Диана Билык
Танец мотылька. Куколка

Глава 7. Старые раны

Комната встречает прохладой и слабым запахом ладана и свечей. Все это смешивается с ароматом дерева, что будто въедается в кожу. Слышу тонкий оттенок можжевельника. Я хорошо помню его: были у меня такие бусы. Но я их не особо носила на шее – держала на полочке, чтобы в спальне пахло.

Застываю на пороге, потому что с трудом представляю, как здесь проведу хотя бы минуту. Не по мне этот шик. Отступаю, но тяжелая дверь бьет по лопаткам и вталкивает меня назад.

Ладно. Уговорили. Все равно домой идти смысла нет. Ключа нет, да и желания тоже. А к родителям ехать я еще не готова. Мама расстроится, когда узнает, что мы с Марком расстаемся, а ей лучше не нервничать.

Комната двойная. Долго смотрю на широкую гостиную. Здесь шкаф с книгами, и у стены полукругом примостились кресла голубого цвета. Мягкий ворсистый коврик пастельных тонов под ними. Представляю, как уютно там сидеть и смотреть в распахнутое окно. Массивные шторы оттенка мокрой зелени прикрывают стекла высотой на всю стену, метра четыре высотой, разделенные тонкими деревянными перемычками. Все украшено ламбрекенами, фалдами, рюшами и защипами. Как в царских домах. Я такое видела только в кино.

Выглядываю на улицу. Широкая тропинка увлекает взгляд далеко под тень сосен. И сквозь темные шапки едва ли заметна река или озеро.

Чем же эти маги зарабатывают, что могут себе такое позволить? Но догадаться нетрудно, что некоторым политикам было бы очень выгодно сотрудничать с такими необычными людьми.

По темному паркету прохожу в комнату. Кажется, ничего особенного, но все равно не могу дышать. Перед глазами двуспальная кровать с огромной резной спинкой, застеленная синим жаккардовым покрывалом с золотой нитью.

На глаза наворачиваются слезы. Я не хочу тут быть. Не мое. Все какое-то чуждое и непривычное. Одиноко и пусто. А еще эти нежно-голубые шторы невыносимо напоминают глаза Марка.

Я присаживаюсь на край кровати и роняю голову на руки. Плакать больше не могу.

В рюкзаке вскрикивает телефон. Пронзительно и визгливо. Мелодия, что присвоена мужу, раньше казалась моей любимой, а теперь… Отбрасываю на пол рюкзак в надежде, что мобильный разобьется, и заваливаюсь на кровать. Музыка продолжает запевать, как нарочно, усилив громкость.

Сквозь мутное стекло слез проступает резьба по деревянному плинтусу, а на потолке раскрывается необычайный рисунок. Долго рассматриваю, но так и не могу сложить картинку. Что там нарисовано? Даже отвлекаюсь от звонка и пытаюсь разгадать. И, когда телефон, наконец, замолкает, резко встаю.

Удалю его номер и заблокирую. Чтобы больше не тревожил.

Яростно роюсь в боковом кармане и не могу поймать трубку, будто не хочет она лишиться важного. А я не могу. Мне нужно это.

Палец замирает над кнопкой «удалить». А вдруг я ошиблась? И стоит телефону завибрировать снова, я швыряю его в стену.

Темный пластик разлетается на мелкие части. Корпус скользит прямо мне под ноги и замирает разорванным нутром кверху. Все. Нет больше прошлой жизни. А боль пройдет. Я знаю. Как прошла она после насилия…

Встаю так резко, что на миг темнеет в глазах. Из комнаты выходит еще одна дверь – нахожу там роскошную ванну на постаменте. Но уже не удивляюсь, и меня это не радует. В сердце бы дыру залатать, не до комфорта сейчас.

Фаянс умывальника белоснежный. Холодный. Скользкий. Умываюсь холодной водой и слышу в голове голос Марка:

«Дай мне объясниться»…

А потом вижу прищуренный взгляд тирана, когда нашла документы на балконе. Помню крепкие руки, что тащат меня через зал, а затем грозный голос… Помню лес и магическую привязку кольца, когда по одному желанию Марк протаскивал меня по земле к своим ногам. Даже искать меня не нужно было. Щелкнул пальцем, и вот я – приползла на карачках. Помню пощечину за то, что сбежала. Помню Даню, что кричал, разрывая мне сердце, а муж шантажировал здоровьем ребенка и заставлял меня раскрыться… Хотя. Я. Не. Представляла. Как! А еще подвал. Я все помню. И забыть не могу. Оно будто гнойник – рвануло.

Пусть некоторые вещи Марк объяснил мне позже, когда Марина нас вытащила из деревни. Сказал, что подстроил все – даже гопников в переходе, но это его не оправдывает. Да, и Данька получил хорошенькую сумму за актерскую игру. И остальные моменты Вольный усугублял и пережимал, чтобы вывести меня на нужной силы эмоции. Но разве это человечно? Разве можно после этого любить и притворяться, что ничего не было? Я мучилась, плакала, когда он не приходил в себя после пожара и искренне любила его таким какой есть. А он стер это. Значит, остальное еще страшней, чем то, что осталось. Марк пользовался мною. Стоило узнать, что раскрываюсь я лучше от совершенно других эмоций, а точнее – от секса, он стал давить на больное: на мою любовь к нему. Пользовался и вытирал ноги, брал свое и мучил, мучил, мучил… Не отступил от задания и поплатился. Блок в моей голове был мощнее, чем Вольный думал.

Вздрагиваю, когда вижу перед глазами его сломанное тело и черную юшку из носа.

И сейчас будто снова переживаю эти моменты. Становится так плохо, что я не могу больше дышать. Умываюсь, растираю щеки, губы, веки и смываю остатки его прикосновений. И запах, который въелся в каждую клетку моей кожи. Запах Марка. Любимый и ненавистный.

Заношу кулак, чтобы вмазать в зеркало и размозжить это отвратительное отражение. Медные волосы свесились по бокам и прикрыли уши. Губы припухшие от поцелуев, а в глазах ярость и отчаяние.

Как взять себя в руки?

Заставляю себя вывалиться из комнаты, затем на ватных ногах бреду в коридор. Нужно идти к людям. Это поможет отвлечься от мыслей и воспоминаний. Да хоть к Кощею, хоть к Лешему – неважно.

По памяти нахожу коридор. Дальше иду по интуиции, прислушиваясь к звукам. Голоса слышны только, когда прохожу стеклянный купол и попадаю в круглый вестибюль. Здесь чувствуются запахи: выпечка, жареное мясо, узвар из сухофруктов. Аппетитно. Но с такой горечью, что поселилась у меня внутри, боюсь, не пойдет еда.

В длинном светлом помещении обилие цветов. Широкие окна занавешены белоснежным тюлем. Никаких штор. За овальным столом сидят молодые ребята. Моего возраста и младше. Девушки, парни. Несколько мужчин возраста моего отца расположились отдельно. Возле них короткостриженная женщина: крупная, ширококостная и тоже смахивающая на мужчину. Только налитая грудь ее выдает.

– Здравствуйте, – осторожно произношу я. Все головы поворачиваются ко мне, и я замечаю знакомое лицо.

Мерзкий ток прошивает мышцы. Игорь. Мерзкая улыбочка на тонких губах, светлая челка на глазах и такой же наглый взгляд. Не-е-ет! Больней быть не могло.

Глава 8. Что ты помнишь?

Ноги подкашиваются, и я, зацепившись за табурет, падаю на пол. Следом летит стул и со всего маху ударяет меня по косточке.

Отползаю назад и, неуклюже поднявшись, вылетаю по пройденному минутой ранее пути, где натыкаюсь на Акима.

– Что такое? Чего ты, Вика?

– Там! Игорь, – ошарашенно говорю я, неосознанно вцепившись в предплечья Кощея. От него разит сыростью и прелой бумагой.

– Крылова, так это же в прошлом. Или все еще теребит душу? Сверилов – темный маг и тоже здесь учится. Я не могу его вышвырнуть из-за того, что у вас когда-то что-то было.

– Было? – я скриплю зубами и, отодвинувшись к стене, сжимаю кулаки. – Было?!

– Да мне все равно. Я свечку не держал и не собираюсь. Мне важен результат на занятиях. С чувствами и прошлым разбирайтесь сами.

Я молчу. Не стану унижаться и кричать на весь мир, что этот конченный со мной сделал. У меня еще осталось уважение к себе. Тем более, полтора года прошло. Должна была забыть, да не смогла. Не подавала на него заявление. Страшно было и стыдно. Думала, что сама виновата – дала повод. Искусила. Как сейчас доказать обратное?

– Я ухожу! – бросаю гневно и направляюсь на выход, но Аким хватает за локоть. Больно сдавливая, говорит:

– Не отпущу в таком состоянии. На тебе лица в маршрутке не было, а я ведь знаю, что произошло. Не сталкивайся с белобрысым, вот тебе мой совет. Или вернешься к мужу? Он ведь издевался над тобой намного изощренней, изысканней, как могут только ублюдки. Так ведь?

Я взрываюсь. Нет больше сил терпеть этот фарс.

Оттесняю тощего к стене. Откуда только силы взялись? Он неприятно хрипит, а я успеваю зажать его горло. Вот-вот и хрустнет костлявая трахея. В следующую секунду наваливается слабость. Меня качает, бросая на стену плечом, и отнимает пальцы, будто кувалдой грохнули по рукам.

Приседаю на одно колено и гляжу на узор плитки в вестибюле. Вот и рассмотрела. Перед глазами все плывет. Нет слез, нет мыслей. Только боль, что проламывает кости и разрывает изнутри на мелкие лоскуты. Кажется, я падаю так низко, что сейчас лоб врежется в плитку, и я растекусь кровавым киселем по полу.

– Вика, тише, – Аким склоняется и помогает встать. – Пойдем. Твои эмоции зашкаливают, но идут не в ту степь. Примени их к учебе, и тебе станет легче. В школе нет принуждений, расписания или домашних заданий. Здесь только твое желание научиться управлять даром.

Хочется плюнуть ему в лицо. Так он мне неприятен. Но я киваю и бреду за ним, как покорная овца. Мы поднимаемся по ступенькам, и каждый шаг для меня, как провал. Рывок в бездну. Перед глазами горит и плавится мир. Мне нет места в нем. Чувствую опустошение и разочарование.

– Крылова, ты, что ли? – на лестнице нас догоняет Игорь.

Отступаю к стене и холодею. Безмолвно кричу, отворачивая лицо. Кусаю губу, чтобы сдержаться и не наброситься на этого урода. Нужно забрать вещи и просто сбежать.

– Сверилов, иди занимайся, – чеканит Аким в сторону белобрысого, а мне показывает на дверь. – Заходи, Вика. Поговорим.

– О чем? Я не останусь здесь. Ни за что!

Игорь мнется и поглядывает на меня так добродушно и искренне, будто ничего не было. Будто он не терзал мое тело полтора года назад, утоляя свой похотливый голод. А потом Марк… Как я вообще мужчину подпустила к себе, не понимаю. Воротит от всех! И меня чуть ли не выворачивает наизнанку от чистого и ухоженного лица насильника. Он правда делает вид, что все прошло незаметно? Урод! Не было? Как же! Если бы не Артем, я бы не выжила. Если бы не младший Вольный, выкинулась бы из окна. Это он меня спас: пришел тогда, взял обещание идти дальше. И я будто даже сейчас живу по его приказанию. А Игорь потом приходил в клуб и делал вид, то ничего не произошло. Не подала заявление? Умница-девочка. Зачем шумиху поднимать из-за ерунды! Ну, приласкал чуток агрессивно, многие бабы любят такое. Падло! Мразь! Тварь!

Сжимаюсь. Сейчас убью его и не моргну. Все равно у меня ничего светлого не осталось в жизни. Марк – предал, Лиза – пропала, брат – не брат мне вовсе. Ради чего жить?

Кощей взмахом показывает Игорю «уйди» и заталкивает меня в комнату. Силой усаживает в голубое кресло у окна. Я вскакиваю, но тут же падаю, будто придавленная камнем.

Аким выставляет перед лицом указательный палец и угрожающе трясет.

– Крылова, прекрати! Я могу не только обездвижить, но и вырубить тебя на несколько суток. Не доводи!

Что мне остается? Киваю, соглашаясь выслушать.

Через какое-то время остываю, будто не сама, а помогает кто. Сердце замедляется, и дыхание выравнивается.

– Все? Легче немного? – Аким сжимает мое плечо и заглядывает в лицо.

Киваю, а сама продумываю путь отступления. Что-то мне это не нравится. Уеду к родителям, как только выберусь наружу. Главное, из этой тюрьмы вырваться, а там до ворот и на дорогу…

Тощий застегивает верхнюю пуговицу фланелевой рубашки и присаживается напротив. Долго мостится и ерзает, а потом закидывает ногу на ногу и поднимает стопу высоко на колено. Вольготно чувствует себя, словно он здесь хозяин.

– Лиза еще важна для тебя? – сощурившись, начинает Кощей.

– Да, – отвечаю, не раздумывая.

– Так вот. Ты единственная, кто видел суггестора вживую. Помнишь, что-нибудь об этом? – Аким складывает горкой пальцы и накрывает ими тонкие синеватые губы.

– Обрывки только.

– Что ты помнишь последнее? – интересуется маг, не убирая пальцы. Звук голоса получается глухим и смазанным.

– Ранение Яна в квартире и Лизу, которая вытолкнула меня в коридор, – прячу лицо в ладони. Эти воспоминания тяжелые. Я тогда не могла разобраться в себе. Любила Марка, симпатизировала Яну. Пыталась вычеркнуть Вольного из себя, чтобы остаться с Зимовским. Что потом произошло? Меня вдруг осеняет: – А при чем здесь суггестор? Ты же тоже маг. Найди Лизу своими силами, – всматриваясь в бледное лицо Кощея, не могу себя сдержать от неприязни.

Аким играет только взглядом, на лице ни один мускул не шевелится. Его песочные радужки блестят, будто тощий продумывает коварный план. Почему я ему не доверяю? Он же меня вытащил из больницы, вроде как был на моей стороне, но… Гадкое ощущение, что он нехороший, не отпускает. Хмыкаю неосторожно. Доверять моим чувствам не стоит. Вон как с мужем ошиблась. Да и с другом тоже…

Кощей натягивает спину и опускает ногу на пол.

– Сказать что-то хочешь?

Отворачиваюсь. Глаза дерет, а в груди до сих пор камень. Я здесь оставаться не намерена, и это осознание меня душит. Сердце заводится с новой силой и лупит в ребра, будто намеревается выскочить.

– Давай так, – продолжает Аким невозмутимо спокойно. – Я постараюсь оградить тебя от встреч с Игорем, а ты побудешь у меня, то есть «у нас», недельку – поможешь мне Лизу найти.

– Зачем она тебе?

Аким молчит какое-то время, а я считаю про себя секунды, чтобы успокоиться. Я уже поняла, что просто так меня не выпустят.

– Это важно? – наконец, отвечает тощий и хряскает пальцами. – Пропал хороший маг-лекарь, мой друг. Я хочу помочь, – Кощей разводит руками, а я ловлю в его глазах необъяснимые алые искры. Я у многих замечала свечения, только разных цветов. Вот у Марка были белые, как мотыльки, а у Яна – оранжевые, как вечерние фонари.

– А если откажусь? – прощупываю реакцию. Двигаться до сих пор боюсь. Кажется, что невидимая рука великана легла на грудь и раздавит, стоит мне воспротивиться.

– Можешь уйти сразу, – отвечает спокойно Кощей и встает. Подходит к окну и заводит руки за спину. – Иди, если хочешь, – говорит, не поворачиваясь. – Я не держу тебя.

Хочу встать, даже кладу ладони на подлокотники, но тут же понимаю, что если не сделаю сейчас хоть что-то для подруги, потом буду себя всю жизнь корить.

Вздыхаю:

– Я ничего не умею. Чем помогу? И вспомнить суггестора все равно не получается. У меня такая каша в голове, что я себя с трудом помню. Да тебе это и так известно.

Считаю полосы паркета, тру носком кроссовки по ровной линии. Как пережить эти дни, не представляю. Мир рушится, раскалывается, и его осколки больно ранят. Хочется опустошения, но где его найти?

– Тебе надо принять свой дар. Приоткрыть способности. Понять, что ты умеешь, и как этим пользоваться. У каждого мага свои особенности. Когда ты перейдешь во вторую степень блоки с памяти спадут, и ты все вспомнишь. Это все разложит по полочкам – даже отношения с Марком. А это тебе нужно не меньше, чем спасти подругу. Так ведь? Но сначала нужно хотя бы первую степень закрепить.

– Может, я вообще не маг?

Аким резко оборачивается и начинает смеяться. Противно, скрипуче, до слез. Вытирает костяшками пальцев слипшиеся ресницы.

– Поверь мне, – резким серьезным тоном отвечает он.

– Ты что-то утаиваешь.

– Ну, все может быть. Не стану отрицать, – разводит руками и ехидно улыбается. – Но зачем мне это? У меня школа на тридцать молодых магов, которые, как только освоятся со способностями, пойдут во внешний мир. Кстати, среди учеников есть не только Маттеры. Ты знаешь, что темная магия раскрывается для любых синдикатов? Вернее, не так. Темными становятся уже реализованные Рэньюеры или Мнемоны.

– Погоди, – я ошарашенно гляжу в его блеклые змеиные глаза. – Как это? А я?

Кощей пожимает плечами.

– Просто уникальное исключение. Возможно, это и не дает тебе рывка, чтобы полностью раскрыться. Ты зависла между человеком и магом.

– Я просто не знаю вообще, кто я. Мне же память стерли. Полгода жила, как обычный человек, и думала, что муж архитектор, а не маг на побегушках.

Аким хихикает:

– Похоже, синдикаты решили придержать тебя некоторое время. С одной стороны, правильно, время лучше всего раскрывает способности, но с другой – сейчас нужно Лизу выручить. И мы не знаем сколько у нее времени, и найдем ли живой. Твоя связь с суггестором невероятно важна.

Мне становится жарко. Скидываю куртку и вдыхаю оставшийся на ней едва заметный запах Марка. Мы ходили в кафе вчера и долго обнимались около подъезда.

Щемит сердце.

«Все хорошо, золотая. Время пролетит быстро. Вот увидишь»…

Тяжело осознавать, но эти события не просто надломили меня. Они убили ментально, раздробили душу на тысячу частей. Я без Марка, как бабочка без крыльев. Но нужно изменить это. Я должна пойти дальше. Одна.

– Согласна, – слишком громко отрезаю, морщась от собственного голоса. – Но если Игорь распустит руки, я ему морду разукрашу. Или убью. Пусть лучше держится подальше, – почти рычу.

Аким усмехается и потирает неприятно сухие пальцы.

– Конечно. Согласен даже подержать его и посмотреть на твои кулаки в действии. Зря ты тогда не наказала его, а сейчас уже поздно.

– Зря, – выцеживаю я злобу сквозь зубы, – но уже ничего не изменишь.

– Поработаем тогда?

Прищуриваясь, киваю. Выбор сделан.

Глава 9. Возвращение

Марк

Лечу домой, как сумасшедший. Вика не отвечает на звонки. Сердце и душа воспаленные, не на месте и горят. Что-то случилось!

Квартира встречает глухой тишиной. Вязкой и засасывающей. Зеркало показывает мой растрепанный вид и опухшие веки. Не выспался, устал, а под ребрами настоящий ураган уже третий день.

Да, вымотали меня телепорты на Кируан. Но там было важное дело: не мог отказать друзьям, хотя снова пришлось соврать Вике. А еще перед вылетом пытался ей набрать, а она сбросила вызов и после ни разу не ответила. Трое суток, как на иголках танцевал. Беспокойство съело каждую прожитую секунду.

Мечусь по квартире. Волосы лезут в глаза от резких движений. Провожу по ним вспотевшей ладонью и закидываю назад. Давно бы состриг, чтобы не мешали, но жене нравятся. Где же она?

Воздух качается мелкой россыпью точек на свету. В окно заливается вечернее солнце. В комнате не чувствуется жизни, будто сердцебиение дома остановилось. Квартира отвечает мне глухими шлепками подошв и тихим стоном холодильника в кухне.

Бегаю из комнаты в комнату и не чувствую запаха Вики. От волнения сводит скулы и хрустит эмаль. Может, к родителям уехала? Набираю номер, присаживаясь на диван. Пока жду звонка, запускаю пальцы в волосы и деру пряди на висках. Долго не отвечают. Уже собираюсь дать отбой, как слышится уставший голос Викиной мамы:

– Марк, хорошо, что ты позвонил, – даже не здоровается. – У Вики недоступный телефон уже третий день.

Я падаю. Куда падаю, не знаю. Но падаю так стремительно, что не могу сделать вдох. Карусель кружится, и в реальный мир меня возвращает громкий голос:

– Марк! Ты тут?!

– Да, тетя Эля, – заикаясь, бормочу. – Она, видимо, в гости уехала к Зимовским. Телефон, возможно, дома забыла, а он разрядился. Я только с командировки вернулся, даже переодеться не успел.

– Я не смогла никому дозвониться, – сокрушается Викина мама. – Марк, у меня нехорошее предчувствие. Найди Вику, прошу тебя.

– Найду, – отвечаю, а у самого в горле застывает ледяной ком. Последнее выдавливаю через хрип: – Обещаю.

Отключаюсь.

Несколько секунд перевожу дух, но не могу его угомонить. Тревога путает мысли. Сердце грохает в груди, будто колокол. В ушах шум и треск почти как после аварии.

Тяжело вспоминать те моменты. Мнемоны не рассчитали силы, и мы врезались в грузовик, а потом несколько раз перевернулись и вылетели на встречную. Чтобы Вика выжила, я переключил на нее всю магию, едва дотянувшись сквозь кашу тел. Затем вытащил девушку из маршрутки. Даже не заметил, что мои ребра перетерло почти в фарш. Как выжил, не представляю. Как двигался – тоже. Только на улице рухнул, прижимая к себе тоненькую Вику, а очнулся уже в палате после операции. Повезло, что Зуев был нашим магом под прикрытием, иначе провалялся бы я в реанимации… если бы вообще встал.

В больницу заранее была внедрена Марина – лекарь, но она выдохлась на Крыловой: слишком много Вика получила увечий. Я настоял, при любом исходе прежде всего убедиться, что с девушкой все в порядке. Царапины и пару трещин на ребрах оставили для реалистичности, но это уже ее жизни не угрожало. Это было подписано в договоре, и Маруська не могла пойти против. Мне нужны были гарантии, что объект не пострадает, и шеф дал добро.

«Объект» – звучит, как издевательство. Уже тогда я, словно чувствовал, что мы с Викой связаны. Уже тогда я понял, что дело будет непростым, и кто-то явно хотел избавиться от нас одним махом. Теперь-то мы знаем заказчика.

Марина срочно вызвала Лизу из враждебного тогда синдиката. И Зимовская подлатала меня после операции, но вмешалась в процесс задания. Но случилось, как случилось. Не хочется об этом вспоминать.

Как я был зол, после того как очнулся! Жутко. Остро. Рычал на всех. Если бы не ребра, придушил бы половину врачей и медсестер. Но нельзя было раскрываться, потому план был выполнен почти до конца. Я притворялся настоящим пациентом, тем более, мне пришлось пару дней ждать пока Маська меня долечит. Маги довольно слабые и резервы сил не безграничные.

Что меня злило больше всего? Бессмысленная гибель людей. Я – бесполезная тварь: смог спасти только себя и… задание, то есть Викторию. Я тогда так думал.

Тру лицо и чувствую, как жидкий огонь бежит под кожей. Ненавижу эти воспоминания. Под покровительством Суггестора теперь ничего не могу забыть. За год так и не понял, зачем я ему сдался. Вопросы прибывали быстрее найденных ответов. Хорошо хоть Медди помогли. Зуев и Пестов решили, что ей не время раскрываться: созреть нужно, да и надо решить, что делать с явной принадлежностью к темным. Они считали, что Вика, возможно, станет Рэньюером или Мнемоном, если выждать нужное время. Потому что Маттеров изначально не бывает: они переучиваются из готовых магов. Как получилась Вика, трудно представить. Пока никто не знал ответа.

Вот так несколько лет главные маги позволили нам пожить в удовольствие, но теперь счастье закончилось. Я чувствую.

Набираю шефа.

– Слушаю, – проговаривает скрипуче Пестов. Сразу представляю его змеиный прищур и шрам на шее. Да, хитрый он и коварный, но своих людей не бросил и бился плечом к плечу с молодыми и неопытными магами в Северном.

– Где Вика? – гаркаю неуважительно.

– Как это где? – переспрашивает шеф и ругается в сторону матом. Он понимает, что я не злился бы просто так. – Вольный, найди ее сейчас же! Сутки даю. Ты знаешь, чем это грозит.

– Издеваетесь? Как я должен найти, если не представляю, что случилось? Вы же обещали, что обеспечите охрану. Кольцо не чувствует ее. Где ваши маги, что должны были за Викой следить?! Охранять! – вскрикиваю. Жар обдает щеки и льется в голову.

Пестов молчит некоторое время, щелкая неприятно языком.

– Позвони мне через пару часов, я попытаюсь что-то узнать. Найди Злоту, пусть поможет с глобальным поиском. Если понадобится, подключите Зимовских. Могу еще пару магов дать в подмогу. Крылову найти! Сейчас же! Вот раздолбаи!

Отбивается быстро, не прощаясь.

Синдикаты теперь работают вместе, смысла во вражде нет, хотя кое-кто открепился. Почти все понимают, что Аким залег на дно, чтобы в будущем напасть. Кто он и что ему нужно, никто не знает. Но сотрудничество с моей темной мамочкой уже говорит о том, что все не просто. Да и мы убедились в его силе, а это пугало еще больше.

Мобилка еще возле уха. Каждый зуммер – укол в сердце. Я боюсь не гнева начальника, я боюсь потерять мое солнце. Маттер с искрой – ядерная боеголовка, и многие захотят Вику найти и уничтожить пока это возможно. Как же так? Ян должен был присмотреть за ней. Где маги приставленные в охрану? Вот вам и работнички! Вот вам и друзья!

Зимовский отвечает коротко: «Приезжай» и сразу отбивается. Знает он. Он что-то знает!

Время в такси тянется невыносимо долго. Бросив купюру на переднее сидение, не прощаюсь с водителем и не требую сдачи. Я не могу ждать.

Взлетаю по ступенькам на шестой этаж.

Квартиру Зимовских после взрыва восстановили, но запах гари все равно чувствуется. Год прошел, подумать только! Застываю на площадке, где Вика спасла мне жизнь. Она не помнит этого, как и не помнит ничего с того периода: ни аварии, ни моих издевательств, ни насилия Сверилова… Не я решил припрятать эту часть жизни, а синдикаты. Как сказал шеф: для ее же блага. А я каждый день чувствовал себя предателем, человеком без души. Смотреть на любимую и понимать, что переступал через себя и мучил, даже если вынуждено – было невыносимо больно. Хотелось лупить кулаком в стену до хруста косточек, лишь бы забыть эти ощущения на ладонях, когда бил Вику по щекам; рвать свои губы, которые говорили подлости и колкости, ранили ее в самые больные места. Я – маг памяти, который себе помочь не может. Ублюдочный суггестор сделал меня таким! Ирония моего существования.