Диана Ва-Шаль
Беги! Прячься! Молись!
Вот только молиться уже не хочется. Слова уходят в пустоту, остаются без ответа, и люди оказываются лицом к лицу со страхами и монстрами. Никто не поможет себя уберечь. Тени скрываются в ночи. Подглядывают в окна. Подслушивают шепоты и мысли. Следят, следят неустанно, и днем и ночью; стоит лишь узнать о монстрах, признать их существование – и вот ты уже добыча.
Беги! Беги быстро! Беги не оглядывайся! Беги и знай: спрятаться не получится. Укрыться нельзя. Молись, моли, умоляй!
Они переехали в Мукро вчетвером. Слишком скоро пути их разошлись. Выехать из столицы удалось лишь одному – ушел служить, уехал на Север (обещал искать монстров там); ни слова, ни весточки. Второй стал корреспондентом, хотел рассказывать о монстрах, уберечь людей от их серповидных когтей – и пары месяцев не прошло, как бесследно исчез; оказался стерт, будто не существовало человека. Девушка стала блистательной актрисой, но однажды признала в творческой среде существование монстров – пыталась бежать, когда заметила сгущающиеся вокруг нее тени, но тоже не смогла. Исчезла. Померкла звезда. И крик ее отпечатался на стенах гримерки следами тщетной борьбы.
Цепи. И глубже, глубже, глубже; под землю, во тьму, в холодный тлетворный мрак. Признаешь существование монстров – оживишь тем их в своем сознании, и они придут, заберут. Безликие тени станут из плоти и крови.
Он сам не выбирал себе роль ни спасителя, ни провидца, ни миссионера. Стал клерком в белом воротничке. Одним из сотен тысяч таких же, работающих в высоченных стеклянных башнях. Не упоминал монстров. Думал меньше. Говорил тише. Не засиживался с шепчущимися ночами. Верил, что надежно защищен. Доверил жизнь верхам, а душу Богине Матери. Не заглядывался в ночные окна. Не выказывал страха. Вел себя так, будто ни о чем не знал, ничего не понимал.
Но пару недель назад исчезла бабушка. Ушла утром в собор вознести Богине Матери молитву и не вернулась домой. А он в панике и истерике кричал, что тени забрали ее. Монстры напали и утащили в свои мокрые норы – забылся, забыл правила сожительства с тьмой. Вышел на улицу, призывал людей открыть глаза, заглянуть в ночные окна, увидеть ухмыляющиеся тени… А когда опомнился, понял, что пропал.
Переехал из квартиры в самом центре в небольшую каморку на окраине. Забаррикадировался. И стал ждать.
Может, не услышали его слабый голос? Может, затерялся он в шуме белоснежного города? Может, чудятся ему глаза за спиной? Скрежет когтей по входной двери? Может, боится он так, что заставляет себя поверить? Может, нет ничего, не существует?
Тяжело поднимается, – ноги точно свинцом налиты, сердечный ритм отбивает чечетку в бешеном темпе; пот катится по телу, лицу, все липкое, мокрое, грязное, – первый шаг из тьмы комнаты в гнетущий коридор. Пахнет плесенью, пахнет сыростью; обои оборваны, пол вздулся. Холодно, мертвецки холодно, хотя на улице стоит душная жара.
Шаг. Второй. Третий.
Ничего нет. За дверью ничего нет. Пустота. Тишина. Монстры смотрят в окна, скрываются за стеклом, хоронятся в тени – они не выслеживают добычу в коридорах за входными дверьми. Там ведь пусто? Он один? Он лишь накрутил себя, довел до истерии, до панического ужаса? Никого не будет. Он заглянет в дверной глазок и поймет, что худший его враг – собственное воображение.
