Джек Д. Швагер
Великие маги хедж-фондов. Трейдеры, которые не проигрывают

Несмотря на самоподкрепление, фаза кредитной экспансии в конце концов достигает точки, в которой больше не может продолжаться. Этот переход в кредитном цикле Далио описывает следующим образом:

Однако так не может продолжаться бесконечно. Со временем выплаты по долгам становятся равнозначны или превышают сумму, которую могут занять должники, и долги (обещания выплатить деньги) становятся слишком велики по отношению к имеющимся в наличии деньгам. Когда обещания отдать деньги с процентами (долг) больше не могут расти по отношению к поступающим деньгам и кредиту, процесс обращается вспять, и происходит делеверидж. Поскольку займы являются лишь способом потратить раньше то, что будет заработано позже, человек, который тратит $60 000 в год, зарабатывая при этом $50 000 в год, должен при прочих равных условиях сократить свои расходы до $40 000 в год в течение стольких же лет, сколько он тратил $60 000 в год. Когда рост долга по отношению к росту доходов достигает своих пределов, происходит обратный процесс. Активы падают в цене, должники с трудом обслуживают долги, а инвесторы начинают бояться и осторожничать и в результате распродавать активы или не пролонгировать кредиты. Это, в свою очередь, приводит к проблемам с ликвидностью, что означает – людям приходится урезать расходы. А поскольку расходы одного – это доходы другого, то и доходы начинают падать, так что кредитоспособность заемщиков ухудшается. Таким образом, весь процесс опять же подпитывает себя, но уже со знаком «минус», и происходит самоусиливающийся спад экономики, который не так просто остановить.

Далио подчеркивает, что делеверидж сильно отличается от рецессии.

В обычных рецессиях (когда денежно-кредитная политика еще эффективна) дисбаланс между объемом наличных денег и потребностью в деньгах для обслуживания долгов можно урегулировать с помощью достаточного понижения процентных ставок, чтобы: 1) создать положительный эффект богатства; 2) простимулировать экономическую деятельность; 3) облегчить бремя обслуживания долга. Однако в период депрессии значительно понизить безрисковые процентные ставки нельзя, так как они уже либо опустились почти до 0 %, либо – в случаях большого оттока валюты и валютной слабости – их дно может быть несколько выше по соображениям кредитного или валютного риска.

3. Краткосрочный цикл. В краткосрочном кредитном цикле расходы ограничиваются исключительно желанием кредиторов и заемщиков предоставлять и получать заемные средства. Доступность кредита контролируется главным образом центральным банком. Центральный банк в целом способен вывести экономику из состояния рецессии с помощью снижения процентных ставок, что может послужить основой для образования нового цикла.

Теперь должно быть понятно, почему, по мнению Далио, фундаментальный анализ рынка США, основанный исключительно на периоде после Второй мировой войны, не соответствует действительности. Хотя он охватывает почти 70 лет, в США не случалось снижения долговой нагрузки, кроме нынешнего, начавшегося в 2008 г. И, как уже объяснялось, во время делевериджа экономика и рынки ведут себя иначе, чем во время стандартных рецессий. Фокусируясь на более широких временных и географических рамках, Далио приводит примеры из прошлого, сопоставимые с текущей ситуацией (например, Великая депрессия, Япония после экономического пузыря, дефолты в Латинской Америке).

Что касается циклов, влияющих на отдельные страны, то Далио использует еще более широкую перспективу. Она измеряется столетиями, что Далио вполне уместно называет «действительно большой картиной». Он считает, что все страны проходят через цикл из пяти стадий:

● Стадия 1. Страны бедны и считают, что они бедны.

● Стадия 2. Страны быстро богатеют, но продолжают считать себя бедными.

● Стадия 3. Страны богаты и считают себя богатыми.

● Стадия 4. Страны беднеют, но продолжают считать себя богатыми.

● Стадия 5. Страны проходят через снижение долговой нагрузки и медленно принимают тот факт, что они пребывают в относительном упадке.

Вот как Далио описывает страны на стадии 4.

Это фаза увеличения заемных средств, то есть долги растут по отношению к доходам насколько возможно… Поскольку расходы остаются высокими, страны, даже несмотря на ухудшение баланса, продолжают выглядеть богатыми. Снижение эффективных инвестиций в инфраструктуру, средства производства, в исследования и разработки замедляет рост производительности. Города и инфраструктура устаревают и становятся менее эффективными, чем на двух предыдущих стадиях. Платежный баланс ухудшается, отражая тем самым снижение конкурентоспособности. Чтобы финансировать дефицит, страны все больше полагаются на репутацию. На этом этапе много средств – иногда очень больших из-за ведения войн – тратится на военные нужды ради защиты глобальных интересов. Часто, хотя и не всегда, на продвинутых этапах этой стадии страны имеют «двойной дефицит», то есть дефицит платежного баланса и дефицит государственного бюджета.

В последние несколько лет этой стадии часто возникают пузыри… Инвесторы, бизнесмены, финансовые посредники и высшее руководство страны все более уверены в непреходящем процветании, что поддерживает процесс привлечения заемных средств. Экономический бум также подталкивает новых покупателей, не желающих остаться в стороне, попасть на рынок, а это способствует раздуванию пузыря… Пузыри лопаются, когда рост доходов и доходность инвестиций с неизбежностью оказываются ниже уровня, необходимого для обслуживания долгов… Финансовые потери, возникающие после того как пузырь лопается, способствуют общему экономическому спаду. Будь то война, пузыри или то и другое, характерная черта этой стадии – накопление долга, который нельзя погасить обесценивающимися деньгами, что приводит к следующей стадии.

Стадия 5.

После того как пузыри лопаются и происходит делеверидж, частные кредиты, расходы частного сектора, стоимость активов и чистые активы начинают снижаться в самоусиливающемся отрицательном цикле. Чтобы компенсировать падение доходов, обслуживать растущий государственный долг и покрывать дефицит государственного бюджета, центральный банк принимается печатать деньги. Номинально снижаются реальные процентные ставки и увеличивается рост ВВП с тем, чтобы облегчить долговое бремя. В результате низких процентных ставок, слабой валюты и плохих экономических условий долговые и фондовые активы этих стран имеют низкие показатели, из-за чего им все чаще приходится конкурировать с менее богатыми государствами, находящимися на более ранних стадиях развития. Валюта обесценивается. В продолжение перечисленных экономических и финансовых тенденций страны утрачивают авторитет.

Не правда ли, описание стадий 4 и 5 звучит как неприятная, но достоверная характеристика ситуации в США (стадия 5 – нынешнее время, стадия 4 – предшествующие десятилетия)?

Глава 3. Ларри Бенедикт

И неудачи приносят успех

Путь к успеху зачастую полон разочарований. В начале карьеры Ларри Бенедикта постоянно преследовали две напасти: занимаясь трейдингом, он терял деньги и работу. Зачастую (но не всегда) две эти напасти были связаны друг с другом. Несмотря на полное отсутствие доказательств (для работодателей), что Бенедикт когда-нибудь сумеет добиться успехов как трейдер, он с завидным упорством стремился сделать карьеру именно в торговле и невероятным образом ухитрялся после каждой неудачи найти новую работу. К счастью для героя этого интервью, в трейдинге не действует правило «Три удара – и ты выбыл».

В конце концов успехи Бенедикта превратились в столь же неизменную составляющую его карьеры, как на первых порах неудачи. Переломный момент наступил в 1989 г., когда он устроился в компанию Spear, Leeds & Kellogg (SLK) в качестве специалиста по опционам на Американской фондовой бирже (по индексу XMI). Бенедикт наконец приобрел опыт, в котором так нуждался, и стал лучше чувствовать рынки. Три года спустя объем торгов индексом XMI начал заметно снижаться – и Бенедикт стал внебиржевым трейдером по деривативам на индексы в той же самой компании. К 1993 г. он достиг настолько значительных успехов в этой области, что его назначили особым партнером с ограниченной ответственностью в новом департаменте внутренних операций. После того как в 2000 г. работодателей Бенедикта поглотила корпорация Goldman Sachs, Ларри ушел и основал торговую фирму Banyan Equity Management.

Один из друзей нашего героя (тоже трейдер) описывает мастерство Бенедикта в биржевой торговле следующими словами: «Он обладает "тем самым". Как бы это получше объяснить? Вот почему Итиро Судзуки^[13] постоянно выбивает 350? С Бенедиктом то же самое. В офисе Ларри похож на "человека дождя", он маэстро, но стоит ему шагнуть за порог, как он забывает, куда положил ключи. Ларри – очень активный краткосрочный трейдер. Он совершает от 100 до 200 сделок в день. Несколько лет назад его отличал еще более бешеный темп – около 500 сделок в день. Основной рынок Бенедикта – S&P 500. Также он торгует иностранными фондовыми индексами, такими как DAX, Hang Seng и Nikkei, занимается внутренними и внешними рынками процентных ставок, основными валютами и ключевыми товарными рынками, куда входят нефть и золото. Но центром притяжения остается S&P 500, причем Бенедикт уделяет много внимания тому, как другие основные рынки коррелируют (не важно, прямо или обратно) с S&P 500. По сути, его можно охарактеризовать как трейдера, торгующего по принципу средней реверсии, то есть на краткосрочных подъемах он продает, на краткосрочных спадах – покупает. Уровень входа в сделки определяется преобладающей волатильностью рынка, направлением уклона (если таковой имеется) и изменениями в корреляциях между рынками, на которых торгует Ларри. Зачастую он также торгует длинные позиции на одном рынке против коротких на положительно коррелированном рынке (или же длинные позиции на обратно коррелированном рынке), если, конечно, решает, что краткосрочная ценовая зависимость оказалась чрезмерной. Бенедикт удерживает в голове сложный баланс рисков своего непрерывно меняющегося портфеля, содержащего как прямо, так и обратно коррелированные позиции. По словам одного из его бывших стажеров, «для того, что Бенедикт делает усилием мысли, другим приходится привлекать компьютер».

В стратегии Бенедикта огромное значение имеет управление рисками. Сказать, что он осторожен, значит не сказать ничего. Если месячные убытки приближаются к 2,5 %, Бенедикт ликвидирует портфель целиком и назавтра начинает все с чистого листа, торгуя с уменьшенным размером позиции. После падения на 2,0–2,5 % он, как правило, сокращает размер позиции до половины (или оставляет даже меньше) от обычного уровня. И так он торгует до тех пор, пока снова не начинает зарабатывать. Скорость, с которой Бенедикт сокращает экспозицию, объясняет, почему у него не было значительных месячных убытков. Худшим месяцем за 13 лет торговли (7 лет в фонде и 6 лет до этого на управляемом и собственном счете) стал убыток в 3,5 % (по мнению многих, более чем умеренный).

Дэвид Хоровиц, бывший трейдер и главный исполнительный директор компании Banyan Equity Management, говорит, что «мышление Ларри – это, по сути, мышление менеджера по управлению рисками. Для него суть не в том, чтобы много заработать. Конечно, иметь прибыль важно, но для Ларри важнее не потерять капитал. Он знает, что если сумеет справиться с рисками, то деньги уж наверняка заработает. Бенедикт отлично понимает, где и когда совершил ошибку, и четко осознает, когда надо выйти. Трейдеры-фундаменталисты скажут так: "Я собираюсь купить эту акцию на следующие полгода, потому что, по моему мнению, произойдет то, чего я ожидаю". Технически подкованные подумают: "Если акция пойдет сюда, куплю, если сюда – продам". Ларри не подпадает ни под одну из категорий. Он провел так много времени перед экранами, наблюдая, как разные рынки торгуют друг против друга, что просто чувствует, когда покупать, а когда – продавать. Ларри позволяет рынку диктовать, что сделать, и этот подход разительно отличается от систем большинства трейдеров».

После прихода в компанию Spear Leeds в 1990 г. Бенедикт получал чистую прибыль 20 лет подряд. Это «победоносное шествие» формально прервалось лишь единожды в 2011 г., когда он просел на 0,6 %. Если же говорить про собственный фонд Бенедикта, то с момента его создания в 2004 г. Ларри получил среднегодовую чистую прибыль в размере 11,5 % (19,3 % брутто). Если эта доходность кажется недостаточно впечатляющей, примите в расчет, что Бенедикт достиг таких показателей при чрезвычайно низкой годовой волатильности (5,8 %) и – что еще поразительнее – при максимальной просадке менее 5 %. У него образцовое отношение доходности к рискам, а коэффициент Шарпа ожидаемо высок – 1,5. Впрочем, даже такая цифра визуально занижает показатели Бенедикта, поскольку коэффициент Шарпа не учитывает различий между волатильностью в сторону повышения и в сторону понижения, а в случае Ларри большая часть ограниченной волатильности приходится именно на повышение. Отношение прибыли к потерям у Бенедикта составляет 3,4, то есть оно чрезвычайно высоко (смысл соотношения между прибылью и потерями объясняется в приложении А). Бенедикт не позволял и не позволяет близким инвестировать в свой фонд. Один из друзей детства так рассказывает о Ларри: «Он ни за что не возьмет деньги для инвестиций у друзей или у членов семьи. Я тщетно убеждал его взять мои средства, он даже слушать не захотел. Когда я управлял мультистратегическим фондом фондов, Бенедикт не позволил моей фирме вложить деньги в его фонд, потому что я управлял инвестициями. Он не хочет брать на себя ответственность. После кризиса 2008 г., когда его родители многое потеряли на обычных инвестициях (как, впрочем, и большинство других), а его фонд, наоборот, вырос на 14 %, я спросил, не жалеет ли он, что не позволил родителям и друзьям вложиться в его успешные биржевые операции. Он ответил: "Не жалею. Это только помешало бы, потому что я стал бы отвлекаться. Если родителям понадобятся деньги, я лучше выпишу им чек, чем допущу их средства в свой фонд"».

Для интервью я отправился в офис Бенедикта, расположенный в Бока-Ратоне, штат Флорида. Места там более чем достаточно, но Бенедикт вместе со всей командой работает в одном помещении. Из-за тесноты последнего и чтобы избежать постоянных отвлекающих факторов, мы провели интервью в конференц-зале – просторном, но неожиданно непритязательном. В ходе беседы к нам периодически заходили помощники Ларри, чтобы проинформировать босса об изменении рыночных цен и получить торговые инструкции. Мне показалось странным, что конференц-зал примерно в пять раз больше, чем нужно для фонда – даже на случай встречи в верхах, – в то время как рабочая площадка выглядит очень тесной. Джон Апперсон, управляющий директор Centennial Partners и инвестор Banyan Equity Management, который и привлек мое внимание к Бенедикту, объяснил эту странность несколько месяцев спустя в одном из телефонных разговоров: «Несколько лет назад, когда Banyan Equity Management собрался расширить деятельность в связи с ростом активов, сотрудники торговали в том маленьком помещении, которое вы видели. Они решили переместить рабочие места в более просторный офис. Но в первый же день после переезда у Ларри случился неудачный торговый день, после чего он решительно заявил: "С меня хватит. Забираем все и переезжаем обратно". То, что большинству из нас показалось бы не слишком комфортной рабочей обстановкой, для Ларри, наоборот, означает благоприятную среду. Возможно, в маленьком помещении ему удобнее, потому что там он может мгновенно связаться со всеми сотрудниками».

Бенедикт – уроженец Нью-Йорка, живет во Флориде с женой Лизой и тремя сыновьями. Ему нравится непринужденный южный образ жизни, поэтому одевается он соответственно. Несмотря на то что в день, когда я брал у Бенедикта интервью, его офис посещали институциональные инвесторы, он был одет в шорты и футболку (впрочем, возможно, это были парадные шорты). В помещении было на удивление прохладно (я предпочитаю, когда кондиционер настроен на температуру пониже), но Бенедикт, одетый словно в тропиках, чувствовал себя вполне комфортно.

Ларри выглядел очень веселым, причем, рассказывая мне о самых худших сторонах своего характера, проявлял удивительную откровенность. Бенедикт намеренно вызвал нескольких свидетелей, как лично, так и по телефону, которые подтвердили его склонность к вспышкам гнева, – иначе я ни за что бы не догадался, что у него настолько темпераментная натура. Позже я узнал, что в штабе у Бенедикта хранится внушительный запас стационарных и мобильных телефонов, а также клавиатур – всех тех предметов, которым больше всего достается от спонтанных вспышек его ярости.

* * *

– Как бы вы описали свой подход к биржевой торговле?

– Скорее всего, я не похож на других трейдеров, у которых вы собираетесь брать интервью. В течение торгового дня я вообще не смотрю на графики. Я просто читаю ленту.

– И не используете фундаментальные основы анализа?

– Я разбираюсь в фундаментальных основах, но особой роли в моей краткосрочной торговле они не играют.

– Вы действительно не похожи на остальных. Я беседовал с несколькими фундаментальными трейдерами, которые не смотрят на графики, но среди дискреционных технических торговцев вы первый, у кого я беру интервью и кто не использует графики.

– Я держу графики в уме. Смотрю на цены и рынки и сравниваю их с другими рынками. Наши сделки длятся очень недолго – от нескольких секунд до дня-двух.

– На каких рынках вы торгуете?

– Основной рынок – фьючерсы на S&P, которыми я торгую как самостоятельно, так и против других высоколиквидных фьючерсных рынков, например евро, иены, T-ноты, золота и сырой нефти.

– Как вы начали заниматься трейдингом?

– Я был старшекурсником Сиракузского университета и совершенно не знал, чем хочу заниматься дальше. Я встречался с девушкой, отец которой торговал соевыми бобами на Чикагской торговой бирже. Во время одного из выходных он взял меня с собой на торговую площадку. Так состоялось мое знакомство с фьючерсными рынками.

– Тогда вы знали что-нибудь о фьючерсах?

– Ничего. И я не знал никого, кто занимался бы трейдингом или вообще был в этом бизнесе.

– Каковы были впечатления от торговой площадки?

– Самая потрясающая вещь, какую я когда-либо видел. Я подумал: «Вот чем я хочу заниматься». Мне нравилось уже то, что сам процесс торговли на бирже был таким агрессивным и соревновательным. В детстве и подростковом возрасте я занимался многими видами спорта и ощущал себя просто суперконкурентоспособным.

– Пытались ли вы найти работу в этой сфере после окончания университета?

– Друг семьи моей тети был маркетмейкером в CBOE^[14], он-то и помог мне устроиться туда клерком. В то время я думал, что $5000 – огромные деньги. Однако у парня, на которого я работал, на счету было $15 млн, и мне хорошо запомнилось, как в первый рабочий день я доставил в Goldman Sachs чек на $1 млн. Клерк, которого я подменял, дал мне несколько весьма ценных советов, например, сказал: «Слушай, тебя тут будут ежедневно увольнять. Не обращай внимания и как ни в чем не бывало приходи на следующий день». Мне исполнился 21 год, я очутился в новом городе, где никого не знал, и теперь мне заявляют, что меня станут постоянно увольнять. Мягко говоря, было немного тревожно.

В первый же день меня бросили в полымя. Я не знал абсолютно ничего. Начальник подавал сигналы рукой из ямы. Я еще не знал сигнальных жестов, пришлось учить их по листку, который я получил перед началом работы. После первого рабочего дня мы вернулись в офис, и тот парень, босс, бросил: «Мой счет отклонился на 20 лотов. Убирайся вон и не возвращайся. Ты уволен».

– И что вы сделали?

– На следующее утро я, поджав хвост, пришел в офис и уселся за стол. Начальник ничего не сказал и вел себя так, будто ничего не произошло. Но через два дня опять заявил: «Ты сам не знаешь, что делаешь. Ты уволен».

– И вы не передумали заниматься всем этим? Положение, вероятно, представлялось вам ужасным…

– Оно и было ужасным.

– Стало лучше?

– Ничуть. Та деятельность определенно стала для меня негативным опытом. Там требовался опытный клерк. Через полгода стало ясно, что мне надо уходить. Я устроился посыльным на торговой площадке.

Проработав там около года, я получил должность трейдера в фирме, которой руководил Стив Фоссет, знаменитый искатель приключений. При поступлении на работу заключалась сделка: вы вносили $10 000 из собственных средств, а фирма добавляла еще $15 000. Вы получали всю прибыль от собственного капитала и 60 % прибыли от средств фирмы. Кроме того, вам предоставлялось место на бирже, а вы ежемесячно платили за него арендную плату.

– Вы что-то такое поняли про самого себя, из-за чего настроились на мысль о самостоятельном трейдинге?

– Ничего особенного. Честно говоря, я даже не понимал, что именно нужно делать. Просто делал ставки и думал, что что-нибудь да выйдет. Забавный штрих к моему тогдашнему портрету: помню, как позвонил маме и пожаловался: «Мой друг Энди зарабатывает целое состояние, а у меня не выходит ни цента». А она в ответ: «Вот как? Тогда просто делай то же, что он».

– На какой бирже вы торговали?

– Сначала я продолжил работать на CBOE, торгуя опционами на акции таких фирм, как, скажем, Chrysler и Revlon. Затем меня перевели на Нью-Йоркскую фондовую биржу для торговли индексом NYA, где я и трудился во время финансового краха 1987 г. В 1988 г. я перешел на AmEx, чтобы торговать там XMI – основным рыночным индексом, основанным на 20 акциях «голубых фишек».

– Вы торговали в день краха?

– Да, я пришел с коротким…

– Потрясающе!

– Нет-нет, вы меня не так поняли. Я вошел в короткие стрэдлы^[15]. У меня было 20 коротких коллов и 20 путов.

– Ничего себе! Какая ирония судьбы!

– Да! В тот день, едва только рынок рухнул, не только путы взлетели вверх, но и коллы тоже выросли, потому что волатильность просто вышла из берегов. Поэтому я терял деньги на обеих сторонах сделки. За несколько часов счет превратился из примерно $25 000 на балансе в дефицит. От напряжения я не мог даже пошевелиться. Позже я позвонил Стиву Фоссету и спросил, что мне делать. Он сказал: «Оставайся на ставке, ты ее получишь». Но рынок продолжал падать – я запаниковал и выкупил путы. Коллы оставил: было бы крайне странно, если бы они продолжали расти при том, что Dow упал на 500 пунктов. Через несколько дней я их покрыл.

– Каково было состояние счета, когда вы покрывали путы?

– Дефицит составлял около $10 000. Не очень большая сумма, но если теряете все, что имели, нет разницы, будет ли это двадцать тысяч или целый миллион. Я подумал, что с меня хватит, вышел из путов, покинул торговую площадку и в оцепенении бродил по Уолл-стрит. Там мне встретился репортер одной из местных телестанций, который спросил, могу ли я прокомментировать происходящее. Все, что я смог ответить: «Я потрясен!» Как ни смешно, но на телевидение попали именно эти слова.

– Я хорошо помню тот день. По сравнению с ним бледнеет даже 2008 г. За день обрушилось практически все.

– Присутствие на площадке в день краха 1987 г. стало для меня одним из важнейших профессиональных уроков. Увиденное тогда заставило меня осознать, что в любой момент может случиться все, что угодно.

– Что вы почувствовали, когда сумели выкрутиться из столь сложного положения?

– Почувствовал, насколько мне хорошо! (Смеется.)

– Полагаю, что вы потеряли бы куда больше, если бы остались на прежней позиции?

– Намного больше. К концу дня опционы пут подорожали настолько, что я, вероятно, потерял бы несколько сотен тысяч долларов. Они обрушили рынок на закрытии, и волатильность стала просто безумной. Путы, которые я покрыл тогда по цене $20, вероятно, подорожали до $200.

– Поскольку у вас возник дефицит, вы, очевидно, не могли торговать. Что было дальше?

– У тогдашнего моего работодателя была стандартная политика пополнения счетов трейдеров еще на $25 000, если они просадили первые $25 000. При этом вы становились трейдером фирмы.

– Немного странно, не правда ли? Какой логикой руководствовалась фирма, давая трейдерам дополнительный капитал, если те не смогли сохранить даже первоначальную ставку?

– Фирма предполагала, что мы сольем первоначальный капитал (который частично содержал и наши собственные средства) вследствие недостатка опыта и необходимости учиться на ошибках. Она допускала, что с опытом все окупится. Кроме того, фирма зарабатывала комиссионные на сделках, и неплохо – даже когда мы выходили в нуль. Так что в ее интересах было помочь нам торговать и дальше.

– Как вы поступили со вторыми $25 000?

– Барахтался кое-как – ни шатко ни валко – и уже просадил часть этого капитала, но тут мой друг, тот, что был маркетмейкером, предложил мне торговать счетом на $50 000 для него и еще одного парня. Мы договорились, что они позволят мне потерять $30 000, прежде чем потребуют закрыть счет. Поскольку со счетом Фоссета у меня получалось не очень, я решил принять их предложение.

– Но вы же так ничего и не заработали. Почему он предложил вам счет на $50 000?

– Он видел, как я торгую, и, наверное, подумал, что я все-таки могу принести им прибыль. По правде, не знаю, почему это произошло, думаю, что он хотел дать мне шанс. После того как я торговал на счете около месяца, убыток составил $16 000. Как-то вечером я позвонил ему сообщить об убытке. Самый трудный звонок в моей жизни, потому что тот парень действительно был моим другом, а еще потому что он дал мне возможность себя показать. Он посоветовал мне взять отпуск, чтобы разгрузить голову, но, когда я вернулся, сообщил, что счет было решено закрыть.

– Хочу спросить вот о чем. Вас уволили с первой работы. Затем вы устроились в трейдинг и просадили капитал. Работодатели дали еще, но вы опять потеряли почти все. Потом друг предоставил свой счет для торговли, и вы ушли в минус так быстро, что он, так сказать, перекрыл кислород еще до того, как вы достигли позволенного по договору максимума потерь. (Пока я читаю эту «литанию», Ларри хохочет все громче и громче.) Вы не подумали, что, может быть, просто не созданы для торговли на бирже?

– Я не сдаюсь.

– Отлично знаю, что вы не сдаетесь, но, не сочтите за грубость, на каком основании в вас так долго жила эта уверенность?

– Мне хотелось научиться торговать по-настоящему и побеждать. Люди на моих глазах гребли деньги лопатой, и я твердил сам себе, что если они могут, то и я смогу. Но на тот момент у меня действительно не имелось ни стратегии, ни дисциплины. Тем не менее я постепенно набирался опыта. Все ошибки, которые я совершал на пути, – а их было много – давали мне знания, переоценить которые невозможно. Именно уроки, которые я извлек из первых неудач, помогли мне стать успешным.

– Чем вы занялись дальше?

– Торговая площадка чем-то похожа на братство. Один из трейдеров, работавший в яме на Spear Leeds, предложил мне работу. Я стал специалистом по колл-опционам на XMI. Своим успехом я во многом обязан Spear Leeds. Они обеспечили столь важную для меня стабильность. Ларри Лавеккио, у которого я работал в Spear Leeds, научил меня дисциплине. Я наблюдал за тем, как он торговал, как рисковал капиталом и как его защищал.

– Вы просто делали рынок на XMI-коллах или также торговали на собственном счете?

– И то и другое. Как специалист, вы обеспечиваете ликвидность. Еще вы имеете гарантированное преимущество, поскольку видите книгу заявок.

– Как вы управляли рисками, когда выполняли заказ?

– Если был продавцом коллов, то покупал фьючерсы против них. Держал книгу близкой к дельта-нейтральной.

– Таким образом, вы, по сути, получали спред между ценой покупки и ценой продажи и не рисковали.

– Да, но вы должны предвидеть развитие ситуации. Если рынок сильный и вы знаете, что весь день у вас будут покупатели коллов, то заранее покупаете фьючерсы. Другими словами, предвидите свои потребности в хеджировании и корректируете дельту. Этот процесс во многом помог мне выработать то самое чувство рынка, которое мне хотелось иметь, но которое я так и не обрел, пока варился в собственном соку.

– Как же вам удалось развить в себе это чувство?

– Я начал обращать внимание на межрыночные ценовые отношения. Например, если S&P двигался в обратном направлении по отношению к облигациям и облигации снижались в течение дня, а S&P не реагировал на это повышением, это говорило мне о том, что я должен продавать S&P. Забавно, что сейчас нефть и S&P движутся вверх и вниз вместе. Что-то новенькое. Раньше мы даже не смотрели на нефть.

(В этот момент в конференц-зал заходит один из сотрудников фирмы, чтобы обсудить с Бенедиктом необходимые действия. Бенедикт дает ряд указаний, а затем возвращается к разговору.)

– Извините, что отвлекаюсь. Сегодня я так плохо торговал.

– Что вы сегодня сделали не так?

– Я много торгую «средним возвратом». Один из приемов, которые я применяю, – это «три дня вверх, три дня вниз». Если рынок падает три дня подряд, я открываю длинные позиции, а если растет три дня подряд, то буду шортить. В последние несколько дней евро распродавался, и я начал входить в длинную позицию. С ней, вероятно, все будет в порядке, но сейчас она снизилась настолько, что я достиг точки отсечения, поэтому мне пришлось покрыть большую ее часть.

– Знаете ли вы, где вы выйдете, прежде чем войдете?

– Это основано на знании P&L. Если в любой день я теряю более 2 % в пересчете на месяц, то ликвидирую позицию целиком. Сегодня я не был близок к этой точке, но дневной P&L снизился больше, чем я позволяю себе потерять. Поэтому я все и ликвидировал.

– Во сколько это обошлось?

– В $10 млн.

– А в процентах?

– Чуть меньше 1 %. Знаю, что по сравнению с большинством хедж-фондов это вообще несерьезно, но я перфекционист.

– Что именно вы сделали не так сегодня?

– Сегодня не сработали мои обычные методы.

– Но это не значит, что вы делаете что-то неправильно. Есть большая разница между неизбежными убытками по сделкам и тем, что вы теряете деньги по ошибке.

– Я поступил неправильно вот в чем. У меня в голове была цифра на год, которую я хотел получить. Примерно 14 % годового валового дохода позволили бы мне выйти за показатель в 10 % чистого дохода. В начале месяца (ноября) я был уже близок к этим цифрам. Я все давил и давил, однако так и не продвинулся дальше.

– То есть ошибка могла состоять в том, что вы давили сильнее, чем это оправдывалось торговыми возможностями?