Декабрь в Шотландии всегда серый и холодный, и вот в один из таких дней «Артемида» причалила к северо-западному побережью, а именно к мысу Ярости.
Туман клубился над прибрежными утесами, скрывая их за непроглядной пеленой. Своим запахом морских водорослей, проникавшим в щели всех зданий, и шумом прибоя, постоянно сопровождавшим всех путешественников, мыс очень уж напоминал печально известный остров тюленей. Это было более чем печально, ведь прошел месяц с тех пор, как Эуона похитили пираты, а мы все еще сидим в Шотландии! Шум моря, доносившийся до нашего слуха и в трактире, заглушал наши разговоры и заставлял осознавать свое бессилие перед лицом стихий и обстоятельств.
В трактире горел огонь, но Джейми не мог находиться на одном месте и отправился ходить по пристани под дождем. Когда мы плыли назад в Шотландию из Франции, ему было так же плохо, и одному богу было известно, о чем он думал сейчас. Часто, слишком часто я просыпалась среди ночи, не обнаруживая его рядом: он уходил бродить по ночам, чтобы развеять тоску и успокоить нервы. Любая мелочь, которая задерживала нас перед отплытием, раздражала его и заставляла переживать за успех предприятия.
Забавно, но сейчас мы задерживалась как раз по вине Джейми: на мысе Ярости мы должны были забрать Фергюса, который разыскивал здесь нужных нам людей, пока мы добирались до Шотландии.
Это была идея Джейми – привлечь к нашему путешествию контрабандистов. Он объяснял, что не хотел бы рисковать, идя на пиратов с голыми руками, а верные люди очень облегчали участие в возможной драке.
Кроме того, был еще один момент, суливший нам успех: все без исключения контрабандисты прекрасно знали морское дело и не раз переплывали море если не на больших кораблях, то на лодках. Это значительно облегчало нашу затею и было неоценимой поддержкой, ведь команда «Артемиды» изрядно уменьшилась после окончания сезона, когда многие моряки отказались идти в Вест-Индию в шторма.
Забрать новую команду с мыса Ярости тоже было удачной задумкой: этот маленький порт не обращал на себя внимания нежелательных нам лиц, тем более сейчас, когда там стояли всего пару рыбачьих лодок и кеч. Правда, как во всяком порядочном порту, там имелся кабачок, и моряки не преминули воспользоваться гостеприимством его хозяев. Он был так мал, что часть разношерстной команды, не помещаясь внутри, толпилась под навесами на улице, куда счастливчики, попавшие в помещение, передавали им пенистый эль.
Джейми все время ходил в одиночестве по мысу. Никто толком не видел его – он приходил только пообедать. Когда он наконец усаживался у огня, пар, поднимавшийся от его мокрой одежды, скрывал его грустные глаза и напряженную складку между бровей.
Ждали только Фергюса, все остальные были на месте. Казалось, что все матросы не особо тяготятся непредвиденной задержкой, и только Джейми и капитан с нетерпением ждут команды к отплытию. Капитана Рейнса нанял Джаред. Если Джейми непрестанно топтал камни мыса, то немолодой низенький капитан торчал на палубе, попеременно взглядывая то на барометр, то на низкое небо, будто ища подтверждения своим мыслям.
– Ого, англичаночка, что это у тебя так пахнет? – заметил Джейми, проходя мимо моего стола с разложенными снадобьями.
– Это имбирь. Свежий. – Я как раз измельчала в плошке корень имбиря и решила просветить Джейми, с какой целью я это делаю. – Говорят, что отлично помогает при морской болезни. Хочу проверить.
– Да-а? – недоверчиво протянул Джейми. – Дай-ка я.
Схватив мою плошку, он сунул нос в мелко нарезанную приправу и, вне сомнения, начал безостановочно чихать.
– Но-но, это не табак, которым можно набивать нос, – ворчала я, отбирая у него плошку, боясь, чтобы он не рассыпал оставшееся снадобье. – Ты должен будешь пить его с чаем, тогда это поможет. Иначе я не знаю, что с тобой делать, кроме как выбросить за борт.
– Миссис, не стоит беспокоиться, поверьте, – встрял в нашу шуточную перепалку один из старых моряков. – Всем новичкам поначалу не очень хорошо, но только первые несколько дней. Потом, как правило, привыкают и уже день на третий-четвертый бегают по палубе и порхают по реям аки птички.
Джейми никак не походил на птичку, но сейчас он выглядел, будто возбужденный воробей, распушивший перья в порыве воодушевления. Он даже кивнул служанке, чтобы ему принесли эль. Что может сделать с человеком надежда!
– Ну да, все может быть. Охотно верю. Джаред, кстати, тоже меня успокаивал, говорил, что так и есть, мол, если не штормит, то морская болезнь быстро проходит.
Он взялся за кружку с элем и отпил немного, затем еще.
– Дня три продержусь, – храбро заявил он, делая большой глоток.
На следующий день мы заметили шестеро всадников, едущих, судя по всему, в нашу сторону. Косматые горные пони семенили по камням.
– Вот, смотри, впереди Риберн. – Джейми прищурился. – Дальше Кеннеди и Иннес – тот, который без левой руки. Дальше Мелдрум и Маклауд, эти всегда держатся друг друга. Замыкает… Фергюс или Гордон?
– Думаю, что это Гордон, всадник ведь толстый, а Фергюс не такой, – честно ответила я, всматриваясь в едущих верхом, хоть мне и хотелось верить, что это француз.
– Куда подевался Фергюс, черт возьми? Почему задерживается? – Джейми бросился нетерпеливо расспрашивать Риберна, едва тот вместе с другими контрабандистами представился морякам и сел за стол, где его ждала вкусная еда и бокал.
Жуя пирог, Риберн ответствовал:
– Ммм, он сказал, что занят, дело есть одно. Мне велел купить лошадей, вот этих, и ждать Мелдрума и Маклауда, ну чтобы уговориться ехать сюда. Вот, стало быть, я и стал ждать, да их-то не было долго, на лодке ходили, пришлось ждать денек-другой…
– Какое еще «одно дело»? Чем он может быть занят? – взвился Джейми, но Риберн ничего не мог ответить на это.
Гэльское проклятие донеслось до нашего слуха, но Фергюс, конечно, не мог его слышать. Джейми продолжил ужин в молчании. Выходит, недоставало только француза – все остальные были готовы к отплытию. С утра команда принялась за последние приготовления. Мне было в новинку смотреть, как моряки вместе с контрабандистами снуют по палубе, выскакивают из люков и вновь пропадают там, лезут по реям или спрыгивают с них. Признаться, я чувствовала себя чужой среди этих деятельных людей и нигде не могла приложить усилия и чем-то помочь, но Джейми, казалось, чувствует то же, что и я. По крайней мере, он ни во что не встревал и стоял возле штурвала, всякий раз предлагая помощь, когда видел, что может потребоваться физическая сила. Впрочем, команда прекрасно справлялась сама, поэтому Джейми стоял, смотря на дорогу, по которой должен был приехать Фергюс.
– Отправимся в полдень, пока не пропустили прилив, – твердо произнес капитан Рейнс. – Барометр падает, а это значит, что через сутки погода переменится, да и шею ломит, а это верный знак.
В подтверждение своих слов он поднял глаза на небо, ставшее уже свинцовым, тогда как еще на рассвете оно было цвета олова.
– В шторм пойдет только круглый дурак, а я им не являюсь. Если вы хотите добраться до Вест-Индии в кратчайшие сроки…
– Капитан, я понимаю. Я не ограничиваю вашу свободу действий. В конце концов, я всецело полагаюсь на вас, потому как не смыслю ничего в морском деле. Вы вправе принимать любые решения, предварительно известив о них меня. Да, мы отплываем в полдень.
Закончив эту тираду, Джейми шагнул назад, пропуская матроса. На том и порешили.
Я внимательно наблюдала за Джейми: он выглядел сосредоточенным, но было кое-что, что выказывало его волнение, – он стучал негнущимися пальцами по бедру так, что даже посторонний человек заподозрил бы что-то неладное. Оно и неудивительно: Фергюс не отдалялся от хозяина ни на минуту, а если его не было, значит, он выполняет поручения Джейми. Первым таким поручением был перехват писем Карла Стюарта – для этого Джейми и нанял смышленого мальчонку из борделя.
Кроме того, с момента рождения Эуона-младшего француз жил в Лаллиброхе, поэтому отсутствие еще и Фергюса заставляло Джейми изрядно волноваться. Фергюс никогда не знал своего отца, что неудивительно, если учесть обстоятельства его рождения, поэтому Джейми заменил ему отца. Двадцать лет он неотлучно пребывал в семье Фрэзеров. Почему же сейчас он не с Джейми? Что же могло задержать его в пути? Шотландец непрерывно отбивал нервный ритм по перилам корабля, мучаясь теми же вопросами, что и я.
Наступил полдень. Джейми едва заставил себя отвести взгляд от пустынного берега, где не было ни единого намека на то, что на бешеном коне к нам летит Фергюс, или хотя бы на то, что на берегу появилась точка, постепенно превращающаяся во всадника, несущего нам весточку от француза. Матросы уже задраили люки, смотали лини и готовились отдать швартовы. Шесть швартовых толщиной с мое запястье.
Делать было нечего – Фергюс не приехал. Я попыталась отвлечь Джейми от невеселых мыслей и, касаясь его руки, предложила:
– Пойдем вниз, я заварю тебе чаю с имбирем. Выпьешь, успокоишься немного…
С берега донесся долгожданный звук топота копыт: лошадь летела галопом, именно так, как мы и хотели. Правда, всадника еще не было видно, но мы уже знали, кто он.
– Проклятый лягушатник, – отпустил Джейми колкость по адресу опаздывающего. Я с удовлетворением отметила, что в его голосе слышится радость и облегчение.
Далее Джейми повернул корпус в сторону капитана, ждавшего его распоряжений.
– Прилив продолжается? Мы отчаливаем.
– Отдать швартовы! – раздался зычный бас капитана.
Нас уже ничто не удерживало у причала, напротив: натянулись ванты, а все швартовы мигом были втянуты на палубу и умело смотаны. Паруса с приятным шумом, похожим на взмах крыльев огромной бабочки, развернулись, наполнились ветром и зашумели, зовя в путь, в неведомые страны. Боцман метался между моряками, отдавая команды скрипучим голосом.
– Он тронулся. Пришел в движенье! Под килем чудится живое напряженье![4] – прокричала я, стоя на дрожащей палубе и вспоминая подходящие строки, как нельзя лучше описывающие происходившее.
«Артемида» превратилась в живое существо с помощью людей, бывших на корабле. Казалось, члены команды передают ей свою энергию, а паруса придают мощи.
– Боже мой! – Джейми тоже почувствовал эту энергию, но не смог вдохновиться ею.
Схватившись за поручень, он закрыл глаза ладонью, чтобы не видеть, как берег удаляется от него.
– Мистер Уиллоби заверяет, что знает, как тебе помочь, у него будто бы есть какое-то лекарство, – подлила я масла в огонь.
– Угу, – пробормотал Джейми, приоткрыв один глаз и кося им на меня. – Блоха думает, что он самый умный, как же… Я не позволю проделывать со мной эти грязные штучки… Черт побери!
Поскольку последние слова Джейми выкрикнул, глядя куда-то в сторону, я сочла логичным проследить за направлением его взгляда, чтобы понять, что могло разозлить или удивить его. Оказывается, Фергюс спрыгнул на палубу и помогал сойти со сходен девушке. Длинноволосая блондинка была Марсали Маккензи – дочерью Лаогеры.
Пока я ловила ртом воздух, не зная, что говорить и что вообще думать по этому поводу, Джейми уже стоял возле парочки и буравил их глазами.
– Фергюс, черт тебя побери, что это такое? Зачем ты ее притащил сюда? Что это значит, будь добр объяснить?
Поскольку на палубе и вообще на корабле кипела жизнь и матросы, заинтересованные в том, чтобы им никто не мешал, могли оттеснить меня от парочки и нависавшего над ними Джейми, я шмыгнула поближе к ним, чтобы ничего не пропустить и услышать все из первых уст.
– Мы женаты. Поженились сейчас, поэтому я опоздал, – честно объявил Фергюс и встал перед девушкой, будто бы защищая ее.
Француз был бледен как мел, испуган, но в то же время возбужден. Было видно, что он намерен защищать свое счастье, заключавшееся в возможности называть Марсали своей женой.
– Что-о?
Джейми сжал кулаки, и парень чуть не отдавил девушке ногу, отступая.
– Как это вы поженились? Что еще за новость?
Я заинтересованно следила за разыгрывавшейся сценой, но, видимо, не вполне понимала смысл происходящего: Джейми понял все намного быстрее меня и спросил Фергюса, что называется, в лоб:
– Ты что, взял ее? Это ты называешь женитьбой?
Я не могла видеть, что выражает лицо Джейми, но лицо Фергюса изменилось еще больше, из чего я сделала вполне резонный вывод: шотландец даст французу фору.
Щеки Фергюса стали зелеными.
– Милорд… я не… – залепетал он, но крик Марсали оповестил всю команду:
– Да, он спал со мной! Он взял меня! Я его жена!
Джейми недоверчиво покосился на обоих и позвал штурмана:
– Мистер Уоррен, пожалуйста, поверните корабль к берегу, мы должны сбросить балласт.
Штурман был занят – он отдавал приказания команде. Услышав слова Джейми, он опешил и молча смотрел на шотландца. Переведя взгляд на берег, он потемнел: «Артемида» отошла на тысячу ярдов в море. Шутка ли – вернуться! Утесы, торчавшие из воды, быстро исчезали из виду.
– Мне кажется, что балласт придется оставить на корабле, Джейми. Мы вышли в море с приливом, значит, скоро начнется отлив. Не будем же мы так рисковать, – тихо добавила я.
По счастью, Джейми принадлежал к отходчивым натурам и, проведя долгое время в компании моряков, мог оценить, какому риску он подвергает всю команду и прежде всего корабль. Стиснув зубы, он попыхтел, а затем мотнул головой в сторону лестницы, по которой можно было спуститься под палубу.
– Идите туда. Фергюс, помоги ей.
Парень и девушка уселись на одной койке, вцепившись друг в друга. Мы находились в моей каюте.
Джейми был напряжен и не хотел даже произносить что-либо, предпочитая сейчас говорить как можно меньше, так что просто показал мне, чтобы я пересела, благо я понимала его без слов. Упершись кулаками в бока, он начал воспитательную работу:
– Ну и? Что скажете в свою защиту, голубки? Кто это вас венчал, хотел бы я знать? Женитьба – что за чушь?
– Милорд, мы действительно женаты, – взял слово Фергюс.
Он все еще был очень взволнован, так что глаза, казалось, светились на мертвенно-бледном лице. Вцепившись в руку девушки своей здоровой рукой, он держал крюк поперек бедра.
– Ну так что же, обряд венчания был?
Парочка обменялась взглядами, новоявленный муж облизал губы.
– Мы… заключили контракт, – проговорил он.
– У нас есть свидетели, – добавила новоиспеченная жена.
Марсали, в отличие от Фергюса, была румяной, то ли от счастья, то ли от гордости за свой взбалмошный характер, то ли от всего сразу. Зная ее, я бы не сказала, что румянец на ее щеках вызван стыдом: кто-кто, а она делала что хотела, руководствуясь только своими чувствами. Впрочем, как и ее мать.
Она выпятила упрямый подбородок, явно не похожий на подбородок матери, в отличие от цветущей кожи и здорового цвета лица, и коснулась корсажа, за которым что-то хрустнуло так, как обычно хрустит бумага, свернутая в несколько раз.
– Здесь брачный контракт. Наши подписи и подписи свидетелей прилагаются.
Джейми рыкнул и заерзал на койке. Формально брак состоялся, ведь шотландские законы позволяют признать парня и девушку мужем и женой, если они заключили брачный контракт в присутствии свидетелей, тогда венчания не требуется.
– Ну хорошо, но раз брачной ночи не было, церковь признает этот брак недействительным.
В кормовое окно были видно, как едва появившиеся утесы тут же скрылись из виду, что свидетельствовало о том, насколько быстро идет «Артемида». Джейми бросил туда быстрый взгляд и медленно проговорил, давая понять, что это его окончательное решение:
– В Льюисе корабль остановится: мы будем пополнять запас еды. Ты, Марсали, сойдешь на берег. Я дам тебе двух матросов в провожатые, мама может не беспокоиться – доберешься домой благополучно.
– Вот еще, нет! Ни в коем случае! – вскинулась Марсали. Она вперила в отчима глазенки и так же твердо, как и он, заявила: – Я останусь на корабле с Фергюсом!
– Нет, маленькая негодница! Ты сделаешь то, что я сказал. Как ты вообще можешь так поступать с матерью? Бежишь черт-те куда и с кем, не оставив ей ни записки, ни послав весточки…
Марсали с вызовом смотрела на Джейми.
– Ничего подобного, я послала ей записку из Инвернесса. Написала, что отныне я жена Фергюса и что отправляюсь на «Артемиде».
– Мария, наша заступница! Да Лаогера убьет меня! Ты пишешь ей так, будто я посвящен в ваши безумные планы и сам все подстроил!
Хотя Джейми был напуган не на шутку и я понимала, какой может быть реакция Лаогеры на не совсем невинные забавы ее дочери, смотреть, как Джейми беспомощно хлопает глазами и втягивает голову в плечи, было забавно.
– Я просил… леди Лаогеру удостоить меня высокой чести и называть ее дочь своей женой. Когда был в Лаллиброхе в прошлом месяце, – осторожно сообщил Фергюс.
– Ха, не продолжай, я догадываюсь, какую отповедь она тебе дала. – Голос Джейми был сух, а щеки Фергюса наконец запылали. Жутко было видеть этот внезапный переход от бледности к лихорадочному румянцу.
– Она ответила, что не выдаст меня за бастарда! Сказала, что он преступник! И что…
– Но так и есть: Фергюс бастард и преступник. К тому же калека, не имеющий ни доброго имени, ни собственности. Думаю, Лаогера знает об этом. Неудивительно, что она отказала ему в твоей руке.
Возглас Марсали заглушил последнюю фразу Джейми.
– Ну и что, пускай! Он мне нужен, я его люблю. – Взгляд, которым девушка наделила Фергюса, свидетельствовал о любви лучше всяких слов.
Джейми не сразу нашелся, что сказать на это. Повозив пальцем по губам, он поразмыслил, а потом изрек:
– Ты совсем молоденькая. О какой свадьбе может идти речь?
– Я взрослая – мне уже пятнадцать! Неужели этого мало?
– Да, но ему уже тридцать! – отрезал Джейми. – Малышка, нет. Прости. К тому же мы уходим в море надолго. Кто знает, вернемся ли мы…
– Но ты берешь ее с собой! Почему же нельзя мне?
«Она» – это я. Марсали говорила обо мне, даже указала на меня. Хорошо, что не пальцем.
– Какое тебе дело до Клэр? Предоставь это мне, дорогуша. – Джейми был на удивление невозмутим.
– Что ты говоришь? Эта английская потаскуха вскружила тебе голову, и ты бросил маму ради нее! Да она еще и ведьма! О тебе судачит вся округа, а ты говоришь, что это не наше дело? Как ты смеешь теперь указывать мне? Я сама распоряжусь своей жизнью, а ты займись своей шлюхой!
– Смею, поверь. – В голосе Джейми послышались угрожающие нотки – он уже начал закипать. – Я тоже сам хочу распоряжаться своей жизнью, девочка.
– Так и я тоже! Отстань от меня со своими нравоучениями, папочка!
Фергюс, видя, что дело принимает серьезный оборот, встал и попытался увещевать Марсали, но ему плохо это удавалось.
– Ma chère, держи себя в руках. Не нужно так говорить с милордом. Он…
– И ты не указывай мне! Я сама решу, как с ним говорить! И вообще, я говорю так, как он заслуживает.
– Нет, он не заслуживает!
Марсали хотела было парировать, но осеклась. В свои тридцать Фергюс был не намного выше ее, но в его словах слышалась какая-то внутренняя сила, заставлявшая в критические моменты прислушиваться к его советам, превращавшимся тогда в распоряжения. Благодаря этому он выглядел сильнее и значительнее.
– Нет, он не заслуживает такого отношения к себе, – рассудительно повторил он. – Сядь, ma petite[5].
Когда Марсали села снова на койку, француз принялся объяснять ей свое отношение к Джейми. Меня тронул этот рассказ.
– Милорд почти отец мне, даже больше чем отец. Он не раз спасал мне жизнь, поэтому я верен ему как собака. И он твой отчим, а это обязывает тебя выполнять его приказания. Пускай вы и не живете сейчас как одна семья, но он поддерживает твою мать, тебя и твою сестру, а это многого стоит. Он заслуживает только уважения. К тому же он не выгнал нас, как видишь, хотя мог бы, поскольку я, его слуга, ничего не сказал ему о своих планах и он будет вынужден объясниться с твоей матерью.
Слушая это, девушка хмурилась и кусала губы, но молчала: Фергюс был кругом прав. Когда парень закончил говорить, она повернулась голову в сторону Джейми, но не стала смотреть на него.
– Прости, – выдавила она. – Теперь можно было спокойно поговорить.
– Ничего, девочка, это ничего, – проговорил Джейми с хрипотцой. – Но, Марсали, я буду вынужден все-таки отправить тебя к матери.
– Нет, я не вернусь к ней.
Дыхание ее уже пришло в норму, но взгляд был упрям. Она решила стоять на своем до конца. Посмотрев поочередно на мужчин, она заявила:
– Он не признался, что мы спали, но я правда отдалась ему. По крайней мере я скажу об этом дома. Так что либо я выйду за него, либо приму позор.
Логика Марсали была безупречна, нужно отдать должное изобретательности юной любовницы, а тон ее не терпел возражений. Услышав такое, Джейми закрыл глаза:
– Господи, избавь меня от женщин, особенно взбалмошных и молоденьких. – Открыв глаза и тяжело вздохнув, он с недоверием посмотрел на падчерицу, но, встретив упрямую решимость в ее взгляде, махнул рукой.
– Что ты будешь делать… Черт с вами, женитесь, коль уж так хочется! Только чур все как положено, с венчанием. Думаю, в Вест-Индии можно будет найти хорошего священника. Только я ставлю условие: пока святая церковь не признала брак действительным, вы будете спать в разных каютах. А тебе, Фергюс, я даже запрещаю касаться ее, ты понял меня?
Джейми подкрепил свое требование свирепым взглядом.
– Ах, милорд, merci beaucoup![6] – просиял француз.
Марсали же надула губки, что означало ее несогласие с постулатом Джейми, но вовремя оценила свои возможности и решила довольствоваться малым. Опустив очи долу и послав мне украдкой взгляд, она тихонько пролепетала:
– Хорошо, отец, спасибо.
Эти события отвлекли внимание Джейми, и он, по-видимому, на время забыл о том, что путешествует на корабле. К сожалению, осознание этого прискорбного для него факта вернулось к нему слишком быстро. Я отмечала, как он зеленеет и меняется на глазах, но все мои попытки отцепить его руки от палубы были безуспешными: мой муж не хотел покидать палубы, пока вдали еще виднелись родные берега.
– Как знать, может, я вижу Шотландию в последний раз, – поделился он своими опасениями. Это был его ответ на мои убеждения, что ему стоит пойти прилечь, потому что его непрестанно рвет.
Линия берега неуклонно удалялась из виду, и это было еще одной причиной для тревоги Джейми, которая усугублялась пониманием обреченности всего предприятия, может быть, всей жизни.
– Не в последний, уж поверь мне. Я точно знаю: ты вернешься в родные края, правда, не могу сказать тебе даты.
Джейми вытаращился на меня, затем, сообразив что-то, растянул губы в слабой улыбке:
– Понимаю. Ты, наверное, видела мою могилу, да?
Мгновение я колебалась, стоит ли говорить ему, но Джейми не был расстроен, поэтому я молча кивнула.
– Хорошо, я не боюсь. – Он помолчал и попросил: – Но не говори только… ты понимаешь… не хочу.
– Если бы и хотела сказать, то не смогу – не знаю. Там не были указаны даты, просто два имени, твое и мое.
– И твое?
Он вытаращился на меня, и было непонятно, чего больше в этом взгляде: испуга или удивления.
Переборов себя и сглотнув подступавшие к горлу слезы, я опустила и подняла голову. Я видела брачный камень, на котором были высечены наши имена, но только одну его половину. Вторая должна была замыкать дугу.
– Там были перечислены все твои имена. Так я поняла, что это ты. А в конце было написано «Любящий муж Клэр». Тогда я не поняла, зато понимаю сейчас.
Джейми тоже кивнул, осознавая то, что я сказала ему.
– Хорошо… Это значит, что я вернусь домой и буду твоим мужем. Выходит, можно не переживать когда. А уж если я вернусь в Шотландию, то только с мальчонкой, с Эуоном, и не иначе, англичаночка. Ты принесла мне хорошую весть.
– Конечно, мы вернемся вместе с мальчиком. – Положив руку на плечо мужа, я тоже смотрела, как вересковая Шотландия подергивается туманной дымкой.
Когда наступил вечер, мы уже были достаточно далеко в море и не видели родной земли, да и сгущавшийся сумрак не дал бы нам рассмотреть ее, если бы она и была видна. Тогда-то Джейми, чье лицо к тому времени приняло цвет свежевыстиранной и накрахмаленной простыни, позволил уложить себя в постель, не имея больше отговорок против лечения. Здесь оказалось, что уговор Джейми с молодой парой имеет неожиданные последствия.
Поскольку Фергюс и Марсали, согласно уговору, не должны были жить в одной каюте, я поместила девушку у себя, а Джейми, соответственно, парня: на корабле было только две отдельных каюты. Удивительно, но это обстоятельство очень осложнило наше путешествие.
Мне казалось, что проявления морской болезни сгладятся, если Джейми не сможет видеть движение линии горизонта, смещающейся из-за качки, но, к сожалению, моим надеждам не суждено было сбыться.
– Господи, снова? – забормотал Фергюс, лежа на койке и опираясь на локоть. Была глубокая ночь, но Джейми было все так же плохо. – Он ведь целый день просидел на одной воде! Разве так бывает?
– Раньше я тоже думала, что так не бывает, – проворчала я, пытаясь вынести тазик из тесной каюты, не опрокинув его содержимое на себя и не задохнуться.
Мне было в новинку идти по палубе – я еще не приучилась держать равновесие при качке, а тут еще и ноша.
– Миледи, дайте я, – пришел мне на помощь Фергюс.
Он сел на постели, затем поднялся на ноги, но пошатнулся и чуть не сшиб меня.
– Миледи, ступайте отдохнуть. – Француз отобрал у меня тазик. – Я займусь милордом. Не переживайте.
– Вообще-то…
Возможность поспать, предоставляемая Фергюсом, выглядела очень заманчиво. Приходилось нелегко, но я не могла сдаться и пойти отдыхать, когда нужно было заниматься Джейми.
– Англичаночка, не выступай. Иди. Мы справимся. – Джейми был в поту, и в свете масляной лампы казалось, что он белый, словно призрак.
Признаться, я не была уверена в том, что с помощью Фергюса он справится, если не смог справиться с моей, но француз мог сделать все необходимое, то есть то, что можно было сделать при морской болезни, средства от которой нет. Джаред говорил, что в Атлантике качает не так, как при выходе из портов. Хотелось верить, что это правда, иначе…
– Ладно, уговорили. – Взвесив все, я решила уступить. – Надеюсь, что утром будет немного лучше.
Один открытый глаз Джейми сверкнул злобой, а его обладатель нахохлился и задрожал.
– А я надеюсь, что умру к утру.
Я не стала разубеждать его в этом и отправилась в темноту прохода, где споткнулась обо что-то. Этим чем-то оказался китаец – он спал у двери свернувшись калачиком. От неожиданности он издал звук удивления – видимо, он рассчитывал, что никто не потревожит его сон, и намеревался провести здесь всю ночь, – на четвереньках вполз внутрь каюты и свернулся вокруг ножки стола, несмотря на протесты Фергюса, мгновенно уснув.
Предназначенная мне каюта располагалась напротив сходней, так что я быстро добралась до нее, но мне не хотелось сразу же ложиться: с верхней палубы шел свежий воздух, привлекавший меня. Корабельные доски скрипели и трещали, паруса хлопали и щелкали, снасти завывали, а люди, которых было почти не слышно за этим разнообразием звуков, кричали далеко на палубе.
В каюте уже спала Марсали. Она не проснулась, хотя из двери потянуло холодным воздухом, и я обрадовалась, что не придется говорить с ней. Жаль, что все сложилось так, и в ночь, которая должна была стать брачной, девочка спит не с мужем, а одна, да еще и под бдительным присмотром отчима и его жены. С другой стороны, у них с Фергюсом впереди еще столько ночей.
Из-за холода, царившего в каюте, я не стала снимать с себя одежду и так и улеглась на койку. Звуки не утихали, кроме того, у меня над головой шумел океан: корпус «Артемиды» рассекал воду и она плескалась, успокаивая и даря надежду на скорое прибытие в Вест-Индию. Дул, не стихая, ветер. Не утихал Джейми, все так же страдая. Под эти звуки я и уснула.
«Артемида», будучи восьмидесяти футов в длину и двадцати пяти в ширину, несла на себе шесть тонн шкур, сорок две бочки серы, тяжеленные листы меди и жести, а также нас – тридцать двух мужчин и двух женщин. Разношерстная команда пыталась поддерживать чистоту и порядок, но это не удавалось: на второй день я встретилась с крысой и не могу сказать, чтобы эта встреча была очень приятной. Фергюс заметил, что эта гостья, проникшая в трюм, еще маленькая, однако я была не рада ей. Мои снадобья по ошибке погрузили в трюм вместе с другими ящиками, так что я отправилась искать их и была неприятно поражена тем, что грызуны могли повредить мой ящик, да и вообще тем, что на корабле не обошлось без вездесущих крыс. Кстати говоря, не только их: ночью я слышала, как в каюте кто-то копошится, но не могла понять источника издаваемых звуков. Посветив, я поняла, что это тараканы и что их довольно много, несколько дюжин, но не успела ничего сделать – они немедленно разбежались, как только я зажгла светильник.
Гальюны, наспех сколоченные из досок, располагались по обе стороны от носа корабля и были, собственно, кабинками с дыркой в полу. Самым пикантным было то, что человека, посетившего гальюн, могло обдать водой, ведь кабинка размещалась прямо над волнами. Если исходить из гигиенических соображений, это было правильно, но если из психологических, то нет. Это вкупе с провизией в виде солонины и галет способствовало тому, что большая часть команды страдала запорами.
Штурман мистер Уоррен убеждал, что матросы ежедневно драят палубы, полируют металл, какового на корабле было немного, и что стараются изо всех сил что касается поддержания порядка. Я же думала, что даже ежечасное мытье палубы не могло помочь, если из тридцати четырех людей мылся только один.
Это настроило меня на определенный лад, который нарушило посещение камбуза, куда я пришла за кипятком.
На «Артемиде» царил неряшливый полумрак, а здесь медь кастрюль и чанов, словно светящихся изнутри, выедала глаза. Кухня сияла и сверкала, и мне понадобилось время, чтобы глаза смогли рассмотреть убранство камбуза.
В стенки были вделаны полки и шкафы, то есть даже при шторме за сохранность посуды можно было не беспокоиться. Банки со специями, сложенные в стекло, были укутаны в войлок и поставлены над кастрюлями, чтобы обезопасить падение. Разнообразные ножи, тесаки и вертела были приспособлены для разделывания и приготовления любой, даже самой крупной туши. Срезанные верхушки репы находились в глиняных плошках и стеклянных стаканах. Подумать только, здесь росла и зелень! Котел с каким-то варевом издавал приятные звуки и запахи. Хозяин же этих хором стоял посередине, явно не желая пускать меня в свои владения, и буравил меня тяжелым взглядом.
– Вон! – бросил он.
– Здравствуйте. Я – Клэр Фрэзер, – придала я голосу теплоту.