мод бутылку, предлагая и ей глотнуть. – Тогда слушайте: я хочу близости с вами. Хочу с того момента, как вас увидел. Я не успокоюсь, пока вы мне не отдадитесь.
Мод едва не поперхнулась шампанским. Ее мало что шокировало, но сейчас она была шокирована признанием немца.
– Отъявленный наглец! – заявила она, вытирая с подбородка капли шампанского.
Вернув бутылку Максу, она собралась уйти.
– Понимаю, – сказал ей вслед Макс. – Подобно большинству женщин, вы лишь думаете, будто вам хочется правды. Может, мне следовало вам лгать? Присылать розы? Шоколадные конфеты? Без устали читать стихи? – (Мод остановилась.) – Вы и есть поэзия, Мод.
Она медленно повернулась, подошла к нему, обхватила его лицо ладонями и поцеловала. Поцелуй был жарким, голодным. Мод почувствовала руки Макса на своей талии, потом на спине. Макс притянул ее к себе. От него исходил жар. Такой же жар она ощущала внутри себя. И вдруг ей захотелось Макса так, как еще никогда она не хотела ни одного мужчину. Неистово. Отчаянно.
– Где? – прошептала она.
– В моей комнате, – ответил он. – Через полчаса.
Он вложил ей в руку ключ с выгравированным номером. В Кедлстоне все комнаты для гостей имели номера. Мод снова поцеловала Макса, укусив его за губу, после чего быстро ушла. Каблуки ее туфель стучали по мраморным плитам. Она шла по террасе, слушая громкое биение собственного сердца.
Назад она не оглянулась. Ни разу. Поэтому она не увидела улыбки, появившейся на губах Макса фон Брандта. Улыбки с оттенком печали. Улыбки, не затронувшей его глаза.
