Дин Кунц
Исступление. Скорость (сборник)
К счастью, видеомагнитофон не был спрятан в сейфе.
Кабель появлялся из стены и, удерживаемый еще двумя скобами, скрывался в отверстии, высверленном в боку одного из кабинетных шкафов. Никакой маскировки не было и в помине.
Отворив верхние створки шкафа, Вехс не нашел того, что искал, и заглянул в нижний отсек. Там, один на другом, стояли сразу три видеомагнитофона. На запись был включен самый нижний – оттуда доносился характерный шелест пленки, и горел соответствующий индикатор. Вехс нажал на «стоп» и, достав кассету, опустил в карман дождевика.
Он решил прокрутить ее Ариэль. Разумеется, качество бумаги будет не ахти какое, поскольку видеомагнитофон устаревшей модели явно был не из дорогих, да и изображение на тысячу раз перезаписанной черно-белой пленке может получиться слишком бледным, но его дерзкие и стремительные действия непременно произведут должное впечатление на его драгоценную девочку.
Заметив на столике телефонный аппарат, Вехс вырвал шнур, соединявший его с розеткой на стене, а затем разбил клавиатуру прикладом ружья.
Он знал, что дневная смена служащих появится здесь в восемь или девять утра, то есть еще через четыре или пять часов. К этому времени Вехс рассчитывал быть уже достаточно далеко, однако он не собирался облегчать им задачу по вызову полиции. Ведь всегда может произойти что-нибудь непредвиденное, что задержит его здесь или на шоссе, а разбитый телефон может подарить ему еще полчаса отсрочки.
У двери комнаты Вехс обнаружил дощечку с набитыми в нее гвоздями. На гвоздях висело восемь ключей с бирками. Вехс внимательно прочел каждую. Несмотря на то что колонка должна была работать двадцать четыре часа в сутки – сегодняшние события, разумеется, не в счет, – на дощечке обнаружился и ключ от входной двери. Сняв его с крючка, Вехс покинул крошечный офис.
Вернувшись в торговый зал, Вехс погасил люминесцентные лампы на потолке и остался стоять в полутьме, часто дыша через рот и облизывая губы, ощущая на языке едкий запах порохового дыма. Мягкий полумрак нежно прикасался к его лицу и тыльным сторонам ладоней – ласки теней всегда казались ему такими же эротичными и возбуждающими, как и касания дрожащих тонких пальцев.
Тщательно обойдя распростертые на полу тела, Вехс подошел к кассовому аппарату и достал из выдвижного ящика свои сорок долларов сдачи. «Смит и вессон» юного азиатского джентльмена так и остался лежать в свете настольной лампы, куда Вехс положил его несколько минут назад. Он не считал себя способным украсть оружие – точно так же, как и деньги, которые ему не принадлежали.
Надкушенная сосиска лежала рядом с револьвером. К сожалению, пластиковая обертка оказалась содрана, и «Тощий Джим» был безнадежно испорчен. Впрочем…
Вехс взял с витрины еще одну сосиску, аккуратно откусил кончик вместе с целлофаном и выдавил мясной столбик из упаковки. Затем он затолкал надкушенную японцем сосиску в целлофановую кишку и закрутил край. Эту сосиску он убрал в тот же карман, в котором уже лежала видеокассета для Ариэль.
Потом он заплатил за выброшенную им сосиску, набрав сдачу из незапертой кассы.
На прилавке он заметил еще один телефонный аппарат. Выдернув его из розетки, Вехс раздробил клавиатуру несколькими сильными ударами.
Вот теперь можно сделать покупки – и в путь.
Когда свет над головой погас, Кот почувствовала значительное облегчение, однако раздавшиеся вслед за этим трескучие удары напугали ее, а наступившая тишина заставила снова насторожиться.
Она выползла из прохода, тускло освещенного панелью холодильника, и вернулась в самый темный уголок в конце ряда полок, сжимая в руке упаковку с одноразовой зажигалкой. Пока на потолке горели лампы и можно было не бояться, что свет выдаст ее присутствие, Кот испытала свое жалкое оружие и убедилась, что зажигалка работает исправно.
Теперь она стискивала ее в кулаке и тихо молилась, чтобы убийца как можно скорее закончил то, что он сейчас делает (ей представлялось, что он как раз обчищает кассу), и – Прошу тебя, Боже! – убрался отсюда. Ей совсем не хотелось оказаться с ним один на один, имея в активе один только «биковский» баллончик с бутаном. Если, обходя магазин в поисках поживы, убийца случайно наткнется на нее, Кот могла рассчитывать только на внезапность и везение. Она собиралась ткнуть ему горящей зажигалкой в глаза или даже поджечь волосы, однако всерьез рассчитывать на успех не стоило. Убийца – она уже убедилась в этом – умел двигаться с невероятным проворством. Наверняка он сумеет выбить зажигалку у нее из рук, прежде чем она успеет нанести ему сколько-нибудь серьезный урон.
Даже если ожог выйдет серьезным, у нее будет всего лишь несколько секунд, чтобы повернуться и бежать, убийца погонится за ней и настигнет, что с его длинными ногами не составит труда. В этом случае исход схватки будет зависеть от того, что пересилит: его сумасшедший гнев или ее безумный страх.
Кот услышала шорох движения, скрип дверцы прилавка, шаги. От нахлынувшего страха ее чуть не стошнило, но как только она поняла, что убийца, похоже, уходит, ее радости и облегчению не было границ.
Неожиданно она осознала, что шаги – вместо того чтобы удаляться по направлению к входной двери – приближаются к ней.
Кот сидела на корточках, ни жива ни мертва, прижимаясь напряженной спиной к торцу длинной полки-стеллажа. Она никак не могла сообразить, где именно находится преступник. Идет ли он по первому, ближайшему к дверям, проходу? Или по центральному, слева от нее?
Нет.
Это был третий проход.
Справа.
Убийца, не торопясь, шагал мимо холодильников. Он еще не заметил ее и не спешил разделаться с нежелательным свидетелем.
Кот поднялась на ноги и, не осмеливаясь выпрямиться в полный рост, беззвучно отступила влево. Свет от панелей холодильников, отражаясь от звукопоглощающего потолка, попадал и сюда, но почти ничего не освещал. Во всяком случае, разложенные на полках товары были погружены в благословенную тьму.
Стараясь наступать только на носки своих мягких кроссовок, Кот сделала несколько шагов по направлению к входной двери. Тут ей пришло в голову, что вскрытую упаковку от зажигалки она оставила на полу у торца стеллажей, там, где проводила испытания своего оружия. Убийца непременно увидит ее, может быть даже наступит. Возможно, ей повезет, и он решит, что в магазине побывал мелкий воришка, который вынул зажигалку из упаковки, чтобы сподручнее было прятать ее в кармане, а возможно, убийца поймет, в чем тут дело.
Инстинкт мог служить ему так же хорошо, как он порой служил Кот. Если рассматривать интуицию как голос Бога, то вполне вероятно, что другое, менее человеколюбивое божество может потихоньку нашептывать свои советы маньякам и убийцам.
Кот шагнула назад и, низко наклонившись, схватила упаковку от зажигалки. Жесткий пластик хрустнул у нее в руках, но, к счастью, звук вышел достаточно тихим, и шаги убийцы полностью его заглушили.
Преступник был уже почти на середине третьего прохода, когда Кот двинулась в противоположную сторону по второму. Он не торопился, а Котай спешила изо всех сил и поэтому достигла начала своего прохода гораздо раньше, чем убийца.
С этой стороны торец стеллажа был не плоским, как в глубине магазина. Какого-то черта здесь оказалась вертящаяся, как карусель, полка с книгами в бумажных обложках, на которую Кот едва не натолкнулась, когда огибала ряд. Остановившись в последний момент, она юркнула за полку и притаилась.
На полу валялась моментальная фотография, сделанная поляроидом, на которой крупным планом была запечатлена удивительно красивая девушка лет шестнадцати-семнадцати – платиновая блондинка с длинными распущенными волосами. Черты ее лица были спокойны, но не расслаблены; они словно застыли в заученном выражении вежливого внимания, как если бы истинный характер девушки был столь взрывным, что, дав ему волю, она рисковала прийти к саморазрушению. Безмятежному выражению лица противоречили одни только глаза – они были слишком широко открыты, слишком внимательны и болезненно выразительны, – два зеркала мятущейся, исполненной гнева, отчаяния и страха души.
Кот поняла, что это та самая фотография, которую убийца показывал служащим. Ариэль – девушка, которую преступник держит в своем подвале.
Несмотря на то что внешне Ариэль ничем не походила на нее, Кот поймала себя на мысли, что смотрит на фотографию не как на картинку, а как на свое собственное зеркальное отражение. В глазах шестнадцатилетней девушки она разглядела страх сродни тому, что преследовал маленькую Кот на протяжении всех ее детских лет, узнала свои собственные отчаяние и одиночество – глубокие, как Северный Ледовитый океан.
Шаги убийцы заставили ее снова вернуться к реальности. Кот поняла, что преступник больше не находится в третьем проходе, – обойдя стеллаж, он повернул обратно и достиг середины второго прохода.
Убийца шел совершенно спокойно, даже лениво; шел по той самой территории, которую Кот только что в спешке покинула.
Какого дьявола ему еще здесь надо? Кот очень хотелось забрать фотографию Ариэль, но она не осмелилась. Вместо этого она положила ее на то же место на полу.
Из-за вращающейся полки с книгами она снова отступила в третий проход – тот самый, который убийца только что покинул, – и двинулась по нему вглубь магазина, вынужденная прижиматься почти к самому стеллажу, чтобы избежать света, пробивавшегося сквозь стеклянные дверки холодильников. В противном случае ее тень легла бы на потолок и убийца непременно бы ее заметил.
Кот двигалась совершенно бесшумно и потому без труда различала тяжелые, уверенные шаги, однако, даже когда она останавливалась, чтобы прислушаться, ей не удавалось определить, в какую сторону движется преступник. Остановиться совсем Кот не осмеливалась: если бы преступник дошел до конца и снова свернул в этот же проход, он застал бы ее практически на открытом месте. Сворачивая налево в конце рядов, она была наполовину уверена, что ее враг уже давно изменил направление движения и что она сейчас столкнется с ним нос к носу.
Но убийцы за углом не оказалось.
Котай снова опустилась на корточки за торцевой опорой стеллажа – на том же самом месте, откуда начинала свое движение. Пустую упаковку из-под зажигалки она положила на пол между ног – туда, откуда подняла ее минуту тому назад. Прислушавшись, она поняла, что шаги стихли. Ничто не нарушало тишины, кроме приглушенного ворчания холодильников.
Кот опустила большой палец на колесико зажигалки, готовясь высечь огонь.
Две пачки крекеров с сыром и орехами, упаковку арахиса и две плитки шоколада с миндалем Вехс положил в карманы плаща, где уже находились пистолет, фотоаппарат и видеокассета. Стоимость Вехс подсчитал в уме, но, чтобы не тратить времени на поиски мелочи в кассе, округлил сумму до ближайшего доллара и оставил банкноту на прилавке.
Подобрав с пола фотографию Ариэль, он ненадолго задержался, впитывая в себя установившуюся в торговом зале ауру. Ему казалось, что в комнатах, в которых только что погибли люди, бывает по-особому тихо – совсем как в театре, когда закончилось действо и упал занавес, но еще не раздались первые нерешительные хлопки, предвестники бури аплодисментов. Эта удивительная атмосфера, безусловно, включала ощущение торжества, подчеркнутого триумфальным присутствием вечности, что как капля холодной воды дрожала на самом острие тонкой звенящей сосульки. Когда смолкали крики и пролитая кровь застывала неподвижными бездонными озерами, Крейбенст Вехс заново переживал содеянное, наслаждаясь величием смерти.
В конце концов он покинул помещение магазина, тщательно заперев дверь ключом, который снял со стены в офисе.
На углу бензоколонки Вехс заметил платный телефон-автомат. Трубка была соединена с корпусом бронированным кабелем, так что оторвать ее Вехсу не удалось. Тогда он принялся колотить ею о телефон – пять, десять, двадцать раз, – пока пластмасса не треснула и ему в руку не вывалился микрофон. Бросив его на асфальт, Вехс раздавил его каблуком, а изуродованную трубку повесил на рычаг.
Итак, он сделал все, что нужно. Интермедия на бензоколонке принесла Вехсу удовольствие, но была незапланированной, и он выбился из расписания. Ему предстоял долгий путь, но Вехс не чувствовал усталости; не зря же вчера, прежде чем нанести визит Темплтонам, он проспал всю вторую половину дня и проснулся только ближе к вечеру. Но терять время не стоило. К тому же Вехсу не терпелось скорее вернуться домой.
Далеко на севере, в самой гуще плотного облачного покрова, полыхнула беззвучная молния, за ней – почти без перерыва – еще одна. Грома еще не слыхать, но туча скоро будет здесь. Приближение свирепой бури обрадовало Вехса. Внизу, на грешной земле, где обитали люди и другие мелкие твари, свирепые катаклизмы и прочие возмущения давно стали неизменной и самой главной составляющей человеческих отношений, и по причинам, которые Вехс никак не мог понять, свидетельства того, что и небеса не свободны от всесокрушающей жестокости, неизменно вселяли в него уверенность. Он никогда и ничего не боялся, и только вид безмятежных небес – голубых или чуть подернутых облачностью – каким-то образом будил в нем безотчетную тревогу, а в ясные звездные ночи, когда на небосвод высыпали прохладные чистые звезды, он старался как можно меньше смотреть вверх. Но сейчас звезд совсем не видно. Над головой торопились куда-то лишь плотные массы облаков – гонимые ледяным ветром, пронизанные жгучими молниями, готовые пролиться новым потопом.
Вехс торопливо пересек площадку и забрался в кабину своего мобильного дома. Ему хотелось продолжить свое путешествие на север, навстречу долгожданной буре, чтобы увидеть, как гигантские молнии раскалывают небо, как трещат под напором ветра могучие деревья и как дождь низвергается с небес стремительным водопадом.
Скорчившись в темноте за стеллажом, Котай услышала, как отворилась и захлопнулась входная дверь. Некоторое время она не верила, что убийца ушел и что ее пытка закончилась. Сдерживая дыхание, она напряженно прислушивалась, каждую минуту ожидая, что дверь отворится снова и тяжелые шаги возвестят о том, что убийца вернулся. Вернулся за ней.
Но вместо этого она услышала, как поворачивается ключ в замочной скважине и резкий щелчок замка. Только тогда она осмелилась сделать несколько шагов по среднему проходу, не забывая при этом низко пригибаться и ступать как можно осторожнее, чтобы, не дай бог, не наделать шума. Что-то подсказывало ей, что убийца, обладающий сверхъестественно острым слухом, способен услышать ее, даже находясь снаружи.
Оглушительный грохот, от которого, казалось, заходили ходуном хлипкие стены магазинчика, заставил ее замереть у самого конца стеллажей. Убийца чем-то стучал, но Кот никак не могла сообразить, в чем тут дело.
Когда стук прекратился так же неожиданно, как и начался, Кот не без колебаний выпрямилась и, высунувшись из-за полки, поглядела в первую очередь направо – туда, где находились стеклянная дверь и широкие окна-витрины, выходившие на площадку.
Фонари снаружи больше не горели, а колонки обеих зон обслуживания утопали в густом, словно на дне реки, полумраке.
Она не сразу разглядела убийцу, чей черный плащ сливался с ночной темнотой. Он стал заметен только тогда, когда двинулся через площадку к своему мобильному дому.
Даже если бы убийца обернулся, он не смог бы разглядеть ее в едва освещенном магазине, однако сердце Кот подпрыгнуло в груди, когда он сделал шаг вперед, выходя на открытое пространство перед прилавком.
Фотографии Ариэль на полу не было, и Кот очень хотелось верить, что ее не существовало вовсе.
Впрочем, в этот момент и Ариэль, и убийца отошли на второй план; все мысли Кот занимала судьба двух работников бензоколонки, которые не выдали ее. Грохот выстрелов и внезапно оборвавшиеся крики свидетельствовали о том, что оба они мертвы, но она должна была убедиться. Если бы хоть одному из них каким-то чудом удалось остаться в живых, то Кот, вызвав полицию или «скорую помощь», сумела бы частично отплатить им за услугу.
Кот ничем не смогла помешать кровожадному подонку; она только пряталась от него, беззвучно моля Бога, чтобы Он сделал ее невидимой. Тошнота перекатывалась у нее в желудке, словно ледяные устрицы, но вместе с тем она чувствовала головокружительный восторг, оттого что ухитрилась остаться в живых, в то время как от руки маньяка полегло столько человек. Это было вполне понятно и простительно, однако Кот тут же устыдилась своей радости. Если бы только ей удалось спасти хотя бы одного из служащих…
Она отворила дверцу в прилавке. Скрип несмазанной петли, казалось, пронзил ее насквозь.
Настольная лампа на прилавке давала кое-какой отсвет.
Оба убитых были здесь, на полу.
– Ах! – невольно вскрикнула Кот и пробормотала уже тише: – Боже мой!..
Она уже ничем не могла им помочь и поспешно отвернулась. Перед глазами все плыло.
Прямо под лампой на прилавке лежал блестящий револьвер. Несколько мгновений Кот тупо смотрела на него, часто-часто моргая, стремясь загнать обратно выступившие слезы.
Револьвер явно принадлежал кому-то из служащих. Кот расслышала часть разговора между убийцей и его жертвами и теперь смутно припоминала резкий выкрик, который мог быть приказом бросить оружие. И вот оно брошено…
Кот схватила револьвер и сжала рукоятку сразу обеими руками. Тяжесть оружия немного успокоила ее.
Если убийца вернется, она будет готова встретить его. Кот больше не чувствовала себя беспомощной и беззащитной хотя бы потому, что она кое-что знала о револьверах и умела ими пользоваться. Некоторые из друзей ее матери – самые отчаянные или самые безумные, исполненные разрушительной ненависти, те, кого отличала удивительная чистота и прозрачность взгляда, проявлявшаяся только в двух случаях: чаще всего – после принятия дозы наркотика и изредка – когда они говорили о своей приверженности идеалам правды и справедливости, – знали в оружии толк. Когда Кот было двенадцать, женщина по имени Дорин и мужчина по имени Керк учили ее стрелять из пистолета на уединенной ферме в Монтане, хотя ее слабая рука еще с трудом удерживала подпрыгивающее при каждом выстреле оружие. С удивительным терпением работая над ее ошибками, Керк и Дорин учили ее контролю и говорили, что когда-нибудь она станет настоящим бойцом и одним из лучших участников их движения.
Но Кот хотелось научиться стрелять вовсе не затем, чтобы использовать оружие в интересах того или иного правого дела; у нее была вполне определенная цель – уметь защитить себя от некоторых людей из числа «друзей» ее матери, которые, приняв наркотик, впадали в беспричинную ярость или начинали смотреть на нее с гнусной похотью в глазах. Кот была слишком юна, чтобы алкать их внимания, и слишком уважала себя, чтобы поощрять их желания, ибо благодаря собственной мамочке не слишком заблуждалась в отношении того, чтó большинству из них хочется с ней сделать.
Сжимая в руках револьвер убитого служащего, она повернулась и увидела разбитый телефонный аппарат:
– Черт!
Она выбежала из-за прилавка и устремилась к стеклянной двери.
Фургон все еще стоял на ближнем краю второй зоны обслуживания. Фары его не горели.
Сначала она не увидела убийцы ни в кабине, ни где-либо еще. Потом он вышел из-за фургона сзади, его расстегнутый плащ развевался по ветру, словно большие черные крылья.
До машины было около шестидесяти футов, и Кот не сомневалась, что убийца не заметит ее, даже если она подойдет к двери вплотную. Он не смотрел в ее сторону, но Кот на всякий случай на шаг отступила.
Должно быть, он повесил на место заправочный шланг и завинчивал крышку бензобака. Теперь убийца направлялся к кабине.
Поначалу Кот собиралась позвонить по телефону в полицию и сообщить, что убийца поехал на север по Сто первому шоссе, но теперь – пока она доберется до работающего телефонного аппарата, пока дозвонится до полицейского участка и объяснит, в чем дело, – преступник может получить фору почти в час. За это время он раз десять успеет свернуть со Сто первого шоссе на какие-нибудь боковые дороги. Если ехать по трассе строго на север, то в конце концов можно попасть в Орегон; поворот на восток уведет его в Неваду; может он и отклониться на запад – к самому побережью, а там развернуться в обратном направлении и проехать вдоль тихоокеанского побережья до Сан-Франциско, где в лабиринте большого города легко затеряться. Чем больше миль убийца преодолеет до того, как полиция успеет разослать ориентировку во все населенные пункты и во все полицейские участки, тем труднее его будет найти. Очень скоро фургон может оказаться на территории другого округа или даже другого штата, а это потребует взаимодействия уже нескольких полицейских управлений и участков и существенно затруднит поиски.
Подумав обо всем этом, Кот сообразила, что у нее чертовски мало информации, которую она могла бы сообщить копам. Она так и не рассмотрела, в какой цвет – голубой или салатно-зеленый – выкрашен фургон; очень может быть, что и в тот и в другой, поскольку она видела его только в полутьме или в серо-желтом свете галогеновых ламп автозаправочной станции, сильно искажавшем естественные цвета. Кроме того, Кот не могла назвать ни марку фургона, ни его номер.
Убийца уходил.
Действуя неторопливо, совершенно уверенный в том, что в ближайшее время ему не грозит никакая опасность, он поднялся в кабину и захлопнул за собой дверцу.
Он уезжает! Боже мой, он уезжает. Нет, невозможно, невероятно! Нельзя допустить, чтобы он скрылся, так и не заплатив за то, что он сделал с Лаурой и со всеми!.. Ведь он может сделать то же самое еще раз. Еще много раз!.. Боже милостивый, помоги мне, дай мне уложить этого мерзкого грязного сукиного сына, помоги мне прострелить башку этой похотливой свинье!
Кот снова подступила к двери. Ее можно было отпереть только при помощи ключа, а ключа у нее не было.
Если разбить стекло, он услышит. Даже на расстоянии, даже за шумом двигателя.
Стрелять сквозь стекло бесполезно. Ночью, из револьвера, на расстоянии пятидесяти или шестидесяти футов, да еще эти бензоколонки… У нее нет никаких шансов убить его. Нужно подобраться вплотную к фургону – так, чтобы можно было приставить ствол к самому окну.
Но если убийца услышит, как она пробивается сквозь стеклянную дверь, и увидит ее выходящей из магазина, он просто не подпустит ее к себе. Хуже того – тогда уже он будет охотиться за ней. Куда бы она ни двинулась, куда бы ни скрылась, убийца выследит ее на площадке бензозаправочной станции, а его дробовик послужит куда лучшим оружием, чем ее револьвер.
Убийца в фургоне включил фары.
– Нет!
Котай бросилась к калиточке в прилавке, отворила ее резким толчком и, обогнув распростертые тела, распахнула заднюю дверь. Здесь непременно должен быть второй выход. Этого требовали и практическая необходимость, и строгие правила пожарной безопасности.
Дверь открылась в темноту. Насколько Кот могла судить, здесь не было никаких окон. Очень может быть, что она попала в душевую или в кладовку.
Перешагнув через порог, Кот прикрыла за собой дверь, чтобы она не пропускала света, и, нашарив слева на стене выключатель, рискнула зажечь свет.
Она оказалась в крошечной конторе. На письменном столе валялись обломки разбитого телефона.
Прямо напротив нее была еще одна дверь без каких бы то ни было признаков замочной скважины. Это наверняка ванная.
Слева, в задней стене заправочной станции, оказалась металлическая дверь с двумя мощными засовами. Кот налегла на рукоятки, отодвинула их, отворила тяжелую створку, и в офис сразу ворвался порыв холодного ветра.
Позади здания лежала двадцатифутовая асфальтированная площадка, за которой круто уходил вверх поросший деревьями склон холма. Фонарь над дверью, защищенный проволочной сеткой, горел, и в его свете Кот увидела два легковых автомобиля, несомненно принадлежавших убитым служащим.
Проклиная убийцу, Кот побежала направо, к общественному туалету, чтобы обогнуть здание по самому короткому пути. За всю свою жизнь она не причинила вреда ни одному человеческому существу, но сейчас готова была убить. Мало того, Кот была уверена, что сделает это без колебаний и без снисхождения, сделает из одного лишь чувства мести, потому что он заставил ее стать такой. Это он довел Кот до того, что все ее чувства угасли, оставив только слепую, звериную ярость, а хуже всего было то, что сейчас это было плюсом, особенно по сравнению с беспомощностью и страхом, от которых она страдала так долго. Кот буквально наслаждалась восхитительным ощущением собственной яростной силы, наполнявшей ее под пение крови, которая неслась в жилах, все ускоряя свой бег. В других обстоятельствах обуявшая ее жажда убийства непременно бы вызвала в Кот сильнейшее отвращение, но в эти мгновения она только радовалась этому, зная, что ее радость возрастет, когда она поравняется с домом на колесах и через боковое стекло всадит в убийцу первую пулю. После этого она распахнет дверцу и, пока он будет истекать кровью, выстрелит в него еще раз, а потом вытащит наружу, бросит на асфальт и будет стрелять в него до тех пор, пока он навсегда не утратит способность ходить на охоту.
Кот обогнула второй угол здания и оказалась перед фасадом автозаправочной станции.
Фургон отъезжал от бензоколонки.
Котай погналась за ним. Она бежала так, как не бегала никогда в жизни, и упругий встречный ветер высекал слезы из ее глаз, а мягкие подошвы туфель звонко шлепали по асфальтовому покрытию.
«Милый Боже, дай мне догнать его! – молилась она, хотя раньше просила только об одном: – Господь милосердный, дай мне убежать от него!
Милый Боже, помоги мне убить его! – мысленно кричала она, хотя раньше умоляла: – Боже милосердный, не позволь ему убить меня!»
Фургон стал набирать скорость. Он уже вырулил из зоны обслуживания и теперь катился по недлинной подъездной дорожке, которая вела обратно на шоссе.
Нет, так она никогда его не догонит.
Фургон удалялся.
Кот остановилась, широко расставив чуть согнутые ноги. Револьвер она держала в правой руке; теперь рука ее плавно поднялась. Кот подхватила ее второй рукой и зафиксировала локти в классической стрелковой стойке.
«Каждая приличная девушка должна уметь стрелять на случай, если начнется революция».
Ее сердце уже не стучало, оно рвалось из груди, захлебываясь кровью, и каждое его судорожное сокращение заставляло ее руки чувствительно вздрагивать, так что Кот не могла даже удержать револьвер на цели. Да и фургон успел отъехать слишком далеко. Если она выстрелит сейчас, то промахнется как минимум на несколько ярдов. Даже если ей повезет и она сумеет влепить пулю в заднюю стенку, водитель почти наверняка не пострадает. Он был уже вне досягаемости, он уходил, и Кот бессильна была ему помешать.
Кот поняла, что все кончено. Можно было отправляться на поиски работающего таксофона, чтобы позвонить в местную полицию и попытаться максимально сократить выигрыш во времени, однако здесь и сейчас она уже больше ничего не в состоянии сделать.
Но ее личная война еще не подошла к концу, – Кот знала это, как бы ей ни хотелось обратного. Она все еще помнила имя, которое преступник произнес вслух, прежде чем расправиться со служащими.
«Ариэль.
Ей шестнадцать. Самая восхитительная штучка, которую только можно найти на нашей грешной земле. Чистый ангел. Фарфоровая кожа. Как посмотришь, аж дух захватывает. Я запер ее в подвале на год-другой. И ни разу не тронул – в этом смысле. Жду, пока она созреет и станет чуть-чуть послаще».
И тут же услужливая память Кот явила ей мельком увиденную фотографию платиновой блондинки, явила во всех подробностях, словно Котай все еще продолжала держать снимок в руке. О, это выражение безмятежного спокойствия на лице, удерживаемое с таким явным напряжением воли, и эти глаза, в которых кипят отчаяние и боль!
Еще когда Кот прислушивалась к разговору между убийцей и служащими бензоколонки, она чувствовала, что он не просто ведет свою игру – он говорит правду. Эта сволочь намеренно приоткрыл перед ними свой самый главный секрет и признался в своих извращенных преступлениях, получая от своих откровений явное удовольствие, ибо не сомневался, что служащие бензоколонки унесут эту тайну в могилу и никогда никому не смогут о ней рассказать. Даже если бы она не видела фотографии, сомнений быть не могло.
Ариэль. Воздушное, легкое имя, которое очень ей шло, – и эти глаза, наполненные страданием…
Сосредоточившись на сохранении собственной жизни, Кот не думала о плененной девушке. Найдя револьвер, она мгновенно убедила себя, что единственное, чего ей хочется, – это нашпиговать свинцом чудовище в человеческом облике, продырявить ему шкуру, выпустить всю кровь и вышибить мозги, ибо Кот еще не была готова посмотреть правде в глаза. Правда же заключалась в том, что она все равно не осмелилась бы прикончить это отродье, потому что в этом случае терялись все нити, ведущие к Ариэль. Ее могли никогда не найти или найти слишком поздно – через много дней после того, как она бы умерла в своей бетонной темнице от голода и жажды. Мерзавец наверняка запер девушку в подвале собственного дома, который в конце концов можно было бы отыскать, установив личность убийцы, но с другой стороны, что мешает ему оборудовать для нее тюрьму в таком месте, на которое мог бы вывести полицию только он один? Кот и преследовала-то убийцу лишь для того, чтобы обездвижить, чтобы лишить его способности защищаться и дать копам возможность выпытать у него, где находится тот подвал, в котором он запер Ариэль. Если бы она сумела нагнать дом на колесах, то распахнула бы дверь и на бегу выстрелила подонку в ногу, чтобы он не смог вести машину. Просто поначалу ей пришлось скрывать эту правду от себя самой, потому что пытаться ранить убийцу было гораздо рискованнее, чем выстрелить ему в голову через окно. Кроме того, если бы Кот полностью осознавала, что именно она должна сделать, у нее просто-напросто не хватило бы мужества бежать за фургоном так быстро.
Впрочем, она все равно опоздала.
Фургон с двумя трупами на борту и с водителем, у которого могло быть десять миллионов имен, медленно удалялся по подъездной дорожке в направлении Сто первого шоссе. Настоящий «ад на колесах»…
Где-то у этого подонка есть дом, а под домом – подвал, в котором вот уже год томится шестнадцатилетняя девушка по имени Ариэль. Она еще жива и невинна, но ни то ни другое не продлится долго.
– Она существует… – шепнула Кот ветру.
Задние огни фургона мрачно рдели в ночной тьме, продолжая удаляться.
Котай отчаянно завертела головой, оглядываясь вокруг, но сельский ландшафт был безлюдным и пустынным. Нигде поблизости не светились окна домов; со всех сторон ее обступали только деревья и холодный ветреный мрак. Лишь далеко на севере – за гребнями двух холмов – горел какой-то огонь, но Кот никак не могла понять, что это такое, да и пешком она не скоро бы туда добралась.
