Больше болезненной темы мы не касались. Соль, наконец, закончила сортировать «фладости» и причапала к нам за стол, делиться. Пришёл и Ивасик, буквально. Передвижение его заняло куда больше времени, чем у мелкой сластёны, но зато грубо выструганные костыли, что стоят у кровати, мальчик мужественно проигнорировал и глядя в лучащиеся счастьем глаза братишки я в очередной раз убедилась, что всё делаю правильно.
И хоть время близилось к полуночи, спать малых никто не гнал, всё равно бесполезно. И у нас получился самый настоящий семейный вечер, как когда-то. Уютный очень и душевный. С ягодным взваром и сухариками из ароматного хлеба. Мелкие, понятно, предпочтения сладостям отдавали, даже Ивасик, который вообще-то к «фоколадкам» равнодушен. Я же с наслаждением грызла сухарики, даже в взвар макать их было жалко: хлеб, испечённый дядюшкой, всегда был на вкус, как его объятия. Мелкие, не выпуская из рук ни куклу с коляской, ни секстант с биноклем, захлёбываясь, делились нехитрыми новостями, о том, как у Ростика коза – та самая, лопоухая! – окотилась, и вот бы нам козлёночка с такими ушками, и что Елдыгир сыну ажно целую колесницу подарил, и в лесу опять золотую ланку видели, а у Пыжа маховые перья линяют…
Естественно, вся домашняя да дворовая живность к нам присоединилась: скреблись в двери, пока не пустили. В домике сразу стало тесно, но зато очень весело. Даже линяющий Пыж предпочёл ночной охоте наше общество и теперь, подрёмывая, чистил перья, сидя на подоконнике.
Когда дети, наконец, улеглись, стрелка на часах уже к трём подбиралась. Прислуга в замке встаёт рано, а значит, нельзя терять ни минуты. Что успею, тем подсоблю дядюшке. И обновы ребятишкам наметать ещё надо…
– Ты, может, тоже прилёг бы? – неуверенно спросила у ведуна, когда он следом за мной из дома вышел.
– Ты меня поучи, что делать, – проворчал дядя в ответ. – Ишь, пигалица…
И добавил уже с усмешкой:
– Бессонница у меня, девочка. Так что подсоблю уж, чем смогу.
Забравшись на крышу, я, как могла, подлатала прорехи. Знаю, на деньги, что принесла, не только крышу починить можно – терем новый отгрохать, но дядюшка, конечно, компонентов лекарственных для Ивасика накупит. И, как ни печально это осознавать, денег на то, чтобы поставить мальчика на ноги, всё равно не хватит. А ведь ещё Соль блокираторы подновить надо… А насчёт того, чтоб дядюшке себе зелья приготовить он и слушать не станет. Сначала дети, потом уж сам. И сколько ни тверди ему, что мелким он здоровым нужен, бесполезно. Отчихвостит, чтоб нос свой не совала, куда не просят…
– Кто же столько дров запасти помог? – обновив защиту вокруг дома, спросила я дядюшку. – Неужто деревенские.
– А как же, – хитро прищурился ведун. – Есть тут один рыжий да назойливый, всё ходит, выспрашивает, когда старшенькая моя вернётся…
Щёки мои зарделись против воли.
Дядюшка, понятно, на Олафа намекал, приёмного сына кузнеца. Олаф ещё мальчишкой с меня глаз не сводил, когда в Горшки по поручению ведуна бегала. Даром, что под «серой» личиной…
Один раз даже с «заезжими дворянчиками», как сам их презрительно обозвал, из-за меня сцепился. Те «дочку колдуна» решили своим вниманием осчастливить. Впятером… Я бы тогда сама справилась, а потом ещё б и «поучила» в лесу всю честну̀ю братию, как умею: они на охоту в наши края прибыли, вот и продлилась бы та охота на седмицу-другую-третью дольше запланированного, но уж больно красиво их тогда Олаф отделал, я даже от себя ничего «добавлять» не стала. Так, пара заговоров на мужскую несостоятельность, но разве ж это наказание? Уверена, мне столько девушек сказали бы спасибо, если б узнали. Да и сами «дворянчики» благодарить должны, что избавила от нездорового желания женщин бесчестить… В общем, залечила напоследок пару сломанных рёбер и носов, да предупредила шёпотом, что не дай Вещунья кузнеца сыну мстить будут, кости не только снова разойдутся, но и загниют. И ни один лекарь тогда не поможет.
Мне тогда тринадцать было, Олафу – восемнадцать. Тогда он и сказал, что будет ждать, пока в возраст войду, и дядюшке богатый выкуп заплатит, чтобы в дом свой хозяйкой меня ввести. Я посмеялась, конечно.
Но, чего уж там, приятно было. Дурёхе тринадцатилетней.
Олаф уже тогда был всех в Горшках выше и в плечах шире. Пригожий такой и… он был добрым… А ещё рукастым и молчаливым. Селянки по нему окрестными вёсками сохли. Да и мне, девчонке совсем, Олаф предметом мечтаний казался. Я даже представляла потихоньку, как он к дядюшке приходит, руки моей просить, а я тем временем ленты красные в косу вплетаю… Не то, чтобы я всерьёз тогда за Олафа собралась, но из всех деревенских он самым достойным был…
А я ведь, когда два круга назад уходила, даже не попрощалась с ним. Да и вспоминала от силы… ну разок так точно…
– Надо будет спасибо сказать, – тихо сказала я. – Когда в следующий раз приду…
– Скажи, скажи, – коротко хохотнул дядюшка. – Может, всю дурь из тебя вышибет и в облаках витать перестанешь, о невозможном мечтать…
Я как стояла, так и замерла с открытым ртом. Что я для дядюшки – открытая книга, и он меня лучше меня самой знает, то не новость совсем, с детства так было.
– Ты о чём, дядюшка…
– Ты мне дурочку из себя не строй. А то не вижу, можно подумать, что влюбилась по уши. Что, скажешь, в конюха чи в егеря? Не надо мне только голову дурить. На мужа дамочки, значит, губы раскатала.
Я хотела возразить, что не на мужа, а на жениха, но решила, что хрен редьки не слаще и потому промолчала, закусив губу.
Поработать над обновками для мелких так и не вышло. Времени не хватило. Меня дядюшка к речке Дымке проводил и там я, обернувшись речной выдрой, ихшана наловила полный кузовок. Хотела до дому помочь донести, да дядюшка не позволил, отправил обратно, в замок.
– Беги, егоза. Не зли дамочку. Лучше ещё другой раз придёшь.
Порывисто обняла старого ведуна. Он сдержанно похлопал меня по спине.
– Дядюшка, а что Русальник? Неужто раньше на этом круге расцвёл?
Дядюшка посмотрел на меня с сомнением.
– Дети из Нижних Погребцов, говорят, пропали, – пояснила я. Девчонка в замке сказала, что Русальник видели…
Ведун нахмурился.
– Девчонка, говоришь…
– Насья и Ивашка, кажется, – вспомнила я.
Ведун отмахнулся.
– Дома они, – как-то сухо сказал он. – И до Русальника ещё две седмицы. Наслушаешься тоже… Ты лучше скажи, что за девка такая, что ты никак о ней думать не перестаёшь?
В этом весь дядюшка. Пока не выяснит, что грузом на сердце лежит, не отпустит. Запираться бесполезно, умалчивать – тем более.
Пришлось признаваться. Каяться.
Как Марыську в коридоре нашла, как вид её хворый не понравился… Ну и как нарушила главный наказ дядюшки: силой поделилась.
– Пусть хоть небо на землю обрушится, поняла? – наставлял он меня, совсем ещё кроху. – Пусть солнце на западе встанет и на востоке сядет. Ни одна живая душа знать не должна, что ты силой делиться можешь, ясно тебе? Ни одна. Пусть хоть серая хворь вокруг бушует, народ сотнями косит, хоть ураган, хоть землетрясение, Йен. Ни одна душа.
Конечно, я обещала. Я вообще редко дядюшку ослушивалась. По-хорошему – всего однажды, когда, несмотря на его запрет, за Дианой ушла… Но проходило сколько-то времени и разговор этот повторялся. Снова и снова.
– Не нравится мне сила твоя, – говорил дядюшка. – Не сама сила, конечно, то дар бесценный, миру нашему неведомый, а то, как ты ей делишься. Слишком уж мощный поток, девочка, слишком. Обещай, что никто об этом не узнает.
– Обещаю.
– Пред Вещуньей поклянись! – настаивал дядюшка.
Делать было нечего. Приходилось клясться…
… – Девушка была в беспамятстве, – завершила я краткий пересказ событий в коридоре замка. – Вокруг никого. Я должна была так поступить, ей, правда, плохо было.
– Ишь ты, плохо, говоришь…
Неуверенно кивнула. Не поняла толком: будет дядюшка ругаться, или пронесёт. Впрочем, что ругаться… Меньше всего на свете я хотела расстроить или разочаровать ведуна, который был мне и отцом, и матерью, и наставником. И вообще – всем.
– А как силу вдохнула, отживела, значит?
– Мгновенно! – подтвердила я, и, вопреки логике, дядюшка нахмурился ещё сильнее.
Пожевав губами, наконец, изрёк:
– Совсем ты сдурела в своих заграницах. Кто ж силу зазря расходует, когда у матушки-природы попросить можно?
– Ой…
– Вот тебе и ой. Травками, оно, конечно, не так быстро и повозиться придётся, а всё ж таки пробитую оболочку восстанавливают.
Перечислив комбинацию нужных трав и рецепт их приготовления, дядюшка погрозил мне пальцем.
– Смотри, девочка, – сказал он. – Ты мне слово давала, помнишь?
Кивнула поспешно.
– Никаких больше передач в Драконьем Гнезде, поняла?
– Не видел никто.
– Нет, ну ты ей про Фому, а она тебе про Ерёму. Ты ей белое – она тебе чёрное! – рассердился-таки ведун.
– Поняла, поняла, больше не буду.
– Смотри, дочка, – серьёзно сказал дядюшка. – Ты мне слово дала.
Клюнув растрогавшегося от неожиданности дядюшку поцелуем в щёку, я устремилась обратно. На этот раз обернулась ланкой в золотых пятнышках и понеслась быстрее стрелы. Сперва-то птицей хотела. Но теперь, когда чуяла травки, которые перечислил дядюшка, останавливалась, собирала быстро и прятала в мешок. Сделаю для Марыськи ещё взвар укрепляющий – лишним не будет…
Потому и вернулась в замок лишь с рассветом, еле крылья волоча, – на гору всё ж сойкой взлетела. Уставшая, как шерп знает что, но счастливая до невозможности. Встреча с семьёй после долгой разлуки купала сердце в любви и даже усталость как будто не чувствовалась. Хотя я себя знаю – это лишь на ближайшие час-другой, а там как бы не свалиться, как та Марыська, прямо в коридоре…
– Тьфу, напугала, – беззлобно выругался зазевавшийся стражник, который, конечно, на голубую сойку внимания не обратил, а когда шла мимо уже горничной леди, зевоту подавил, глаза вытаращил. Даже живот втянул. Ну как втянул, попытался.
– Тебе чего не спится, красотка? – обдав запахом табака и совсем чуть-чуть перегара, поинтересовался стражник. – От тоски любовной маешься? Так приходи ко мне, утешу.
Кто о чём, а вшивый о бане.
– Так вы ж женаты вроде, господин утешитель, – улыбаясь, в тон стражнику ответила я.
– Ишь, – крякнул он одобрительно. – Ты ж новенькая! Откуда про жонку узнала-то?
Откуда-откуда…
– Так вы сами только рассказали, – беззаботно пожала я плечами, и стражник, хлопнув ладонями по бёдрам, расхохотался.
– А ты ловкая! – восхитился он.
– А то!
Я уже взбежала по ступенькам входа для прислуги, как свежий утренний ветерок донёс сплетение ароматов шимолости и лимоска. Я застыла на месте. Цветут эти два растения в разное время года: шимолость весной, лимоск – поздней осенью. А это значит, аромат, что ноздри щекочет, ни от того, ни от другого. Розетка это, как пить дать. Один из компонентов восстанавливающего взвара. По дороге розетка так и не встретилась, а петлять по лесу в её поисках я не решилась. К тому же розетка – горный цветок, в лесу ему делать нечего.
Скрипнув зубами, спустилась с крыльца и поплелась за угол. Лучше сейчас завершу сбор, а потом уже и подремать можно…
Розетка нашлась в замковой оранжерее – даже удивительно было, как я умудрилась различить её тонкий аромат среди изысканного розового шлейфа. Потирая руки, порадовалась своему упорству: розетка здесь – всего лишь сорняк, поленилась бы – и глядишь, к возвращению садовник уже выполол бы её…
– А я всё думаю, кто ворует мои розы, – раздалось сзади насмешливое.
Поспешно поднялась на вмиг подкосившихся ногах, оправила передник. Заправила за ухо выбившуюся прядь, убедившись предварительно в её бесцветности. Вдохнула поглубже и лишь после этого обернулась к хозяину замка и злополучных роз.
Лорд Сварт стоял, скрестив на груди руки, и наблюдал за мной с интересом.
– Вот так, сажаешь их, – продолжал он, явно не нуждаясь в моём ответе. – Ухаживаешь, как за детьми, а потом появляется наглый воришка и зарится на их красоту.
Я часто заморгала.
Умеет лорд удивлять, ничего не скажешь.
По дороге в Драконье Гнездо он и охотился наравне со своими людьми, и с разбойниками сражался, и речную хидру один на один одолел. А теперь выясняется, что он и розы выращивает. Может, он ещё и пироги печёт?
Повезло Диане, ничего не скажешь…
Зеленоглазый, конечно, прекрасно видел в моих руках пучок розетки, да и понимала я, что шутит он, но… разозлилась. Внезапно.
Без повода совершенно.
Потому и ответила несколько резковато:
– Не зарилась я на ваши розы. Розетку собирала.
– Совсем-совсем не зарились? – усмехнулся зеленоглазый. – Чтобы девушке не приглянулся сорт magikasas qeens? Ни за что не поверю.
– Воля ваша, милорд, – ещё суше сказала я, невольно покосившись на пышные розовые кусты. Как назло, бутоны крупные, глубокого пурпурного цвета, с алым и жёлтым бархатным ободком… да эти розы были самим совершенством, чтоб меня шерпы съели! – Только мне больше по вкусу полевые цветы.
– Вот как?
Сцепила зубы. Будь на моём месте леди Ди, зеленоглазый шутить не стал бы. Непременно б уже с поцелуями полез.
Я кивнула, пожала плечами.
– Может, их красота не такая броская, незаметная даже… Но такая настоящая, что сердце от нежности сжимается.
Выпалила и поспешно варежку захлопнула. Ну вот куда меня понесло, а? Сердце сжимается… Вот зачем зеленоглазому эта важная и столь необходимая информация?!
Думала, засмеётся. Не засмеялся.
Но от этого ещё только хуже!
– Впервые встречаю женщину, которая предпочитает розам сорняки. Ну что ж, вызов принят. Хотите осмотреть мою оранжерею? magika qeens – не единственный сорт роз, которые здесь обитают.
И вот смотрю на него, чуть ли не как в Марыськтиной личине, с открытым ртом. Глазами блымаю. Он псих? На часах пять утра, замок только-только пробуждается, природа ещё сонно зевает, а он горничную своей невесты на прогулку по оранжерее зовёт?! Зачем?
– И в мыслях не было бросать вам вызов, милорд, – присела я в книксене. – Благодарю за любезность, но, если вы позволите, займусь всё же своими прямыми обязанностями.
И я уже развернулась к выходу, как…
– А если не позволю? – и тон такой, с улыбкой, аж скулы от злости сводит.
Оглянулась недоумённо.
– Я не шучу, – пожал плечами злыдень зеленоглазый. – Кому, кому, как не вам знать о вкусах своей хозяйки. Собственно, я спустился, чтобы нарезать цветов для утреннего букета…
Кулаки я сжала так, что от впившихся в ладони ногтей чуть не взвыла!
Вот оно что!
Ну конечно, зачем лорду спускаться в такую рань в оранжерею, если не для того, чтоб порадовать любимую букетом!
Ещё и собственноручно выращенных роз!
А-а-а!! Как же это злит!!!
– Прошу оказать любезность и составить мне компанию, – махнул рукой в приглашающем жесте лорд Сварт и уже нормальным тоном добавил: – Помогите составить букет, который понравится миледи.
И локоть подставил!
Как будто я в самом деле позволю себе взять его под руку!
Нет, ну не гад ли!
И тем более гад, что не соврал ни разу: в замковой оранжерее, по которой меня битый час водили, чего только не было!
Гиацинты, гортензии, каллы, эустомы, лилии и пионы… Но больше всего было роз. Большие и маленькие, с крупными, с кулак, бутонами и крошечными, с ноготок лепестками, – такими нежными, такими прозрачными…
Соль здесь понравилось бы… Если у девочки есть ещё слабость помимо сладкого, то это цветы. Часами она может возиться с засушенными веточками, перебирать, сортировать… Дядюшка ворчал, что лучше б «полезные учила, а не красивые»… Но… ворчал-ворчал, а принёс девочке книжку «Как разговаривать на языке цветов». С тех пор с Соль сладу не стало, принялась вплетать травки в волосы и требовать, чтобы мы угадывали, что она этим хочет сказать…
…Зеленоглазого мой выбор удивил, и это мягко сказано. Признаться, я увлеклась. Немного. Но ведь сам сказал – то, что понравится леди Ди.
А я точно знаю, что никакие ей цветы не понравятся. Равнодушна Диана к ним. Но букет из чёрных, как вороново крыло роз, с красными капельками невероятно редкой алой гипсофилы, придётся если не по душе, то, по крайней мере, ко двору.
При взгляде на довольно мрачный и даже готичный букет, составленный мной, брови зеленоглазого лорда поползли вверх. Вспомнил, должно быть, как я давеча постельное цвета влюблённого порося ему стелила «от Дианы в подарок» и, должно быть, задумался, что чегой-то о своей невесте не знает.
Может, ему в следующий раз её кружевную сорочку преподнесть?
Впрочем, зелёные глазищи ещё больше азартом вспыхнули! Тьфу!
– А это вам, – лорд протянул мне пион. Нежно-розовый. С круглой головкой и нежными лепестками. – Не полевой, конечно, ну да что есть.
Сердце пропустило удар.
Ну вот как он умудряется попадать в самое… самое…
Слов нет, как я обожаю пионы! Про-о-осто…
Застыла в замешательстве, когда наши пальцы соприкоснулись. На миг всего. Словно показалось. Поспешно отдёрнула руку, закусила губу, понимая, что выдаю себя с головой!
Да что ж такое, Йенни! Держи себя в руках!
– Йеннифер… – проговорил вдруг лорд задумчиво. – Редкое имя. Мы с вами не встречались прежде… Йеннифер?
– Может, во снах? – вымученно улыбнулась я и пояснила в ответ на приподнятую соболью бровь: – Здесь, на Севере, верят, что, когда тело отдыхает, любопытный дух путешествует.
– Вот оно что, – кивнул лорд, поджимая чётко очерченные губы и непонятно было, всерьёз он или нет. – Во снах, значит… А вы рано встаёте, Йеннифер, – добавил вдруг ни к селу ни к городу.
– Поздно ложусь, если быть точнее, – тихо буркнула я.
И больше меня, хвала Вещунье, не задерживали.
Облегчение, когда покидала оранжерею быстрым шагом, сжимая в руке стебель пиона, знатно подпортило чувство досады: спустя час блуждания с зеленоглазым по оранжерее шансы встретить старшую злыдню, сиречь Ани, горничную, у меня ещё выше!
Объясняться со старшей горничной по поводу моего вероломного отлынивания от работы в прачечной желания не было совершенно. А потому, дабы разминуться с ней, я обошла вход в оранжерею с другой стороны, миновала домик садовника…
И чуть не споткнулась о лежащую на тропинке женщину!
Сердце оборвалось: Марыська!
Неужто не помогла ей?
Но нет… Эта была совсем другая служанка, причём почтенного возраста, лет шестьдесят, не меньше…
Ну ни в какие ворота!
Сонное царство какое-то, а не замок!
– Эй, – осторожно потрясла за плечо спящую женщину и та, открыв глаза, сонно заморгала.
– Я что – заснула? – спросила она хриплым со сна голосом и закашлялась.
– Похоже на то.
– Как же всё затекло, – пожаловалась женщина. – И кости ломит…
– Так простудились, на сырой земле-то… Я вам отвар от лихорадки заварю и принесу…
– Глупости, – прокряхтела женщина. – Я из Белой Стужьей, всё детство босиком по снегу пробегала и не простужалась никогда… До сих пор в обуви неудобно.
Хотела возразить, сказать, что всё когда-то случается в первый раз, тем более не девочка ж уже… но не стала. Вот что насторожило: женщину эту я не видела раньше, могла б об заклад побиться! И тем страннее – глаза у женщины были знакомые.
Недовольно поморщившись, служанка поднялась и, забыв попрощаться, направилась к замку.
Я пожала плечами и поплелась следом.
Леди Ди у нас поздняя пташка, до полудня на перинах пронежится, так что может, разнообразия ради, мне повезёт, и хозяйка не вспомнит о своей «такой незаменимой Йенни», и мне даже подремать пару часов удастся…
За одиннадцать лет до основных событий
Жизнь в рыбацкой деревушке текла своим чередом. Не сказать, чтобы жизнь эта была чересчур тяжёлой, но и сильно радостной её не назвать.
Нет, радости в жизни этой, бесспорно, случались.
…Выбежать из дому перед рассветом, вдохнуть полную грудь солёной свежести, вглядеться, всё ещё сонно хлопая ресницами в предрассветную дымку… прислушаться к звенящей, наполненной ожиданием нового дня, тишине… ощутить полёт целого мира сквозь небесный голубой эфир…
…Улыбнуться раннему солнышку, попытаться задержать своими детскими пальчиками его ласковый луч на своей щеке… Нежный, сладкий, как мамин поцелуй… И хоть мамы у меня никогда не было, я точно знала, что, если бы она была, целовала бы именно так. Тепло и нежно, как солнышко…
…Вонзить зубы в сочное яблоко, захлебнуться кислым брызжущим соком, хрустеть с наслаждением сочной мякотью…
…Со счастливым улюлюканьем нестись со всех ног, прыгать с валуна на валун, скакать, что та горная коза, карабкаться на неприступную с виду скалу… И, покорив вершину, стоять, раскинув руки в стороны, подставляя лицо и грудь солнцу и ветру, взирать на безбрежные серые воды. И, конечно, кричать в ответ на призывные завывания! Орать во всю мощь лёгких, исчезать, растворяться в звуках своего голоса… А после потонуть в невероятной, звенящей тишине…
…Другое дело, что времени на такие вот простые и мимолётные радости катастрофически не хватало. Всегда. Жизнь у рыбаков тяжёлая, суровая, чаще всего я просто с ног валилась после работы по дому и во дворе. Что там говорить – я даже дружного рёва младенцев и переругивания Аньшаны со старшими детьми и мужем-рыбаком вскоре уже не слышала!
Чайка – та самая – от меня отстала.
Но вот ведь диво.
Чайка не появлялась, но за мной продолжали наблюдать!
В самые разные моменты ловила на себе по-человечески осмысленный взгляд курицы, вороны, соседской облезлой псины, нахохленного воробья, который терял внезапно интерес к рассыпанному по выметенной дорожке пшену…
Словом, зверьё было разное, а взгляд один.
Пристальный. Наблюдающий. Обещающий что-то как будто…
Вот только… что?
А потом у нашей калитки появился он.
Он.
Дядюшка…
…Росту странник был невысокого, сухощавый, с худым, загорелым и испещрённым морщинами лицом и убранными в низкий хвост волосами с проседью. Одет был в портки и рубаху на выпуск, подпоясанную вышитым диковинными узорами поясом. Разглядеть, что за узоры было проблематично – вся одежда странника, включая заплечный мешок, была покрыта толстым слоем пыли, что значит, шёл мужчина издалека.
– Я за девочкой, – сказал он хозяевам сразу после приветствия. Голос у него оказался хоть и глуховатый, но приятный. – За Йеннифер. Дядя я ей. Как прослышал, что нашлась, да добрые люди приютили, сразу в путь отправился.
На меня обернулись недоумённо.
– Это твой дядя, Йенни? – спросила Аньшана.
– Ты же говорила, ничего не помнишь, – протянул Викрек, её муж.
Я посмотрела на них, на странника… а затем подошла к мужчине и взяла его за руку.
– Я его помню, – сказала просто. – Это мой дядя.
Конечно, я слукавила. Но не во всём.
Конечно, самого странника я не узнала и узнать не могла, более того, уверенна была, что вижу мужчину впервые, но…
Я узнала взгляд.
Тот самый.
Пристальный. Наблюдающий. Обещающий что-то, чего в рыбацкой деревушке мне нипочём не получить…
А ещё я как-то сразу поняла, что мне не будет с ним плохо. Наоборот. Несмотря на суровый, диковатый даже вид, этот странный человек никогда меня не обидит. Ни меня, ни кого другого…
Конечно, семья старого рыбака не возражала против моего ухода и даже пригласили «дядю нашей Йенни» отдохнуть перед дорогой.
Но от гостеприимства странник отказался. Сказал, что дорога нам предстоит дальняя. Так что некогда… Правда, прежде чем уйти, малых от розовой сыпи вылечил. И Викрека от почечуя. После чего от припасов в дорогу отказываться не стал.
На отдых же мы остановились в рощице, на небольшой поляне.
Из заплечного мешка странника как по волшебству появился шатёр, котелок, разная утварь для долгого похода…
Я дёрнулась было рыбу чистить, но мужчина меня остановил.
– Сиди, егоза. Чай, умаялась-то, да и на рыбу смотреть не хочешь. Чай, не жалели тебя, девчонку ещё совсем, добрые люди.
Я пожала плечами. Иной жизни, кроме как тяжёлый каждодневный труд я просто не знала.
– А что же мне тогда делать?
– Сделай одолжение, отдохни. Идти нам и правда долго.
После, под потрескивание костра, разгорячённая и даже чуть опьяневшая от густой, наваристой рыбьей похлёбки, я отхлебнула ягодного взвара и решилась спросить:
– А почему вы меня тогда чуть не утопили? Чайкой…
Странник, который сказал так и звать его – дядей – усмехнулся.
– Поняла, значит?
– Как не понять…
– Не утопить я тебя хотел, девочка. А шугануть хорошенько, чтобы из тела птицы, в котором ты застряла, вытряхнуть. Когда та ихтионка влезла, уж думал, всё. Уйдёт теперь девочка на морское дно со скользким рыбьим народцем… А она молодец оказалась, даром что рыба бесчувственная. Разглядела дар, прогнала тебя из Серого моря…
– Я испугалась тогда.
Дядя прищурился на меня лукаво.
– Меня ли?
– Себя, – призналась я. – Забыла ведь, что человеком была. Такой жах обуял, всё боялась обернуться ненароком.
– Как уж я боялся, – протянул странник. – Сразу за тобой вышел, спешил очень. Опоздать страшился. И ещё больше страшился, что заупрямишься, не признаешь.
– А как же вы меня нашли?
– Так я знал, где искать. К тому же светоч твой яркий такой, аж глаза слепит.
– Вы путь в обороте проделывали? – поинтересовалась я.
– Нет, егоза, разве не поняла ещё, что оборачиваться, как ты, я не могу. Только сознанием проникать в сознание зверей и птиц. И то ненадолго.
– Я поняла, что это вы за мной наблюдали.
– Это хорошо, что ты понятливая. Ты вот что, отдыхай, девочка. С завтрашнего дня я начну твоё обучение.
– Прямо в дороге?
– А чего время терять…