Дин Джобб
Доктор Яд. О том, кто тихо убивал молодых женщин, пока все боялись Джека-потрошителя

Глава 7. Шантаж

Октябрь – декабрь 1891 года

К тому моменту, когда 13 октября Крим отравил Эллен Донворт и оставил ее умирать на тротуаре у вокзала Ватерлоо, он прожил в Лондоне всего две недели.

Комната Матильды Кловер на Ламбет-роуд, где он дал ей таблетки вечером 20 октября, находилась примерно в 10 минутах ходьбы от его квартиры в доме 103 по Ламбет-Палас-роуд. Несколько вечеров спустя он встретил Луизу Харви в театре «Альгамбра». Мужчина настоял, чтобы она приняла таблетки в его присутствии, возможно, для того, чтобы своими глазами увидеть, как быстро он завоевал ее доверие и как легко ему даются убийства. Он видел, как Харви глотала таблетки, а потому был уверен в этом – так же как и в том, что она должна умереть. В газетах не появилось никаких упоминаний о ее смерти, но в прессе также не освещали и смерть Кловер. Он, должно быть, предположил, что все сочли причины их смертей естественными.

Только отравление Донворт привлекло внимание властей и прессы. Крим отправил злорадное письмо «детектива О’Брайена» Джорджу Персивалю Уайатту – коронеру, расследующему смерть Донворт, – с предложением помочь установить личность убийцы за огромнейшее вознаграждение в 300 тысяч фунтов. Когда в начале ноября он узнал, что Уильяму Слейтеру предъявили обвинение в ее убийстве – совершенном им убийстве, – в извращенном сознании Крима начал формироваться дерзкий план. Почему бы не обвинять других в убийстве своих жертв? Он мог бы пригрозить публично обвинить богатых, известных людей в убийстве проституток, и они щедро заплатили бы за его молчание. Если они проигнорировали бы его требования, он предупредил бы власти. Крим, как кукловод, мог с удовольствием наблюдать, как детективы Скотленд-Ярда обвиняют и арестовывают все больше невинных людей.

Крим отложил стрихнин и капсулы и взялся за перо.

* * *

Шестого ноября в офис «В. Г. Смита и сыновей», ведущего британского книготорговца и распространителя новостей, доставили письмо. Оно было адресовано владельцу фирмы Уильяму Фредерику Дэнверсу Смиту, члену парламента, известному как Фредерик Смит.

Автор, некто Г. Бейн, утверждал, что среди вещей Эллен Донворт нашли письма, изобличающие Смита. «Если они когда-нибудь станут достоянием общественности или попадут в руки полиции, вас наверняка осудят, – предупредил Бейн. – Подумайте о позоре и бесчестии, которые падут на вашу семью, если вас арестуют и посадят за это преступление». Автор предложил решение: если Смит наймет его в качестве юрисконсульта, Бейн защитит Смита «от любого разоблачения и позора в этом вопросе». К посланию была приложена копия письма, якобы отправленного Донворт перед ее смертью, – в нем она предупреждала, что Фредерик Смит планирует отравить ее лекарством, которое должно вызвать аборт. В лекарстве было достаточно стрихнина, «чтобы убить лошадь» – так говорилось во втором письме. Крим положил его в конверт с почтовым штемпелем, адресованный Донворт, из-за чего письмо и казалось подлинным.

Смиту было велено вывесить объявление на окне офиса «В. Г. Смита и сыновей» в Стрэнде, в котором говорилось: «Мистер Фред Смит желает немедленно видеть мистера Бейна, адвоката». Если табличка появится, говорил автор письма, он зайдет для частного разговора со Смитом. Один из партнеров Смита, Альфред Экланд, проконсультировался с юристами компании, которые уведомили полицию, и для шантажиста расставили ловушку. Объявление, как и договаривались, вывесили на окне, но наблюдавшие за офисом офицеры так и не дождались адвоката, шантажировавшего Смита.

Вместо этого Крим решил выполнить свою угрозу и предупредить власти. В середине ноября мировой судья, ведущий дело Слейтера, Гораций Смит (не имеющий отношения к книготорговцам Смитам), получил письмо от человека, назвавшегося Кэмпбеллом.

Фредерик Смит был одной из целей плана шантажа. Крим утверждал, что у него есть доказательства того, что владелец книжной лавки «В. Г. Смит и сыновья» убил Эллен Донворт (English Illustrated Magazine, август 1892 года, авторская коллекция)

«Слейтер, человек, которого вы неоднократно заключали под стражу, – утверждал автор письма, – абсолютно невиновен». Убийцей Донворт является Фредерик Смит. Автор предупредил судью, чтобы он не скрывал это сенсационное утверждение. «У меня достаточно улик, чтобы повесить Смита, – добавил он, – и я устрою жару полиции, если они не выполнят свой долг в этом деле». К посланию была приложена копия письма Донворт, в котором жертва упоминала о намерении Фредерика Смита отравить ее.

Судья Смит показал письма инспектору Фрэнку Торпу из отдела Е столичной полиции – подразделения, отвечающего за район Кингс-Кросс. Но Торп, который не знал о письме с шантажом, отправленном непосредственно Фредерику Смиту, не видел необходимости в расследовании. Он также не предупредил офицеров в Ламбете, которые расследовали смерть Донворт. Судья спрятал письма в папку.

Следующей целью Крима стал выдающийся лондонский кардиолог и невролог Уильям Бродбент. Двадцать восьмого ноября он получил письмо, в котором его обвиняли в отравлении другой проститутки из Ламбета, Матильды Кловер.

Автор, назвавшийся М. Мэлоун, знал, где она жила – Ламбет-роуд, дом 27, – и то, какой для отравления был использован яд. Улики, указывающие на доктора Бродбента, обнаружили в вещах Кловер, как утверждал Мэлоун, и они будут переданы полиции, если ему не заплатят 2500 фунтов. «Я не обманываю вас, – предупредил Крим. – Вы прекрасно понимаете, что обвинение такого рода погубит вас навсегда». Если доктор Бродбент не хотел быть обвиненным в преступлении, ему следовало разместить объявление на первой странице The Daily Chronicle с предложением заплатить Мэлоуну «за его услуги». Доктор Бродбент связался со Скотленд-Ярдом, и полиция подготовила еще одну ловушку. Объявление поместили в рубрику газеты 4 декабря, и полицейские установили наблюдение за домом Бродбентов по адресу Сеймур-стрит, дом 34, в Мэрилебоне. Когда никто не появился, чтобы забрать деньги, дальнейших действий не последовало.

Примерно в то же время графиня Мейбл Рассел получила письмо, переданное ей в отель «Савой», где она тогда проживала. Графиня, являвшаяся также актрисой и певицей, находилась в пучине ожесточенного бракоразводного процесса с графом Расселом, внуком бывшего премьер-министра Великобритании. Автор письма утверждал, что «в состоянии добиться развода леди Р.», так как якобы располагал информацией, которая «привела бы к повешению ее мужа за то, что он отравил женщину по фамилии Кловер». Графиня показала письмо адвокату и оказалась достаточно заинтригована, чтобы попросить кучера Джорджа Рича навести справки. В письме говорилось, что Кловер жила в доме 27 по Саут-Ламбет-роуд, но выяснилось, что никто по этому адресу о ней не слышал. Рич показал письмо детективу из Скотленд-Ярда, который не проявил к нему особого интереса. Очевидно, не зная о подобном обвинении против доктора Бродбента, офицер прочитал его, вернул обратно и отправил Рича восвояси. «Мы посчитали проблему несущественной», – вспоминал Рич.

Графиня Мейбл Рассел, актриса и певица, получила письмо, в котором ее бывшего мужа обвиняли в отравлении Матильды Кловер (Sketch, 8 марта 1899 года, авторская коллекция)

Почему Крим выбрал своими целями именно Бродбента, Смита и Рассел? Вероятно, это было связано с тем, что все они осенью 1891 года упоминались в новостях. Когда отец Фредерика Смита умер в октябре того же года, 23-летний парень сменил его на посту члена парламента от Стрэнда и главы «В. Г. Смита и сыновей» – возможно, самой узнаваемой корпорации в стране. «Бизнес, известный везде, – отметил биограф компании, – место, где в поздневикторианской Британии покупались, продавались, одалживались или заимствовались все известные газеты, книги, журналы или другие печатные издания». Доктор Бродбент, врач королевы Виктории и королевской семьи, лечил принца Георга Уэльского, третьего человека в очереди на престол и будущего короля Георга V, который в то время болел брюшным тифом. В ноябре 1981 года имя доктора появлялось в газетах ежедневно – он сообщал жителям страны о состоянии принца. Дело о разводе Рассел же, полное шокирующих обвинений в жестокости, попало в заголовки газет всего за несколько дней до того, как графиня получила письмо от Крима.

В классовой Британии аристократы, такие как графиня Рассел, политики, такие как Фредерик Смит, и профессионалы, такие как доктор Уильям Бродбент, должны были подавать пример другим. Обвинения в письмах Крима, какими бы ложными и нелепыми они ни были, могли навсегда запятнать их репутацию. «Обвинение человека в ряде позорных преступлений накладывает на него определенное клеймо позора, даже если он невиновен, – написали в одной газете, рассказывавшей о разоблачении шантажа. – Именно поэтому человек нечасто решается выйти вперед, чтобы обвинить какого-нибудь лживого негодяя». Смит был хорошо осведомлен о «позоре и ужасе», которые очернили бы образ его прославленной семьи, если бы его публично обвинили в убийстве проститутки. Доктор Бродбент знал, что подобное обвинение, выдвинутое против врача, который ухаживал за членами королевской семьи, разрушило бы его карьеру. Примечательно, что у обоих мужчин хватило смелости довести письма и фальшивые обвинения до сведения Скотленд-Ярда.

Крим, однако, допустил ошибку – ошибку, которая могла бы разоблачить его как убийцу, если бы кто-то в Скотленд-Ярде установил связь между смертями Кловер и Донворт.

Обвиняя других в своих преступлениях, он раскрыл детали, которые связывали его с обоими отравлениями. Подробности, которые мог знать только убийца. Но офицеры отдела L в Ламбете не знали о письмах, которые побудили их коллег в других частях Лондона расставить ловушки для таинственного шантажиста. Столичная полиция не проводила никаких расследований, чтобы выяснить, содержалась ли хоть доля правды в утверждениях о том, что женщину из Ламбета по имени Матильда Кловер отравили в октябре, как утверждалось в письмах к доктору Бродбенту и графине Рассел. На тот момент никто не подозревал, что ее убили, не говоря уже о том, что ее отравили стрихнином – так же, как и Эллен Донворт.

* * *

Однажды вечером, той осенью, когда Луиза Харви вглядывалась в лица мужчин, проходивших мимо нее в центре Лондона, она заметила Крима. Это произошло через несколько недель после того, как она притворилась, что принимает предложенные им таблетки для улучшения состояния кожи. Он стоял на Риджент-стрит у площади Пикадилли, на месте их первого свидания. Крим угостил ее бокалом вина в ближайшем пабе на Эйр-стрит, а затем они договорились встретиться позже, тем же вечером. Харви его поведение казалось странным.

– Разве ты меня не узнаешь? – спросила Харви, когда они уходили.

– Нет, а кто вы?

Либо разум Крима затуманен^[9] наркотиками, либо он не сумел отличить ее лицо от множества других проституток, с которыми был знаком.

– Ты обещал встретиться со мной возле Оксфордского мюзик-холла.

– Я не помню. Кто вы?

– Лу Харви.

Крим ничего не сказал – лишь развернулся и быстро пошел прочь. Он только что увидел привидение.

* * *

В ноябре того же года Крим познакомился с Лаурой Саббатини – молодой женщиной с оливковым оттенком кожи, темными волосами и такими же темными глазами. Она была родом из Беркхамстеда – городка с населением в несколько тысяч человек на Чилтерн-Хиллз, примерно в 40 километрах к северо-западу от столицы, – и приехала в Лондон, чтобы научиться шить одежду. Крим обуздал свою страсть к проституткам достаточно надолго, чтобы поухаживать за Лаурой, и уже через несколько недель сделал предложение. «Я буду таким преданным и верным тебе, – поклялся он, – каким Бог задумывал человека». Он был на 20 лет старше ее, но Саббатини согласилась. Она знала, что в Америке ее жених был врачом, но в остальном его прошлое было туманно. Знала, что Крим употребляет опиум – он утверждал, что наркотик нужен ему для облегчения головной боли, и иногда во время прогулки он заскакивал в аптеку, чтобы купить немного «лекарства». Ее мать согласилась на помолвку после того, как в письме Крим пообещал, что будет преданным мужем, и заверил, что свободен от всех пороков. Позже, когда он приехал в Беркхамстед на выходные и лично встретился с матерью Саббатини, Крим взял за правило сопровождать невесту на службу в церковь.

Тем временем люди, знавшие его в Квебеке, получали тревожные сообщения о его поведении. Джордж Мэтьюз, пресвитерианский священник в Лондоне, который знал семью Крима, предупредил его брата Дэниела, что Томаса следует поместить под стражу, ведь он «не в том состоянии, чтобы находиться на свободе». Томас Дэвидсон, близкий друг их отца, признал, что отправка Крима в Лондон была ошибкой. «Похоже, психически он был еще слабее, чем мы предполагали, – отметил позже Дэвидсон, – и, совершенно неспособный сопротивляться этому, он пал жертвой рек порока, беспрерывно текущих в столице». Крим оказался на мели – ему потребовалось меньше двух месяцев, чтобы растратить деньги, оставшиеся от отцовского состояния, – и, казалось, был неспособен управлять своей жизнью. Дэвидсон попросил Мэтьюза дать ему 15 фунтов на обратный билет в Канаду. «Его здешние друзья хотят, чтобы он немедленно вернулся в Квебек и оставался со своим братом Дэном до тех пор, пока не произойдут перемены к лучшему».

Крим согласился вернуться домой в начале января. У него не было выбора – возможно, он прибег к попытке шантажа видных лондонцев, потому что ему сильно не хватало денег. Он сказал Саббатини, что должен вернуться в Канаду, чтобы уладить некоторые вопросы, связанные с наследством отца, и попросил писать ему на адрес его брата Дэниела. За два дня до Рождества он составил новое завещание, оставив то немногое имущество, что у него было, своей невесте.

Глава 8. «Плохой человек без всякой утонченности»

Квебек и штат Нью-Йорк, январь – март 1892 года

Для Уильяма Селлара тот рейс был сущим кошмаром. Продавец из Монреаля забронировал каюту на корабле «Сарния», чтобы вернуться в Канаду в начале 1892 года. Его дверь находилась напротив каюты № 19, и вскоре после того, как пароход «Доминион Лайн» покинул Ливерпуль, – всего за неделю до Нового года – он разговорился со своим соседом. Мужчина представился врачом, работающим в Чикаго и Лондоне.

«Он был очень беспокойным и возбудимым, – вспоминал Селлар. – И много пил». Когда Селлар предложил не так сильно налегать на алкоголь, Крим признался, что много лет принимал опиум, но недавно бросил, а потому ему необходимо пить – «чтобы успокоить нервы». Он без умолку говорил о женщинах^[10] – о том, он встречал их на улицах Лондона и в театрах, водил ужинать в рестораны, спал с ними. По мнению Селлара, он был «плохим человеком без всякой утонченности» и «с полным отсутствием морали».

Крим вел себя как паразит. Однажды он разбудил Селлара посреди ночи, вооружившись бутылкой виски и попросив с ним выпить. Он сказал, что не может уснуть и хочет с кем-нибудь поговорить. Селлар открыл дверь и не осмелился отказать в просьбе. Этот человек легко раздражался, был вспыльчив и «не совсем в своем уме». Селлар часами выслушивал «непристойные разговоры» Крима, чтобы успокоить его. «Он может причинить кому-нибудь вред, – опасался Селлар, – если ему отказать».

У других пассажиров сохранились яркие воспоминания о поведении Крима во время путешествия. По словам Роберта Касвелла, тюремного капеллана из Торонто, в первые дни плавания он «во всех отношениях вел себя как джентльмен». Потом он начал пить, и ходили слухи, что он принимает морфий. «В таком состоянии, – вспоминал Касвелл, – он часто говорил об огромном количестве женщин, с которыми был близок, и пренебрежительно отзывался о женщинах вообще».

Крим на фотографии, сделанной примерно во время его возвращения в Квебек в 1892 году (Научная и общественная фотобиблиотека, Лондон, изображение 10658278)

Во время еды он сидел за одним столом с подполковником Леоном Волом, бывшим офицером полиции лет 55. «Он постоянно говорил о женщинах, – вспоминал Вол. – Даже сказал, что в Лондоне у него всегда было столько женщин, сколько он хотел». Крим сказал Волу, что принимал морфий, «но бросил» и занимался «специальным исследованием» ядов. В другой раз он вскользь упомянул, что делал аборты нескольким женщинам. Признания были ошеломляющими, учитывая должность Вола – больше 10 лет он был начальником полиции Квебека. А Джон Кэнтл, продавец из канадской нефтяной компании, вспомнил, как Крим упоминал, что у него есть информация, связанная с убийством, – что-то о «женщине, которую отравили в Лондоне». Никто из новых знакомых Крима не воспринял его слова всерьез. Они списали его хвастовство и возбужденное поведение на выпивку и наркотики.

Несколько месяцев спустя Селлар вспоминал, что в какой-то момент путешествия упомянул, что плохо себя чувствует, и Крим предложил ему таблетку. К счастью, Селлар отказался.

* * *

Крим прибыл в Квебек 20 января 1892 года, в день, когда термометры показывали –20 °C, и остановился в отеле «Бланшар» – жена его брата Дэниела, Джесси Рид, отказалась впускать его в свой дом.

Однажды Крим пригласил к себе в комнату другого гостя, коммивояжера Джона Маккаллоха. Крим отпер желтый лакированный сундук и достал жестянку размером с ящик для денег. Внутри была маленькая бутылочка, частично заполненная крошечными беловатыми кристаллами.

– Это яд, – объявил Крим.

– О боже, – выплюнул Маккаллох, – и зачем он вам?

– Я даю это женщинам, чтобы избавить их от тягот семейной жизни, – сказал Крим, а затем открыл ящик комода, показав множество одинаковых пузырьков с лекарствами и маленькую картонную коробку. Внутри лежало около 20 пустых желатиновых капсул длиной около сантиметра. –  Я кладу яд в них.

Затем он сунул руку в желтый сундук и вытащил фальшивую бороду, аккуратно разделенную у подбородка^[11].

– Для чего вы ее используете? – спросил Маккаллох, увидев бороду.

– Чтобы скрыть свою личность, – объяснил Крим, наслаждаясь рассказом о своих гнусных деяниях, – и чтобы меня никто не заподозрил.

* * *

Отель «Бланшар» находился в самом сердце исторического квартала Квебека, название которого было печатными буквами написано на паре зданий из серого камня с высокими крышами. Он считался отелем второго класса, а потому номера в нем стоили дешево – вероятно, лучший вариант, который Крим мог себе позволить. Он сказал начальнику полиции Волу и другим пассажирам «Сарнии», что направляется в Квебек, чтобы получить средства, оставленные его отцом, а затем вернуться в Англию и жениться на Лауре Саббатини. Он даже показал ее фотографию, чтобы убедить их – и, возможно, себя – в своей помолвке. Получить деньги оказалось нетрудно.

Уже через несколько дней после прибытия он посетил Уильяма Брауна из Банка Квебека, одного из душеприказчиков своего отца, и ушел с 1600 долларами банковскими акциями и наличными (в общей сложности 30 тысяч долларов в сегодняшней американской валюте). Но больше ему ничего не причиталось. «Что касается нынешних обстоятельств, – сказал Браун, – то он получил больше, чем положенная ему доля имущества».

Крим прожил в отеле «Бланшар» два месяца. Дэниел Крим время от времени заходил в гости, а Томас иногда обменивался письмами с Саббатини. Маккаллох, который продавал специи и кофе для компании Pure Gold Manufacturing Company из Торонто, тоже ненадолго поселился в этом отеле, и, несмотря на тревожные заявления Крима об отравлении женщин и абортах, они оставались в хороших отношениях. Однажды вечером в воскресенье они катались по городу на санях, и Крим показал дома его родственников и верфь, на которой он работал в юности. Крим много пил и принимал морфий – однажды Маккаллох даже застал его «в совершенном оцепенении», но он продолжал хвастаться своими победами. Крим показал Маккаллоху порнографические изображения и сказал, что ему было «очень весело в Лондоне», так как там он платил не более шиллинга за проститутку и нанимал до трех женщин за ночь.

Затем человек, который мог снабдить его лекарствами и ядами, вошел в парадную дверь отеля. Мартин Кингман, продавец в «Компании Г. Ф. Харви», производившей лекарства в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк, всегда останавливался в «Бланшаре», когда бывал в городе. Кингман был невысокого мнения о Криме – «распущенном человеке», который «постоянно говорит о женщинах и любит читать непристойные книги», – но принимал его заказы на множество смертельных лекарств и ядов, включая стрихнин, морфий и опиум. Наркотики доставляли прямо в «Бланшар».

Вскоре Крим написал в компанию, очевидно представившись лицензированным врачом и предложив стать ее агентом в Англии. Он заказал прямоугольный чехол из коричневой кожи для хранения бутылок-пробников продуктов «Компании Г. Ф. Харви», который, как он утверждал, будет использоваться для распространения препаратов среди лондонских врачей. Крим рассказал Маккаллоху и его брату о своих планах. «Он рассчитывал заработать на этом целое состояние», – вспоминал Маккаллох.

* * *

Матильда Надо обменивалась с Кримом парой слов всякий раз, когда они встречались в коридорах «Бланшара», – он взял за правило разговаривать со всеми горничными в отеле. Однажды в середине марта он сказал 22-летней девушке, что ей нужно лекарство, и предложил ей две таблетки темного цвета.

«Примите одну во время чаепития, – сказал он, – и обязательно вторую, когда будете ложиться спать».

Она приняла одну таблетку и почувствовала жгучую боль в животе. Затем на лице выступили фиолетовые пятна, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Она почувствовала странное ощущение во всем теле. Несколько стаканов молока помогли успокоить ее желудок, и, отказавшись от приема второй таблетки, Надо поправилась.

К концу марта Крим был готов вернуться в Лондон. Он собрал деньги, за которыми приехал, и никто в его семье, похоже, не горел желанием удерживать его в Квебеке. Перед отъездом он заказал местному типографу рекламную листовку тиражом в 500 экземпляров. Содержание было следующим:

СМЕРТЬ ЭЛЛЕН ДОНВОРТ

Для гостей отеля «Метрополь»

Дамы и господа,

настоящим я уведомляю вас, что человек, который отравил Эллен Донворт 13 октября прошлого года, на данный момент работает в отеле «Метрополь» и ваши жизни в опасности, пока вы остаетесь в этом заведении.

С уважением, ваш У. Г. Мюррей.

«Метрополь» был недавно открывшимся высококлассным отелем напротив железнодорожного вокзала Чаринг-Кросс. Крим и Луиза Харви прогуливались мимо его элегантного фасада из камня цвета буйволовой кожи в октябре прошлого года, в тот вечер, когда он дал ей таблетки на набережной Темзы. В уме Крима сформировалась новая схема шантажа, но как он планировал использовать шантажистскую листовку и почему выбрал «Метрополь», так и осталось загадкой. Он договорился, чтобы копии отправили ему в Англию, и покинул «Бланшар».

* * *

Двадцать второго марта Крим и Кингман отправились в Саратогу-Спрингс, что примерно в 50 километрах к северу от Олбани, на встречу с Джорджем Харви, президентом фармацевтической компании. Крим снова предложил фирме свою кандидатуру на роль лондонского агента, но Харви отказался, заявив, что сосредоточен на североамериканском рынке. Однако Криму предоставлялась скидка на любые лекарства, которые он заказывал, если он хотел их перепродать.

Крим взял кожаный футляр и образцы лекарств, которые заказал, заплатил компании Харви 20 долларов и сел на поезд до Нью-Йорка. Затем он занял одну из 220 кают первого класса на судне «Британник», которое отчалило на следующий день в половине второго и вскоре растворилось в завесе дождя и тумана. Лайнер «Уайт Стар» – один из самых быстроходных в то время – мог перевезти до 1200 пассажиров из Нью-Йорка в Ливерпуль менее чем за восемь дней. Шестью месяцами ранее Крим отправился в Англию на тихоходном парусном судне, однако на этот раз он торопился. У него был свежий запас яда и незаконченное дело в Ламбете.