Англия, Лондон,
1817 год.
– Нет, в это просто невозможно поверить! – Эйдан Маккей, рукой лохматя свою голову с копной светлых густых коротких волос, в бешенстве мерил шагами небольшую комнату гостиницы, в которой жил последние несколько дней.
Неужели его поймали? Он уже было подумал, весь этот бред с брачным договором просто выдумки больного воображения его отца, но дело приняло совсем не шуточный оборот. Не верится, что старик все-таки нашел уловку, чтобы затащить его под венец.
Зубы непроизвольно стиснулись с такой силой, что в висках застучало от боли. В раздражении он схватил первую попавшуюся под руку вещь – это оказался стакан – и с силой швырнул об стену. С оглушительным звоном разлетелись мелкие осколки. Эйдан огляделся в поисках еще чего-то, что можно было бы разбить или разломать, но в этой убогой гостиничной комнатушке не было ничего, кроме шаткого стула, стола и кровати. Злость обрушилась на стул.
Назойливый стук в дверь уберег остатки мебели от участи стула. Недовольный тем, что его беспокоят, Эйдан резко открыл дверь.
– Что?! – взревел он.
Хозяин гостиницы от неожиданности застыл в дверях, на секунду забыв, зачем пришел. Немного придя в себя и заметив разломанный стул позади своего постояльца, он с напускной деловитостью завопил:
– Прошу прощения за беспокойство, но вам, сэр, придется заплатить за нанесенный ущерб, иначе я приму меры!
Голос его сбивался, на лбу выступила испарина. Он был низкий и тучный, Эйдан против него выглядел как настоящий великан. Поэтому угроза не произвела должного эффекта.
– Вы об этом? – кивая в сторону разломанного стула, спросил Эйдан. – Вот, полагаю, этого хватит, чтобы возместить стоимость этого хлама, – он бросил несколько монет. – Я уезжаю.
Хозяин гостиницы посмотрел на ладонь и увидел там пять крон.
– Благодарю вас, сэр. И заезжайте еще… – моментально смягчившись, залепетал хозяин гостиницы, сжимая монеты в руке.
Смену его настроения можно было понять: цена испорченного Эйданом имущества вряд ли превышала треть заплаченной суммы.
Место было той еще дырой – и как только поверенный отца разыскал его здесь? Эйдан выслеживал одного знакомого, задолжавшего ему кругленькую сумму, и об этом мало кто знал. Накануне удалось благополучно разрешить свое дело – настроение еще вечером было отличное. Утро же началось с неприятностей. Прочитав первые строки письма, Эйдан едва не сорвал злость на несчастном поверенном. Пришлось приложить усилия, чтобы обуздать себя. Испуганный мужчина поспешил убраться, как только цепкие руки Эйдана отпустили ворот его сюртука.
Эйдан быстро прошел по грязному коридору этой убогой портовой гостиницы, вышел на улицу и направился в хилый денник гостиничного двора, где вчера как обычно оставил свою лошадь. Яркое весеннее солнце ослепило его. Рука автоматически заслонила глаза. Седлая животное, он яростно чертыхался и сыпал проклятиями себе под нос. Лошадь чувствовала настроение хозяина и, как бы поддакивая ему, громко фыркала. Теперь ему придется отправиться в Шотландию и взять в жены незнакомую деревенскую девку, которая, наверно, еще и уродлива к тому же. Какая еще может быть причина заставлять его женится на ней? Отец уже давно пытается свести счеты с непокорным сыном. Но он что-нибудь придумает – он не позволит кому-то с такой легкостью испортить свою жизнь.
Ловко взобравшись в седло, он вновь вытащил из внутреннего кармана злополучное письмо, словно для того чтобы убедиться, что все это ему не снится. Он бы никогда не согласился на это, даже несмотря на уверения, что старик якобы при смерти. Старый дьявол это знал, поэтому решил его шантажировать, сыграв на привязанности Эйдана к сестрам. В голове не укладывалось, как отец мог на такое пойти? Он подробно описал, какая участь ждет его сестер, если сын не согласится на его условия:
«Они не получат ни пенни, и то будет твоя вина. Уж если гордыня не дает тебе исполнить свой долг, будешь жить с осознанием того, что твои сестры станут прислугой в собственном доме или того хуже – пойдут по миру побираться…»
Какая жестокость! Если Эйдан не женится на той, которую выбрал ему отец, тот лишит его наследства, передав замок и все имущество своему кузену – отъявленному негодяю и пьянице. Старик, наверно, окончательно выжил из ума.
Нет, ему не нужны деньги отца, он вполне способен себя обеспечить, но вот лишить четырех младших дочерей дома и приданого – неужели отец на такое способен? Впрочем, проверять это Эйдан не собирался. Оставалась единственная надежда – урезонить отца.
Отношения с отцом испортились давно, после того как сын не пожелал продолжать службу на судне своего дяди. Он дослужился до чина лейтенанта, но едва подвернулась возможность, бросил все, купил два корабля и занялся торговлей. Времена, конечно, были неспокойные, но ему, авантюристу по натуре, опасность нравилась. Однако и торговля, и путешествия Эйдану вскоре наскучили. Продав корабли, он вступил добровольцем в 42-й полк шотландской пехоты горцев – щеголял в килте, с красным пером на голове в рядах «Черного дозора». Служба затянулась до завершения войны против Наполеона. Вернувшись в Англию, он обосновался в Лондоне и уже второй год вел жизнь городского повесы. Все шло спокойно. До сих пор отец обходился ничего не значащими для сына угрозами и пустыми порицаниями за беспутный образ жизни, постоянно твердя, что ему, как старшему сыну, пора подумать об ответственности и вернуться домой.
Как же! Вернуться в это богом забытое место? Жить на скудные подачки отца? Его сестры до сих пор не замужем, хотя Мэган уже двадцать пять, а Джейн двадцать, и все из-за того, что отец наотрез отказывается тратиться на их наряды и выходы в свет. А главное – он не желает видеть их избранниками англичан, упорно твердя, что они должны выйти замуж за шотландцев – да побогаче.
Семь лет назад у Мэган был жених, к которому она чувствовала искреннюю симпатию. Но возлюбленный сестры был всего лишь второй сын шотландского баронета, а это отца не устраивало. Эйдан в то время, получив кратковременный отпуск, заехал навестить сестер (иногда совесть все-таки звала его к отчему порогу). После того как несчастному жениху дали отворот-поворот, разразился очередной скандал с отцом, но старик был неумолим. Не в силах смотреть на страдания сестры, Эйдан, устав от безрезультатных препирательств, попросту сбежал.
Но больше он не имеет права сбежать. Может, отец прав, и ему действительно пора взять управление на себя. Отцу это понравится, и хотя надежда довольно призрачная, но вдруг ему все же удастся избежать нежеланной женитьбы? «Пора менять тактику в этом противостоянии», – подумал Эйдан. Он готов был на все, лишь бы отделаться от навязанной невесты и при этом не сломать будущее сестрам. Как ни крути, а если отец выполнит свое обещание, то им придется несладко. Его собственного небольшого состояния и особняка в Лондоне явно недостаточно, чтобы обеспечить всех приданым для удачного замужества. Даже если он опять займется делом, пройдет много времени, прежде чем вложения принесут доход и его финансовое положение улучшится, и младшие сестры – восемнадцатилетняя Присцилла и шестнадцатилетняя Мери-Элен – уже тоже выйдут из брачного возраста. Да и роль опекуна его не прельщала. «Повеса-опекун!» – Эйдан иронично улыбнулся.
Тяжело вздохнув, Эйдан двинул лошадь в бока. Его городской особняк находился в Мэйфере – богатой части города.
Портовая суета мешала продвигаться быстрее: многочисленные попрошайки, проститутки, пьяницы, мечтая получить хоть пенни, цеплялись к прохожим господам. Наконец, многолюдные улицы закончились, и Эйдан пришпорил лошадь.
Так, в невеселых размышлениях, он добрался до своего дома и едва спешился, как его окликнул знакомый голос:
– Маккей! Где тебя черти носят? Я тебя уже второй день ищу!
Эйдан со свойственной ему ленивой неспешностью оглянулся и увидел до приторности счастливое лицо своего лучшего друга.
– Что стряслось, Уэкингфилд? Без меня тебе свет не мил? – мрачновато подтрунил он.
– Совершенно верно, – слегка скривил губы в усмешке Уэкингфилд, спрыгнув с лошади на землю. – Что с тобой, Маккей? Паршиво выглядишь!
– Серьезно? Извини, знал бы, что тебя встречу, непременно припудрил бы нос. Чем могу служить?
– Ты какой-то странный сегодня… Ну да ладно. – Уэкингфилд тут же принял прежний беззаботный вид, так как в отличие от Эйдана пребывал в отличном расположении духа, и решил не тяготить того допросами и пока не выяснять, почему его всегда веселый друг мрачнее тучи. – Пока ты где-то пропадал, я стал отцом!
Эйдан увидел, как при этих словах лицо приятеля буквально засветилось от счастья.
– Прими мои поздравления! – искренне ответил Эйдан, почесав двухдневную щетину.
– Спасибо! Только представь, у меня родился сын! Мы назвали его Логан.
– Ясно, – понимающе кивнул Эйдан. – Как здоровье миледи?
– Спасибо, очень хорошо. И миледи, и малыш – оба прекрасно себя чувствуют. Хочу порадовать жену подарком, потому и искал тебя.
– Меня? Уверен? – шутливо поднял светлую бровь Эйдан. – Лестно, что ты меня так ценишь, но, боюсь, твоя жена будет шокирована! Буйный шотландец не лучший подарок, не находишь?
– Ну да, помечтай! – улыбнулся тот в ответ.
– Я ни черта не смыслю в шляпках и булавках – прости, мой друг, ты не по адресу.
– В том, что я хочу ей подарить, ты как раз разбираешься.
– Моя коллекция виски к твоим услугам.
– Пожалуй, этот твой подарок я приберегу для себя, – еще шире улыбнулся виконт, обнажая белые ровные зубы. – Мне нужна лошадь. Моя жена обожает ездить верхом. Вот я и решил ее побаловать. А лучше тебя никто в Лондоне не разбирается в лошадях.
– Да, но в виски я разбираюсь лучше.
– Приобретем лошадь, а там и другие твои таланты не оставим без внимания.
Вместо ответа Эйдан с досадой опустил глаза.
– Извини, друг, но вынужден отказать. Я срочно должен ехать в Шотландию. Если бы я мог задержаться, то непременно помог, но дело не терпит отлагательств. Я должен ехать, хотя, поверь, предпочел бы выбирать лошадь для твоей жены или даже шляпки и булавки.
– Конечно, я понимаю! – задумчиво ответил Уэкингфилд. В голосе его сквозило сожаление. – Судя по твоему мрачному лицу, дело серьезное. Что ж, ничего не поделаешь. Может, тогда я возьму с собой Эрика. Надеюсь, ты скоро вернешься. Я хотел, чтоб ты оказал мне честь и стал крестным отцом моему сыну. К тому же сестры моей жены непременно закатят бал в этом сезоне, твоя компания будет кстати.
– Благодарю за оказанное доверие, быть крестным твоему сыну – мой первейший долг. Я и сам хотел бы уладить все дела как можно быстрее.
– Позволь поинтересоваться, что все-таки стряслось? Может, я могу чем-то помочь?
– Вот, почитай, я не возражаю. Думаю, тебе можно довериться, – протягивая свернутое письмо, сказал Эйдан.
Уэкингфилд развернул листок и быстро пробежался по нему глазами.
– М-да…– протянул он спустя минуту. – Ну и дела.
– Вот и я о том же. Дашь полезный совет?
– Даже не знаю, старик, дело дрянь.
– Да, – вздохнул Маккей.
– Все может оказаться не так плохо, как кажется, – попытался обнадежить его друг.
– Джеймс, мой старик собирается силой заставить меня жениться неизвестно на ком. Что тут хорошего?
– Не отчаивайся, ты умеешь выкручиваться. Думаю, и на этот раз что-нибудь придумаешь.
– Мне бы твою уверенность.
– Да ладно, не унывай! Иногда судьба подкидывает неожиданные сюрпризы. Может, невеста окажется вполне ничего…
– Но я не намерен жениться, будь она лучшей женщиной на земле! Хотя на такое везение рассчитывать не приходится. Отец точно подсунет мне лох-несское чудище.
– Как знать… – в голосе Уэкингфилда прозвучали загадочные нотки. – Хорошо, не смею тебя более задерживать, мне пора. Удачи, друг! – и, вскочив на лошадь, махнул Маккею на прощание. – Не обижай чудище!
– Ты меня очень обнадежил, друг, – по-мальчишески взъерошился Эйдан в ответ на добродушную шутку приятеля. – Эй, Уэкингфилд!
– Да?
– Возьми с собой Уолси. Эрик не отличит осла от породистого жеребца, а ты слишком счастлив, чтобы думать трезво.
– Спасибо за совет, непременно им воспользуюсь, – улыбнулся тот и подстегнул лошадь. – И не забудь захватить мне бутылочку вашего прекрасного шотландского виски, – добавил он на ходу.
– Мог и не напоминать, о нем я никогда не забываю. Только виски и зовет меня домой! – задорно подняв бровь, крикнул Эйдан вдогонку.
Проводив друга взглядом, он уныло направился к дому, у двери его уже встречал слуга. Разговор с Уэкингфилдом не приободрил его. В отличие от друга он не видел луча надежды во всей этой ситуации.
– Доброе утро, милорд! Рад вас видеть целым и невредимым, – забирая испачканный сюртук своего хозяина, поприветствовал престарелый слуга. И, не удержавшись, добавил, брезгливо прикрыв нос рукой: – Господи, милорд, что это за чудовищный запах, простите, где вас носило?
Кроме старика, выполнявшего все необходимое для своего господина, в доме была еще кухарка и молоденькая горничная – ее дочь. Немногочисленная прислуга была преданной, и вместе они поддерживали порядок в особняке, когда хозяин неделями пропадал, – большего Эйдану и не требовалось.
– Не ворчи, Дугалд, – добродушно ответил Эйдан, – собери все необходимое для путешествия. И, как ты уже понял, мне нужна ванна. Времени мало, прибереги мораль на потом и, пожалуйста, поторопись.
– Значит ли это, что батюшка все же нашел вас, милорд?
– В точку, Дугалд. Ты проницателен, как всегда.
– Я велю Агнесс что-нибудь приготовить. Вам бы не мешало поесть, совсем исхудали, – заботливо проворчал слуга.
Приняв ванну, Эйдан вкусно поел. Кухарка готовила отлично и подала чудесный бифштекс с гарниром из овощей, пирог с рубленым мясом и даже пудинг на десерт, все это Эйдан запил хорошим красным вином. Когда солнце уже стояло высоко в небе, он двинулся в дальний путь. Странно будет возвратиться домой спустя почти пять лет. Сестры – а особенно Джейн – будут сетовать на то, что он совсем о них забыл. Конечно, это не совсем так, он ведь регулярно им пишет, а иногда высылает небольшие подарки. А теперь он – блудный сын – возвращается домой. Одно хорошо: в долгой дороге у него будет много времени подумать о том, как выкрутиться из этой передряги.
Англия осталась далеко позади, мягкий дождь, застигший его на второй день поездки, сменился пронизывающим горным ветром. Надо признать, он уже подзабыл, какой суровой временами бывает эта местность. Майский воздух по-прежнему был холодным, с привкусом снега, который лишь недавно отступил. Пятый день в чертовски надоевшем седле – и теперь все, о чем он думает, как бы поскорее добраться до дома, а впереди еще три дня пути. Северный ветер быстро остудил его гнев, и все происходящее казалось не таким трагическим, как поначалу. Чем урезонить отца, он так и не придумал, да и вообще неизвестно, застанет ли он его в живых. Поверенный твердил, что отец уже одной ногой в могиле.
Как бы ни было это чудовищно, но Эйдан не чувствовал ни горя, ни даже сожаления по этому поводу. Судя по поступкам, отец никогда не любил их. Он принадлежал к типу людей, которые никогда не считаются ни с чужим мнением, ни с тем, как его решения скажутся на судьбах тех, кем он манипулирует. После смерти их матери он стал еще невыносимее. Для нее смерть стала освобождением от его тирании. Невыносимая жестокость отца заставила Эйдана держаться подальше от дома. Чем больше отец на него давил, тем сильнее он сопротивлялся. В детстве Эйдан его боялся – теперь нет. И все-таки старый лис не хотел отпускать сына из своих коченеющих рук!
Но ему, как мужчине, можно просто плюнуть на все и жить как душе угодно, в отличие от его бедных сестер. Честно говоря, ему всегда было жаль женщин – их участь поистине незавидна. От них требуют верности и покорности, хотя большинство мужчин не заслуживают ни того ни другого. Да и он сам не исключение. Многие женщины дарили ему свое сердце, но, принимая их поклонение, он ни разу не смог ответить тем же в полной мере. В юности стрела Купидона однажды пронзила его сердце, но последовавшее затем разочарование послужило серьезным уроком. С годами Эйдан понял: единственное, что толкает в брак мужчин, обремененных положением в обществе, – это необходимость получить богатую продолжательницу рода. Конечно, были и исключения – его друг Уэкингфилд, к примеру, обрел счастье в браке. И все равно Эйдан не хотел обременять себя женой. Зачем ему это? Чтобы сделать несчастной какую-то женщину, и она бы ненавидела его за это, как это было с его родителями? Отец не был жесток в плане физическом, но его холодное безразличие к собственной жене было столь очевидным, что лишь слепой этого не замечал. Естественно, мать была очень несчастна и тоже не жаловала отца, они едва терпели друг друга, и это сказывалось на детях. Дети вечно находились между двух огней. Эйдан вообще никогда не понимал своего отца. Откуда такая бессердечность?
Когда Эйдан служил на корабле под командованием дяди, тот однажды обмолвился, что в молодости отец был совсем другим – добрым и отзывчивым человеком. «Ты походишь на отца в своих душевных порывах, сынок, надеюсь, удача не отвернется от тебя», – как-то сказал он. Зная своего отца как жестокого деспота, Эйдан поразился такому сравнению, да и не желал он видеть подобного сходства с родителем. Он попытался расспросить дядю больше, каким был тот, другой, добрый человек, и почему на его место пришел темный демон. Ничего не вышло, дядя сразу пресек эту тему и больше никогда к ней не возвращался. Брат отца был добр к племяннику, и когда Эйдан захотел покинуть службу, он втайне от отца поспособствовал этому. Подумать страшно, что бы на это сказал отец, если бы узнал.
Так, за тягостными раздумьями, дорога казалась почти сносной. Порой он так уходил в себя, что едва замечал что-либо вокруг. Однако, чем глубже продвигался Эйдан в эти суровые места, тем больше приходилось сосредоточиваться на дороге – временами здесь было весьма опасно, доброжелателей в пути встречалось мало. Горы возвышались вокруг, пробуждая внутри странную привязанность. Дикое их величие, сменявшееся мягкими зелеными холмами, загоняло далеко вглубь прежнюю чопорную размеренность и будило в душе нечто неуправляемое, присущее только истинным шотландцам. Эйдан ощутил полную свободу своего буйного нрава, который зачастую скрывал от впечатлительных людей. Но чем ближе становился дом, тем сильнее портилось настроение.
Путешествие близилось к завершению. Мили труднопроходимых разбитых дорог уже остались позади, и Эйдан, намереваясь еще немного отстрочить неминуемую встречу, свернул в Дорнох – небольшой городок на северном побережье. Здесь он решил отдохнуть и выпить что-нибудь, бодрящее в местном пабе. До замка оставалось не более пятидесяти миль по узким дорогам Хайлендса – горной части Шотландии. Пришпорив гнедого, можно поспеть домой к закату.
Засиделся он ненадолго. Паб был грязный, и Эйдан, стоя у стойки бара, пока трактирщик наливал ему выпивку, старался ненароком не прислонится к чему-нибудь. Угловой стол заметно отличался от остальных, и все обходили его стороной – уж больно подозрительно он смотрелся. Но когда Эйдан пригляделся, то улыбнулся. Местные посетители считали столик грязным – его цвет был иным, но то, что все принимали за грязь, оказалось единственным чистым местом в этом заведении. Эйдан, одобрительно кивнув самому себе, уселся за него, чтобы смочить горло.
Впрочем, его брезгливости никто не заметил, хотя некоторые мужчины с любопытством разглядывали молодого, хорошо одетого человека. Покинув маленькое затхлое помещение, Эйдан вышел на улицу и лениво огляделся по сторонам. С легким любопытством он смотрел на прохожих в ожидании, пока чумазый мальчик напоит его лошадь. Вокруг царила суматоха от шума повозок, криков многочисленных продавцов и пьяных рыбаков, они то и дело вываливались из таверны, вдоволь набравшись спиртного.
Несчастное выражение их осунувшихся лиц было легко уловимым для его зоркого глаза. Местные жители, те, кто не был пьян, проходили мимо, потупившись в землю, бросая тревожные взгляды по сторонам, словно боялись, что сейчас их схватят и потащат в неизвестном направлении. Эйдану не стоило особого труда догадаться, с чем связано их опасение. Он на своей шкуре знал, как это, когда уже нет надежды. В своих скитаниях он сталкивался со многим: знал цену последнего куска хлеба, глотка воды и свободы. Жизнь забрасывала его в такие места и ситуации, где все прежние заботы и тревоги казались совсем не значимыми.
Горцы ныне переживали худшие свои времена. Хотя он жил в Лондоне, тем не менее был осведомлен о положении дел на родине. Жители были вынуждены массово мигрировать в колонии, арендаторы выгоняли их с земель. Многие из них забирали все свои пожитки, отправляясь в дальний путь в надежде на лучшую жизнь где-то за горизонтом. Однако большинство не доживало до конца путешествия, и тела их поглощали морские глубины.
Впрочем, знатные лорды не утруждали себя мыслями об этом – прибыль от овцеводства была значимой, потому-то помещики без зазрения совести освобождали земли под выпас, лишая крестьян их крова и хлеба. Хайлендс опустел за годы такой «чистки». Гористая местность теперь принадлежала богатым землевладельцам, и Эйдан понимал: этим людям ничего не остается, как искать прибежище где-нибудь в другой стороне. Предводители кланов теряли свои земли и свое влияние. В былые времена люди бы взялись за оружие, но это уже не прежняя вражда кланов. Шотландия была продана после объединения парламентов, и теперь ее по кусочкам скупали помещики, а жизнь простого горца не стоила и гроша. За годы запретов в людях сломали дух. Запрет носить килт и играть на волынке – запрет быть шотландцем – давно, хотя и неофициально, отменили, но последствия остались.
Эйдан покинул город в странном, немного угнетенном расположении духа. Когда солнце опустилось за горизонт, он ехал Краем Маккея, или Краем лорда Реея – по титулу вождей клана, как его еще здесь называли. Здесь ничего не изменилось за годы его отсутствия. Стратнавер – родина его предков – уже его встречал. Замок у реки Навер возвышался на небольшом холме, нависая над долиной. К ближайшему селению протянулось несколько десятков миль, но с южной смотровой башни были видны земли, принадлежащие клану. Когда-то клан Маккеев был одним из самых могущественных среди воинственных кланов Хайлендса. Его представители сражались всегда отчаянно, одно их имя вселяло страх.
Клановые междоусобицы из-за политических войн делали сейчас их положение весьма неустойчивым. Эйдан, как и все Маккеи, тоже много воевал, его носило по свету, и он ни разу не посрамил честь своего имени – он гордился тем, что он Маккей, хотя и понимал, что дело идет к закату эпохи воинственного духа Маккеев. Сегодня они, как и все, зависели от милости короля, и, учитывая, что теперь их земли опустели как никогда, будущее представлялось Эйдану весьма сомнительным.
Во владении семьи оставалось немало земель – Край Маккей, или Край лорда Реея, все еще формально принадлежал им, но Сазерленды – давние неприятели – уже дышали в спину. Парадоксально, но отец был человеком, любящим простой народ, селяне боготворили его. Он был одним из немногих, кто оставался на стороне простых людей и не принимал идеи реформаторства в пользу овец. Порой Эйдан завидовал простым людям, которые пользовались расположением отца: такими привилегиями, в отличие от посторонних, члены собственной семьи не пользовались.
Эйдан уже видел перед собой замок, носивший название Адхар, что с гэльского означало «воздух», или «небо». Согласно семейной легенде, первоначально он имел четыре башни, такие высокие, что терялись в облаках. Впрочем, за столетия от мифических башен не осталось и следа. Поэтому бытовало и иное объяснение его названия: камень, использовавшийся для строительства замка, имел голубовато-серый цвет, и издалека, в ясную солнечную погоду, стены казались небесного оттенка. Теперь, правда, только местами, поскольку большая часть стен поросла зеленоватым мхом, придавая замку еще и серо-зеленый цвет. Но все равно замок оставался весьма впечатляющим сооружением, живописно возвышаясь над долиной с одной стороны и горной полноводной рекой Навер с другой.
В детстве Эйдан учился ловить здесь рыбу под руководством деда. Грегор Хью Маккей, одиннадцатый лорд Реей, был двадцать четвертым вождем тогда еще многочисленного клана. Седой старик с живым подвижным лицом порой производил на Эйдана впечатление весьма устрашающее, особенно когда не получалось правильно закинуть снасть или подсечь рыбу. Тогда дед смотрел на него глубокими дымчатыми глазами с немым укором. Глаза его говорили красноречивее слов, и внук старался изо всех сил, чтобы реже встречаться с этим уничижительным взором. И все же дед боготворил своих потомков и давал им любовь, которую они недополучали от собственных родителей. Да и вообще, дед, как истинный горец, не скрывал гордости, что он хайлендер, любил подолгу рассказывать истории о былом и сохранил недюжинную силу до глубокой старости.
«Горная часть Шотландии издавна была пристанищем самых суровых горцев. Горы всегда оставались тяжелой преградой для недруга…» – так начинал дед каждую свою историю. Любил он также повторять, что силой своей шотландцы обязаны этой суровой земле и что можно забрать шотландца из гор, но дух гор из шотландца – никогда. Эйдан это чувствовал сейчас, как и всякий раз, когда его нога ступала на родную землю, хотя иногда ему удавалось смирять внутренние неистовые порывы истинного шотландца.
Впереди уже возвышались оборонительные стены замка. Выстроенные несколько столетий назад в некоторых местах они уже обрушились, но все еще выглядели неприступными. Эти стены, как и прежде, стояли неподвижно и величественно, словно в ожидании осады. Сам замок был типичным средневековым сооружением, со всеми его атрибутами. Эйдан не очень любил это серое холодное место, именуемое домом. И дело было не в том, что он предпочитал более грациозные строения современного Лондона. Просто замок вызывал тяжелые ассоциации – здесь было мало счастья. Эйдан проскакал по каменной дороге к воротам и вихрем ворвался во двор. Спешившись около конюшни, он передал вожжи удивленному лакею.
– Как поживаешь, Тэренс? – бодро сказал Эйдан управляющему, потешаясь над выражением нескрываемого удивления на лице старого слуги.
– Лорд Эйдан, никак вы? О боже! Каким ветром вас занесло домой, я уже начал терять надежду вновь увидеть вас!
– Северным, Тэренс, холодным северным ветром! – неприятное обстоятельство своего прибытия Эйдан спрятал за насмешкой. – А ты все еще трудишься на отца?
– Я с годами не молодею, но его светлость жалует меня, а я все еще стараюсь быть полезным. Сегодня не многие могут похвастаться кровом над головой, тревожные нынче времена настали, хозяин Эйдан.
Старик действительно очень постарел, хотя Эйдан даже немного удивился тому, что тот еще жив. Сколько он себя помнил, Тэренс был стар. Теперь же выглядел совсем древним. Он решил подбодрить старика.
– Да что ты, Тэренс, ты неплохо выглядишь на свои… Сколько тебе, сто?
– Милорд, я уже и не припомню, сколько мне, но чувствую себя и вправду хорошо. Нам всем грех жаловаться, ваш батюшка всегда был добр к подданным, у нас здесь все спокойно.
– Я рад это слышать. Как он? – как можно безразличнее спросил молодой человек.
– Мы все молимся за него, милорд. Он пока держится.
Эйдан сдержанно кивнул и, не желая больше слушать дифирамбы в адрес своего родителя, направился к замку. Едва он преодолел полпути ко входу, как за спиной раздался восторженный женский крик.
Младшая из сестер, Мери-Элен, стремглав бежала к брату. Едва он обернулся, как миниатюрная девушка обвила его шею тонкими руками и повисла на ней, щекоча лицо брата белыми кудряшками. За ней следовала более спокойная Присцилла.
– Эйдан, Эйдан! Неужели это ты, я так рада! Где ты пропадал? У нас здесь так скучно, почему ты не приезжал? – вопросы сыпались из нее как из рога изобилия. Эйдан обнял сестру в ответ. Он бы с радостью ответил, но малышка так сжала его шею, что он едва мог дышать.
– Я тоже рад тебя видеть, но ты меня сейчас задушишь, – Эйдан, освобождаясь от объятий, засмеялся и нежно поцеловал ее в щечку.
– Я привез тебе кое-что, – сверкнув ясно-серыми глазами, сказал он и ловким движением вытащил из кармана золотую цепочку с кулоном в виде сплетенных букв «М» и «Э», усыпанных маленькими сапфирами.
– Господи, какая прелесть! – восторженно воскликнула Мери-Элен, выхватив подарок из его рук. – Я так тебя люблю! – от радости она даже запрыгала. – Голубые камешки мои любимые! Спасибо!
Мери-Элен захотела сразу же примерять подарок, Эйдан помог его надеть. На несколько минут она полностью переключилась на новое украшение, что дало возможность поздороваться с Присциллой. Она обняла брата в обычной для нее сдержанной манере.
Эйдан отметил, что сестры совсем выросли. Присцилла стала очень хорошенькой. Волосы цвета спелого каштана обрамляли личико и прекрасно гармонировали с серыми, как и у него, глазами.
– Я рада, что ты приехал. Мэган будет тоже рада. С тех пор как отец заболел, на нее свалилось много забот, – тревога в голосе сестры была более чем выразительна. Эйдан даже почувствовал укор совести за то, что не приехал раньше и не взял на себя все бремя ответственности.
– Где Мэган и Джейн?
– Они где-то в доме. Мэган все время чем-то занята, Джейн старается ей помогать. Мы с Мери ходили собирать первые весенние цветы, – показывая букет полевых цветов, ответила Присцилла.
– Идем в дом, я вам всем привез небольшие подарки.
– Что ты мне привез? – с неподдельным интересом спросила Присцилла.
– Сейчас сама все увидишь. Тэренс как раз разбирает мой небольшой багаж.
Сопровождаемый радостным щебетанием сестер, Эйдан вошел в большой зал замка. Слуга принес его вещи, и Эйдан вручил Присцилле новенький набор акварельных красок.
– Лучшие в Лондоне.
– О, мой Бог! Эйдан, они же, наверное, стоят целое состояние! – сестра восторженно разглядывала подарок. Эйдан знал, что она очень любит рисовать, и намеренно купил самые дорогие, какие нашел.
– Для моей сестренки ничего не жалко, – улыбнулся он. – Ты должна показать мне все свои работы, очень хочу посмотреть.
– Правда?
– А как же! Сперва поговорю с Мэган и Джейн, ну и с отцом, разумеется, а потом сразу покажешь мне все свои творения.
– Она и меня нарисовала, – радостно вставила Мери-Элен. – И тебя – правда, по памяти, но ты похож!
– Умираю хочу посмотреть, – вновь обнимая сестер, ответил Эйдан.