Моим любимым родителям и наставникам с благодарностью
To my beloved parents and mentors with gratitude
D.P. Strigunova
LEGAL REGULATION OF INTERNATIONAL COMMERCIAL CONTRACTS
Monograph
Volume 2
Moscow
YUSTITSINFORM
Strigunova D.P.
Legal regulation of international commercial contracts: a monograph. In 2 vols. Volume 2. / D.P. Strigunova. – M.: Yustitsinform, 2017. – 432 p.
978-5-7205-1389-4
The aim of this work is the analysis of actual problems of legal regulation of international commercial contracts, modern trends and prospects of development of their legal regulation, as well as the development of basic proposals for its improvement, primarily within the framework of the Eurasian Economic Union.
This publication is recommended to researchers, practicing lawyers, teachers, graduate students, students and other persons interested in the problems of the legal regulation of international commercial contracts.
Keywords: international commercial contract, legal regulation of international commercial contracts, international commercial law.
© LLC «Yustitsinform», 2017
Правовое регулирование международных коммерческих договоров осуществляется с помощью определенных способов их правового регулирования: унифицированного материально-правового и коллизионно-правового. Первый является более эффективным, поскольку изначально обеспечивает определенность и предсказуемость правового регулирования международных коммерческих договоров. Однако, как показало исследование, только в отношении некоторых международных коммерческих договоров приняты международные соглашения, содержащие унифицированные материально-правовые нормы: договор международной купли-продажи товаров, договор международного финансового лизинга, договор международного факторинга и некоторые другие. При регулировании большинства остальных международных коммерческих договоров основным способом их правового регулирования остается коллизионно-правовой способ, предполагающий определение применимого к ним права на основе коллизионных норм.
В рамках коллизионно-правового способа наиболее важными принципами правового регулирования международных коммерческих договоров выступают принцип автономии воли сторон и принцип наиболее тесной связи, применение которых вызывает определенные проблемы. Такие проблемы связаны с пределами применения принципа автономии воли сторон, с содержанием категории «применимое право», с определением принципа наиболее тесной связи и критериев, с помощью которых он раскрывается, а также со сферой действия обязательственного статута международного коммерческого договора.
Современной альтернативой традиционным источникам правового регулирования международных коммерческих договоров выступают средства их негосударственного регулирования, именуемые также источниками lex mercatoria. В связи с выбором средств негосударственного регулирования в качестве применимого права также возникает ряд проблем:: допустимость применения того или иного источника в качестве lex contractus, выбор одного из таких источников, соотношение их между собой и нормами права и ряд других. Однако несмотря на определенные недостатки, средства негосударственного регулирования обладают несомненными преимуществами по сравнению с внутренним правом государств, не направленным специально на регулирование международных коммерческих договоров.
Разрешение проблем правового регулирования международных коммерческих договоров предполагает выработку определенных механизмов, направленных на совершенствование их правового и иного нормативного регулирования. С учетом цели, поставленной в самом начале исследования, такие предложения в первую очередь должны коснуться ЕАЭС, но не могут не затронуть отечественное законодательство по международному частному праву. Достижению данной цели способствует изучение современных тенденций правового и иного нормативного регулирования международных коммерческих договоров.
Автономия воли является одним из важнейших принципов частного права, в рамках которого она понимается как свободное усмотрение участников частноправовых отношений, которое означает способность и возможность лиц самостоятельно и свободно формировать и проявлять свою волю, в том числе при заключении договоров. В сфере международного частного права (далее – МЧП) автономия воли означает свободу выбора права при регулировании отношений с иностранным элементом, в том числе возникающих из заключаемых сторонами международных коммерческих договоров.
В литературе высказываются различные мнения относительно места и времени появления автономии воли как института международного частного права. Например, С. Симеодинес ведет отсчет от 120–118 гг. до н. э., связывая его с Древним Египтом[1]. Более распространенным является мнение о том, что автономия воли возникла в XVI в., а ее автором является французский юрист Ш. Дюмулен[2]. Некоторые связывают происхождение автономии воли как института МЧП с XIX в. и П. Манчини[3].
Институт автономии воли подвергался многократному исследованию в трудах зарубежных и отечественных ученых по международному частному праву. В разное время свои работы указанному институт посвятили, в частности, Л.П. Ануфриева[4], А.В. Асосков[5], М.М. Богуславский[6], Г.К. Дмитриева[7], В.П. Звеков[8], В.А. Канашевский[9], Л.А. Лунц[10], О.Ю. Малкин[11], Д.Ф. Рамзайцев[12], А.А. Рубанов[13], В.Л. Толстых[14], С.В. Третьяков[15], Н.В. Тригубович[16], А.Г. Филиппов[17], Дж. Билль[18], М. Вольф[19], Д.К. Мосс[20], Л. Раапе[21] и др.
Существующие позиции относительно понимания правовой природы автономии воли могут быть разделены, прежде всего, на те, авторы которых признают автономию воли, и те, авторы которых относятся к автономии воли негативно или высказываются за ее значительное ограничение, по сути сводя ее на нет. Например, в зарубежном праве сторонниками неограниченной автономии воли являлись М. Вольф и А. Нуссбаум, а ее противниками были, например, Дж. Чешир и А. Батиффоль[22].
Позиции ученых, поддерживающих автономию воли, можно разделить на несколько групп. Так, одни ученые видят источник автономии воли в международном праве (П. Манчини, Недерер, Я. Крофоллер, Д.Ф. Рамзайцев и др.[23]). Другие считают, что автономия воли сама по себе является своеобразным источником права (П. Най[24]). Третьи ученые видят источник закрепления автономии воли в национальном праве государств. При этом одни из них считают автономию воли институтом материального права (А.Н. Макаров, С.В. Третьяков, О. Кан-Фройд, К. Зир, П. Норт, А.В. Асосков, М.М. Богуславский и др.[25]), другие относят его к коллизионным институтам МЧП (Ф.К. Савиньи, П. Майер, М. Вольф, Л. Раапе, Л.А. Лунц, В.П. Звеков, А.Л. Маковский, В.Л. Толстых, Г.К. Дмитриева, В.А. Канашевский и др.[26]). Некоторые ученые считают, что автономия воли объединяет в себе коллизионную и договорную природу (О.Ю. Малкин, Н.В. Тригубович, А.Г. Филиппов)[27].
Позиция авторов, усматривающих в автономии воли коллизионно-правовую природу, достойна поддержки. Наиболее ярко данную позицию относительно коллизионно-правовой природы автономии воли в современном праве выразил В.Л. Толстых, считая, что «институт автономии воли – институт коллизионного регулирования. Как и коллизионная норма, выбор права определяет статут договора. Как и коллизионная норма, выбор права препятствует столкновению правопорядков. Как и коллизионная норма, выбор права может порождать проблемы обратной отсылки, первичной квалификации и пр. Таким образом, – заключает В.Л. Толстых, – институт автономии воли закрепляет особые коллизионные нормы, привязкой которых является право, избранное сторонами»[28].
Следует также согласиться с Л.А. Лунцем в том, что использование привязки к праву, избранному сторонами договора, устраняет другие коллизионные привязки, которые объективно могли бы применяться к международному коммерческому договору[29]. В этом можно увидеть значение автономии воли сторон как особой коллизионной привязки и основополагающего коллизионного института (принципа) международного частного права.
Будучи особой коллизионной привязкой, автономия воли отличается от объективных коллизионных привязок. На эту особенность обращает внимание Н.В. Тригубович, которая считает, что автономия воли не должна сводиться к определенному виду коллизионных привязок и приводит ряд критериев, отличающих автономию воли от иных коллизионных привязок[30]. С учетом ее мнения применительно к международным коммерческим договорам следует отметить, что автономия воли отличается от объективной коллизионной привязки:
1) наличием волевого момента при определении применимого к международному коммерческому договору права;
2) тем, что она реализуется сторонами международного коммерческого договора, а не судом (арбитражем);
3) тем, что она имеет более широкое содержание по сравнению с объективными коллизионными привязками, поскольку не ограничивается выбором права какого-либо определенного государства;
4) тем, что в ряде случаев она предполагает возможность выбора в качестве применимого не только национального права, но и источников lex mercatoria;
5) тем, что она имеет приоритетное значение по отношению к объективным коллизионным привязкам, устраняя их действие.
Являясь проявлением свободы усмотрения в международных коммерческих отношениях, соответствуя диспозитивной направленности регулирования указанных отношений, принцип автономии воли сторон международных коммерческих договоров в полной мере соответствует «международному» характеру международных коммерческих договоров и интересам их участников. Применительно к исследуемой проблематике его основное значение состоит в том, чтобы согласованной волей сторон определить право, подлежащее применению к международному коммерческому договору.
Принцип автономии воли сторон имеет приоритетное значение по отношению к объективным привязкам: с его помощью удается определить применимое к международному коммерческому договору право, избегая объективных коллизионных привязок, применяемых судом. Таким образом, принцип автономии воли сторон позволяет сторонам международных коммерческих договоров вполне легально обойти нежелательное право и выбрать желаемое право для их правового регулирования.
В настоящее время принцип автономии воли получил закрепление в международных соглашениях и национальном законодательстве государств, а также одном из источников lex mercatoria. Так, указанный принцип содержится в ст. 2 Гаагской конвенции о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, 1955 г.[31], ст. 5 Гаагской конвенции о праве, применимом к агентским соглашениям, 1978 г.[32], п. 1 ст. 7 Конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, 1986 г.[33], п. 1 ст. 3 Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г.[34] и пришедшем ей на смену Регламенте «Рим I» (п. 1 ст. 3)[35], ст. 7 Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам, 1994 г.[36], п. «е» ст. 11 Киевского соглашения СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, 1992 г.[37], ст. 41 Минской конвенции СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г.[38], ст. 44 одноименной Кишиневской конвенции СНГ 2002 г.[39]. Национальные законы по МЧП Австрии, Азербайджана, Венгрии, Венесуэлы, Вьетнама, Германии, Греции, КНР, Лихтенштейна, Польши, Турции, Швейцарии, стран ЕАЭС, включая РФ, и т. д.[40] также позволяют выбрать для регулирования международного коммерческого договора право любого государства. В частности, данный вывод следует из содержания п. 1 ст. 1210 Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ[41]).
В праве некоторых государств содержится прямое ограничение на избрание применимого к договору права. Например, в соответствии с английским правом стороны договора вправе избирать применимое к договору право, однако таким правом «должно быть право страны, на которую выбранные привязки указывают как на страну локализации договора»[42]. Однако с момента введения в действие Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., а затем и Регламента «Рим I», применяемых в том числе и в Англии, английские суды вынуждены были менять свою позицию в соответствии с указанными документами и принимать во внимание выраженную сторонами волю сторон по выбору права, не только связанного с договором.
В праве США ограниченная автономия воли получила закрепление во Втором своде коллизионного права 1971 г. (The Second Restatement on the Conflict of Laws)[43], а также в Единообразном торговом кодексе США 1952 г.[44] (далее – ЕТК США). Restatement 1971 г. хотя и не является источником права, однако обладает значительным авторитетом, на него имеются ссылки в целом ряде судебных решений, выносимых в США[45]. В соответствии с указанными документами выбор права сторонами договора возможен, но только такого, которое связано с договором. В то же время Свод законов штата Орегон подобных ограничений не содержит[46].
В законодательстве других стран автономия воли в некоторых случаях вообще не допускается. Например, в соответствии с международным частным правом Ирана коллизионный выбор права сторонами не допускается, если контракт заключен на территории Ирана или хотя бы одной из сторон контракта является иранское физическое или юридическое лицо либо (вне зависимости от места заключения контракта), если объект сделки расположен на территории Ирана[47].
Помимо национальных и международных правовых актов в настоящее время принцип автономии воли сторон получил закрепление в одном из документов lex mercatoria — в Гаагских принципах по выбору права в международных коммерческих договорах 2015 г.[48], что указывает на огромное значение данного принципа в современном международном коммерческом обороте и внимание к нему международных организаций. С учетом авторитетности Гаагской конференции по МЧП, разработавшей указанный документ, вполне возможно, что Принципы будут применяться международными коммерческими арбитражами и способствовать дальнейшему распространению указанного принципа в международном коммерческом обороте.
В связи с тем, что право различных государств не всегда одинаково относится к самой возможности выбора применимого к договору права, в литературе нередко ставится вопрос о том, в соответствии с каким правом должна определяться допустимость применения принципа автономии воли сторон. Например, А.В. Асосков считает, что вопросы о допустимых пределах коллизионного выбора подчиняются праву страны суда[49]. Иного мнения на этот счет придерживается М.М. Богуславский, считающий, что возможность выбора права должна допускаться правом соответствующих государств, в которых находятся предприятия сторон или же международным договором соответствующих государств[50]. Дж. Чешир и П. Норт полагают, что вопрос о законности выбора права должен решаться в соответствии с объективно установленным правом, свойственным самому договору[51].
Учитывая тот факт, что принцип автономии воли сторон получил закрепление не только в национальном праве, но и международных правовых и иных нормативных актах, а также то, что спор из международного коммерческого договора может рассматриваться не только судом, но и арбитражем, проблему допустимости применения принципа автономии воли сторон следует решать на основании не только lex fori, но и lex arbitri с учетом международных соглашений, применимых к существу спора и содержащих нормы о выборе подлежащего применению права. Кроме того, при определении допустимости автономии воли в конкретных международных коммерческих сделках определенную роль может сыграть также право страны участника сделки, которое ограничивает или вовсе не допускает автономию воли в договорах с участием указанных лиц. Не являясь правом страны суда или арбитража, указанное право может (но не обязательно будет) приниматься во внимание правоприменительным органом.
Как было отмечено ранее, в законодательстве некоторых стран принцип автономии воли ограничивается необходимостью для сторон избирать право, имеющее разумную связь с международным коммерческим договором. Законодательство по МЧП большинства стран, равно как и РФ, а также международные соглашения не содержат подобного требования, однако и в этих странах законодатель устанавливает определенные пределы применения принципа автономии воли сторон, выступающие его ограничителями в сфере правового регулирования международных коммерческих договоров.
Пределы действия принципа автономии воли сторон в той или иной степени рассматривались в работах К. Морса[52], И. Сколса и С. Симеонидеса[53], Г. Рюль[54], О.В. Андреевой[55], А.Б. Покровской[56], Г.К. Дмитриевой[57], А.В. Асоскова[58]и других ученых. Анализ их мнений указывает на отсутствие единого классификационного критерия подобных ограничений.
Действие принципа автономии воли сторон в первую очередь ограничивается сферой действия обязательственного статута международного коммерческого договора. В частности, данное ограничение выделено в работе Г.К. Дмитриевой[59]. Как известно, сфера действия обязательственного статута ограничивается кругом вопросов, на которые распространяется применимое к договору право, однако таким правом может быть не только избранное сторонами право, но и право, установленное судом в отсутствие выбора его сторонами[60]. В этой связи сфера действия обязательственного статута является пределом применения права, регулирующего международный коммерческий договор в силу принципа автономии воли сторон либо установленного судом (арбитражем) на основании коллизионных норм.
Реализация сторонами международного коммерческого договора выбора применимого к их договору права допускается лишь в форме соглашения о выборе применимого к такому договору права. Указанное соглашение возможно в двух видах: оговорка о применимом праве, включенная в текст договора, либо отдельное соглашение о применимом праве[61].
Как отмечает Г.К. Дмитриева, «такое соглашение может быть в виде отдельного документа, подписанного сторонами и предназначенного для одного договора или группы договоров, или оно может быть включено в какой-либо документ, носящий общий характер (например, “Общие условия экспорта”), но при условии, что в договоре есть ссылка на такой документ»[62]. Иногда стороны международного коммерческого договора достигают соглашения, выбирая применимое к их договору право путем ссылки на документ, содержащий условие о применимом праве. К таким документам могут быть отнесены Общие условия поставок, которые были разработаны и заключены во времена существования СССР[63]. Приведенные примеры не исчерпывают всего разнообразия заключаемых сторонами соглашений о выборе применимого права. В любом случае воля сторон международного коммерческого договора «должна быть выражена достаточно определенно»[64].
Таким образом, автономия воли выражается вовне при помощи соглашения о выборе права. Без достижения соглашения сторон о выборе права к международному коммерческому договору такой выбор признается судом несостоявшимся, а применимое право определяется судом в силу объективных коллизионных привязок. Следовательно, необходимость заключения соглашения о выборе права может считаться своего рода ограничителем действия принципа автономии воли сторон.
Соглашение о выборе права считается достигнутым, когда стороны прямо выразили свою волю относительно выбора применимого права (expresiss verbis) либо когда такой выбор подразумевается исходя из условий международного коммерческого договора или совокупности обстоятельств дела. Таким образом, форма выбора права сторонами международного коммерческого договора может быть прямой и подразумеваемой («молчаливой»).
Вопрос о формах выбора применимого права решается в международных и национальных правовых актах, а также источниках lex mercatoria. В большинстве из них признается, что выбор права должен быть прямо выражен или определенно (недвусмысленно) вытекать из положений договора (ст. 2 Гаагской конвенции о праве, применимом к международной купле-продаже товаров, 1955 г., п. 1 ст. 7 Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров 1986 г., ст. 7 Межамериканской конвенции 1994 г., п. 1 ст. 3 Регламента «Рим I»). Аналогичное правило содержится в ст. 4 Гаагских принципов по выбору права в международных коммерческих договорах 2015 г. Правило о прямо выраженном и подразумеваемом выборе права содержится в ст. 116 Закона о МЧП Швейцарии 1987 г.[65].
Подобные нормы отсутствуют в Модельном гражданском кодексе СНГ (далее – Модельный ГК СНГ[66]), однако в законодательных актах по международному частному праву (далее – МЧП) зарубежных стран ЕАЭС они встречаются (п. 2 ст. 1112 ГК Республики Казахстан[67], п. 2 ст. 1124 ГК Республики Беларусь[68], п. 5 ст. 1284 ГК Республики Армения[69]). В то же время ГК Кыргызской Республики[70] такой нормы не содержит, повторяя положения Модельного ГК СНГ.
В отечественном законодательстве по МЧП правило о возможности осуществить как прямой, так и «молчаливый» выбор права закреплено в п. 2 ст. 1210 ГК РФ. Следует при этом отметить, что в РФ еще в советское время сложилась арбитражная практика применения воли как выраженной, так и молчаливой[71]. Данное правило уже длительное время применяется в деятельности Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате РФ (далее – МКАС при ТПП РФ)[72]. Аналогичным образом указанный вопрос решается в арбитражных судах[73].
При прямо выраженном выборе права сторонами международного коммерческого договора вопрос о выборе права, как правило, не возникает. В то же время, как отмечает Р.М. Ходыкин, возможность суда выводить соглашение о выборе применимого права из условий договора либо обстоятельств дела делает неограниченной свободу судейского усмотрения[74] и ставит вопрос о том, в каких случаях следует считать подразумеваемый выбор применимого к договору права состоявшимся.
Разъяснение указанной проблемы было предложено комментаторами Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, 1980 г., которые прежде всего отвергли подход, берущий начало из английского права, в соответствии с которым суды находили применимое право исходя из гипотетической воли сторон[75]. Следовательно, суд должен был принимать во внимание не подразумеваемое, а реальное намерение сторон подчиниться тому или иному праву. В этой связи М. Джуллиано и П. Лагард привели несколько примеров, свидетельствующих о реальном выборе применимого права: использование стандартных форм, которые должны регулироваться конкретной правовой системой; предшествующая деловая практика сторон (заведенный порядок) по ранее заключенным контрактам, содержащим прямое указание на применимое право, которое отсутствует в данном контракте; выбор конкретного суда для рассмотрения спора или конкретного места проведения арбитража; ссылки в контракте на конкретные положения отдельных правовых систем[76]. Существуют и такие способы определения применимого права, как использование при формулировании прав и обязанностей сторон выражений и терминов, свойственных определенной национальной правовой системе[77]. Кроме того, подразумеваемый выбор сторонами права, вытекающий из совокупности обстоятельств дела, следует, когда стороны обмениваются процессуальными документами, ссылаясь в них на нормы права одного и того же государства или источники lex mercatoria, а также при рассмотрении спора в суде ссылаются на нормы одного и того же права. Данная позиция разделяется в доктрине[78] и находит подтверждение в судебной и арбитражной практике.
Так, в одном из свои информационных писем Президиум ВАС РФ указал, что соглашение о применимом праве считается заключенным, если стороны спорного правоотношения при обосновании своих требований и возражений (например, в исковом заявлении и в отзыве на него) ссылаются на одно и то же применимое право (п. 13)[79]. Соответствующую в этой связи позицию занимают арбитражные суды РФ[80].
В практике МКАС при ТПП РФ также достаточно случаев, когда указанный орган применял право той страны, на нормы которой ссылались стороны в исковом заявлении, возражении на иск, встречном иске[81].
Как отмечает О.Ю. Малкин, в подобных случаях проявление воли сторон основывается на процессуальных нормах, устанавливающих требования к содержанию искового заявления[82]. Действительно, ст. 125 АПК РФ[83] предусматривает, что в исковом заявлении должны быть указаны, в частности, требования истца к ответчику со ссылкой на законы и иные нормативные правовые акты (подп. 4 п. 2 ст. 125 АПК РФ). А согласно п. «е» ч. 1 § 9 Регламента МКАС, утвержденного приказом ТПП от 18 октября 2005 г.[84], в исковом заявлении должно содержаться, в частности, обоснование исковых требований с учетом применимых норм права.
Вывод о подразумеваемом выборе права делается отечественными судами и арбитражами также в тех случаях, когда истец основывает свои требования на нормах определенной правовой системы, а ответчик не представляет возражений на иск по вопросу применимого права[85]. К аналогичным выводам приходит в своих решениях МКАС при ТПП РФ[86].
Соглашаясь с тем, что предшествующая деловая практика сторон (заведенный порядок) по ранее заключенным международным коммерческим договорам, содержащим указание на применимое право, которое отсутствует в данном договоре, ссылка сторон на документы, содержащие условия о применимом праве, использование стандартных форм, содержащих указание на конкретную правовую систему, которой должен регулироваться международный коммерческий договор, использование при формулировании прав и обязанностей сторон международного коммерческого договора выражений и терминов, свойственных определенной правовой системе, обмен процессуальными документами и обоснование сторонами своих требований на основе одного и того же права в целом могут расцениваться как подразумеваемый выбор сторонами права, применимого к их международному коммерческому договору, в то же время представляется, что выбор сторонами договора суда или арбитража не всегда означает выбор применимого к международному коммерческому договору права.
В зарубежном и отечественном праве и доктрине на этот счет сложилось два правила. В соответствии с первым из них выбор суда необязательно означает выбор применимого к договору права. Подобное правило прямо закреплено в ст. 7 Межамериканской конвенции 1994 г., а также в ст. 4 Гаагских принципов по выбору права в международных коммерческих договорах 2015 г. Подобное правило отсутствует в отечественном законодательстве по международному частному праву, но является общепризнанным в отечественной доктрине. Как, например, пишет А.П. Сергеев, «выбор суда сам по себе не означает выбора права страны суда, хотя в ряде случаев влияет на выбор коллизионных норм, которыми будет руководствоваться суд»[87]. Аналогичного мнения придерживаются и другие ученые[88].
Второе правило гласит следующее: «Кто выбирает суд, тот выбирает и право». Оно означает, что выбор сторонами суда, рассматривающего спор в той или иной стране, автоматически означает выбор применимого к их договору материального права страны суда. Подобного мнения придерживается У. Магнус, который применительно к немецкой практике отмечает, что «выражение “юрисдикция города Гамбурга” означает молчаливый выбор немецкого права»[89]. Аналогичную позицию занимает целый ряд других зарубежных ученых, таких как П. Майер, Б. Ауди, Дж. Чешир.[90]. В Англии указанному правилу традиционно следуют не только английские суды, но и арбитражи, считая желание сторон провести арбитраж в Англии их желанием подчинить спор из международного коммерческого договора английскому праву[91]. Правило «Кто выбирает суд, тот выбирает и право» представляет собой ограничение применения принципа автономии воли сторон, связанное с выбором суда / арбитража, предопределяющего lex contractus.
В отечественной доктрине некоторыми учеными также высказывается мнение о том, что в тех случаях, «когда стороны прямо согласовали для разрешения споров юрисдикцию государственного суда, вполне разумно предположить, что они при этом имели в виду то право, которое такой суд применяет в своей обычной практике»[92]. Не соглашаясь с данной позицией, отметим, что в отечественной доктрине и судебной практике давно сложилось правило, в соответствии с которым выбор сторонами суда, компетентного рассматривать возникший из международного коммерческого договора спор, не означает автоматического (молчаливого) выбора подлежащего применению права. На указанное обстоятельство неоднократно обращал внимание ВАС РФ, например, в п. 5 своего Информационного письма № 29 от 16 февраля 1998 г.[93], а также в п. 12 Информационного письма № 158 от 9 июля 2013 г.[94].
Что касается выбора международного коммерческого арбитража, то с его местонахождением, на наш взгляд, тем более не следует связывать выбор применимого права, поскольку международный коммерческий арбитраж руководствуется теми нормами, которые он находит подходящими и которые вообще могут не быть связанными с национальным правом какого-либо государства.
Таким образом, отечественное законодательство допускает как прямо выраженный, так и подразумеваемый выбор права, что находит подтверждение в отечественной судебной и арбитражной практике. При этом в тех случаях, когда условия о выборе применимого права не позволяют определить действительную волю сторон, суды и арбитражи исходят из отсутствия соглашения сторон о применимом праве[95].
В соответствии с законодательством по МЧП некоторых стран допускается только прямо выраженный выбор применимого к договору права (ГК Перу, ст. 24 Закона Турции о МЧП 1982 г.). Невозможность осуществить молчаливый выбор права может рассматриваться как одно из ограничений применения принципа автономии воли сторон, связанное с формой выбора применимого права. В отечественном законодательстве и законодательстве по международному частному праву многих других стран ограничение автономии воли, связанное с невозможностью осуществить молчаливый выбор права, отсутствует.