Муслим Махмедгириевич Мурдалов
Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 1
Между тем Шамиль неусыпно трудился над распространением своего влияния в горах, и Авария по прежнему очутилась окруженною со всех сторон врагами, хотя еще ничем не обнаруживавшими своих намерений. Дабы предупредить грозившую опасность, Ахмет-хан предложил занять Хунзах войсками, опираясь на которые, жители могли бы отстояться в случае покушения против них Шамиля. Но как ни полезна была эта мера, тем не менее ее надо было исполнить с величайшею осторожностью, иначе недоброжелательные люди легко могли перетолковать прибытие Русских в Аварию и произвесть в народе волнение. Во избежание этого Ахмет-хан послал к генералу Фезе, командовавшему тогда войсками в Северном Дагестане, секретное письмо, где объяснив ему все побудительные к тому причины, просил его первым сделать предложение Аварцам о занятии войсками Хунзаха.
Полагаясь вполне на совет Ахмет-хана, генерал Фезе отправил в Аварию прокламации с дружественными предложениями помощи; в письме же к правителю он говорил, что в случае согласия народа на его предложение, он не замедлит прибыть туда с войсками. Как только все это получилось в Хунзахе, Ахмет-хан приказал повестить, чтобы старшины и почетные люди от всех аварских деревень собрались на совещание, имеющее быть на реке Тобот, в 5-ти верстах от Хунзаха. На другой день, к назначенному месту, прибыли жители; Ахмет-хан, прочитав прокламацию и письмо г. Фезе, обратился к народу с речью: «Я прочел писанное к вам и ко мне русским генералом с тем, чтоб вы не подумали, будто бы все это устраивается по моему желанию. Теперь я прошу вас обсудить хорошенько этот важный вопрос и сказать мне откровенно свое мнение. При этом прибавлю одно: я бы не желал, чтоб Pyccкиe явились сюда, Аварцы достаточно храбры и сильны, чтобы защищать себя против кого бы то ни было. Подумайте и скажите мне ваше окончательное решение, а я, чтоб не мешать вам, уеду.» Начались разные прения pro и contra; наконец старшина селения Ахальчи, Гуссейн Юсуф-оглы, дает знак народу умолкнуть. «Аварцы, восклицает он, вместо того, чтоб эти собаки – мюриды грабили и разоряли нас, не лучше-ль будет, если явятся сюда Русские? Они не займут наших домов, не отымут последнего куска хлеба; они храбры, щедры и никогда еще не погнушались иметь дело с простыми бедняками, как мы. Зачем и для кого мы будем их избегать? Не лучше-ль зажить с ними в самом тесном союзе? Мы будем богаты, спокойны и тогда пусть кто-нибудь попытается нас обидеть! Еще раз повторяю вам, нам необходимы Русские», Эта краткая речь Гуссейна возымела полный успех.
Стр. 377 …«Пусть приходят Русские, наши братья!» крикнул народ и толпами повалил к Хунзаху. Таким образом было решено занятие Аварии. 1837 года 7-го мая, отряд, из 8-ми батальонов, 3-х сотен казаков, при 18-ти орудий и 4-х полупудовьх мортирах, под начальством генерала Фезе, выступили из Темир-Хан-Шуры на Ходжал-махи, Купцу, Салтинский и Карадахский мосты. Мехтулинская милиция, под начальством Ахмет-хана, двинулась прямейшею дорогою через Гергебиль и Гоцатль к Хунзаху; туда же должен был прибыть и Магомет-мирза-хан с Казикумухцами. Как войска шли в горы на довольно продолжительное время, то начальник отряда принял все меры к обеспечению их продовольствием, по крайней мере на первое время. Для этого при каждой части войск было сформировано по особому отделению транспорта, долженствующему быть при ней неотлучно; часть же, обязывалась помогать ему в следовании по наиболее трудным местам и вместе с тем сохранять самый провиант от раструски. Подобным распределением обоза, состоявшего слишком из 1000 арб и возможным единственно при отсутствии неприятеля, значительно облегчалось следование отряда, но и при всем том он только 27-го мая мог достигнуть Хунзаха, пройдя в 20 дней всего около 125 верст. Прибытие в центр гор столь значительных сил поразило ужасом большую часть неприязненного нам населения; не унывал один Шамиль, знавший хорошо, каких усилий нам стоило это движение, и собрав наскоро несколько сотен мюридов, он заключился в крепком, по местоположению, селении Тилитль (в 22 верстах от Хунзаха), призывая горцев на брань; с своей стороны, генерал Фезе, отрядив два батальона для наблюдения за Шамилем и оставив в Хунзахе, наскоро укрепленном, две роты, двинулся налегке через Цатаних и Бетлинскую гору в Койсубу, чтобы сблизиться с Темир-Хан-Шурой и пополнить, если возможно, этим путем свои запасы.
Между тем, семейство и имущество имама находились в двух койсубулинских селениях Ашильте и Ахульго, защита которых была вверена Али-беку и Уде-мулле, с 1000 мюридов. Овладение ими представляло большие затруднения, однако генерал Фезе pешился их взять. 9-го июня войска наши, сбросив с себя ранцы, по трудной тропинке спустились с Бетлинской горы к Ашильте и атаковали неприятеля; к вечеру этого дня селение, имевшее до 500 домов и защищаемое со всею энергиею Дагестанцев, находилось уже в наших руках и было предано огню. Взятие Ашильты оказало благодетельные последствия: многолюднейшее селение Койсубулинского общества, Унцукуль, нам покорилось и Унцукульцы охотно согласились, за весьма умеренную плату, заняться перевозкой провианта из Темир-Хан-Шуры в Хунзах, не требуя для себя никакого прикрытия.
Устроив таким образом дело по продовольственной части и разорив последнее убежище Шамиля в Койсубу – Ахульго, генерал Фезе двинулся к Тилитлю и 3-го июля обложил селение, открыв по нем сильный огонь из орудий. Тилитль расположено было на скате скалистого хребта Чаро, имело до 600 домов и было обнесено девятью каменными башнями; доступ к нему проходил с 2-х сторон, от Голотля и от Аварской Койсу, вверх по ущелью Тилитлинки.
4-го и 5-го июля были произведены приступы и несмотря на отчаянную защиту неприятеля, мы успели утвердиться по окраине селения. Войска готовились повторить еще раз атаку, как 6-го июля, ночью, прибыл в лагерь посланный Шамиля с предложением вступить в переговоры; генерал Фезе, не желая жертвовать напрасно людьми, охотно на это согласился. 7-го июля Шамиль прибыл в стан Магомет-Мирзы-хана и поклялся на Коране не тревожить более горцев, а в залог верности выдал аманатов, в числе коих и малолетнего племянника по сестре Гамзат-бека (ныне штабс-капитана); его примеру последовали и другие предводители мюридов, в числе которых находился впоследствии известный Кибит-Магома Тилитлинский; скопище же было распущено по домам.
Стр. 379 …Обеспеченный со стороны главного виновника волнений, генерал Фезе двинулся через Карадахский мост и Хунзах на Бетлинскую гору, чтобы прикрыть следование транспортов, возвращавшихся из Шуры с провиантом и снарядами. Затем приступлено было к открытию прямого сообщения Хунзаха с Темир-Хан-Шурою, через Балаханское ущельи, Зыряны, Ирганай, Бурундук-кале и Казанищи. Произведенные по этому случаю работы напоминают гигантские сооружения циклопов. На пространстве между Бурундук-кале и Ирганаем прорвана скала, запиравшая герметически путь и от подошвы образовавшихся в ней ворот, возведена из камня широкая стена, по которой, как по пантусу, спускались к Ирганаю. При селении Зырянах, где производилась переправа через Койсу, возвели небольшое укрепление; сверх того, устроены посты в Бурундук-кале и при Моксохе.
С конца августа, Аварский отряд занимался покорением не признававших нашей власти аварских селений; в начале сентября проник даже к неприступной Карате и улучшил сообщение ее с Хунзахом. Вслед за этим, генерал Фезе намеревался пройти еще далее в самую глубь гор, для открытия сообщений с Kaxeтиею через главный хребет, как получили известие о волнениях в Южном Дагестане, что и заставило его поспешить с возвращением в Темир-Хан-Шуру. 10-го сентября, войска прибыли туда форсированными маршами по вновь проложенной дороге, а 19-го были уже в Кубе и приведя наскоро город в оборонительное положение, обеспечили его небольшим гарнизоном, что было совершенно необходимо, по случаю возникших беспорядков на Самуре.
Но блистательная экспедиция 1837 года, обеспечив пока Аварию, вовсе не положила конца ни влиянию, ни власти Шамиля. По удалении наших войск, он снова появился в Койсубулинском обществе и основав крепкий замок, новый Ахульго, вблизи старого, почти на отвесной скале, продолжал по прежнему возмущать жителей. Тщетно генерал Клугенау, устроив с ним свидание на Каранаевском спуске, уговаривал его отправиться во Владикавказ, для принесения верноподданнической покорности Государю Императору, возвращавшемуся в это время из Грузии – убеждения его не могли поколебать Шамиля. Между тем, другие предводители мюридов деятельно поддерживали огонь в крае и восстания вспыхивали разом в нескольких пунктах Дагестана; на Самуре появился самозванец, некто Мустафа-Магомет, выдававший себя за сына Шекинского хана, умершего в Персии; он взволновал все население Самура, от Ахтов до Куссура и Борчи, и распространял свои разбои даже по ту сторону Кавказского хребта. Действия их привлекли на себя большую часть наших сил в течении всего 1838 года.
Наступил 1839 год, а дела по прежнему оставались в нерешительном положении. Пребывание Шамиля в Новом Ахульго, между землями Койсубулинцев и Гумбетовцев, в соседстве с Андией и Аварией, могло иметь весьма вредные последствия, если бы ему снова удалось поднять эти воинственные племена Дагестана; с другой стороны, жители Самура продолжали волноваться и своими разбоями тревожили нынешние Шемахинский и Нухинский уезды. Предположено было: с весны открыть в Дагестан наступательные действия разом двумя отрядами: один из них, сосредоточенный в Южном Дагестане, под начальством корпусного командира генерала Головина, предназначался для усмирения лезгинского населения по Самуру; другой, под начальством генерала Граббе, собственно для действий против Шамиля.
Поход генерала Головина в нынешний Самурский округ был чрезвычайно успешен. Разбив на голову неприятеля на урочище Аджиахуре, запиравшем вход в ущелье Самура, генерал Головин поспешил занять селение Ахты, главный пункт округа, и уже готовился к дальнейшему движению, как испуганные жители покорились и присягнули на верноподданство. Усмирив округ и дав ему положение, вполне соответствующее обстоятельствам, и до сего времени остающееся в полной силе, корпусный командир поднялся вверх по Самуру на Гельмец, и перешагнув Кавказский хребет, спустился в долины Джарии. Это движение, совершенное в среде неприязненного нам населения, оказало большие последствия: жители, убедившись в нашей силе и в всегдашней возможности их наказать, успокоились и окончательно прервали всякую связь с Шамилем.
Между тем, генерал Граббе, с отрядом, сосредоточенным у Внезапной (9 1/4 батальонов, 12 сотен конницы, 22 орудия и 3,000 пешей милиции), двинулся в Салатавию и оттуда перешел в Гумбет, дважды поразив неприятеля, пытавшегося заслонить ему путь, сначала у Буртуная, потом на половине спуска с Гумбетовских гор, у селения Аргуани. 13-го мая, отряд сосредоточился под Ахульго и открыл осадные работы. Слишком трехмесячная осада этой природной твердыни в высшей степени поучительна – с одной стороны по настойчивости наших войск, принужденных по голым скалам вести подступы, с другой – по характеру обороны, развитой неприятелем. 29-го августа Ахульго было в нашей власти и сам Шамиль едва успел избегнуть плена; но малолетний сын его Джамал-Эддин, выданный вследствие предшествовавших окончательному приступу переговоров, остался у нас заложником и был отправлен в 1-й кадетский корпус.
С падением Ахульго, для Шамиля не было возможности оставаться в Дагестане: Гумбетовцы, только что испытав значительные потери и опасаясь нового появления русских отрядов, решительно отказались от него; Андийцы и Койсубулинцы старались избегать его; Авария была в наших руках. Лучшие сподвижники Шамиля, Сурхай, Али-бек, Али-Чула-Магома, с тысячью храбрейших, погибли в Ахульго. Нет сомнений, что роль имама, быть может, этим бы и кончилась, если бы особые обстоятельства ему не помогли.
Зимою с 1839 на 1840 год Чечня, только что перед этим усмиренная, снова взбунтовалась, и причиною к тому послужила попытка кавказского начальства обезоружить ее. Предполагалось, чтобы Чеченцы уплачивали свои подати не деньгами, которых они вовсе не имели, а оружием, – мысль во всех отношениях прекрасная, но, к сожалению, рановременная. Как бы то ни было, но только эти благие намерения начальства были иначе объяснены Чеченцами: им казалось, что Русские лишают их оружия с целью удобнее истребить, и поэтому все население решилось, лучше погибнуть, чем дозволить себя перерезать, как баранов. К тому же, разные злоупотребления, неизбежные при введении нового порядка, немало содействовали к усилению всеобщего негодования.
Благоприятнее и неожиданнее ничего не могло быть для Шамиля при тогдашних обстоятельствах. При первом известии о беспорядках в Чечне, он отправил туда искусных и преданных ему людей, чтобы начинавшееся там волнение обратить в явное восстание; когда же все было готово, он сам, в марте 1840 года, поспешил на Сунжу с 500 мюридов, под начальством храбрейшего Ахверды-Магомы, и почти силою переселил Сунженских и Надтеречных Чеченцев в Черные горы, где они были в большей безопасности от нас. Вслед за сим, к нему пристали Ичкеринцы, Ауховцы, Карабулаки и другие. Страх наказания за измену и ожесточение против нас, заставили Чеченцев волею-неволею присоединиться к Шамилю, который, таким образом, снова очутился в главе народа многочисленного, воинственного и, вдобавок, имевшего все средства к упорному сопротивлению.
Жилища Чеченцев раскинуты отдельными хуторами посреди вековых лесов, сходящих с одной стороны к Сунже, с другой к Тереку. Двигаться и действовать в этих чащах, не делая предварительно просек, для нас почти было невозможно, и потери, испытанные отрядом генерала Галафеева на Валерике (в июле 1840 года), показали чем должны кончаться подобные предприятия. В Чечне, в открытых местах, неприятель как будто не существует, но едва отряд вступит в лес, начинается перестрелка в боковых цепях и арьергарде. Чем местность пересеченнее, тем перестрелка становится сильнее, и наконец сливается в один неумолкаемый гул, а неприятеля все нет: виден один, два, несколько десятков, и все это снова исчезает. Когда же цепь наша ослабеет, или какая-нибудь часть расстроится от потерь, как будто из земли вырастают сотни шашек и кинжалов и с гиком кидаются на нее. Если встретят отпор, стойкость, все по-прежнему исчезает за пнями и деревьями и снова открывается убийственный огонь. Этот маневр повторяется до тех пор, пока не выйдут из леса и горе если отряд прежде этого расстроится или солдаты упадут духом: Чеченцы как тигры быстры и кровожадны и только приближение свежих сил может остановить окончательное истребление. В случае, если бы мы рядом продолжительных и трудных экспедиций успели бы принудить Чеченцев покинуть плоскость, они всегда имеют возможность выселяться далее вглубь Черных гор, где встречается та же роскошь в растительности, те же удобства к жизни. Самое разорение их жилищ здесь не приносит тех результатов, как в Дагестане, где дома в селениях каменные, требующие для сооружения и времени и значительных средств. Напротив, в Чечне, преизобилующей лесом, дома деревянные, наскоро сколоченные из досок или выведенные из хвороста, обмазанного глиною словом дома, на постройку которых достаточно нескольких дней. В подобных обстоятельствах предстояло или покинуть этот край на произвол судьбы, что решительно не согласовалось с нашими проектами относительно Кавказа, или навязать себе на многие годы упорную и гибельную войну. Притом же, положение наше становилось еще худшим от того, что Шамиль, сознавая важность Чечни, решился поселиться в ее соседстве и навсегда покинул Дагестан. Избрав с 1840 года своим местопребыванием Ичкерийское селение Дарго, посреди дремучих лесов, он стал угрожать и Линии и Дагестану, а вскоре набеги его на Сунженскую и Терекскую линии и к стороне шамхальства показали, как была опасна новая его позиция. Таким образом, случайное волнение Чечни, которым так искусно умел воспользоваться Шамиль, уничтожило все огромные результаты экспедиции генерал-адъютанта Граббе в 1839 году, и снова предало в его руки и горы и плоскость.
Успехи Шамиля в Чечне не могли не отозваться в Дагестане: восемь пограничных аварских деревень и койсубулинские селения Игали и Тлох признали власть Шамиля; вслед за сим Кибит-Магома Тилитлинский взбунтовал мелкие общества в соседстве Тилитля и был назначен их наибом. В июле, Шамиль, с огромным скопищем, появился под Ишкартами и чуть было не истребил малочисленный отряд генерала Клугенау, состоявший из шести рот; в середине августа, пользуясь отсутствием войск, разорил Чир-Юрт и большую часть его жителей увлек в горы. Тщетно генерал Клугенау спускался к Гимрам и разорял это селение за измену, положение дел к концу 1840 года было крайне незавидное: Шамиль, обладая средствами Чечни и соседних с нею обществ, находясь в центральном положении, имел полную возможность тревожить покорное нам население со всех сторон; едва мы успевали появиться на одном пункте, как неприятель, не стесняемый обозами, состоявший преимущественно из конницы, бросался на другой, захватывал все, что мог, и столь же поспешно уклонялся от боя. При таких обстоятельствах, прежнее число войск оказалось недостаточным и Высочайше повелено было усилить средства Чечни и Дагестана 14-ю пехотною дивизиею.
На 1841 год, были составлены обширные предположения для наступательных действий. Главные массы войск, сосредоточенные при Темир-Хан-Шуре, под начальством корпусного командира генерал-от-инфантерии Головина, двинулись к Чиркею. Предполагалось на правом берегу Сулака, напротив этого селения, возвести укрепление, чтобы прикрыть большую дорогу из Салатавии в центр шамхальства и в то же время удержать в страхе многолюдный Чиркей, доселе игравший двусмысленную роль и готовый окончательно пристать к Шамилю. Постройка укрепления, названного Евгениевским, а вместе с тем наказание жителей Салатавии, Ауха и Чечни поглотило все средства левого крыла Кавказской линии и Дагестана во весь 1841 год. Между тем взглянем, что совершалось в это время внутри Дагестана. Доступ туда был совершенно открыт для Шамиля, и мы видели, что некоторые из аварских селений уже отложились, единственно из опасения быть разоренными. Но как было помочь этому? Занять все доступные для неприятеля пункты мы не могли, следовательно, в руках наших оставались только нравственные средства для удержания гор в покорности. Эти нравственные средства заключались в выгодах, приобретенных горцами под нашим владычеством и отчасти в чувстве страха. При помощи их, мы несколько успели притупить дух ненависти, внушаемый к нам мусульманскою религиею; с годами он более и более ослабевал бы, а корысть и честолюбие продолжали бы скреплять узы сильнее, так что подобные меры составляют едва ли не единственный к утверждению нашего владычества в Дагестане. До сих пор мы их придерживались, но слепой случай и могучий противник успели поглотить тяжкие усилия наши в течение многих лет.
До июня 1841 года, расположение умов в дагестанских обществах было все еще в нашу пользу: Гумбетовцы искали покорности и желая нам услужить предупредили Салатавцев о намерениях Шамиля вторгнуться в их край; в Андии, Шамиль казнил почетного жителя Бай-Сулеймана, сменил и оштрафовал тамошнего кaдия за сочувствие, питаемое ими к Русским. Отложившиеся в прошлом году аварские селения – Орота, оба Харадерики, Хараки, Джалатаури и Коло передались Ахмет-хану Мехтулинскому; Игали – готовилось покориться.
С июня же, умы горцев мгновенно изменяются: Гумбетовцы собираются в Дарго для действий против генерала Головина в Аухе; Хаджи-Мурат набирает партию в Цолоде для вторжения в Аварию; весь Гидатль, Bepхний и Нижний Батлуги пристают к нему: 2 августа они овладевают без сопротивления селением Токита в виду 1,500 аварской милиции, которая и не думает предпринимать что-нибудь против него. Прибытие в Аварию Апшеронского батальона с 2 горными единорогами, нисколько не поправило дел и батальон этот едва не был истреблен скопищем Хаджи-Мурата.
Сбор сильных отрядов у Внезапной и Темир-Хан-Шуры и удачные действия их в Салатавии и Аухе, удержали на время неприятеля; но с окончанием Ауховской экспедиции и с отъездом корпусного командира в Тифлис, Шамиль деятельно занялся Дагестаном, распуская там разные невыгодные слухи на счет успеха действий генерала Головина. Хитрость его вполне удалась и дала возможность Кибит-Магоме подговорить к восстанию весь Андалял, доселе остававшийся так сказать в нейтральном положении.
Сентябрь и половина октября прошли без особых событий и только мелкие партии, прорываясь через Сулак, тревожили нас на пространстве к северу от Темир-Хан-Шуры. Неприятель, по-видимому, был сам встревожен и ожидал с нашей стороны больших наступательных действий, к чему подала повод усиленная перевозка провианта в Зыряны и разработка дороги к Игалям. Действительно, командующий войсками в северном Дагестане генерал Клугенау имел намерение разгромить это мятежное селение, но Шамиль, как опытный боец, понимая всю выгоду упреждения в действиях, решился начать первым.
Стр. 386 …Усиленный присоединением Гидатлинцев, Келебинцев и жителями отложившихся аварских селений и зная готовность Андаляла изменить нам, Шамиль приказал Кибит-Магоме открыть наступательные действия, послав ему на помощь Джеват-хана с несколькими стами Чеченцев. Одновременно с ним, Хаджи-Мурат должен был вторгнуться в Аварию, a Абакар-кадий и Улубей-мулла со скопищами двинулись к Салатавии, которая сохраняла еще нерешительную преданность. Положение покорных нам обществ, окруженных отовсюду изменою, было весьма затруднительно; например, от Игалей и Тлоха не более трех часов пути до первых аварских селений, между тем как наши резервы, из Темир-Хан-Шуры, могли поспеть туда не ранее 3 дней. Трудность продовольствовать войска в горах препятствовала держать их там постоянно.
Кибит-Магома, сосредоточив у Тилитлей до 2,000 и вспомоществуемый Джеват-ханом, 12 октября, занял нижне-аварские селения Мгох, Занату, Кани и Ниту; 18-го передался ему Голотль. Общества Гуяда и Карах, андалялские селения Карадах, Руджа и Гуниб присоединились к нему и увеличили скопище его до 4,000 человек. Между тем, 22 октября, Хаджи-Мурат овладел селением Цолкитою, запиравшим вход в Аварскую долину с северо-запада; этого же числа до 3,000 Ауховцев, Гумбетовцев и отчасти Салатавцев заняли нижние салатавские селения – Буртунай, Хубары и другие; верхние же выдали Шамилю аманатов.
Не имея возможности действовать разом на всех пунктах восстания и желая по крайней мере защитить Аварию, обладания которой так домогался неприятель, генерал Клугенау двинул к Карадахскому мосту один Апшеронский батальон при 2 горных единорогах и 2,000 милиции, собранной поспешно в Аварии и Мехтуле. Цель его заключалась в прикрытии Гоцатля, с занятием которого прерывалось сообщение Аварии с Мехтулинским ханством. В то же время Андалялский скот, пасущийся в шамхальстве, по приказанию его, был задержан; равным образом заарестовали андадялских торговцев, находившихся в Шемахе, Кизляре и Тифлисе. Эти меры принудили главные андадялские селения успокоиться, а неприятель, пока довольный своими успехами, поставившие нас в бездейственность, разошелся по домам.
Стр. 387 …В середине ноября, Шамиль снова приказал своим наибам открыть наступательные действия, имевшие на этот раз уже более обширную цель: Шамиль предполагал окончательно уничтожить наше влияние в Андаляле и Койсубулинском обществе; а если удастся, то и овладеть Авариею. Таким образом, Абакар-кадию приказано было занять Унцукуль и потом направиться в Балаканское ущелье; в то же время, Кибит-Магома должен был овладеть Гергебилем. Успехи неприятеля на этих пунктах должны были совершенно прервать наши сообщения с Авариею.
17 ноября, Абакар-кадий, с 2,000 появился под Унцукулем и беспрепятственно занял селение; на следующий день, согласно плану Шамиля, он двинулся в Балаканское ущелье и овладел Моксохом; этого же числа отложились Гимры. Поспешное прибытие в горы 2-го батальона Апшеронского полка, на помощь к 3-му (находившемуся у Карадахского моста), и удачное занятие последним Моксоха в ночь на 20 ноября, заставили неприятеля очистить Балаканское ущелье. Тогда Абакар-кадий потянулся к Цатаниху, чтобы овладеть им и в то же время войти в связь с Хаджи-Муратом, показавшимся со стороны Цолкиты; но действия их обоих были неудачны.
Между тем, Кибит-Магома прибыл к Карадахскому мосту только 23 ноября и через эту просрочку расстроил общий план одновременного нападения. Однако же, он не терял надежды овладеть Авариею и, имея в виду готовность Абакар-кадия и Хаджи-Мурата ему содействовать, направился к Гоцатлю. Нет сомнения, что он успел бы занять этот важный пункт, если бы не прибыла туда своевременно помощь от Темир-Хан-Шуры.
Генерал Клугенау, усиленный войсками из состава чеченского отряда, с 3 1/2 батальонами, при 2-х легких орудиях, поспешил к Хунзаху. Прибытие его принудило Хаджи-Мурата, Абакар-кадия и Кибит-Магому, отступить; тогда Клугенау двинулся чрез Цатаних и Бетлинскую гору к Унцукулю, побуждаемый к тому слухами о намерении Унцукульцев передаться нам. Но слухи оказались ложными, а как атаковывать многолюдное селение с Бетлинской горы, покрывшейся в это время гололедицею, было безрассудно, то ничего не оставалось более делать, как отступить. Между тем Кибит-Магома, пользуясь движением наших войск в Койсубу, с сильным скопищем, бросился к Гергебилю и Кикуне и беспрепятственно овладел ими. Известие об этом и позднее время года, побудило генерала Клугенау возвратиться в Темир-Хан-Шуру, где пребывание его было более необходимым.
Таким образом окончился 1841 год. Неприятель, не считая мелких обществ, успел присоединить к себе часть Салатавии, почти все Койсубулинское общество и большую часть Андаляла. Унцукуль, Кикуны и Гергебиль были им заняты. В руках наших оставалось несколько пунктов в Аварии и то потому, что там находились наши гарнизоны; единственное сообщение Хунзаха с Темир-Хан-Шурою, пролегавшее Балаканским ущельем, было не совсем безопасно. Требовалось больших усилий, чтобы парализовать успехи и влияние неприятеля, грозившие разлиться по всему Дагестану, до берега Каспийского моря. Противник наш обладал огромными средствами, имел искусных исполнителей, каковы были Абакар-кадий, Ахверды-Магома, Хаджи-Мурат, Шуаиб-мулла, Уллубей и другие; последние успехи возвысили его нравственные силы и он стал готовиться к обширным предприятиям.
В начале 1842 года, по распоряжению корпусного командира, был отправлен для начальствования войсками в Северном Дагестане генерал-лейтенант Фезе, столь удачно действовавший там в течение 1837—1838 годов. Предназначалось усилить средства Дагестана батальонами с линии и открыть наступление в горы при первой к тому возможности. В этом случае, не столько количество войск, сколько решительность и быстрота были необходимы, ибо Шамиль не успел еще достаточно утвердиться ни в Койсубу, ни в Андаляле, важных для удержания Аварии. Выбор, павший на генерала Фезе, был весьма удачен. Предприимчивый, решительный, никогда не останавливающейся ни перед каким препятствием, он прекрасно понимал дух горной войны, и первый из наших генералов положил начало прокладки сообщений, как одному из главных актов экспедиций в горы; но новое поприще его в Дагестане было кратковременно и, к сожалению, он был удален оттуда в одну из самых решительных минут.
Пребывание мюридов в Гергебиле грозило опасностью верхним селениям Мехтулинского ханства, где уже стал обнаруживаться дух мятежа; самые Цудахар и Акуша не могли оставаться спокойными. Это побудило генерала Фезе, не дожидаясь окончания зимы, направить свои удары на Гергебиль, как на пункт первостепенной важности, тем более, что часть назначенных в Дагестан батальонов уже прибыла в Темир-Хан-Шуру. Итак, не откладывая дела в долгий ящик, генерал Фезе с 5-ю батальонами, при 7 орудиях, 17 февраля перешел к Дженгутаю. Усилив здесь свой отряд милициею Ахмет-хана, он на другой день продолжал движение через покрытые еще глубоким снегом Кутишинские высоты к Гергебилю, где собравшийся в значительных силах неприятель под предводительством Карахского старшины Магомы, ожидал нас в крепкой позиции. 20 февраля войска наши на рассвете подошли к Гергебилю, сбили мюридов с позиции и на плечах их ворвались в селение. Неприятель, потеряв в завалах значительное число убитыми и ранеными, оставив в наших руках 50 человек пленными, нигде уже более не держался и в беспорядке бежал за Койсу. В тот же день сдались без выстрела селения Кодух и Кикуны. Потеря наша заключалась в 40 человеках убитыми и ранеными. Молодецкое дело 20 февраля не замедлило обнаружить благие последствия. Старшины Цудахарских селений Куппы и Ходжал-Махов, известных сомнительным поведением, и андалялских Чоха и Сугратля, прибыли с покорностью. Не давая остынуть впечатлению гергебильской победы и в то же время желая воспользоваться выгодным расположением умов в Андаляле, генерал Фезе поспешил движением к Чоху и 2 марта занял селение без выстрела. В Гергебиле были оставлены им две роты и саперная команда, так что действующий отряд его состоял из 18-ти рот при 5-ти горных единорогах, всего численностью 22,355 штыков. Тем временем в окрестностях Тилитля и в Куядинском обществе, снова успели сосредоточиться до 5,000 горцев; однако неприятель не отваживался напасть на генерала Фезе, а расположился у Гуниб-дага, в ожидании дальнейших действий с его стороны. 2-го и 3-го марта, шел глубокий снег, угрожавший войскам совершенною гибелью, если б они углубились далее в Андалял; уже трое суток солдаты не имели дров и оставались на одних сухарях. Медлить было нельзя, и генерал Фезе повернул отряд на Карадахский мост, чтобы сблизиться с Авариею. Поразив еще раз на пути довольно значительные партии горцев, пытавшиеся тревожить движение его отряда, генерал Фезе прибыл благополучно в Хунзах 7 марта, имея весьма незначительную потерю.
Между тем как происходили описанные действия, майор Евдокимов деятельно вел переговоры с Унцукульцами при посредничестве бывшего их старшины, прапорщика Алило, искренно нам преданного. 5-го марта наконец он успел тайно проникнуть в Унцукуль; возбужденные им жители взялись за оружие и захватили расположенных в селении, в виде гарнизона, 80 человек мюридов. На другой день прибыл туда майор Евдокимов, с 4-мя ротами, при горном единороге; но в то время, как он обратился к вышедшему ему на встречу народу с речыо, один фанатик вонзил ему кинжал в живот; злодей был тут же изрублен, но Евдокимов едва не поплатился жизнью. Вслед за сим, по примеру Унцукуля, изъявили покорность Гимры, Бетлет, Икалита и другие койсубулинские селения. В Унцукуле и Гимрах, генерал Фезе оставил гарнизоны, по роте в каждом, а в первом из них заложил форт на отдельном кургане, командующем селением, что было необходимо для обеспечения его от покушений Шамиля. Вместе с этим и в Гергебиле было приступлено к постройка укрепления вместимостью на батальон.
