Диана Чайковская
Я выжгу в себе месть
Она впустила Василику и заперла ворота. Внутри оказался самый обычный двор. С одной стороны гуляли куры, с другой – брехал цепной пес, а посередине стояла черная изба, не хуже и не лучше радогощецких. Василика даже немного разочаровалась. Никаких человеческих останков, кипящих котлов с разным варевом и звездами, капель крови, кусков мяса – в общем, ничего необычного.
– Лошадку привяжи, – сказала Ягиня. – И пойдем в дом.
Василика привязала поводья к крепкой дубовой ветке. Яшень недоверчиво покосился на нее и заржал. Видимо, просил не бросать одного в жутком месте, но выбора не было. Она вздохнула, потрепала коня по морде и пошла вслед за ведьмой.
Внутри было вполне обычно. Висели охапки трав под потолком, сушилась какая-то одежда у печи, на подоконнике лежала колода карт, на лавке спал жирный черный кот, а на столе стояли глиняные кружки со сбитнем. Ягиня жестом велела садиться, затем села сама и немного отхлебнула, с удовольствием нюхая теплый дымок.
– С черникой, – довольно улыбнулась она. – Сама делала.
– Б-благодарю, – сказала Василика. – А у меня там угощение есть. Ну, в котомке…
– С угощением потом разберемся, – махнула рукой ведьма. – Думаешь, не вижу, что тебя трясет, словно лист березы на ветру? Бродила возле меня от отчаяния, пришла – из-за него тоже, и что теперь?
– Что? – Василика растерянно сглотнула. – Вы… отобедаете мной?
Костяная Ягиня расхохоталась, разбудив кота.
– Отобедаю! – Повернула голову: – Ты слышал, Сметанник, что нам тут предлагают?
Тот устало зевнул и принялся вылизываться, зубами выдирая колтуны из мягкой шерсти.
– А что тогда?
Страх совсем затуманил ум Василики. Она не знала, чего ожидать от ведьмы. Неожиданное гостеприимство пугало ее. Да, колдуньи и ведуньи умели ворожить на картах, предсказывать будущее, но чтобы дикие и лесные угощали людей сбитнем? Особенно если то была Костяная Ягиня, обладающая страшной силой. Ею пугали в Радогощи с колыбели, и всякому было ведомо, что она знается с навьим миром, вхожа к потусторонним тварям и уже давно потеряла все человеческое.
Женщина, которая сидела напротив Василики, ничем не отличалась от самой простой травницы, разве что в глазах отплясывали огоньки.
– Пламя и кости, девочка, – вздохнула ведьма. – Ягиня – агни, агнем когда-то звался огонь, но то было давно, когда твоя прабабка лежала в колыбели и шептала что-то на младенческом.
– И что? – спросила с интересом Василика.
– А то, что мои кости поизносились, а пламя потихоньку меркнет, – продолжила Ягиня. – Еще лет десять назад карты подсказали, что придет на смену девица, вот ты и пришла. Назад уже не повернешь, даже если захочешь.
– Не захочу. – Василика улыбнулась, отпила половину кружки и удивилась вкусу. Такого сбитня не подавали даже на пирах, куда ее возил отец. Сладкий, отдающий пряностями, травами и цветами. – Ни за что не захочу!
– Посмотрим, – усмехнулась ведьма.
Она не стала признаваться, что девка была не первой. Приходили и другие, стучали в ворота. Одни просились сами, другие растерянно хлопали ресницами, как эта, третьи пятились и нарочно ворожили на убывающую луну, тем самым приводя к себе Смерть. Всех сгубило колдовское ремесло на полпути, но Василика о том даже не догадывалась.
«Жаль будет эту, – подумала про себя Ягиня. – Красивая. Таких ладных еще не бывало. Впрочем, посмотрим, может, она и выдержит».
Волчья тропка
Духи Нави вовсю наслаждались летом. Ягодный сок стекал по тонким маскам, черничные капли заливались в отверстие на месте рта. Хищные глаза в прорезях горели жутким блеском. Они манили, звали Василику за собой.
– Потанцуй с нами, дивная молодица, – нашептывали нечистые. – Всего один танец, милая. Забудь о бедах и пляши!
Служители Нави причудливо двигались у костра, напевали что-то дикое. Кто-то отбивал рваный ритм, непонятно с какой стороны долетали звуки свирели. Отчего-то Василике казалось, что за чудными масками прятались не лица чудовищ. Духи виделись ей ослепляюще красивыми – настолько, что их зову невозможно было сопротивляться.
Пламя костра разгоралось все сильнее, хотя никто не подкидывал туда дров. Тени в масках то сливались в хороводе, то расцеплялись, то разделялись на пары и кружили друг друга, перепрыгивая через пляшущие огоньки. Кто-то и вовсе отбился, спрятавшись в кусты. Нет, они не миловались, только жадно ели сладкие ягоды, срывая их с веток зубами и с удовольствием глотая сок. Но ни эта дикая пляска, ни ягодный сок не могли унять их голода – насыщение давала лишь кровь, человеческая кровь. Василика чувствовала кожей их жажду. Давно в Лес на Грани не забредали случайные путники, давно не было свежей живой воды, давно огонь человеческих душ не трепетал в их лапах.
Будь их воля, они бы подскочили к Василике, закружили вокруг нее, вбирая в себя давно позабытое тепло, но заговоренные ворота не пускали духов Нави. Костяная Ягиня еще на рассвете лет позаботилась об этом, создав заклятие такой крепости, которое не по силам служителям Нави. Даже Леший и тот вынужден был считаться с ведьмой. Василика принадлежала лишь ей и никому другому.
Ученице предстояло впитать силу своей учительницы и стать новой хранительницей волшебного Леса, позволить старой Ягине уйти в тишине и покое. Теперь Василику терзал страх. Она смотрела на духов Нави и не представляла, как у нее хватит воли приказывать им. Говорить с ними жестко и требовательно, слыша в ответ насмешки? Духи поглядывали на Василику с интересом, голодом, пренебрежением и ненавистью. Они хотели и ненавидели ее, желали жаркой плоти и души.
– Не пялься на них, – проворчал Домовой. – Каждое лето резвятся, дым коромыслом стоит.
– Зачем служить тем, кто желает крови? – Василика нахмурилась.
Если раньше Лес казался ей убежищем, то теперь все было наоборот. Она видела его истинное лицо, и оно ей не очень нравилось.
– Мы не служим Нави, – покачал головой дух. – Мы охраняем Грань. Не поняла еще?
Костяная Ягиня за завтраком говорила что-то про Грань между мирами. Василика попыталась припомнить. Да, ведьма рассказывала ей о главном – великой границе. Деревянная изба стояла на пересечении Нави и Яви. Правь не касалась этого мира – туда уходили лучшие из людей. Навь же принимала худших и несчастных – тех, кому не повезло оказаться в глухом Лесу или чем-то обидеть одного из духов. В Нави всегда царили голод и смерть, оттого ее служители были бледны и жаждали напиться горячей крови и огня, того самого, который исходил от каждой человеческой души.
Иной раз кто-то пытался нарушить заведенный порядок. Люди норовили обмануть духов, те – передурить «пылающих». Находились такие, кто нарушал равновесие и пытался расшатать Грань, отчего в Лесу происходили необъяснимые вещи: посреди поляны мог выскочить обозленный дух, громко выругаться и исчезнуть, иногда появлялись люди, желавшие встретиться с Лешим и продаться ему. Но глупцы врали. Костяная Ягиня повидала немало хлопцев и девок, пытавшихся провести лесного хозяина и подсунуть ему вместо крови земляничный сок. От этого хозяин приходил в ярость. Он мог сделать людей своими слугами, превратив их в лесавок и лешачат, а мог и скормить их духам Нави. Бывало разное: то одно, то другое.
И все же как красиво плясали духи! Василика взглянула на статного юношу в маске лошади. Дух подмигнул ей, отпил вина из серебряного кубка и поманил к себе. В сердце затрепетала маленькая искорка. Ноги сами понесли Василику к воротам. Сгинет – и пусть, зато вкусит неведомого счастья и побудет в любви и радости хоть миг.
– Э, а ну стой! – крикнул Домовой и схватил девку за подол. – Топай в избу, а то сгинешь!
За спиной возникла сама хозяйка. Она взглянула на духа и тихо прошептала:
– Не вмешивайся.
Домовой отпустил Василику и пополз внутрь избы, не посмев ослушаться. Девку испытывали. Не может слабовольный человек познать ведьмовскую силу, иначе последняя возьмет над ним верх и прорежутся в ребрах огненные корни. Сгубит неугасимый огонь душу, и поминай как звали. Лишь сильный волей совладает с колдовством и заставит его шипеть на кончиках пальцев.
А духи отплясывали и звонко хохотали. Пахло вином, травами, цветами и ягодным соком. Василике до жути захотелось зарыться носом в вывернутый овчинный тулуп, ощутить молодецкий запах и крепко-накрепко обнять навьего слугу. Сроду она не встречала такого красивого: все в нем было до того правильным, нежным и тонким, что Василика аж покраснела. В самом деле, чего ей стоит выйти за ворота и прикоснуться к этим длинным пальцам и румяной щеке? Заправить непослушную прядь ему за ухо, а после пригубить вина из того же кубка… О, она поймала себя на том, что уже отпирает ворота. Руки делали все сами, словно зачарованные.
Сердце Василики трепетало от предвкушения. Она представляла, как будет перепрыгивать через пламя, как острые огненные языки обожгут пятки, как польется в рот сок спелых ягод и она останется в Нави.
В Нави?
– Потанцуй, милая!
– Танцуй!
– Попляш-ши!
– Подари нам себя!
– Отдай! Отдай! Отдай!
Разорвалось багряное ожерелье. Крупные бусины раскатились по земле. Василика посмотрела на них одурманенным взглядом и принялась запирать почти открытые ворота. Веселый хохот сменился шипением. Все духи ринулись к ней, пытались пробиться когтистыми лапами сквозь щель. Горел костер, пожирая сорванные маски, а чудовища скрежетали когтями и выли. Но не достать им было молодой девицы. Кажется, кто-то жадно подхватил бусины, которые выкатились за ворота, но остальные продолжали царапать дубовый заслон, пока во дворе не появилась Ягиня и не выплела тонкое, как обережное кружево, заклинание. Властители ночи стихли и расползлись по Лесу. Василика села на землю и закрыла лицо руками. Слишком горько, слишком страшно. Ее трясло, а глаза не видели ничего, кроме черной земли. Ужас сковал ее.
– Задубела ты, голубушка, – покачала головой ведьма. – Всполох, а ну согрей красну девку! И накорми горячим.
Пламенный шар выкатился из-за угла под ноги Василике. То был верный друг и слуга Костяной Ягини. Маленький Всполох помогал Домовому поддерживать огонь в печи и отгонять злых духов, указывал правильный путь и выводил к людям из нечистого Леса. Ягиня брала его с собой, когда отправлялась на ту сторону, глубже в непроходимые дебри. Василика не спрашивала ее, а ведьма не рассказывала, но чутье говорило: не для добрых дел она ходила туда. Может, ворожила, может, приносила жертву Моране. Кому же еще? Властительница мрака и смерти требовала крови и верной службы в обмен на колдовскую силу, знания, знаки для страшных заклятий. Только крови ей всегда не хватало.
– Кому ты служишь? – едва слышно спросила Василика. – Кому служим мы?
Прошло четыре седмицы, и она уже не радовалась, как прежде. Напротив, начала понимать, почему путники объезжали Лес стороной, страшась его сильнее проливного дождя.
– Мы храним Грань, – призналась ведьма. – А так особой разницы нет, главное – не обижать богов. Ты можешь не поклоняться Моране, но не вздумай посыпать домовины солью и вредить ей. Ты можешь презирать Перуна, но не смей плевать на землю во время ливней. И вообще когда-либо, Мать – Сыра Земля тебе этого не простит. И не гляди на меня волком, девка. – Ягиня скривила сухие губы. – Ты пришла за силой, и ты ее получишь. У твоей мачехи не будет над тобой власти.
Следуя в избу за Всполохом, Василика вспомнила отблески костра и усмешки служителей Нави. Скоро она совсем перестанет бояться людей, ведь есть силы куда страшнее и опаснее. Зря молодицы лили слезы, идя под венец: горевать и выть следовало не тогда, а много позже – всякий раз, когда их мужья и дети отправлялись в Лес.
Василика усмехнулась. До чего же нелепая мысль! В Радогощи ее засмеяли бы, вздумай она сказать подобное вслух. Все знали, что добрые девки становились невестами, потом – женами и старыми матерями, прятали волосы под грубой тканью, пели тоскливые песни по вечерам и плакали, пока догорал маленький огарок на старом блюдце. Женская доля отравляла и губила каждую голубку, превращая ее в сварливую и крикливую ворону. Почему-то тех, кто избежал подобной участи, презирали. Василика не понимала за что. Видимо, не зря Калина называла ее глупой.
Она попробовала жирную уху, которую поставил перед ней Домовой, и улыбнулась. Вспомнились боги. Мокошь, Лада, Велес, Перун, Морана, Крышень, Сварог, Дажьбог, Чернобог, Ярило, Яровит, Карачун. Их имена гремели в ночи, ими пугали малых детей, волхвы несли их славу в большие города. Василика была пару раз в капище, смотрела, как ярко пылал огонь, как склонялись перед ним жрецы, как молодые и старые девы прислуживали им. То капище, посвященное Перуну, стояло на окраине соседней деревни, неподалеку от родной Радогощи. Говорили, что у богов были свои сыновья и дочери, в разы сильнее обычных людей, но Василика не запомнила их имен. Калина считала, что купеческим дочерям не стоило много знать. Мачеха повторяла, что хитрые и умные девки быстро умирают, а то и вовсе превращаются в лесавок из-за своих злодеяний.
– Прогуляешься со мной завтра? – неожиданно подал голос Всполох. – Засиделся я в доме, а хозяйка далеко не отпускает одного.
– А со мной отпустит? – хмыкнула Василика. – Меня ведь тоже при себе держит.
– Отпущу. – За спиной появилась Ягиня с охапкой трав в руках. – Не все ж мне с тобой возиться, как с малым дитем. Пора тебе и самой за работу браться.
Пусть так, но с трудом верилось, что ведьма по доброй воле выпустит ее. Да, Василика помогала старухе собирать травы, приносила домой охапки цветов, корзины ягод, раз даже сговорилась с лесавкой, чтобы та помогла добыть вкусного мяса. Неведомо откуда, но та принесла окорок в обмен на несколько капель крови. Скорее всего, стащила у какого-то путника, не уследившего за снедью. По крайней мере, Василике хотелось так думать. Конечно, дочери Лешего славились своей кровожадностью. Они любили проглатывать человеческие жизни и смотреть, как теплое тело вздыхает в последний раз, падая в объятия Смерти.
Перед глазами снова возникли горячий костер, костяные маски и цветастые платки. Хитро: любой заплутавший путник пойдет на огонь, подумает, что перед ним находятся люди, и, соблазнившись морем пьяного меда, вкусными пирогами и ладными девками, тоже начнет отплясывать, отдавая себя в руки нечистых. Никто не станет задавать вопросов, если вокруг – море выпивки, вкусные пироги и ладные девки. Даром что за спиной пляшут деревья, радуясь новой жертве. Лес обожал кровь и страх. Пылающие ягодами кусты, целебные травы, зайцы и дикие яблони – лишь одна его сторона, вторая – коварные духи, заостренные ножи и капли людской крови.
Василика иной раз думала о побеге. Скорее всего, Ягиня не погналась бы за ней, а колдовская изба не так уж далеко от знакомой опушки. Во дворе по-прежнему жевал овес Яшень, временами поглядывая на свою хозяйку. Но куда бежать-то? К Калине, которая сама прогнала ее? Мачеха рассмеется ей в лицо и велит готовиться к свадьбе. Иначе быть не могло. Нет, не пойдет Василика назад – она будет слушаться ведьму, гулять со Всполохом и дичать, как те лесавки.
Не так уж много времени прошло с тех пор, как сгинула Вьюнка. Кривоногая, без переднего зуба, она не была похожа на обычную девку. Ягиня не удивлялась – к ней в ученицы всегда просились уродины, которые могли остаться старыми девами до самой смерти. Василика стала исключением, и было в ней что-то такое, вынуждавшее верить, что девка и впрямь справится, не уйдет с духом Нави, не отдастся Лешему, ускользнет от цепких рук Мораны и станет ведьмой не хуже самой Ягини.
– Зря ты ее жалеешь, – прошептал Всполох. – У нас осталось несколько седмиц, а то и меньше.
– Ты о чем? – насторожилась ведьма.
Огненный дух не ответил – лишь взглянул на багряного воина, сидевшего за столом. Светоч хлебал щи и хмурился. О чем думал предвестник рассвета, оставалось тайной. Он и его братья всегда останавливались в ведьминой избушке, перекусывали, отдыхали и отправлялись дальше. Светоч – рассветный всадник, Месяц – вечерний, Мрак – ночной. Глаза у Мрака сверкали так, что Ягине становилось страшно.
Когда появлялись гости, ведьма отправляла Василику подальше от дома. Рано ей было встречаться с вестниками. Не каждый мог выдержать их сияние, нечеловеческое и притягивающее. Светоч пах медом, росой и костром. Багряный гость отдыхал лучину-другую, переводил дух, а потом вскакивал на медного коня и уносился сквозь ворота в человеческий мир, неся зарю.
– Чем поделишься, гость дорогой? – спросила Ягиня. – Есть ли у тебя какие вести?
Светоч нахмурился. Он всегда говорил мало, да и Ягиня особо не приставала с расспросами. Вестник отхлебнул сбитня, провел рукой по непослушным кудрям и поджал тонкие губы.
– Мои слуги говорили, что у тебя появилась ученица, – сказал он.
– Да, – кивнула Ягиня. – Твои слуги сказали правду, но ей еще рано видеться с тобой и твоими братьями.
– Мрак так не считает, – невесело усмехнулся Светоч. – Мои слуги дружны с его слугами, и те нашептали, будто Мрак видел твою ученицу на краю Леса, и она показалась ему удивительно красивой.
Ягиня вцепилась пальцами в полотенце, злобно заскрежетала зубами. Всадник ночи любил Жизнь и все, что дышало ею. Ходили слухи, что в разгульные ночи Мрак губил невинных девиц, которые, отстав от подруг, оказались неподалеку от Леса. Красота лихого юноши притягивала их, заставляла отдаваться ему без остатка, а потом… Досуха выпитые и мертвые тела сжигали. То делали или лесавки, или люди, зачастую родственники умершей.
– Я ведь говорил, – обиженно произнес Всполох. – Не зря черные волки спрашивали меня про… нее.
Дух запнулся, вовремя вспомнив, что нельзя произносить имя молодицы. Тот, кто узнает, как зовут ученицу ведьмы, обретет над ней большую власть.
– Вот что, – решительно сказала Ягиня. – Ты, Всполох, отныне всегда будь подле нее. Пока рядом огонь, ни один слуга тени не посмеет сунуться. А тебя, Светоч, благодарю. Ты поведал мне страшное, но бояться еще рано.
Багряный молодец не ответил. Доел щи и вышел во двор, где ждал верный конь. Скоро начнется день, защебечут птицы, люди выйдут на улицы, а в Лесу проснутся дочери и сыновья Лешего. И Василика вернется.
– Ты не сможешь прятать ее вечно, – хмуро произнес Светоч, прежде чем исчезнуть.
Ягиня тяжело вздохнула. Ей не хотелось признавать его правоту. Правда пугала и вынуждала все больше подгонять девку, чтобы поскорее узнавала и запоминала, чтобы могла защитить саму себя. А самое скверное – ведьма не могла сказать ей правду. Ей ли не знать девичье сердце? Василика наверняка захочет испытать миг наслаждения и сбежит с лихим посланником ночи. Шутка ли, сам Мрак заинтересовался ею. Ни одна девка не могла противостоять его чарам. Нет, пусть лучше будет в неведении. Когда наберется ума, тогда Ягиня ей все расскажет.
Отчего-то вспомнилось, как она сама чудом выжила при древней Кислице. Ее наставница родилась, когда на земле еще не было княжеств, а старшины племен то заключали союзы с хмурыми конунгами, то ругались с ними, и тогда кровь лилась рекой. Иной раз страшно было ступить к опушке – все вокруг казалось липким от крови, а в воздухе стоял едкий запах железа и гари. Но время Кислицы утекло, и на ее место пришла Ягиня. Ей повезло застать рождение княжеств, увидеть расписные каменные домики в городах. Она пробовала вино, которым угощали духи Нави, и договаривалась с лесавками и лешачатами, чтобы те таскали ей живых кур.
Война удивительно давно не приходила в эти земли, потому люди жили ладно, тихо и даже богато. Летом девки бегали за ягодами к опушке, плели венки в костровую ночь, искали чар-траву, гадали на женихов и пересказывали слухи о Ягине. Осенью же, когда наступал месяц Велеса, народ толпами ходил за грибами, не забывая о жертве Лесу, а потом все готовились к долгой зиме и просили пощады у злой Мораны. Что делать Ягине, когда дни станут короче и Мрак начнет задерживаться в избе, искать глазами Василику и хитро улыбаться? Сгубит девку, не иначе. Значит, времени у них и впрямь было мало. Слишком мало, чтобы подготовить новую ведьму, но достаточно, чтобы Василика впитала силу и смогла совладать с детьми Нави.
– Что ты задумала? – спросил Всполох.
– Жуть, – усмехнулась ведьма. – Тебе не понравится, так что лучше не спрашивай.
Пришлось вспоминать все хитрости, с которыми она в свое время справлялась. Кислица испытывала ее много раз: заставляла плясать с духами Нави, говорить с лесавками, Лешим, принимать Светоча, Месяца и Мрака, ходить меж людей и помогать слабым, спиной чувствуя коварство и злобу, а потом… Потом Кислица отправила Ягиню туда, откуда не возвращались люди, чтобы та прошла посвящение, напилась мертвой и живой воды, откушала с тем, кому служили лесные духи, познала вкус Смерти и вернулась, представ перед ведьмой уже не ученицей.
Кислица не готовила к путешествию. Если бы не Всполох, Ягиня вообще ничего толком не поняла бы. Отчасти ведьма была благодарна наставнице за это. Не каждая девка могла понять и перенести подобное путешествие. Два десятка девиц в разное время стучались в ее ворота, и все стали частью Леса и забыли о прошлой жизни. Некоторые до сих пор завывали в глубинах чащи и блуждали бледными тенями, не зная покоя.
А сколько же учениц приняла Кислица? Оставалось только гадать. В отличие от Ягини, она сразу брала быка за рога: рассказывала о ворожбе на крови, заставляла собирать травы на убывающую луну, отлавливать зайцев и красть животину, приносить жертвы богам и духам Нави, чтобы те даровали удачу и силу.
Ягиня усмехнулась. Дочь купца наверняка рухнет на пол, когда узнает, чем ей предстоит заниматься. Одно дело – собирать травы, другое – чертить колдовские знаки, призывать пламя и пытаться вонзить лезвие ножа в чужую плоть. У Ягини получилось лишь на третий раз, когда Кислица заставила ее заколоть ворона и вырезать знак Мораны на черной земле. Кажется, на том месте до сих пор ничего не растет, кроме чертополоха. Зато Ягиня смогла пройти в Навье царство и переродиться.
От одного воспоминания пробрала дрожь. Словами не описать, каково это, когда тебя собирают по косточкам, скрепляют их живыми и мертвыми водами, заставляют кровь течь по-иному и привязывают твой дух к Лесу. То был тяжелый обряд, который длился целую вечность. Возможно, боги щадили девок, когда убивали их, не давая стать ученицами и испытать жуткую боль.
Ягиня заварила себе травяного чаю, чтобы успокоить сердце. Такое благословение было хуже смерти. Позволить Мраку забрать Василику? Нет уж, раз пришла, пусть идет до конца. Никто не заставлял ее стучать в ворота.
– Стереги ее, Всполох, – сказала ведьма. – Не подпускай к ней Черного всадника ближе, чем надо.
– Слушаюсь, – отозвался пламенный дух.
Маковый свет разливался по небу мучительно долго. Ведьма приказала Василике гулять по заднему двору до рассвета. Она сидела скучала возле старой бани и думала о том, что сруб стал совсем негодным, стоило бы поменять или поворожить. Интересно, сколько лет самой избе? С виду не дашь и десятка, а там – кто знает. Если верить слухам, то она стояла тут, еще когда Калина была совсем ребенком. А когда появилась, и вовсе никто не скажет.
– Скучаешь, девка? – выскочил Банник из-за угла. – Пошли ко мне, попаримся как следует.
– А как же анчутки? – фыркнула Василика. – Не они ли целую ночь веселятся в твоих владениях?
– Они, – кивнул дух. – Но теперь уж светает, оттого анчутки давно разбежались по округе и заснули. В бане пусто. Прикажешь растопить?
– Не хозяйка я тебе, чтобы приказывать, – покачала головой Василика. – Не надо, потом как-нибудь.
Сердце ее тосковало по веселью. Как славно прыгали духи Нави, как чудно кружились платки, как отплясывали неживые девки и молодцы, то и дело поправляя костяные маски! А запах спелых ягод? Она слышала его до сих пор. Пусть Ягиня и говорила, что служители Нави хотели напиться ее крови, но тоска по живому скреблась под ребрами. Раньше Василике казалось, что колдовская сила – самое желанное, что может быть, не зря сами князья падали ведьмам в ноги. Теперь она думала иначе. Ягиня заставляла ее толочь травы, разрешала прогуливаться лишь вокруг избы и не дальше. Ведьма под страхом жуткой смерти запретила девке заходить глубже в чащу. Василика догадывалась, что там прятались дивные чудовища. Поскорее бы Ягиня научила ее бороться с ними!
Все, что ведьма давала ей делать, было простым и понятным. Пара-тройка заговоров, и только. Василика научилась отгонять полынью и рябиной нечисть, заваривать разные настои, смешивать ягоды с сухоцветами и травить мышей, которые норовили забраться в мешок с мукой. Разве ж это было настоящим колдовством? Василика знала не больше обычной травницы или знахарки. Такие и в Радогощи водились.
– Чего грустишь, молодица? – взглянул на нее Всполох. – Сегодня с тобой глубоко в Лес пойдем. Хозяйка наказала к алатырь-камню сходить помолиться.
– Кому? – спросила Василика.
– А кому ты молишься? – отозвался дух. – Тому и молись, главное – силой от чудо-камня напитаться.
Про алатырь-камень ей рассказывали в далеком детстве. Кормилица говорила, будто чудо-камень, исписанный золотыми письменами, стоит на одиноком острове прямиком посреди океана. Костяная Ягиня посмеялась, когда узнала об этом. Алатырь-камень был верным и вечным стражем, разделявшим чащу и мир Нави. За избушкой ведьмы начиналась Грань, где резвились лешачата и злые духи, а за Гранью – огромный оберег, алатырь-камень, неведомо кем и когда поставленный. Ягиня рассказывала, будто сама Трехликая Богиня-Пряха спустилась с небес и оплела письменами огромный камень, а сам оберег наделила жуткой силой. С тех пор он сторожил Навье царство, не пускал в мир Яви. Каких только колдовских знаков на нем не было, и с помощью каждого можно было оборонить или проклясть, обернуть человека в птицу, рыбу, а то и вовсе умертвить.
А что же находилось за алатырь-камнем? Ягиня не рассказывала, но Всполох однажды проболтался, что с той стороны журчали две тонкие речушки, одна – с живой водой, другая – с мертвой. Первая действовала на духов Нави как жгучая отрава и исцеляла людей, вторая будто бы оборачивалась черными змеями, щекотала духов и разъедала человеческое тело изнутри.
Пока Василика представляла, что находится за Гранью, на небе совсем уже рассвело, а незнакомый всадник в багряных одеждах покинул ведьмин дом и уехал.
– Пойдем в дом, – сказал Всполох. – Теперь уже можно.
Василика вздохнула. Ягиня повторяла, что она еще не готова принимать подобных гостей, не окрепла, не набралась колдовской силы.
– Ручеек ты, – усмехнулась ведьма, когда девка вошла в дом. – А надо, чтоб было море.
– О чем ты? – не поняла Василика.
– О силе, – покачала головой Ягиня. – Ты, конечно, чуть сильнее обычной девки, но маловато будет. В долгий день, когда Дажьбог в разы превзойдет в силе Морану, разожжем с тобой костер. Пламя всегда питает, запомни это.
Долгий день? Наверняка речь шла о русальной неделе, когда женщины скорбели о молодости, а девки вплетали в косы ивовые ветви, жгли свечи, пускали венки по реке и пели.
Удивительно, как быстро летело время! В начале багряно-зеленого червня Василика ушла из купеческого дома. Ей казалось, что прошло всего пара седмиц, но никак не целый месяц.
– Наблюдай за луной, – посоветовал Всполох. – Так проще понимать, когда какое время.
Василика тяжело вздохнула. Ягиня дала ей мясной похлебки и наказала есть побольше, потому как дорога будет тяжелой. Девка кивнула, хоть и не ощущала особого голода. Ведьма никогда не жалела еды, повторяя, что их труд требует сытости и нет лучшего способа восполнить потерянные силы, чем мясные щи и свежий хлеб.
– Ну все. – Ягиня убрала опустевшую миску. – Домовой натаскает воды, а вы со Всполохом ступайте к алатырь-камню. Я бы тебя проводила, девка, но нельзя. Сама должна справиться, иначе лада не будет.
Василика вышла за ворота. Лешачата больше не бегали вокруг нее, не просили пахучих яств – лишь мерцали и глядели смарагдовыми очами из кустов. Кто-то куда-то крался, кто-то выл вдали, лесавки прыгали по толстым веткам и осматривались, ища добычу. Духи Нави, кажется, дремали. Не любили они высовываться днем, когда солнечные лучи пробивались сквозь густые кроны. Но Лес и без того пьянил.
Василика обошла избу и побежала, перепрыгивая через кочки. Жаль, что она не могла обернуться зверем, – так хотелось мчаться, выть, рычать, чтобы аж шерсть вздыбилась.
– Чуешь ты его, – усмехнулся Всполох. – Алатырь-камень зовет тебя.
Василика не поняла его слов, да и не хотела. Внутри разливалось неведомое тепло. Ладони заискрились, а в глазах заплясала зелень. Она чувствовала, как переговаривались деревья, как танцевали за кустарниками лешачата, как незнакомая мавка тащила мертвого путника, предвкушая пир, как журчала речка вдали, рассказывая о голодных русалках.
Василика бежала по узкой тропке, Всполох катился рядом. Вся ее душа стремилась туда, в черную глубь, где не было ни одного солнечного лучика – лишь чужие глаза светились огоньками в предвкушении жаркого пира.
– Всего один танец, – повторила Василика знакомые слова. – Всего одна пляска и одна душа.
Ее закружило по ветру. Зашумело, загудело вокруг, из ниоткуда появилась черная тень. Она почти слилась с Василикой в одно целое, как вдруг Всполох с шипением прыгнул прямиком в ураган из листьев и темноты.
– Мра-ак! – закричал дух. – Не твое время, не твоя девка! Убирррайс-с-ся!
Тень превратилась в клыкастую пасть и бросилась на Всполоха. Одурманенная Василика замерла, не зная, что делать. Пламенный дух неистово зашипел и рассеял тьму. Слуга Нави сделал круг-другой и с воем растаял. Ветер улегся. Все затихло, как будто ничего и не было.
– Что это? – прошептала ошеломленная Василика.
– Тварь, – фыркнул Всполох. – Не обращай внимания, молодица. В Навьем царстве всякого хватает.
– И как его побороть? – нахмурилась она. – Я должна знать, что делать в следующий раз.
– Побороть – никак, – грустно сказал дух. – А вот прогнать можно, не зря же хозяйка отправила меня с тобой.
Остальная часть пути прошла в тишине. Василика не бежала – ступала ровно. Клыкастая тень все еще стояла перед глазами. Стыд вгрызался в душу. Надо же, считала себя умной, а не сделала ничего! Не будь рядом Всполоха, она бы сгинула. Нет, такое никуда не годилось, и Василика пообещала себе, что после возвращения потребует, чтобы ведьма обучала ее, не жалея. Иначе как справиться с духами Нави? Что она будет делать, если Всполоха не окажется рядом? Не нравилось ей, что Костяная Ягиня щадила ее, жуть как не нравилось, особенно теперь.
Пламя в груди отплясывало и требовало выхода. Василика сама не заметила, как дикая и ранее незнакомая сила потекла по телу, словно бурный ручей, забилась в ребрах и едва-едва не взорвалась. Всполох украдкой усмехнулся: не зря ведьма отпустила девку к алатырь-камню, ой не зря.
