Диана Билык
Шарм, или Последняя невеста
Глава 13
=Валерия=
– Тебе нужно уйти. – Генри не смотрит в глаза и говорит нейтрально, отчего во рту становится совсем сухо.
А чего я ждала? Что брак по расчету окажется сладкой сказкой?
Утром решила для себя, что сделаю все возможное, чтобы помочь отцу. Я буду плохой дочерью, если откажусь сейчас. Генри – хороший мужчина, а что полюбить меня не сможет, ничего, моей любви хватит на двоих. Потому последнее, что могу сделать, чтобы удержать его – это выложить слово из кубиков на полу и ждать, что Север меня не оттолкнет и остановит. Но в спину упирается жестокое молчание.
На одеревеневших ногах возвращаюсь в комнату. Она пропитана его запахом, силой, властью. Пронизана шармом, как весь дом. Мне одновременно и плохо, и приятно здесь. Хочу надышаться. Хочу насладиться. Хоть чуть-чуть. А потом встану и уйду.
Север не спал всю ночь, осунулся. Из крепкого мужчины за эти часы превратился в измученного и брошенного ребенка. Кубики складывал, молчал.
Жалость и беспокойство сковывают мои плечи холодными объятиями, но я не стану сейчас спрашивать у Генри о его слабостях – это жестоко и некультурно. Если он решится, если потом захочет, поделится сам.
Как он знакомо прятал глаза, сопел, когда я трогала части конструктора, и отдернулся, стоило мне случайно коснуться его пальцев. Что его так взволновало? Поцелуй?
У сына тети Леси, которому почти шестнадцать, есть что-то похожее. Он часто замкнут, молчалив и отстранен. Будто закрыт сам в себе. Мы знакомы с рождения, я выросла с ним бок о бок, он мне почти брат. Я видела, как он дергался от чужих прикосновений, как неосознанно качал телом, стоило нам выйти в магазин или общественное место. Будто улитка, что прячется в панцирь от малейшего вмешательства в ее внутренний мир. Поймать взгляд Артура, особенно когда он волнуется, очень сложно, но я за долгие годы научилась с ним общаться и понимать. Я всегда пыталась привлекать его теплыми разговорами. Плавно и осторожно заставляла на себя смотреть. И мальчишка раскрывался. А сейчас он – мой самый лучший и верный друг, как и тетя Леся.
Это давняя папина знакомая. Я всегда мечтала, что однажды она станет мне мамой, но сердцу не прикажешь – отец любил совсем других женщин. Роковых, таких, как Валентина. Я злилась на него, пока была маленькой, и не понимала многих вещей, а сейчас просто принимаю все, как должное. Это его жизнь и его выбор.
– Ты правда хочешь этого? – Тихий голос Севера заставляет меня подпрыгнуть.
Обнимаю себя в попытке спрятать волнение, волосы падают на лицо и частично перекрывают видимость.
– Это поспешно, знаю, но…
– Ничего не говори, – обрывает Генри и подходит ближе.
Я слышу три четких шага.
– Я и так понимаю, что жить с мачехой – не сахар. – Он будто читает мои мысли.
Вижу его краем глаза, боюсь поднять голову, чтобы не испугать своей резкостью и неподходящими поступками. Мне нравится, когда он говорит, тогда я чувствую себя под защитой.
– У нас все странно началось, – произносит Генри и придвигается еще ближе. Я чувствую его тепло спиной и почти влипаю в панорамное окно, ткань прозрачного тюля скользит по щеке.
– Ты сказал, что я тебе понравилась, – лепечу, а от страха ноги еле держатся.
– Так и есть. – Низкий с хрипотцой голос пролетает над плечом, и я замечаю мутное отражение мужчины на стекле. – Но я не тот, кто нравится женщинам с первого взгляда. Ты обманываешь меня?
Набираю побольше воздуха и разворачиваюсь к Северу лицом. Не смотрю в глаза, упираюсь взглядом в высокую и широкую грудь.
– Лера? – Он знакомым жестом тянет подбородок вверх, и я позволяю себе нырнуть в золотисто-карамельные радужки.
– В любовь с первого взгляда ты не веришь? – шепчу я, а сама боюсь, что звучит это фальшиво, хотя частично правда. Он – безумно красив, и странно, что не женат до сих пор. – Я буду примерной женой, только дай повод проявить себя, Генри.
Хмурится, но не отпускает. Изучает меня, в душу заглядывает, словно пытается что-то найти.
– Ради жареных блинчиков по утрам я согласен хоть сейчас жениться, но…
– Слишком быстро… – дополняю его мысль, прорываясь в паузу его речи.
Генри еще выше поднимает мое лицо, отчего мне приходится тянуться к нему на носочках.
– Есть две вещи, которые мы должны сделать, – говорит он строго. – Только тогда я смогу принять решение.
Сглатываю, потому что ловлю пожирающий взгляд на своих губах. Сколько у меня времени до того, как шарм повернет вспять, и я окажусь в глазах этого мужчины совсем не такой, как сейчас? Месяц или два, три?..
Но это ведь шанс помочь отцу, я должна за него хвататься.
– Надеюсь, ничего криминального? – спрашиваю и опускаю взгляд.
Губы Генри немного приоткрыты, горячее дыхание совсем рядом.
– Совершенно ничего незаконного, – говорит он беззвучно, и от шевеления крупных губ у меня внутри взрывается новая порция ядовитого, но такого сладкого шарма.
Если он предложит мне сейчас переспать, я не смогу отказать…
Глава 14
=Генри=
Одно желание на уме, уверен, и в моем взгляде оно же – завалить ее на аккуратно застеленную постель и трахнуть. Но я не потерял еще гордость и самообладание, потому просто прижимаю угловатое плечо к стеклу, а сам стараюсь не раскрошиться на кусочки от возбуждения и тяги к этой девушке.
Сначала нам нужно выяснить все до конца, а потом я готов дарить себя бесконечно.
Как теперь я закрою сердце, не представляю, но постараюсь. Три месяца не так уж и много, но другой вопрос – как остановить себя и не влюбиться по уши за сутки?
План действий я примерно выработал, осталось только реализовать.
Валерия смотрит на мои губы, коротко и призывно облизывается, а меня после бессонной ночи сминает новыми горячими эмоциями. Они затягивают в темноту и норовят снова запереть в глухом мраке, но я изо всех сил сопротивляюсь, даже головой подергиваю, чтобы прогнать это мерзкое ощущение морального паралича.
Я должен ей помочь. И себе заодно.
Лера не просто так просит жениться на ней. Вспоминая, что ее отец серьезно болен, я частично понимаю мотивацию девушки. Поможем друг другу. Даже если я ей не нравлюсь, и она сейчас лихо и так правдоподобно обманывает, я готов рискнуть. Обоюдная выгода.
– Сначала это, – наклоняюсь и касаюсь губами ее приоткрытых губ. Глотаю длинный выдох, наполненный сладким медовым запахом, и замечаю, как Лера прикрывает глаза. Что это? Неприятие или симпатия? А, плевать!
Языком раздвигаю мягкую, слегка шероховатую кожу, скольжу им по зубам и ныряю в горячий и влажный рот. Лера дрожит и оседает в моих руках, стискивает плечи до острой боли. Тяну ее к себе и проталкиваюсь глубже, неистовей. Я хочу понять, насколько долго смогу не подпускать ее к своей душе, отдавая без оглядки тело.
Это безумие. Безумие…
Острая огненная стрела летит по позвоночнику и натягивает ткань брюк, а меня ведет прямо в пасть забытья. Лера хватает меня за футболку, словно хочет врасти, словно ей нужно пробраться внутрь. Когда тонкие пальцы вплетаются в волосы, я понимаю, что еще шаг – и меня не остановит наше безумное и скоропостижное знакомство. Я просто возьму ее здесь и сейчас, даже если будет сопротивляться.
Отстраняюсь и придерживаю девушку, обвив ладонями узкую талию. Лера смотрит распахнутыми глазами, затянутыми дымкой возбуждения, и сипло говорит:
– А второе?
Прячу в своей ладони ее руку и веду из комнаты по коридору на второй этаж.
В кабинете пахнет старой кожей и книгами. Единственное окно прикрыто темными римскими шторами. На диван не смотрю, чтобы не воображать, как Лера садится на него, раздвигает ноги и подается навстречу мне.
Дыхание рвет грудь и, сцепив зубы до боли, я веду девушку к столу.
А на столе, дубовом столе…
Стоп!
Не бывает так, чтобы первый пробный шаг оказался нелепой промашкой и ошибкой. Хотя у меня все бывает. Деньги льются в руки без особых усилий, а вот с личной жизнью не везет.
Я давно готовился, знал, что наступит время, и я решусь попробовать освободиться от проклятия, но сейчас, когда достаю документы из сейфа, понимаю, что рискну даже умереть ради всего этого. Три месяца приятной боли мне обеспечены, а дальше хоть трава на могиле не расти – все равно. Потому что бесконечно жить в одиночестве, работать, не зная цели, бесполезно тратить воздух, наполняя им грудь, и надеяться, что следующий день или ночь станут последними – это еще хуже.
Одним взглядом прошу девушку присесть.
Валерия туже заворачивается в мой халат и осторожно опускается в кресло напротив. Я в прямом смысле прячусь за стол, потому что очевидное возбуждение, навеянное мыслями, может девушку испугать. Держу руки на папке и долго не могу решиться толкнуть ее немного вперед.
Лера не сводит глаз с моих рук, кусает губы, а потом раскрывает правую ладонь.
– Я готова, Генри, что бы там ни было.
Ее голос льется по венам, и на миг мне кажется, что я все еще сплю. В пальцах стучит ток, а под горлом желание взять краски и увековечить ее облик именно таким: трогательно-задумчивым, но открытым. Края халата распахиваются, когда она наклоняется вперед и касается пальцами уголка папки. Не дышу, потому что еще одно движение – и я просто разорвусь.
– Что там? – настойчиво тянется вперед Лера.
И вот я уже вижу округлости ее груди и полумесяцы сосков, что выглядывают из халата. Увожу взгляд немного выше и натыкаюсь на ее губы.
– Ты должна дать слово, что подумаешь, – придерживаю рукой и пропускаю через зубы горячий воздух. Выжидаю, когда девушка кивнет, и только тогда отдаю папку. – Я оставлю тебя на несколько часов, мне нужно по работе отъехать.
– Я могу это взять домой? – Она не отводит глаз и слабо улыбается. – Хочу отца увидеть. Пожалуйста.
Думаю несколько секунд, а вдруг засмеет и откажется? Как я потом сохраню все это в тайне? Доверять девице, что росла рядом с чудовищем, опрометчиво, но я доверяю.
– Конечно. Я отвезу тебя.
На углу стола лежит забытый рабочий мобильный. Включаю его и ловлю сотни пропущенных сообщений. Быстро набираю сообщение Егору с указаниями, и, убедившись, что он прочитал, снова выключаю телефон. Не люблю я эти девайсы, чувствую себя пленником электронного мира. Хватит с меня душевной клетки и без сотовых.
– Только у меня, кроме платья, ничего нет. – Лера опускает голову и стискивает пальцами кожу папки.
– Я знаю. Иди в комнату, а я что-то придумаю.
Она поднимается, а я не успеваю отвести глаза. Замечаю, как разлетаются полы халата, и нежная белая кожа бедра оголяется. Сглатываю и прячу взгляд.
– Спасибо, Генри, – сумбурно говорит Лера, убегая из кабинета. И, когда она исчезает в коридоре, передергиваю плечи и ныряю лицом в ладони. Хочется заорать, но терплю. Хочется спать, но не сплю. Меня просто трясет от глупости, которую я сейчас творю. Это ведь петля, настоящая петля вокруг шеи, но я, идиот, ведусь на долбанное влечение и коварную интуицию. А вдруг все получится?
Глава 15
=Валерия=
Владелец десятков картинных галерей, нескольких деревообрабатывающих мастерских, магазинов «Кисти и краски», а еще известной на всю страну арт-школы «Арктика». У Севера есть выставочные залы, студии за рубежом, клубы для одаренных – столько всего, что я даже не вспомню, а сам как настоящий испуганный ребенок. Прячется, не договаривает, отмалчивается.
Даже дом его напоминает логово заблудшей души: пустой и холодный. Цветы, ковры, картины, но все такое мрачное и темное, будто среди этих стен он всегда ходит один.
Я не успеваю открыть папку, как Генри стучит в дверь комнаты и, не дожидаясь ответа, заходит внутрь. Хозяин. Властно бросает на меня взгляд, и моя кожа покрывается мурашками от невидимого прикосновения его глаз.
– Это одежда. Прошу, поторопись. Мне нужно на встречу успеть, – его тон поменялся с бархатисто-теплого на прохладно-льдистый.
Или он такой и есть, или прячется, как улитка в надежном домике. Подозреваю, что второе.
Перехватываю пакет: это так неожиданно, что кто-то беспокоится обо мне без просьб, понимает без слов, видит сам, в чем я нуждаюсь. Я привыкла, что меня только пинают за помощь, за надуманные оплошности, а здесь…
– Не стоило, Генри, – шепчу и опускаю взгляд в пакет. Джинсы, свитер, светлый пуховик.
– Ты собиралась ехать домой босиком и в шелковом барби-платье? – Он не меняет положения тела, на лице каменная маска, руки спрятаны в карманах брюк.
Север переоделся. Темный кардиган расстегнут, под ним – серая выглаженная рубашка из плотного хлопка, которая застегнута наглухо до самого верха, а черные джинсы обтягивают широкие бедра и прячут руки. Смотрю на медную пряжку ремня и сглатываю, соскальзывая взглядом ниже. Генри тут же отступает и разворачивается боком.
– Спаси…
– Не стоит, – обрывает он мои слова и бесшумно выходит. Бросает через плечо: – Поторопись, я опаздываю.
– Но ты совсем не спал, – вспоминаю я и, поймав его удивленный взгляд, тушуюсь. – Тяжело работать в таком состоя…
– Ты переодеваешься, или я поеду один? – жестко, хлестко.
Он такой переменчивый, что мне немного страшно.
Дверь хлопает, оставляя меня в замешательстве. На душе кошки скребут, а перед глазами пряжка и… Ох, как все это сложно, как волнительно, что я едва сдерживаю стон.
Через минуту выхожу из комнаты. Сапоги приятно постукивают невысокими каблуками по паркету. Джинсы немного великоваты в поясе, но на дне пакета нашелся кожаный ремень, он спас положение, и я не потеряла брюки при ходьбе. Свитер из мягкой ангоры ласково обнимает плечи и грудь – возле зеркала в комнате я позволила себе изучить одежду ладонями.
Как он угадал, что мне подойдет? О том, как угадал размер, я пока не вспоминаю – краснею от одной мысли, что Генри видел меня обнаженной, – но вкус… Генри меня не знает, но попал в точку. Так приятно было найти в незнакомом человеке что-то близкое, не вычурное и помпезное, как у многих богачей, а родное и теплое.
В руках сминаю перчатки и небесно-голубой берет. Генри окидывает меня беглым взглядом, замечает, как я любовно прижимаю к себе папку, и отходит к двери.
– Просто позвони мне, когда решишь, а не решишь – не звони никогда, – говорит он сухо, не поворачиваясь, а меня бросает в холод.
Почему я так волнуюсь рядом с ним и так боюсь его огорчить? Потерять. Разочаровать.
– Я не знаю твоего номера, – почти шепотом, глотая странный трепет и сдерживая сердечный ураган под ребрами, выдавливаю я.
Генри оборачивается, и я любуюсь его очерченным профилем.
– В папке все есть. Только… – ждет, когда я подойду ближе. Молчит, и я понимаю без слов.
– Никто об этом не узнает, – хочу увидеть его глаза, но он не смотрит. Избегает зрительного контакта, а правая рука вдруг сжимается в кулак.
Несколько долгих секунд он стоит неподвижно, мнется, будто хочет еще что-то сказать, а затем поворачивается и нависает надо мной. Мягко и невесомо ведет большим пальцем по подбородку, замирает возле губ.
– Я буду ждать. Сколько понадобится.
Глава 16
=Генри=
В машине Валерия молчит и смотрит вперед. За всю дорогу ни разу не поворачивает головы, словно я просто водитель. А меня выламывает, мучает: я хочу ее внимания, но знаю, что не могу этого требовать. Не должен просить, да и принимать – тоже. Потому что увязну в чувствах и не выберусь. Не знаю ее, как человека, совсем ведь не знаю, но в душе что-то шевелится, когда смотрю и прислушиваюсь к тихому порывистому дыханию.
Поддерживаю игру в молчанку, хотя очень хочу слышать голос Валерии.
Направляю авто к воротам загородного поселка и притормаживаю у проходной.
– Я дальше сама, – вдруг говорит девушка и побелевшими руками стискивает папку.
– Мне не сложно, – хочу сказать мягче, но цежу сквозь зубы, будто зол. Зол! Только на себя.
– Ты опаздываешь, – отвечает Лера и, глядя в боковое окно, беспощадно грызет губы.
Я довольствуюсь изгибом ее затылка, кудрями светлых волос и хрупкими плечами под курткой. Знаю их объем, форму, чувствую под пальцами. Это невыносимо – быть до мозга костей визуалом. Помню все до единой родинки на ее животе и груди… и одну на большом пальце правой ноги. Когда проверял обморожение, успел заметить. За несколько секунд, пока переодевал, вживил в себя каждую деталь ее тела.
После затяжной тишины в салоне, девушка поворачивается к ручке, но я блокирую дверь.
– Лера, – голос крошится. Тянусь к ней и провожу подушечками пальцев по худенькой кисти.
Валерия не вздрагивает, не дергается, сдерживает дыхание.
Поворачивает голову, но смотрит не на меня, а куда-то вниз. Будто в замедленной съемке, приподнимает синий, наполненный печалью, взгляд.
– Я нужна тебе, Генри?
Вопрос заводит меня в тупик.
Нужна и не нужна. Я. Не. Знаю!
Сглатываю и хаотично думаю, как правильно ответить. Вдох, вдох, еще глубже. Мрак наступает и хочет снова затолкнуть меня в тесную каморку, где царит мертвая тишина. Мышцу на шее сводит, будто кто-то дергает за струну, от этого я мелко подрагиваю.
Я устал, переволновался, без сна вторые сутки, а девушка, что должна стать купленной на три месяца любовницей, слишком меня волнует. Так сильно, что я приоткрываю губы и хватаю ими воздух.
Теплая ладонь ложится на щеку, и Лера заставляет меня посмотреть ей в глаза. За невидимую нить она вытягивает душу, припечатывая, удерживая в реальности своим взглядом.
– Я изучу документы и позвоню тебе, – говорит почти беззвучно, но я читаю по ее губам. И немного громче добавляет: – Только дождись, Север.
Киваю. Моя фамилия звучит по-особенному, наполняется хрипотцой голоса Валерии. И я застываю, как соляной столб. Вдохнуть хочу, но маленькая рука примораживает меня, заставляет замереть, будто бабочку – иголка. Тонкие пальчики скользят по щеке и поглаживают суточную щетину. И взгляд. Этот взгляд все понимает. И губы. Ничего не спрашивают, только манят.
– Поцелуй меня на прощание, – говорит Лера, а я просто разрываюсь между «нельзя» и «умираю без этого». – Если хочешь, конечно, – добавляет она и нежно, позволяя снова дышать, снимает ладонь с моей щеки, словно боится поранить.
Валерия сидит рядом, натянувшись, словно канат над пропастью, и смотрит вперед. Ждет, знаю, но я не могу пойти навстречу – это как медленно рыть себе могилу и понимать, что через три месяца твое холодное тело опустят в черную яму и забросают сырой землей.
Снимаю блок с двери. Легкий щелчок, и девушка слегка вздрагивает. Несколько коротких вдохов, задержка, длинный выдох.
И Валерия срывается: дергает за ручку и выскакивает в морозный день.
Отсчитываю несколько секунд, закрываю плотно глаза и сдавливаю до хруста рулевое колесо.
– Тварь… Не могу… Лера! – вылетаю следом. Ботинки скользят по льду, но я настигаю девушку в несколько шагов. Хватаю за локоть, разворачиваю к себе и позволяю ей уткнуться лицом в мою в грудь.
– Почему с тобой так сложно? – говорит она глухо, сминая кардиган маленькими ручками. Хрупкие плечи подрагивают, а густые волосы лезут в мои глаза от порыва льдисто-сухого ветра. Целую пряди, кусаю, хочу запомнить их вкус и запах, потому что вряд ли Лера вернется ко мне. Это какое-то внутреннее предчувствие, что ломает меня, как подошва тяжелого сапога тонкую корку льда.
Даже если бы я захотел, не смог бы сказать сейчас и слова. Волнение сжимает меня, превращая в пружинку. Просто обнимаю Валерию, ничего другого не могу себе позволить, запоминаю тепло и вдыхаю ромашковый аромат, смешанный с цитрусовой нотой.
– Я не понимаю, – шепчет она и ищет губами мои губы. – Ты словно просишь остаться, но заставляешь уйти. Генри-и-и… – Мое имя утопает в поцелуе.
Я сбрендил, если решил, что так сниму проклятие.
Этот благотворительный прием, этот договор с Валентиной… Все это перевернуло мою привычную жизнь. Мрачную, но жизнь. А теперь что?
Припухшие губы не позволяют мне выбраться из сладкого плена. Изучаю податливый рот, проталкиваюсь глубоко, переплетаясь с мякотью ее языка, и слышу, как колотится неровный пульс под моими пальцами на ее тонкой шее. Мой сердечный ритм выходит из привычной скорости и лупит в грудь так, что я еле стою на ногах. Лера горячая, открытая. Мне теперь не забыть вкус этого морозного поцелуя. Я считаю каждый вздох, глотаю сладость ее губ и позволяю эмоциям войти в мою душу и пустить корни. Волосы заплетают мою руку, согревают, щекочут кожу. Я хочу эту девушку, как безумец.
Смогу ли вылечиться потом, когда она уйдет? Нужно ли продолжать? Или разорвать этот узел и прогнать ее?
Хочу вырвать папку из худых рук Валерии. Выдираю себя из ее объятий и тянусь, но девушка прищуривается и неожиданно отступает.
– Нет, Генри! – чеканит она и сводит брови. – Решил отказаться, не дав шанс?
– Ты не понимаешь, – рычу и снова тяну за талию к себе. Налетаю на ее приоткрытые губы, потому что хочу в последний раз утолить жажду. А она отталкивает, не впускает.
Так упорствует, что мне приходится отстраниться, а она взрывается:
– Как я могу понять, если ты ничего не говоришь?! Что здесь?! – показывает на папку и выставляет в защиту руку. – Говори!
– Договор на помолвку.
– Срок?
– Три месяца.
– Я изучу, а ты, – Лера опускает взгляд и сильно прикусывает нижнюю губу. – А ты дождешься моего ответа, Генри Север!
Киваю, но затем мотаю головой.
– Валерия, нет… Верни. Ты меня возненавидишь.
– Я сама решу, кого любить, а кого ненавидеть! Мне хватило мачехи с жестокими нравоучениями и подменой моих решений ее указаниями. Позволишь узнать тебя – так и будет, а нет – три месяца не так и много.
Стискиваю губы, я еще в силах промолчать и не сказать, как она метко и осознанно мыслит. Если бы Лера знала, как я хочу услышать «Я тебя люблю», как хочу позволить впустить в душу кого-то важного. Но это невозможно, пока не очищусь от прозорливой гадости. Ведьм на свете не бывает? Я тоже так думал. Думал, пока первая невеста не оказалась продажной, а когда я неосторожно проявил чувства, Вселенная наказала меня ее смертью. А вторая невеста – навсегда теперь напоминание о том, что я не смею распахивать душу, потому что это опасно для близких. Я не верю в совпадения, но знаю, что они есть. Дарья попала под машину, когда решила от меня уйти, но выжила, а после перестала кого-либо узнавать. Обе невесты не дотянули и до месяца помолвки.
