Джек Вэнс
Галактический следопыт

Хетцель отвернулся от стеклянных клеток. Заключенные – пираты, отбросы общества, искатели опасных приключений – не вызывали у него почти никаких сожалений. Во имя наживы они стремились вооружить гомазов, не принимая во внимание тот факт, что гомазы, получив в свое распоряжение какое бы то ни было, самое устаревшее оружие, а также какие-либо средства передвижения в космосе, немедленно приступили бы к завоеванию Галактики, в том числе миров Ойкумены – что они и попытались сделать сорок шесть лет тому назад.

Хетцель продолжал идти по Пограничной площади – настолько огромному, залитому солнцем пространству, что в водянистом дрожащем воздухе Маза сооружения на периферии казались угрожающими тенями. Он чувствовал себя в полном одиночестве, подобно рыбацкой лодке, затерявшейся в пустынных просторах океана. Пожалуй, однако, дюжина темных силуэтов перемещалась где-то в серебристо-серых перспективах площади – слишком далеко, чтобы одну фигуру можно было отличить от другой. «Любопытный ландшафт! – подумал Хетцель. – Странный, как сон».

По мере приближения Трискелион материализовался и приобрел четкость очертаний. Хетцель повернул в сторону, чтобы пройти вокруг этого здания – и тем самым, по существу, пересек участки, по меньшей мере теоретически находившиеся под контролем лиссов и олефрактов, хотя психологически их влияние оказалось вполне ощутимым. По пути Хетцелю встретился лисс – гибкое темное существо в алой мантии, а уже через несколько секунд поодаль показался олефракт. Оба, казалось, отнеслись к присутствию человека с полным безразличием; оба вызвали у него необычное смешанное чувство острого любопытства и отвращения – почему? Хетцель не мог убедительно объяснить себе такую реакцию. Вернувшись к ойкуменическому входу, Хетцель ощутил едва заметное облегчение, словно понял, что избежал какой-то неопределенной опасности.

Поднявшись на три ступени, он прошел под хрустальной аркой в просторный вестибюль; в центре вестибюля находился треугольный прилавок справочного бюро. С двух сторон, обращенных к секторам лиссов и олефрактов, не было ни персонала, ни посетителей. Со стороны, обращенной к ойкуменическому входу, двое служащих пытались отвечать на вопросы перебивавших друг друга новоприбывших туристов. В стороне, с благодушным презрением поглядывая на входящих, стоял круглолицый человек в роскошной, хотя и тесноватой для него голубой униформе с зелеными нашивками. Серебристая бахрома эполетов и блестящий серебристый узор на козырьке высокой фуражки свидетельствовали о том, что он занимал влиятельную должность. Хетцеля он сразу просверлил особенно строгим взглядом, каким-то чутьем угадав в нем человека, чьи намерения могли оказаться подозрительными, если не очевидно противозаконными.

Хетцель игнорировал субъекта в фуражке и приблизился к прилавку справочного бюро. Начальница бюро, дородная черноволосая женщина с большим бугорчатым носом и гнусавым произношением, выполняла свои обязанности раздраженно и нетерпеливо: «Нет, сударь, сегодня триарха нет и не будет… Какое мне дело до того, что вам говорили? У себя дома он никогда никого не принимает… Нет, сударь, мы не организуем экскурсии, мы – служащие ойкуменической администрации. Туристическое агентство находится в Собачьей слободе. Они обслуживают несколько гостиниц в живописных районах и предлагают в аренду аэромобили… Прошу прощения, мадам, но в сектор лиссов вас не пропустят ни в каких обстоятельствах. В этом отношении они не идут ни на какие уступки… Что они сделают? Кто знает, что они делают с людьми, которых забирают к себе – надо полагать, показывают в зверинцах… Сувениры, сударь, вы можете купить в Собачьей слободе… Нет, сударь, он вернется только через пять дней, на следующее заседание. Заседания проводятся открыто, вход свободный… Да, мадам, вы можете фотографировать прилавки справочного бюро лиссов и олефрактов».

Второй служащий, высокий молодой человек с бледным и серьезным лицом, выражался не столь отрывисто, но, пожалуй, уступал свой начальнице в эффективности: «Могу ли я порекомендовать гостиницу в Собачьей слободе? Как вам сказать… Вам будет гораздо удобнее, если вы останетесь в „Бейранионе“. Не забывайте, Окраина Собачьей слободы выходит за пределы чьей бы то ни было юрисдикции! Там вас могут убить, и никто даже не позаботится вас похоронить… Да, собственно Собачья слобода – в секторе Ойкумены. Но не выходите за зеленую ограду, если вам не по вкусу опасные приключения… По сути дела, Окраина не так уж опасна, если держать ухо востро и не брать с собой больше двух-трех СЕРСов. Ничего там не пейте, однако, и сторонитесь азартных игр… Нет, сударь, у меня нет расписания гомазских войн. Разумеется, они часто воюют – и, если вам хочется, чтобы вас изрубили в лапшу, ищите очередную битву гомазов сами. Именно поэтому туристическое агентство сдает машины напрокат только тем, кого сопровождает квалифицированный гид… Именно так, вы не можете сами взять аэромобиль и улететь, куда глаза глядят. Это запрещено – во имя вашей собственной безопасности. Не забывайте, Ойкумена кончается здесь – вот, прямо здесь!»

Дородная начальница справочного бюро повернулась к Хетцелю: «Да, сударь, что вам угодно?»

«Я имею честь говорить с висферой Фелиус?»

«Да, это я».

«Возникла довольно-таки необычная проблема. Я обязан обсудить неотложное дело с сэром Эстеваном, но мне сообщили, что с ним никак нельзя связаться».

Висфера Фелиус фыркнула: «Ничем не могу вам помочь. Если сэр Эстеван не желает никого видеть, я не могу его заставить сделать для вас исключение».

«Разумеется. Но не могли бы вы предложить какой-нибудь не слишком унизительный способ привлечь его внимание хотя бы на несколько минут?»

«Сэр Эстеван – очень занятый человек. По меньшей мере, так он говорит – ему приходится вечно представлять всякие отчеты и рекомендации. Даже мы его видим только на заседаниях. Все остальное время он проводит где-то со своей подругой или невестой, как бы ее ни называли, – висфера Фелиус неодобрительно шмыгнула выдающимся носом. – Конечно, это не мое дело. Так или иначе, он не позволяет себя беспокоить, когда его нет в управлении».

«В таком случае, видимо, мне придется подождать. Нет ли у вас под рукой каких-нибудь справочных материалов, относящихся, главным образом, скажем, к возможностям вложения капитала?»

«Нет. Ничего такого у меня нет, – висфера Фелиус даже хихикнула от удивления. – Кто захочет вкладывать капитал здесь, у черта на куличках?»

«Насколько мне известно, у „Истагама“ дела идут неплохо».

«Какой такой Истагам? Не понимаю, о чем вы говорите».

Хетцель кивнул: «А как насчет гомазов? Они прилежные работники?»

«Ха! Предложите им лучемет, и они отдадут вам все до последнего гроша, но работать на вас не станут ни минуты. Им гордость не позволяет».

«Странно! В отеле я видел мебель, вырезанную, судя по всему, гомазами».

«Отродьями гомазов. Они заставляют детенышей трудиться, чтобы те не убивали друг друга, ежедневно устраивая потешные войны. Но чтобы матерый воин-гомаз работал? Никогда!»

«Любопытно! – заметил Хетцель. – Так вы считаете, что мне придется ждать пять дней, чтобы увидеть сэра Эстевана?»

«Не могу представить себе никакой другой возможности».

«Еще один вопрос. Я договорился встретиться здесь, на Мазе, с неким Казимиром Вульдфашем. Вы не подскажете – он уже прибыл?»

«Я не слежу за всеми приезжими. Можете спросить у капитана Боу – он у нас комендант». Начальница бюро показала пальцем на сурового офицера в голубой форме с зелеными нашивками.

«Большое спасибо». Хетцель подошел к капитану Боу и снова задал свой вопрос. Сперва комендант безразлично хмыкнул, но затем соблаговолил произнести несколько слов: «Никогда не слышал о таком. Одни приезжают, другие уезжают. На Окраине Собачьей слободы прячется добрая сотня всяких мерзавцев. Если бы они только попались мне в руки! Им не поздоровилось бы, это уж точно».

Хетцель поблагодарил капитана и удалился.

К северу от Прозрачной тюрьмы широкая дорога с плотным покрытием из материала, показавшегося Хетцелю утрамбованным гравием с примесью измельченных раковин, спускалась от Пограничной площади к Собачьей слободе – так называемый проспект Потерянных Душ. Ветер с холмов дул Хетцелю в лицо: пахло дымом, торфом и другими, не столь знакомыми испарениями. Кроме Хетцеля, по дороге никто не шел, и снова ему показалось, что он шагает во сне… Хетцель вдруг остановился и нагнулся, чтобы рассмотреть дорожное покрытие. Вопреки его первоначальному предположению, кусочки раковин и гравия на поверхности не были утрамбованы или спрессованы катком – кто-то очевидно вставлял их, один за другим, в еще не застывший бетон, выкладывая таким образом мозаику. Хетцель обернулся туда, откуда пришел, после чего снова взглянул вниз, на Собачью слободу. На сооружение мостовой было затрачено невероятное количество труда!

Над дорогой протянули ветви два высоких тонкоствольных дерева; пройдя под ними, Хетцель углубился в Собачью слободу. Проспект Потерянных Душ расширялся и превратился в сквер; в центре сквера росли кипрские ладанные сосны и цветущие желтые акации, окруженные живыми изгородями пунцового кустарника. Алые, лимонные и золотистые тона выглядели особенно приятно благодаря контрасту с небом, зеленым, как морская волна, и мрачновато-глухим фоном северных холмов. Ближайшие сооружения не отличались единообразием – их объединяла лишь общая атмосфера небрежной захудалости. При возведении этих зданий применялись бревна, глинистый известняк, штукатурный гипс, глазурованная керамика, шлаковый кирпич и прочие материалы, разнообразием не уступавшие причудливым характерам людей, задумавших что-то строить здесь, на самом краю Ойкумены. В лавках торговали импортированными пищевыми продуктами, инструментом, хозяйственной утварью и всякой всячиной; можно было заметить не меньше пяти питейных заведений и столько же гостиниц, более или менее сомнительной респектабельности. В деловом центре Собачьей слободы теснились также конторы экспортеров гомазских изделий, страховое агентство, парикмахерский салон и склад торговца силовыми установками и энергоблоками. Относительно внушительное строение из блестящего розового бетона использовалось совместно парой контор. Над первой висела вывеска:

«ТУРИСТИЧЕСКАЯ АССОЦИАЦИЯ МАЗА

Информация, экскурсии, гостиничные услуги

в необжитых районах».

«Это и есть, надо полагать, небезызвестное туристическое агентство Собачьей слободы», – решил Хетцель.

На гораздо более скромной входной двери соседнего представительства была закреплена не столь заметная табличка:

«ПРЕДПРИЯТИЯ БЫРРИСА

Застройка, разработки, реклама и содействие сбыту».

Заглянув в первое агентство, Хетцель обнаружил там группу туристов, сходную с той, которую он видел в Трискелионе – или, может быть, ту же самую. Приезжие столпились у прилавка, осаждая привлекательную темноволосую девушку с печальными глазами, отвечавшую на вопросы в очаровательной манере, сочетавшей сдержанность, здоровое чувство юмора и вежливость.

Хетцель зашел внутрь и стал ждать, время от времени прислушиваясь к разговорам.

«У нас семь гостиниц в дикой местности, – говорила девушка. – Все они позволяют любоваться незабываемыми ландшафтами, и в них очень удобно. По меньшей мере, так мне говорят – сама я никогда не бывала ни в одной из этих гостиниц».

«Но мы хотели бы повидать настоящий Маз! – заявила одна из женщин. – Съездить туда, куда не добираются обычные туристы. И нам очень хочется посмотреть на одну из битв. Мы не какие-нибудь кровожадные извращенцы – ничего подобного! – но войны гомазов, говорят, производят незабываемое впечатление…»

Девушка улыбнулась: «У нас нет возможности организовать такой спектакль. Прежде всего, это было бы слишком опасно. Заносчивость гомазов нельзя недооценивать. Как только они заметят туристов, они прекратят военные действия и перебьют туристов, после чего снова приступят к взаимному уничтожению».

«Хммф! Мы все-таки не совсем туристы. Мы предпочитаем рассматривать себя как путешественников».

«Разумеется».

Вмешался мужчина: «А как насчет ваших гостиниц? Если гомазы настолько раздражительны, просто оказаться за пределами Собачьей Слободы, наверное, уже опасно?»

«На самом деле не так уж опасно, – возразила девушка. – По сути дела, обычно гомазы не замечают людей, если мы им не надоедаем – примерно так же, как мы не замечаем птиц, сидящих на ветках».

«А не могли бы мы посетить какой-нибудь зáмок гомазов? Вроде того, что изображен у вас на стене?»

Девушка снова улыбнулась женщине, покачав головой: «Это тоже невозможно. Некоторые гостиницы, однако, устроены в древних крепостях гомазов, причем номера у нас очень удобные».

Хетцель разглядывал плакаты: «Воины выстроились на поле боя в степи Туз-Тан», «Летуны из зáмка Коразман делают виражи под облаками», «Зáмок Киш на закате», «Конклав военачальников-джердов». Затем он сосредоточился на девушке: смотреть на нее было не менее занимательно, чем на рекламные плакаты. С первого взгляда Хетцелю показалось что она – хрупкое, даже тщедушное существо, но по ближайшем рассмотрении решил, что она могла бы, пожалуй, постоять за себя. Он подошел поближе к прилавку. Девушка заметила его внимание – на ее лице промелькнула улыбка. «Очаровательна!» – подумал Хетцель.

«Если у вас есть время, вы можете посетить каждую из семи гостиниц, – продолжала работница туристического агентства. – Разумеется, мы предоставляем необходимые транспортные средства».

«Но мы не можем сами управлять арендованной машиной?»

«Можете, но только в сопровождении гида. Иначе это было бы небезопасно. Кроме того, это запрещено постановлениями Триархии».

«Что ж, нам придется еще подумать. Не могли бы вы порекомендовать лучшую таверну в Собачьей Слободе – самую типичную и колоритную?»

«По-моему, они все примерно одинаковые. Попробуйте зайти в „Последнюю надежду“ – это напротив, на площади».

«Спасибо!» – туристы ушли. Девушка взглянула на Хетцеля: «Да, чем я могу вам помочь?»

Хетцель встал напротив нее: «Честно говоря, не совсем понимаю, чем именно вы могли бы мне помочь».

«Но вы зачем-то сюда пришли?»

«Ситуация такова. Мой приятель унаследовал существенную сумму и теперь хотел бы вложить капитал. Вопрос в том, куда его вложить».

Девушка рассмеялась, не веря своим ушам: «Вы хотите, что бы я что-нибудь посоветовала по этому поводу?»

«Именно так. Неожиданные идеи, как правило – самые удачные, именно потому, что они никому еще не приходили в голову. Представьте, что я вручил вам миллион СЕРСов. Что бы вы сделали с этими деньгами?»

«Я бы купила билет и смылась отсюда подальше, – уверенно заявила девушка. – Но это не совсем то, что имеет в виду ваш приятель».

«Позвольте сформулировать вопрос по-другому: каким образом человек мог бы вложить капитал на Мазе и при этом надеяться на извлечение прибыли?»

«Сложная задача. Возникает впечатление, что в Собачьей Слободе извлекают прибыль только владельцы питейных заведений».

«Я представляю себе более крупномасштабное предприятие, что-нибудь на уровне компании „Истагам“. Кстати, где можно было бы найти директора этой компании? Я хотел бы обратиться к нему за рекомендациями».

Девушка искоса бросила на Хетцеля любопытствующий взгляд, но Хетцель не смог как-либо истолковать выражение ее лица: «Об этом я ничего не знаю».

«Но, конечно же, вам известно существование этой компании?»

«И не более того. Почему бы вам, однако, не поговорить с висфером Быррисом? Он гораздо лучше меня разбирается в таких делах».

«Чем занимаются предприятия Бырриса? Или он – деловой посредник?»

«Висфер Быррис занимается практически всем, чем можно заниматься на этой планете – и обслуживанием туристов, и гостиничным бизнесом, и прокатом аэромобилей. Кроме того, он заведует, по поручению Триархии, „Мазским извозом“».

«Мазским извозом?»

«На самом деле это всего лишь несколько старых аэробусов – в них гомазов перевозят в Аксистиль и обратно в их зáмки. Это делается бесплатно – гомазы не стали бы летать, если бы за это взимали деньги».

«Значит, гомазы так и не приспособились к денежной экономике».

«Они ни к чему не приспособились», – девушка протянула руку к полке, взяла брошюру и протянула ее Хетцелю. Тот взглянул на заголовок: «Воины Маза».

«Спасибо, – кивнул Хетцель. – Когда, по-вашему, висфера Бырриса можно будет застать в его конторе?»

«Трудно сказать. Он то приходит, то уходит. Но вы всегда можете ему позвонить».

В приемную агентства ввалилась очередная группа туристов, и Хетцель поспешил удалиться. Прогулявшись по скверу и заглянув в витрины нескольких лавок, он зашел в таверну «Последняя надежда», чтобы освежиться кружкой эля. Здесь он принялся размышлять о том, что ему удалось узнать – то есть о скудных сведениях, сформулировать которые было очень просто:

1. Сэр Эстеван Тристо прибегал к всевозможным уловкам, чтобы избежать встреч со случайными посетителями.

2. Даже если висфер Быррис не участвовал непосредственно в деятельности «Истагама», ему, несомненно, было известно все, что можно было узнать об этой компании.

3. Служащая в вестибюле туристического агентства ни в коем случае не соответствовала представлениям Хетцеля о персоне, которую можно было бы встретить в захудалом поселке на краю Ойкумены.

Хетцель положил перед собой на стол брошюру, полученную от девушки: «Воины Маза». На обложке красовался эскиз с надписью: «Летун из зáмка Коразман». На парапете стоял гомаз с закрепленными на спине крыльями из прутьев и перепонок. Ниже, мелким шрифтом, было написано: «В благоприятных погодных условиях гомаз-летун может парить в плотном воздухе Маза. Он взмахивает крыльями, приводя их в движение ногами, и по мере необходимости маневрирует, контролируя руками ориентацию передних ребер каркаса. Как правило, однако, летун использует крылья, чтобы совершить неожиданный бросок с высоты, атакуя врага».

Как узнал из брошюры Хетцель, древняя цивилизация гомазов оставалась практически неизменной на протяжении примерно миллиона лет. Внешне гомазы чем-то напоминали людей, но на этом сходство кончалось. Скелет гомаза, частично внутренний и отчасти наружный, состоял из жесткого и упругого кремнистого хряща, усиленного волокнами из органического карбофосфата с примесями кальция и магния, твердевшего под воздействием воздуха и превращавшегося в жесткий белый хитин; этот материал покрывал голову гомаза и служил основой трем параллельным гребням, каждый из которых был украшен ритмично повторяющимися, словно искусно вырезанными рядами шипов, углублений и зазубрин.

Типичный гомаз отличался непредсказуемым, непостоянным, даже каверзным характером, причем основным его побуждением было скорейшее удовлетворение личных потребностей и амбиций. Тем не менее, в этом отношении индивидуальный гомаз всего лишь демонстрировал свойства, общие для всего клана, с которым он поддерживал телепатическую связь. Гомаз воспринимал себя как неотъемлемую часть клана, а клан распоряжался им, как организм распоряжается своим органом. Таким образом, воин-гомаз не представлял себе, что он может умереть, пока не погиб весь его клан, и проявлял абсолютное бесстрашие. Поэтому с человеческой точки зрения гомаз становился парадоксальным существом, сочетавшим полную личную автономию и полное отождествление личности с социальной структурой.

Войны гомазов относились к трем различным категориям: войн, вызванных исключительно взаимной ненавистью кланов (такие войны случались относительно редко), войн, вызванных соперничеством кланов, то есть экономической необходимостью или стремлением к захвату территории, а также войн, которые и ксенологи, и социологи, и журналисты время от времени позволяли себе называть «войнами любви». Среди гомазов не было половых различий – они размножались, вживляя свои зиготы в побежденных врагов в процессе, по-видимому вызывавшем восторг у обоих участников, причем победитель поедал небольшой вырост железы с тыльной стороны шеи побежденного. Железа эта выделяла гормон под наименованием «чир», стимулировавший как развитие детенышей, так и боевой дух взрослого воина. Страстное стремление к поглощению «чира» занимало помыслы гомаза на протяжении всей его жизни. Устраивая потешные битвы, детеныши гомазов поедали «чир» тех, кого им удалось искалечить или убить. Взрослые бойцы исполняли тот же ритуал, в результате преисполняясь ликованием торжества, восстанавливая силы и приобретая таинственную «ману»; судя по всему, «чир» способствовал оплодотворению зигот.

Гомазы пользовались некоторыми иероглифами и символическими объектами, но какая-либо письменность в человеческом понимании этого слова оставалась им чуждой – за исключением, пожалуй, самых примитивных математических формул; такое положение вещей объясняли телепатическими способностями аборигенов Маза.

За шестьдесят лет до прибытия Хетцеля на Маз первооткрывателем этой планеты стал Гейсон Вейри, бежавший из Ойкумены отщепенец. Вейри нанял орду воинов-гомазов с тем, чтобы нанести сокрушительный удар по обитателям Серсея, своего родного мира. Гомазы, быстро осознавшие возможности ойкуменического оружия, подчинили Вейри и его банду головорезов служению своей собственной цели, захватив флот космических кораблей и немедленно приступив к завоеванию Вселенной. Набеги гомазов привели к их столкновению с ранее неизвестными империями лиссов и олефрактов; в конечном счете совместные усилия трех империй позволили уничтожить флот гомазов и захватить Гейсона Вейри. Прозрачную тюрьму первоначально построили именно для того, чтобы содержать в ней Вейри и его сообщников, а для предотвращения дальнейших подобных вторжений цивилизации людей, лиссов и олефрактов учредили на Мазе трехстороннее карательно-наблюдательное учреждение, Триархию. Гомазы вернулись к традиционному способу существования, подвергая Триархию самому оскорбительному, по их представлениям, обращению – то есть относились к ней с безразличным пренебрежением.

Хетцель просмотрел другие разделы брошюры, где перечислялись кланы и описывались их характерные особенности; в приложении, на карте Маза, указывалось местонахождение клановых зáмков. Язык гомазов, которым они пользовались в сочетании с телепатическими сигналами, передававшими эмоции и настроения, состоял из присвистов, щебета и писков, невразумительных как для человеческого уха, так и для человеческого ума. Общение с гомазами становилось возможным лишь благодаря применению микронных переводящих устройств.

Гомазы пользовались немногими видами оружия: рукоятью примерно метровой длины с прикрепленным к ней трехметровым лассо, помогавшим ловить врага, длинным клещевым захватом, сжимавшимся подобно продолжению руки, гарпунами с тремя упругими зазубринами, а также коротким тяжелым мечом. Самые умелые элитные бойцы планировали на искусственных крыльях и атаковали противника сверху. Изредка, когда готовилось нападение на клановый зáмок, гомазы сооружали весьма изобретательные осадные механизмы. В качестве транспортных средств они использовали фургоны с запряженными в них одомашненными рептилиями или гигантскими червями; ели они то, что собирали или выращивали их детеныши, выполнявшие в клане всю работу.

Положив брошюру в карман, Хетцель заказал вторую кружку эля и спросил бармена: «Как по-вашему, сколько примерно людей работают на „Истагам“?»

«Истагам? Это кто?»

«Компания, поставляющая микронику».

«Никогда о ней не слышал. Спросите Бырриса, его контора напротив. Быррис тут знает все и про всех».

Опорожнив кружку, Хетцель вышел на улицу. Советом бармена не следовало пренебрегать – и, даже если Бырриса не было в конторе, всегда можно было еще раз расспросить темноволосую девушку в туристическом агентстве.

Хетцель пересек сквер и попробовал открыть дверь конторы «Предприятий Бырриса». К его удивлению, она беспрепятственно подалась, и Хетцель зашел внутрь.

За столом говорил по телефону тяжеловесный субъект с широким мясистым лицом и копной гладких черных волос, разделенных пробором посередине и подстриженных «под горшок» над ушами в стиле, модном на планетах солнечных систем Фаянсового Каскада. У Бырриса были маленькие, почти неподвижные глаза, длинный прямой нос и массивный подбородок. Он носил свободную рубаху из расшитого узорами зеленого бархата, габардиновые бриджи в лиловую и желтую полоску и шейный платок из дорогого белого шелка, повязанный узлом сбоку над плечом. Наряд его производил неофициальное, почти праздничное впечатление, лицо Бырриса сохраняло достаточно приветливое выражение, по телефону он говорил тихо и вежливо: «…да-да, почти то же самое приходило мне в голову… Именно так. У меня посетитель, я вам позвоню».

Быррис поднялся на ноги и любезно поклонился: «Чем могу быть полезен?»

Хетцель не преминул заметить, что Быррис закончил телефонный разговор с некоторой поспешностью: «Честно говоря, не знаю. Меня просили узнать о возможностях выгодного вложения капитала на Мазе – но вполне вероятно, что вы предпочитаете не делиться такого рода информацией».

Быррис ответил на это осторожное вступление улыбкой: «Мне нечего скрывать. Откровенно говоря, однако, инвестиционных возможностей у нас не так уж много. Туристический бизнес не приносит больших доходов, и на его дальнейшее расширение надеяться трудно. Маз уже не такая новинка, какой был когда-то».

«Как насчет импорта-экспорта? Интересуются ли гомазы приобретением ойкуменической продукции?»

«Того, что мы можем им продавать, они не хотят. То, чего они хотят, нам не разрешают ввозить. Кроме того, встает вопрос об оплате. Гомазы не могут предложить в обмен ничего, кроме ремесленных изделий и боевых шлемов. Что не оставляет возможностей для крупномасштабных сделок».

«Я слышал, что у „Истагама“, однако, дела идут неплохо».

Быррис ничуть не смутился и ответил, не задумываясь: «Об этом я почти ничего не знаю. По всей видимости, они занимаются перевозками транзитных грузов, используя Маз как перевалочный пункт. На Мазе, разумеется, не взимают сборы и налоги, что может иметь большое значение для нового предприятия, стремящегося занять место на рынке».

«Думаю, что вы правы. А полезные ископаемые здесь добывают?»

«Ничего существенного. Гомазы выплавляют какое-то количество чугуна из болотной руды, но их залежи уже почти истощились. Гомазы их разрабатывают уже больше миллиона лет. По существу, Маз – выработанная, дряхлая планета».

«А с лиссами или олефрактами никто не заключает никаких сделок?»

Быррис печально усмехнулся: «Вы шутите?»

«Нет, почему же? Торговля возникает и развивается самым естественным образом, если она выгодна обеим сторонам».

«Лиссы буквально одержимы отвращением к любому взаимодействию с другими цивилизациями. Олефракты не поддаются пониманию. Проще – гораздо проще! – иметь дело с гомазами. Вы, наверное, заметили дорогу, ведущую вверх, на площадь? Кланы кишей и дайядов пригнали на строительство пять тысяч детенышей, и мостовую закончили за три недели. Мы заплатили им надувными колесами для фургонов. Но на строительстве дорог здесь не заработаешь. Если бы у меня был лишний капитал, я вложил бы его в Вайре, на Люсбаррене – там ловят трейлерами ангельскую рыбу. Знаете, сколько дают за килограмм такой рыбы в Банакре?»

«Слышал, что это дорогой деликатес. Наверное, СЕРСа четыре».

«Почти угадали. А в Вайре, прямо у побережья Даля, ангельская рыба косяками ходит».

«Обязательно учту вашу рекомендацию. Насколько мне известно, вы сдаете в прокат аэромобили?»

«Верно. Не слишком доходный бизнес: техобслуживание, простои, постановления Триархии – сплошная головная боль. Только что вышло очередное постановление – я не могу сдавать аэромобиль в аренду, не получив предварительное разрешение триарха. Какие-то туристы решили навестить зáмок Диссик на свой страх и риск и едва унесли ноги».

Хетцель нахмурился: «Значит, прежде чем я смогу арендовать аэромобиль, мне потребуется разрешение сэра Эстевана Тристо?»

«Потребуется».

«Я получу его сегодня же вечером, если вы мне подскажете, где живет сэр Эстеван».

«Ха-ха! Его не так просто поймать за хвост! Он занимается должностными делами только в Трискелионе».

«Я не спешу. Еще один вопрос: где я мог бы найти Казимира Вульдфаша?»

Лицо Бырриса стало совершенно невозмутимым: «Я не знаком с этим человеком». Быррис взглянул на часы: «Прошу прощения, но мне назначена деловая встреча».

Хетцель поднялся на ноги: «Благодарю вас за полезные сведения». Когда он вышел из конторы, окна соседнего туристического агентства уже потемнели; брюнетка уже ушла домой – где бы она ни жила. Хетцель поднялся на Пограничную площадь по проспекту Потерянных Душ. Хис уже опускался к горизонту – оранжевая искра в расплывчатой дымке западного небосклона. Огромная площадь стала сумрачной и зловещей. Хетцель невольно вообразил себя призраком, бредущим по мертвому городу… События прошедшего дня не вполне удовлетворили его. Он вынужден был задавать вопросы – и тем самым произвел впечатление человека, сующего нос не в свое дело. Если компания «Истагам» занималась незаконным бизнесом, теперь по всей паутине ее организации пробежала тревожная дрожь и, вполне вероятно, реакция могла не заставить себя ждать. Преступники могли прибегнуть к примитивному насилию – исключать такую возможность было бы непредусмотрительно. Здесь, на Пограничной площади, Хетцель чувствовал себя одиноким и беззащитным – он ускорил шаги. Впереди возвышалась Прозрачная тюрьма, но узников в стеклянных клетках уже нельзя было различить. Неподалеку молча стояли две темные фигуры; они следили за проходившим мимо Хетцелем, но не попытались его остановить. Кто это? Лиссы? Олефракты? Гомазы? Люди? Водянистые сумерки не позволяли сказать с уверенностью.

Не зная, чем еще заняться, Хетцель ужинал с расстановкой, не торопясь. Когда он уже собирался покинуть ресторан отеля, в помещение почти незаметно зашел тощий человек в мягком габардиновом костюме. Хорошенько рассмотрев этого субъекта, Хетцель приблизился к его столу: «Не могу ли я присоединиться к вам на минуту?»

«Прошу вас».

«Вы заведуете охраной отеля, не так ли?»

Человек в сером костюме слегка усмехнулся: «Это настолько очевидно? Официально я занимаю должность „начальника ночной смены“. Меня зовут Керч».

«Меня – Майро Хетцель».

«Майро Хетцель… Где-то я слышал это имя».

«Может быть, вы ответите на несколько интересующих меня вопросов – очень осторожных вопросов».

«На очень осторожные вопросы вы можете получить очень осторожные ответы».

«В круг моих профессиональных интересов входит некое юридическое лицо – общество, предприятие, группировка – известное под наименованием „Истагам“. При вас когда-либо упоминалось это наименование?»