II
I
20:50
Хлоя
Она отворила дверь: та была не заперта. Вошла в коридор тихими шагами, прислушиваясь: было темно – свет горел только на улице и остатки его выбрасывались из окон сюда.
На диване кто-то сидел – она подошла сзади и направила ружье на силуэт: знакомая женская фигура. Джессика. Она была мертва – из шеи торчал нож. Комната была почти пуста.
Хлоя отошла от нее, сделав два шага назад. Внезапно что-то упало: она не увидела, что это было и откуда именно оно упало.
Резко развернулась: в левой ноге выпалила острая боль. Едва слышно простонав, она, не оборачиваясь, услышала, как кто-то дергает ручку. Опять. То же, что было днем.
Хлоя развернулась, и ручка перестала дергаться. Она, стараясь удерживать дробовик в одной руке и нажимая на ручку двери другой, открыла дверь и та, скрипнув, отворилась.
Она сделала шаг в темноту. Еще один. Что-то мягкое и плотное почувствовала она под ногой. Отведя руку сначала вправо, не нащупав выключатель, девушка взяла дробовик в правую руку, и левая проскользила по чему-то склизкому и холодному на стене, нащупав что-то. Одним движением смахнула маленький выступ вниз: включился свет. Стены, потолок и даже провод, на котором свисала лампочка, освещавшая ярким и слепящим светом, были в крови. На полу, в лужах – части тел, торчащие кости. Под ногой у нее все еще было что-то мягкое – она отдернула ногу: там была чья-то рука.
Калеб пустил одну пулю ему прямо в грудь, но мужчина продолжал наступать на него, как будто ничего не было. Две пули ушли впустую – парень промазал, целясь ему в голову.
На это мужчина ответил ему смехом:
– Да, у тебя было три попытки, но ты – промазал.
Калеб лежал на спине, а тот взмахивал топором, играючи промахиваясь и оставляя меньше сантиметра для того, чтобы отсечь ему, беспомощно отползающего и извивающегося на земле, ноги.
Хлоя вышла из дома: Калеб отползал от мужчины с топором, и когда тот замахнулся, чтобы нанести решающий удар, вышла она, и, прицелившись, выстрелила:
– Сдохни, сука! – и из дробовика вылетела дробь.
Мужчина упал: сначала на одно колено, потом на другое, и лицом на землю, держа топор в руках. Ворота открылись: в эту же секунду подъехали полицейские машины с мигалками и сиренами, из машин выскочили полицейские в форме и десяток пуль влетели в этот же момент в него.
Как там говорилось? «Люди делятся на тех, кто убивает, чтобы выжить, и тех, кто живет, чтобы убивать… Те, кому нравится убивать, вступают в схватку с жестокостью и азартом, но побеждают обычно те, кто борются за свою жизнь»
И, да: умирать – это больно…
…я и сам не раз чувствовал эту боль.
Гостиная
Девять полицейских стояли возле камина и двери по обе стороны. Хлоя стояла справа, в центре, закутанная в провонявшийся плед, с перевязанной лодыжкой. Мерфи стоял слева от нее, позади него – помощник шерифа. Один – покрупнее того – выбил дверь. Пустая, сырая, темная комната. С потолка лишь свисала лампочка на проводе.
– Я видела своими глазами! Там везде была кровь! По комнате были разбросаны куски мяса, отрубленные руки, головы! – но ее больше никто не слушал.
«Девочка все еще в шоке от пережитого» – подумал каждый из них.
Мерфи с детективом ходили вокруг машин.
– Даже если бы они все сделали правильно, то все равно не смогли бы выжить… – сказал Мерфи, глядя на красный джип.
– О чем вы? – спросил его детектив.
Мерфи отошел от машины, обошел ее и подозвал к себе детектива:
– Взгляните сюда… Все они были настолько перепуганы, что не заметили, что у машины спущены оба колеса с правой стороны, а у первой из бака торчал провод.
11:42
Чистилище
Железная дверь была открыта, внутри было темновато. Мерфи стоял возле входа, смотря на два дерева, обмотанных в какую-то белую ткань.
Один из помощников шерифа выскользнул из прохода со словами, обращенными к нему:
– Лучше не заходите туда, – и отошел в сторону, в кусты.
Но Мерфи вошел, прикрывая нос рукавом своего бежевого пальто.
Посередине – хирургический стол, под ним – тело с десятком кинжалов, во всю стену – разбитое зеркало, рядом – мясницкий крюк. Под ним, на белом кафельном полу – застывшая лужа крови, въевшиеся лужи крови почти повсюду.
Некоторые полицейские вроде сержантов вошли в соседнюю комнату – дверь в нее была справа. В той комнате в углу, давно засохшая роза, листья которой валялись на полу, а стебель пророс сквозь грудную клетку, толпились криминалисты и несколько любопытных сержантов, не побоявшихся запачкать обувь. Мерфи же дальше порога не ступил, оставшись у входа и наблюдая за работой опергруппы: те тщательно, но тщетно искали улики.
Мерфи посмотрел на потолок: в месте, что было ровно над столом и над которым сейчас сверкали вспышки фотоаппаратов, была установлена плита – к ней крепились кинжалы и те теперь уже были в теле того парня.
10:33
Мастерская
Они достали коробку, стоявшую на маленьком разбитом окне, что было над ржавым шкафом. Фото всех жертв, вещи, принадлежавшие всем им – все он собирал там.
23:56, 2015. Два месяца спустя
Кабинет Джеймса Мерфи
Мерфи закурил сигару своей любимой дешевой марки. Жалюзи были опущены. На столе лежала газета. Он взял ее в руки, прочел статью на первой странице газеты с крупным жирным заголовком:
«Калеб Фостер был найден в своей квартире мертвым. Следов не обнаружено. Убийца находится в розыске» – газета двухдневной давности.
Достал из стола ножницы, вырезал этот отрывок вместе с фотографией трупа. Подошел к доске и прикрепил вырезанный фрагмент на доску.
Вернулся к столу, уселся и, пооткрывав шкафчики в столе, наконец достал желтый выцветший блокнот в прозрачном пакете. Открыл его на первой же попавшейся странице.
Запись датировалась 15.9.2010:
«Понимая, по чьим правилам играешь, повернуть счет игры в свою пользу становится тяжеловато, да и желание играть сразу же куда-то исчезает… Но, разобрав их правила игры, появляется возможность их изменить и заставить играть по своим правилам. А правила же, в конечном счете, не имеют ни малейшего смысла. Они – лишь жалкие попытки скрыть ошибки системы»
Пролистнул дальше, попал на следующую запись обратным числом
14.9.2010:
«И если смерть – это величайший обман, то жизнь – это величайший дар из всех возможных»
13.10.2015:
«Может быть, даже если все действительно предрешено, то повернуть назад – никогда не поздно. И так же никогда не поздно осознать.
Осознать, что хоть все и решено, но последствия можно изменить. Ведь, если столкновение неизбежно – нужно сделать все,
чтобы смягчить удар»
23:57, 2015. Два месяца спустя
Полицейский участок, кабинет Джеймса Мерфи
На столе лежали всего несколько папок. Слабо горела лампа в углу стола и была единственным источником, что рассеивало мрак в кабинете. Взяв со стола фотографию Калеба Фостера, он прикрепил ее рядом с фотографиями других жертв с пометкой «2015», соединив их красной нитью. Фотография Хлои Никс была прикреплена чуть выше остальных в том же правом нижнем углу доски, но от этой фотографии линии не шло. Вынув из папки с датой 1975 и пометкой «Лэнгфилд. Дело в Рэстл Скэффолд», он достал оттуда фотографию парня с русыми волосами и темно-синими глазами, вырезанной, кажется, из общей фотографии, и следом достал снимок скелета в гробу, подписав инициалы «Э.Ф»
Усевшись в кресло, он потянулся за сигарой и закурил, смотря в окно: из-под незакрытых жалюзи пролетали белые блики проезжающих машин и по стеклу начинали аккуратно постукивать капли начинающегося проливного дождя. Он отложил сигару, отвлекшись на случайную мысль и посмотрев на доску, перевел взгляд на окно: на другой стороне улицы стоял человек – знакомый ему силуэт. Он подошел к телефону-автомату и нажал на несколько цифр, стоя лицом к Мерфи и смотря на него. Телефон на его столе громко зазвонил. Мерфи снял трубку и медленно поднес к уху, не сводя глаз с человека.
– Ты знаешь, кто его убил.
За окном проехала полицейская машина с включенными мигалками, и он скрылся из виду – телефонная трубка осталась висеть на проводе.
12:32, 2015. Два месяца спустя
Дом
Посвистывая, Он отворил дверь и вошел с пакетом в одной руке, медленно пройдя к развалившейся книжной полке. Взял оттуда книгу в черной кожаной обложке, отбросил в сторону: дверь перед ним открылась. Он нажал на выключатель, перевернул пакет – оттуда вывалились несколько голов. Он выключил свет, вышел, закрыл за собой дверь и бросил пакет на пол. Книгу на место ставить не стал.
Прекратив посвистывать, мужчина достал телефон и набрал номер.
12:32
Кабинет Джеймса Мерфи
На столе зазвонил телефон. Мерфи снял трубку:
– Камеры засекли активность у знака запрета въезда в лес дальше десятой мили, – донесся знакомый голос девушки.
Мерфи нахмурился и потушил сигару:
– Когда?
– Около часа ночи.
– Отправьте патрульных, – сказал он и положил трубку.
Тут в кабинет снова постучались.
Не успев ответить «Войдите», на его столе снова зазвонил телефон.
Попытки – ценны. Результат же – всегда один и тот же.
Никто не выживает. Никогда.
Я наблюдал, как они отчаянно боролись за выживание. Боролись за свою жизнь,
ибо сражаться им больше было не за что.
Но знали бы они, что, борясь за свою жизнь – она обесценивалась с каждой секундой все больше и больше.
Почему?..
Потому, что все уже предрешено. Они сами сделали выбор. А все имеет последствия. Все было предрешено невозвратно: знали бы они, что резона сражаться им, отнюдь, нет – они бы так не бились.
…и пока они думают, что бьются, чтобы выжить, ими движет лишь надежда, инстинкты и…
ничего более.
Иногда смерть подбирается к тебе слишком близко,
так, что дышит своим тлеющим, тошнотворным духом
тебе в затылок.
И ты оборачиваешься,
начиная смотреть в ее безликое отражение. И ждешь. Ждешь и ужасаешься. Ужасаешься, потому что знаешь, что вот-вот умрешь, и потому, что в отражении – твой убийца.
Ты ждешь,
ждешь
и ждешь. Но ничего не происходит. И тогда она разворачивается – отступает на пару шажков назад,
но ненадолго.
Это значит, что твое время еще не пришло.
Это просто значит, что еще не твоя очередь.
Где есть надежда, там есть и страх. Страх чувствует только жертва. Но что касается надежды… то я бы убил ее первой.
Чтобы не мешала.
Страх же – это эмоция, одновременно стоящая наряду с чувствами, что окрашивают нашу тусклую жизнь в насыщенные, яркие краски и сводят людей с ума.
Но сколь прекрасными не были бы чувства и эмоции, остается вопрос:
так ли важно чувствовать, чтобы жить?
Мерфи поднял трубку:
– Привет, Мерфи. А я иду мстить…