Джеки Бонати
Дикпиковая дама

– Валер, у тебя случайно нет в долг десять тысяч? Долларов? – ее вдруг начал душить истерический смех. – Блядь, да моя почка столько не стоит.

– Саш, толком объясни, – Валера встряхнул ее, опасаясь, что она скатится в полноценную истерику. – Что у тебя случилось? Зачем тебе десять тысяч бакинских?

– Потому что я лох, каких еще поискать надо, – Саша с силой прижала ладони к пылающим щекам.

Сделав пару глубоких вдохов, она пересказала Валере всю историю, которая с ней случилась.

– Жованый крот… – выдохнул Валера, рванул к зеркалу, схватил свою пачку с сигаретами и, вернувшись, немного дергано закурил. – Слушай… может тебе найти эту лярву Светку, чтобы она все подтвердила?

– Дай, – коротко сказала Саша и отобрала у него сигарету, затянулась и стала похожа на тревожный паровозик. – И что я ей скажу? Отдавай деньги, которые выиграла нечестно? Детский сад, ей-богу.

– Ну… деньги она тебе, конечно, не отдаст, но хоть подтвердит Кощею, что у них там все продумано было, – предложил Валера, прикурив себе другую сигарету.

– Кощей считает, что я сообщница, – ответила Саша. – И я хрен докажу ему обратное. К тому же у меня уже были плохие дни. Может, я и до этого кого-то пропустила?

– Ну он же ничего тебе больше не предъявил? – нахмурился Валера.

В этот момент в гримерку заглянул Илья и всплеснул руками.

– Фифи, душа моя, ты почему до сих пор в неглиже? На сцену через пять минут.

– Илюша, солнце, ты не видишь, у артистки кризис? Мне нужно больше времени, выпусти на сцену пока девочек, пусть трясут жопами, – ответил Валера, отмахнувшись от Ильи.

– Он отстранил меня от работы, дал срок неделю. Сколько там курс сейчас?

– В районе шестидесяти, – припомнил Валера. – Слушай, я спрошу у Фроси, у нас вроде были какие-то накопления, – он похлопал Сашу по колену, подбадривая.

– Я все верну сразу же, как смогу, – пообещала Саша. Она хотела еще что-то сказать, но в дверях появился Кощей. Недовольно посмотрел на них, но ничего не сказал. Саша поднялась.

– Ладно, я пойду, пока не нажила себе еще проблем. Позвоню завтра, ладно?

– Да, созвонимся обязательно, – кивнул Валера. – Не вешай нос, Шурка, прорвемся, – подбодрил он, прежде чем все же вернуться к зеркалу.

На следующий день он позвонил сам и сообщил, что у них наскреблось две тысячи подкожного запаса.

Всех Сашиных сбережений хватило почти на три тысячи, но все еще оставался вопрос, где взять еще пять. Дергать с этим родителей она не хотела, к тому же она знала, как обстоят дела с их финансами. Оставался вариант с кредитом, так что Саша почти день убила на то, чтобы изучить условия и ставки банков.

– Миш, привет. Такой вопрос, как думаешь, сколько стоит мой Фридрих? – ей было тяжело задавать этот вопрос, но пришлось.

– Думаю, не больше двухсот тысяч, Саш, – прикинул он. – Если подмарафетить и выйти на нужных людей, можно попробовать за двести пятьдесят сторговаться. А что такое? Неужто совсем надоел своими капризами?

– Нет, просто деньги нужны, – Саша тяжело вздохнула. Продать Фридриха было почти как предать друга или сдать дедушку в дом престарелых. К тому же как она будет без машины? – Ладно, спасибо, оставлю вариант на крайний случай.

– А много тебе надо? Я могу одолжить, – предложил Миша, пока она не успела положить трубку.

Конечно, он откладывал на свои цели и нужды, но если человек собирается продавать любимую машину, а уж Миша, как никто, знал об отношении Саши к Фридриху, значит, деньги ей очень нужны.

– Пять тысяч долларов, – ответила Саша. – Я подала заявки на кредиты в несколько банков, но их пока что рассматривают.

– Черт, пять вряд ли наберу, тысячи три максимум, – он мысленно посчитал свои сбережения. – Но все меньше банку будешь должна.

– Я не хочу, чтобы ты из-за меня положил зубы на полку, – сказала Саша, ощутив, как к глазам подступают слезы от осознания, что все ее друзья готовы впрячься за нее.

– Саш, я тебе не последнее предлагаю, – хмыкнул Миша. – Это отложено на ремонт «Волги», но ей и так уже вдвое больше, чем мне, потерпит. А ты явно не на отпуск на Мальдивы собираешь.

– Тогда я тебе буду очень благодарна. С распиской, все дела, – пообещала она, вытирая бегущие слезы и стараясь не шмыгать носом в трубку.

Но он все равно что-то такое услышал.

– Александра, ты плачешь? У тебя настолько серьезные проблемы? – нахмурившись, спросил он. В конце концов, Саша была далеко не посторонним ему человеком.

– Нет, я не плачу. Аллергия просто, цветет что-то, лето же, – ответила она. – Насморк одолел.

Плакаться в жилетку Мише ей казалось совсем неуместным.

– Ну аллергия, так аллергия, – Миша тоже не стал лезть ей в душу. – В общем, Саш, как надумаешь, звони, деньги у меня дома.

– Спасибо, Миша, ты чудо, – ответила Саша и повесила трубку. Дала себе время прореветься, а потом снова стала мониторить сайты банков и сравнивать разные кредиты.

Но к назначенному сроку кредит ей все равно не одобрили, и Саше ничего не оставалось, кроме как собрав свои невеликие сбережения и, попобиравшись по друзьям, идти на заклание с просьбой об отсрочке.

Не будучи особенно верующей, по пути к кабинету Кайзера она молилась только о том, чтобы ей поскорее дали кредит, чтобы рассчитаться и больше никогда в жизни не видеть этих людей.

– Добрый вечер, – поздоровалась она, когда Кощей привел ее в кабинет директора. Тот, прищурившись, смотрел на нее через завесу сигаретного дыма. – Здесь семь тысяч. Я прошу об отсрочке в неделю, банк долго одобряет кредит, – попросила она, положив на стол конверт с деньгами.

Либерман, придвинув к себе конверт, заглянул в него и усмехнулся.

– Ну кредит, так кредит, – демонстрируя безграничное, по его мнению, великодушие, кивнул он. – Еще пять дней.

– Спасибо большое, я принесу раньше, если одобрят быстрее, – пообещала Саша. Либерман махнул рукой, и Кощей взял Сашу за локоть и вывел из кабинета, и на этот раз даже не дал ей задержаться, чтобы поговорить с Валерой. Вытолкнул на стоянку и закурил.

– Галицкая, мне кажется, ты не понимаешь всю серьезность ситуации, – сказал он, выпустив дым.

– Еще как понимаю, Константин Иванович, – Саше огромных усилий стоило сдержать язвительность в голосе. – Что вы мне предлагаете, почку продать? Ну так она, к сожалению, столько не стоит, – она и так последние дни перестала спать от нервов, и позволять накручивать еще больше не хотела, поэтому села в машину и поспешила уехать.

Саша понимала, что это выглядело как бегство. Это оно и было. Всю дорогу от игорной зоны она сжимала руль так, что ей свело руки. Она свернула на обочину трассы, включила аварийку и расплакалась. За эти дни ее нервы были почти на пределе. Но выпустив эмоции, она сглотнула и вздохнула. Вряд ли ее убьют за несчастные пару тысяч долларов. Для нее это были большие деньги, но для Кощея и Либермана это было ничто. Они спускали большие суммы, не моргнув глазом.

Успокоившись и подышав, Саша взяла себя в руки. Она отдаст эти деньги. Уволится из казино, найдет другую работу. Даже репетитором. Главное отдать долги как можно скорее и забыть об этом, как о страшном сне. Все образуется, Галицкая. Ты девочка с мозгами, ты сможешь.

Весь вечер она провела, то и дело поглядывая на телефон в надежде, что ей позвонят и сообщат об одобрении заявки на кредит, пока в итоге не забылась вязким, душным сном прямо на диване.

Ее разбудил какой-то странный грохот, донесшийся до ее распахнутого окна на восьмом этаже.

– Мудаки, – проворчала она, подойдя к окну, но из-за высоты, темноты и крон деревьев так и не смогла понять, что и где происходит.

Как она хотела бы оставаться в неведении, когда утром старший по дому попросил ее спуститься во двор как можно скорее, и она обнаружила своего Фридриха с разбитыми фарами и лобовым стеклом.

– Боже, нет, – простонала она, глядя на своего изувеченного старичка. Не осталось ни одного целого стекла, капот был покрыт вмятинами, колеса порезаны. Пользуясь разбитыми окнами, кто-то уже успел вытащить магнитолу и регистратор. За дворник была зацеплена фишка из казино, которую Саша не могла не узнать. В животе екнуло, но она подавила в себе зарождающийся ужас.

Позже, когда она вызвала эвакуатор и доставила машину к Мише, она впервые услышала, как тот забористо матерится, видя, что сотворили с опелем.

– Я… оставлю его у тебя пока, ладно? – дрожащим от сдерживаемых слез голосом спросила Саша, механически поглаживая висящее на честном слове зеркало. – У меня все равно сейчас нет денег его восстанавливать. Но… возле дома его просто разворуют и загадят, – прошептала Саша.

– Конечно, я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось, – Миша подошел к ней и погладил по плечу. – Не хочешь рассказать, что все-таки происходит? У меня есть там термос с кофе, будешь?

– Давай, – вздохнула Саша, заходя с ним в здание сервиса.

Вообще, она не хотела втягивать в это Мишу, но, видимо, столько всего накопилось, что сил держать это в себе просто не осталось. Она скинула сандалии, забралась с ногами в его кресло и, обнимая ладонями крышечку термоса, выложила все, что с ней произошло за последние две недели.

Миша, молча, слушал, давая ей выговориться. Потом просто взял за руку, выражая сочувствие.

– Чем я могу помочь? – спросил он. – Помимо денег? Может, тебе пойти в полицию или еще что?

– Ты и так уже помог больше, чем я могла надеяться, Мишань, – Саша сжала его руку в ответ и замотала головой. – Ты ведь понимаешь, что это бесполезно. Ни вымогательство, ни то, что Фридриха раздолбали они, я не докажу. Я хочу просто расплатиться с ними и больше никогда в жизни их не видеть.

– Что ты будешь делать потом, как расплатишься? – спросил Миша, поглаживая ее костяшки пальцев. Почему-то это даже успокаивало.

– Буду искать работу, – ответила она, наблюдая за этими движениями. – Чтобы расплатиться с долгами, тебе деньги вернуть, ребятам, которые мне тоже заняли. Ну и по кредиту.

– Я уверен, все разрулится. Главное, чтобы от тебя отстали сейчас, – подбодрил ее Миша.

– Спасибо тебе, Мишань, ты настоящий друг, – Саша наклонилась и поцеловала его в щеку. – И за кофе спасибо, очень вкусный. Поеду я. Может, сегодня с кредитом что-то решится.

– Ты держи в курсе, что как, ладно? Не пропадай. А то я начну переживать, – попросил Миша, провожая ее до выхода. Она погладила Фридриха по капоту и кивнула Мише, а потом ушла.

Глава 3

На следующий день ей все же одобрили кредит, и Саша, мечтая поскорее разделаться с этой ситуацией, помчалась в казино прямо из банка, досадуя, что приходится тратиться на такси. Но трястись в автобусе и пережевывать всю эту ситуацию в тысячный раз она просто не смогла бы.

Она приехала днем, посетителей было значительно меньше, чем вечером, даром что была пятница. Но через пару часов все изменится. Обычно пятницы были самым прибыльным днем. Ее встретил Гена, спросив, что она тут забыла.

– Мне к Константину Ивановичу. И к директору. Я принесла остаток долга, – сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Подожди, – Гена даже не пустил ее одну, словно она тут никогда не была и никакого отношения к этому месту не имела. – Константин Иваныч, тут Галицкая приехала, сказала, что остаток долга привезла.

Переговорив с начальством, он кивнул и проводил Сашу до дверей кабинета. Кощей и Либерман уже ждали ее. Она тоже тянуть не стала, положила конверт на стол и облизала сухие губы.

– Вот. Здесь все. Я больше ничего вам не должна, – ей очень хотелось спросить про разбитую машину, но она прикусила язык.

– С основным долгом рассчиталась, молодец, – одобрительно кивнул Либерман, снова довольно безразлично заглянув в конверт, в очередной раз подтверждая Сашины мысли о том, что ему от этой суммы ни тепло, ни холодно. – Что по поводу процентов?

– К-каких процентов? – Саша все-таки заикнулась и посмотрела на Кощея. – Никто не говорил о процентах…

– Галицкая, ты правда идиотка или прикидываешься? – покачал головой Либерман. – Ты попросила отсрочку, тебе ее дали, так? В банке, например, разве отсрочку дают просто так? Вот то-то и оно. Кладешь на стол еще три тысячи и можешь быть свободна.

– Если бы мне сказали заранее, я…– Саша запнулась, сделала глубокий вдох и посмотрела на Либермана. – Я отработаю. Позвольте мне вернуться в зал, и я отработаю. Буду выходить на все смены, пока не закрою долг.

– Ох, Галицкая, смешная ты, – хмыкнул директор. – Три тысячи – это сегодня. Через неделю будет пять… ну и так далее. Ты вроде физмат закончила, считать хорошо должна. Сама понимаешь, проще одномоментно, так сказать, расплатиться, – он окинул ее долгим взглядом с головы до ног. – У тебя сестра младшая вроде есть? Симпатичная? – вдруг спросил он.

Вот тут Саша похолодела по-настоящему. Она буквально окаменела, не сводя глаз с директора.

– Не трогайте мою семью, – ровно и спокойно попросила она.

– Ну не хочешь, чтобы трогали семью, придется самой рассчитываться, – Кайзер развел руками, демонстрируя, какое огромное одолжение ей делает. – Кощей, запри-ка дверочку, – распорядился он, вальяжно закуривая.

Саша словно со стороны наблюдала, как Кощей закрывает дверь и встает перед ней на манер охранника. До Саши начало доходить, как именно они хотят взыскать с нее долг. Во рту пересохло, она помотала головой.

– Мы же можем договориться? – спросила она, а Либерман уже подошел к ней сбоку и смотрел оценивающе, как на кусок мяса. Выпустил сигаретный дым ей в лицо, возвышаясь над ней на целую голову. Он был здоровенный, не просто жирный, а как заплывший боксер, где под слоем жира прячутся еще и мышцы. Он ее еще и пальцем не тронул, но по Саше уже ползали мурашки ужаса.

– Ну хоть мордашка симпатичная, да и фигура вроде ничего. Сисек нет, конечно, ни хрена, но хоть жопа есть, – он влепил ей сочный удар по ягодице, глубоко, ближе к промежности, от чего Саша вздрогнула.

Леденящий, сковывающий страх зародился где-то в районе диафрагмы и стал расползаться по всему телу, лишая контроля над ним. Она даже не услышала очередную реплику директора и переспросила.

– Ч-что?

– Трусы, говорю, снимай и ложись на стол, – он пихнул Сашу к своему столу, гремя пряжкой ремня.

У Саши не укладывалось это в голове. На нее напал ступор, хотя она всегда думала, что в такой ситуации она будет бороться до последнего. Она зачем-то расстегнула ремень джинсов, потом пуговицу, но так медленно и нерешительно, что взбесила этим Либермана.

– Не надо мне тут целку изображать, – сказал он, схватив ее за волосы и намотав хвост на кулак. От боли Саша словно проснулась и принялась вырываться.

– Кощей! Руки ей держи! – ее ткнули лицом в стол с такой силой, что она прикусила язык. Кощей зашел с другой стороны и вытянул ее за руки через столешницу, держа так крепко, что на руках остались синяки.

Ее футболку задрали до подмышек, грубо облапали за грудь, а потом стянули с нее джинсы вместе с бельем, и те болтались у колен, стреножив ее.

Кажется, она кричала и вырывалась, а потом поняла, что этим только доставляет Либерману больше удовольствия. Ему важно было не только оттрахать ее, чтобы она поняла, перед кем провинилась, но и утвердить свою безоговорочную власть над ней.

Временами ей казалось, что она ничего не чувствует, но иногда боль пронзала ее от макушки до самых кончиков пальцев. И все это казалось бесконечным – грубые толчки, пыхтение Либермана за спиной, его сальные и грубые комментарии.

Все кончилось внезапно. Саша поняла, что ее больше ничто не удерживает на поверхности стола, и тут же сползла на пол, краем взгляда зацепив безвкусное пресс-папье в виде инкрустированной египетской пирамиды. В пребывающем в ступоре сознании мелькнула спасительная мысль схватить эту хреновину и воткнуть острием в черепушку Либермана. Вот только сил на это у нее не было.

– Выкинь ее отсюда, – голос бывшего директора донесся до нее словно сквозь толщу воды.

Кто-то дернул Сашу наверх, но она была, словно бескостная амеба.

– Да стой ты! – прорычал над ней Кощей, ставя ее на ноги и натягивая на нее трусы и джинсы.

– Стой, Галицкая, – негромко позвал Либерман, когда Кощей уже тащил ее безвольную к двери, а когда прозвучал оклик, дернул за локоть, заставляя развернуться. – Если обратишься в полицию, твоя сестра пойдет по твоим стопам, и можешь не сомневаться, обслужить ей придется не только меня, – предупредил он и махнул рукой, давая понять, что ее можно уводить.

Саша захлебнулась воздухом, но Кощей вытащил ее в коридор до того, как она успела ответить. Он протащил ее до служебного коридора, заставляя перебирать ногами, и отпустил, когда они дошли. Саша кулем осела на пол, хотя у нее дьявольски болела промежность.

– Ты легко отделалась, ясно тебе? – сообщил Кощей, закуривая и переводя дух. – Повезло, что рожа смазливая. Не попадайся больше на глаза Либерману и его людям, понятно? В игорный бизнес тебе дорога закрыта. Гена, найди кого-нибудь, пусть отвезут домой, – велел он, увидев их безопасника.

– Сам отвезу, шеф, – решил тот, окинув Сашу скептическим взглядом.

– И то верно, – согласился Кощей, расширять круг осведомленных не стоило. – Не задерживайся.

– Одна нога здесь, другая тоже здесь, – пообещал Гена и потащил Сашу к своему Хаммеру, покрашенному в стиле милитари.

Он сгрузил девушку на переднее сиденье, пристегнул и занял место за рулем.

Саша держалась изо всех сил, на таких морально-волевых, о каких и не подозревала. Унижаться и рыдать перед Геной она не хотела. Смотрела только вперед, в одну точку, стараясь не думать о том, что джинсы на ней застегнуты кое-как, а белье впилось в кожу, скатавшись жгутом. Как назло, дорога была долгой, на трассе было много машин в пятницу вечером.

Кажется, Гену совершенно не напрягала компания в машине, он постукивал по рулю в такт музыке.

– Слышь, Сашка, не хочешь продолжить? – осклабился он и похлопал себя по члену поверх ширинки, когда они, наконец, добрались до ее дома.

Сейчас она больше всего испугалась, что пальцы подведут ее, и она не сможет отстегнуться, но морально-волевых хватило и на это, и на то, чтобы вылететь из машины, залупив дверью так, что вся машина содрогнулась. В спину ее подгонял мерзкий смех Гены.

Едва она оказалась дома, Саша стала яростно сдирать с себя одежду. Стоя под душем, она третий или четвертый раз намылилась, а потом выронила мыло и поняла, что сделала ошибку. Она уничтожила следы насилия, вместо того чтобы поехать на освидетельствование и в полицию. Но потом снова вспомнила слова Либермана и зажала рот. Ее то ли тошнило, то ли горло сдавило рыданиями. Она оказалась по уши в таком дерьме, о котором раньше и подумать не могла. Еще неделю назад ее жизнь была относительно нормальной, а теперь она превратилась в руины.

Съехав по стенке, Саша уселась на дно ванной и все же дала волю слезам, которые тут же уносила вода. Сколько так просидела, она сказать бы не смогла, но в какой-то момент поняла, что просто не может больше плакать.

Кое-как выбравшись из ванной, она вытерлась, закуталась в халат и перебралась на диван. Несмотря на теплый воздух, врывающийся в окно, ее колотило в ознобе.

И снова время утратило для нее всякий смысл, вроде бы стемнело, потому что контуры предметов в комнате утратили четкость. Константой оставалась лишь боль в промежности. И тут Сашу как током шибануло от пришедшей в голову мысли.

Судорожно натянув на себя первую попавшуюся одежду, она чуть ли не бегом рванула в ближайшую аптеку, благо, круглосуточную, и попросила препарат экстренной контрацепции. От мысли, что она могла забеременеть, ее снова чуть не вывернуло.

Ее предупредили о побочках, но Саше было плевать. Наверное, будь она чуть менее стойкой, она бы искала более радикальные методы закончить все. Но она была другой и только твердила себе, что она должна это пережить. Как угодно, но должна.

Саша выпала из жизни на три дня. Она не выходила из дома, не отвечала на звонки, дежурно отписывалась в семейном чате, что очень занята. Чтобы ее никто не трогал. Она даже толком не ела, изредка находила силы сходить в душ и выпить чашку чая. Потом ложилась обратно на диван и спала, спала и спала, мечтая проснуться в другом мире, где все было нормально.

Постепенно отступила боль, тело уже не так ломило, как в первый день. Стало приходить понимание, что жизнь, как таковая, продолжается – светит солнце, люди куда-то спешат, к чему-то стремятся.

Поднявшись с дивана, Саша разделась догола и встала перед ростовым зеркалом. В ее теле ничего не изменилось. Изначально фиолетовые синяки на бедрах начали желтеть, а значит, скоро и они исчезнут, и не останется никаких следов случившегося.

Значит, надо просто собрать в коробочку все-все воспоминания о том дне, заколотить гвоздями и засунуть в самый дальний, самый пыльный угол сознания, где уже пылились другие такие же воспоминания, тогда казавшиеся катастрофическими, а сейчас – ничего не значащими: как в пятилетнем возрасте она упустила в раковину мамины любимые сережки, как в седьмом классе ее укачало в автобусе по пути с экскурсии и ее рвало перед всем классом, как в институте она жутко пьяная возвращалась в общежитие и, не справившись с замком, описалась прямо на пороге собственной комнаты.

– И это пройдет, – шепотом напомнила она себе Соломонову максиму.