У памятника, в истоптанных ботинкам меня ждет Панк. Мы договорились покататься на лодке его знакомых.
ПАНК: Она просто выпала за борт, перегнулась неудачно, и упала. Что я мог сделать?
ГГ: Он долго смотрит на мои обрезанные вязанные перчатки.
ПАНК: Почему оранжевые?
ГГ: Такой цвет нравился моему знакомому. Я подарила ему точно такие же незадолго перед его важным походом. Он залез на два страшных перевала, покорил четыре сложных порога. И из самого последнего вытаскивал из ледяной воды своего друга. Он был полностью под водой, намотанный страховкой на какой-то корень и зажатый камнем. Его удалось найти по торчащей из воды руке, в этой самой перчатке. Накануне друг передарил их своему товарищу. А потом ползал с его полуживым телом по скалам.
По возвращении, каждый из них подарил мне по паре оранжевых перчаток.
ТОЛЯ, 59 ЛЕТ: Свобода – готовность умереть. Свободен еще тот,который может себе позволить не врать. Тот, который живет в правде. Потому что без правды, нет добра, а истина передается только через правду. Вот. Там где правда, там и любовь. Ведь любовь не может быть такая,.. лживая любовь. То есть подлинная любовь. Она же правда чистейшая, а там где истина, там мудрость. В общем, там где добро, там где правда, там где любовь, там все хорошо. Вот.
ГГ: Весь последующий вечер меня продувает на чьей-то лодке. Ах да, не ешьте блины перед голландцами с джемом. Крейзи рашенс, думают они. Вслух. Панк вытаскивает из кармана косяк. Я готовлюсь блевать, мысленно конечно.
ЭПИЗОД 12.
МАША, 21 ГОД: У меня есть ассоциация на слово свобода. Это слово – сиюминутность. Ну то есть, свобода – это сиюминутность. Я не знаю почему, но вот это к тому что я наговорила вчера. Вот, и как будто бы это точка. Вот такая вот.
ГГ: А на Тощем мосту снимали эпизод бондианы. Без понятия к чему это тут.
ЭПИЗОД 13.
ДЕНИС, 21 ГОД: По моему мнению, свобода – делать, говорить то, что ты считаешь нужным. Да, я считаю себя свободным человеком.
ГГ: В этом городе есть свое идеальное место. Называется оно Бегейнхоф. Здесь узкие проулки, за которыми скрывается тишина. Когда-то тут обитали сестры-бегинки, решившие, что ничего нет прекрасней, чем монастырская жизнь. Правда постриг они не приняли. Прогуливаясь вдоль домиков с узкими лестницами, Панк вспоминает, как его жена упала именно с такой неудобной лестницы.
ПАНК: Шея набекрень сразу. Что я мог сделать?
ГГ: Смотря на лестницы, я вспоминаю любимые кадры Линча – над лестницами зловеще вращается вентилятор. Долгий, статичный, темный кадр.
ГГ: Даже после реформации, и принятия протестантства, сестры за символическую плату оставались здесь, в уголке католичества. Пока однажды, где-то в четырнадцатом веке, пожар не смел все следы их пребывания.