Диана Билык
Капитанская дочка для пирата
Глава 9. Ария
У Энзарио меняются глаза. В светло-карих радужках вспыхивает заинтересованный огонь. Он переливается оливковым и прячется под густыми ресницами. Скулы хищно вытягиваются, губы изгибаются в коварную линию улыбки.
– Если сдашься, выполнишь мое желание, – смотрит на меня и не моргает. – Так что, фурия, ты хоть саблю в руках держать умеешь или только комариным кортиком отмахиваешься?
– Если ты о той зубочистке, которой размахивал на борту Ласточки, то я с ней прекрасно справлюсь.
Скрещиваю руки на груди и возвращаю пирату негодующий взгляд. Я совершенно опустошена и вымотана, но он не узнает. Нет-нет-нет!
Никогда не поймет, чего мне стоил весь этот цирк с раздеванием.
Мне нужно было как-то его раскачать. Заставить дать мне оружие. Вывести из этой комнаты. Видит Ишис, мне проще сказать ему что-то в лоб, чем разыгрывать сладкий спектакль.
Осталось сыграть только на гордости. Заставить его желать переломить меня, подчинить. И жажда эта должна быть так сильна, что он согласится на поединок. Только бы доказать свое превосходство и власть. А уж я не простая «папина дочка». Меня обучали лучшие из лучших, и я проверну сталь в его груди!
Плевать, что будет дальше. Даже если меня убьют, то картой уже никто не воспользуется. Враг будет повержен. Моя кровь сгинет в море.
Мне нужны его слабые места, а их нет. Даже будучи на взводе он не пытается давить слишком сильно: держится, сопротивляется. Никакого насилия.
А ведь мог бы. Я не слепая, вижу, каких трудов ему стоит эта игра в безразличие и самоуверенность.
Почему? Почему просто не ломает? К чему эта забота, колыбельные, исцеление слезами? Почему просто в трюме не бросил? Подкармливал бы, чтобы не сдохла, и дело с концом.
Но нет. Он держится, даже по-доброму разговаривать пытается. Все-таки вину чувствует? Или просто вот такой сам по себе?
И ведь он не убивал отца…
Где-то в голове противно пищит тонкий голосок меня самой, слабой и понимающей. Малышки Арии, которой только стукнуло десять, и она смотрит на мир широко распахнутыми глазами полными восторга и готовности прощать.
Он не убивал…
Но он затопил Ласточку. Мою жизнь. Мою семью!
Не убивал. И вспомни, отец даже не пытался сражаться. Даже не пробовал увести корабль. Будто сдался.
Не увел бы. Совсем разные скорости.
Но дело не в этом, ты же понимаешь. Папа не пытался. Знал что-то? Чувствовал неизбежный финал?
Веду плечом, отмахиваюсь от настойчивого голоска. Я в плену врага. И даже если он вынудит меня подчиняться, то я буду делать это по своим правилам.
Пират выступает вперед. Молчит. Только продолжает смотреть в глаза. Так долго, что я мечтаю отвернуться, но не сдаюсь.
– Держи, пригодится, – он протягивает мне плетеный кожаный пояс. На вид совсем не мужской. Бывшей любовницы?
Стискиваю пояс и смотрю на него, как на ядовитую змею. Почему меня это вообще волнует?
– Брон! – дверь дергается, и кто-то снаружи грохочет кулаками по обшивке. – Ты там живой, капитан? Или девка заездила, капитан? – противный голос подхватывает грохот смеха команды.
Энзарио подмигивает мне и распахивает дверь.
– Я тебя когда-нибудь разжалую за бесцеремонность, Риччи! Сколько дней до порта?
– Четыре, капитан Энзарио! – добродушно и весело отвечает светловолосый моряк. Кудрявый, как овечка.
– Хорошо. Завтрак готов?
– Мы уже и пообедать успели, – хохочет кто-то другой.
– Вот и молодцы, – отвечает спокойно пират, а затем гаркает: – Свалили все с палубы, и чтобы я час не видел ваших любопытных носов! Усекли?!
Гул голосов затихает в шорохе шагов, а Энзо поворачивается ко мне:
– Ну, что ж, теперь можно и подраться, – и улыбается, как сытый кот. – А то твои голые ножки сведут команду в могилу, – поясняет он и машет рукой назад.
Усмехаюсь в ответ. Он не дождется от меня волнения или страха. Вот только Бикуля бы выручить, за него тревожно и неспокойно на душе. Оставила в трюме, знак подала, чтобы тихо сидел.
Спасти бы друга, но я понимаю, что не нужна ему моя помощь. Он спокойно дотянет до порта и сбежит, не маленький. Сильный зверь, умный, прятаться умеет, двери открывать и воровать, если нужно. Выкарабкается.
Оглядываю Энзо с ног до головы, прикидываю его рост и вес.
Вот же швабра, не меньше двух метров в высоту! Сильный. Весит вдвое больше меня, минимум.
Прекрасно сложен, явно не первый год саблей размахивает. И жизнь на корабле не сахар, сама знаю.
Красивый…
Я бы даже сказала очень.
Так. Эта мысль явно лишняя!
Закусываю губу только бы не вспоминать, как прижимал к себе крепко и песенку напевал.
Но памяти я не указ и она, будто в насмешку, подкидывает новые и новые картинки, а щеки вспыхивают предательским румянцем.
Прикрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на поединке, а Энзо, чтоб его спрут сожрал, словно мысли читает, и усмешка только шире становится.
Рост и вес – его слабость. Он не может быть быстрее меня.
Когда я буду скользить по палубе, нанося удар за ударом, пирату придется несладко.
Бросаю взгляд на карту, и в груди все переворачивается.
Отец всегда говорил, что это сокровище может принести одни лишь беды.
Но я бы хотела на посмотреть, что прячут эти точки…
Одним глазком глянуть, что наша семья оберегала поколениями.
А может стоит это сделать? Что решит вот эта отчаянная игра? Моя смерть отцу тоже не поможет. Не вернет Ласточку.
И разве мне не интересно?
Разве я не хочу знать, что там, за этими странными отметками?
Ты сама себе врешь, Ария. Ты даже не пыталась убить его во сне, хотя могла попробовать. Месть ведь сладка, правда? Но ты прикипела к карте, как зачарованная, и хочешь пройти этот путь, хотя боишься себе в этом признаться.
Ты хочешь поплыть с ним. К неизвестной земле.
Разве отец не поступил бы так же?
Он ценил приключения. И все риски понимал. Но по пути карты никогда не следовал. Ни-ко-гда.
Откидываю волосы назад и стягиваю их в узел на затылке. Всерьез подумываю их отрезать. У пирата не должно быть ни одной возможности меня схватить!
– Долго марафет будешь наводить? Или драться пойдем? – говорит Энзо, насмехаясь, и хитро щурится. – Уж очень желание хочется озвучить.
– Мою роскошную гриву убрать надо, как следует, – отвечаю насмешливо. – Это твои три волосины можно скрутить ремешком, и всех делов.
Упираю руки в бока.
– Пойдем, пират. А то порвешься от нетерпения.
– Не порвусь. Беспокоишься за меня? – хмыкает и довольно улыбается. Проводит ладонью по волосам и собирает их назад, приоткрывая загорелое лицо и горячие глаза. – А вот на твои роскошные растрепанные волосы я посмотрю с удовольствием. В движении. В динамике. С огоньком. Если, конечно, ты не будешь шевелиться, как улитка. Кстати, я даже придумал желание, – Энзо закатывает мечтательно глаза. – Сомневаюсь, что твои нежные пальчики удержат настоящую саблю, потому наслаждаюсь победой заранее.
Он отходит в сторону и дает мне дорогу.
Пропускаю колкость мимо ушей и прикладываю руки к щекам.
– Конечно, беспокоюсь! Если ты помрешь ненароком от нетерпения, то мне придется что-то делать с твоей командой.
Вскидываю голову и прохожу к выходу. Пальцы касаются дверной ручки. Теплая, немного шероховатая. Поворачиваю ее и распахиваю дверь настежь.
– О, да, если я помру – это будет катастрофа. Честно, я даже не представляю, что ты будешь с парочкой десятков мужиков делать. Ха, я бы даже сдох, чтобы на это посмотреть, – отчего-то его последние слова натягиваются, как тетива лука. Пират идет следом и печатает шаги. Босой вышел, не стал надевать сапоги, будто уравнял нас. Хоть в этом плюс.
Я чуть оборачиваюсь и одариваю его хищной улыбкой.
– Сдох бы, чтобы посмотреть? Чего же ты меня не выпустил к ним голой, когда утопиться предлагал? Зрелище было бы завораживающее.
Чувствую, как из узла волос выскакивает тонкая прядка и падает на шею. Порыв прохладного ветра дергает подол и забирается под ткань, оглаживая бедра.
На мне нет ничего, кроме широкой пиратской рубахи. Это, конечно, даст мне фору, ведь я почти ничем не скована.
Но и сверкать голой задницей во время резких взмахов и поворотов – то еще удовольствие.
Невидимые пальцы игривого ветра подхватывают одежку и поднимают ее почти до пояса. Я поспешно хватаю ее руками и резко опускаю вниз.
Вот угороздило же, мать моя каракатица!
– Могу устроить, – Энзо наклоняет голову и открывает рот, делая вид, что хочет позвать команду…
– Зови, – пожимаю плечами, – больше зрителей для твоего позорного проигрыша.
– Обойдутся, – бурчит он и смотрит исподлобья. Темные волосы падают на лоб и прикрывают зелено-золотистое болото его глаз. В такие глянь – не выберешься вовек. Его губы шевелятся, а я с трудом разбираю его слова: – А кто проиграет, сейчас посмотрим. Пока ты только болтаешь и юбку держишь, чтобы не улетела.
Подает мне саблю, потряхивая позолоченной ручкой перед лицом.
– Смотри, а то свою победу проспишь, – смеется он белозубой улыбкой и отступает в боевом выпаде, направляя в меня острие оружия. – Начнем?
Становлюсь в стойку и поднимаю клинок. Держу крепко, без дрожи и чуть покачиваю его из стороны в сторону, описывая замысловатые зигзаги. Ветер дергает рубашку снова, но это меня уже не волнует. Есть только я и мой противник.
Облизываю губы, ловлю его взгляд, полный штормов и яркого солнца.
– Давай, Энзо. Иди ко мне быстрее.
Глава 10. Энзарио
С ума меня сведет, пока бить начнет. И как бы ее не поранить? А то выдавить слезу снова вряд ли получится. Я же эмоциональный сухарь. Меня не разжалобить печальными глазками.
Ария облизывается. Вот же рыжая-бесстыжая. Сколько мужчин у нее было, что она бесцеремонно так телом светит? Бедрами качает, глазами пожирает. Фурия!
– Давай, Энзо. Иди ко мне быстрее, – приказывает.
Ну уж нет! Я первый женщину бить не стану, пусть она нападает.
А голосок у нее томный, тягучий, с легкой хрипотцой. Волосы шалят: выбираются из пучка, кружат над ее головой языками пламени, ласкают губы и липнут к щекам. Я замираю, задержав дыхание, и сомневаюсь, что правильное желание выбрал. Может, поменять пока она с духом собирается?
Лезвие сабли качается, а ветер подхватывает ткань рубахи и открывает обнаженные длинные ножки, мельком показывая мне волнистые волосы ниже пупка. Тьма забери меня, но это круче клинка – удар в самое сердце, и хочется прыгнуть с разбега в воду. Пойти на дно и никогда не всплывать.
Я резко выдыхаю, когда она пропадает из поля зрения. Была и нет ее!
Краем глаза замечаю движение справа и через секунду сталь сталкивается со сталью, а я ловлю совершенно безумный взгляд. Будто какой-то морской демон выглядывает из темной синевы девичьих глаз.
Фурия отклонялся назад и бьет снова, метит ниже, в живот, но я отвожу и этот удар.
Не нападаю, просто играю.
Не хочу ранить, не надо оно мне. Выхаживать еще потом, лекарства тратить! Слезы выжимать. Еще чего!
Тело девчонки смазывается, будто свет размывает четкие контуры.
Крутится и вертится, как уж, не ухватить и не достать. Пробует мою защиту тут и там, но силы не хватает.
Хочу уже просто закончить этот цирк подсечкой, а фурия внезапно перекидывает клинок в левую руку и рассекает воздух прямо у моего горла. Волосы взмывают вверх, окутывая ее кровавым облаком.
Фурия рвется вперед и с разворота впечатывает пятку мне в живот. Удар сильный, почти отчаянный, я отступаю и успеваю отбить летящее в голову острие сабли.
Девчонка изворачивается, но слишком медленно. Виду не показывает, что устала, но вижу, как пот струится по лицу, как расширяется туманная муть в голубых глазах. Ее рана еще не зажила, а использовать в бою больную руку – приговор.
Резко подавшись вперед, хватаю тонкую щиколотку и дергаю в сторону. Ария теряет равновесие и валится на нагретые ойсом доски.
Возвышаюсь над ней, прижимаю ногами бедра с двух сторон и одним движением отбрасываю в сторону ее оружие. Слегка касаясь высокой груди острием, веду саблей вдоль гибкого тела – вниз. Ткань рубашки трещит под лезвием, а мне кажется, что я умираю – так хочется увидеть снова молочно-белую, как снег на острове Сванж-атум, кожу без этой тряпки.
Губы горят от желания собрать с ее лица капли пота, а ноги немеют, потому что жар взрывается в паху и толкает меня на безумное желание. Морская тварь сожри меня!
Ария дышит тяжело, рвано. И смотрит зло, отчаянно. Убить была готова. На самом деле пыталась это сделать. Вот она причина ласки и искушения, вот почему так вела себя: чтобы в момент моей слабости проткнуть клинком грудь.
– Считай, что я щедрый, – яростно бросаю ей в лицо. – И позволю тебе проиграть без платы, – отступаю и иду, нет, бегу в каюту. Теперь точно нужен холодный душ. Ледяной! Я не насильник, не собираюсь ее принуждать, потому придется из себя эту дурь вытрясти.
Дверь в душ закрываю, не хочу, чтобы снова спину взглядом сверлила, когда приползет в каюту. Хитрая, мелкая паршивка!
А играла-то как! И мягкой могла быть, и зубы показывала, когда нужно. Расшатывала меня, рвала на части, под кожу лезла. Слабое место искала?
Закрываю воду, когда холод уже невозможно терпеть.
Распахиваю дверь рывком и вижу девчонку у входа. Хочу уколоть ее злым словечком. Сделать больно, но она не поднимает глаз, движется, как сомнамбула. Придерживает рукой больное плечо, пальцами в ткань впивается. Губы мелко подрагивают и шепчут что-то, но на таком расстоянии слов не разобрать.
Вскидывает голову, а во взгляде боль и мольба.
А через секунду она падает, даже не пытаясь смягчить удар и тяжело прикладывается головой о доски пола.
Бренное человеческое тело: сколько не ершись, силы все равно кончаются.
Ария теплая и в моих руках кажется легче кошечки. Волосы скользят по руке и прилипают к еще мокрой коже.
Кладу ее на постель и долго смотрю в никуда. Только через минуту ловлю себя на мысли, что любуюсь ее лицом и вытираю пальцами испарину. Нежная. Хрупкая. Только с виду сильная.
Как Мирида, когда ногу сломала, а все шла по дороге и терпела невыносимую боль, боясь мне признаться. Боясь потревожить. Боясь показаться слабой. Спорились тогда всю дорогу, как подвернула стопу, я и не заметил: слишком занят был своими переживаниями. Ее отец отказался давать благословение на брак, а я взял и украл девушку. Вырвал из семьи и увез на корабль.
Больше они ее не видели, да и она их. Плакала по ночам в подушку, я знаю, что скучала, но никогда не говорила об этом и не жаловалась. Потому что любила, верила в меня, а я…
Отстраняюсь от Арии и стискиваю кулаки в волосах, до хруста эмали давлю зубы. Боль физическая для меня ничто, боль потерь давно выела в груди дыру. До сих пор помню, как жена умирала, тот день перед глазами стоит. Ненавижу себя за это. И никогда не обреку эту девочку на тоже самое. Пусть лучше я тресну пополам от дикого вожделения, чем трону ее пальцем.
Укрываю Арию пледом, стараясь не смотреть и не ласкать ее тело взглядом. Получается с трудом, с напряжением, что опоясывает поясницу.
Закрывая каюту на ключ, надолго ухожу на палубу. Зову команду и даю им такой разгоняй, что они не знают, куда деваться. Ворчат, стонут, но делают.
Риччи крутится возле меня, осуждающе мотая лохматой светлой головой и озадаченно потирая бороду, но я отмахиваюсь от его немых нравоучений и ухожу в кухню. После долго вожусь с тросами для парусов и пропадаю в своем маленьком тайном логове возле мостика.
Возвращаюсь в каюту, когда ночь опускается на морскую гладь и раскрашивает воды оттенками индиго.
Пюре из овощей и печеная рыба на подносе. Я готов поставить девушку на ноги, но как дочь. Хватит с меня любви: наелся. Не в этот раз.
В каюте тихо. Полумрак ползет за ногами и кутается в ее алых волосах. Она спит. Или делает вид.
Девчонка на бок переворачивается, спиной ко мне, и что-то бормочет. Сжимается, будто в ожидании удара, коленки к груди подтягивает и шарит по кровати рукой: ищет что-то. Хватает краешек пледа, притягивает к себе и устраивается удобнее. Сжимает его, как друга, что способен спасти от морских демонов и дурных снов.
Я слышу тихие всхлипы, но Ария не пытается встать. Замирает каменным изваянием и плачет во сне.
Бикуль
Хозяйки давно нет. Очень-очень давно.
Запахи повсюду. Неприятные, колючие, едкие, маслянистые, прогорклые, всякие-всякие.
Темно вокруг. Страшно немного, но за хозяйку страшнее.
Считаю секунды. Когда надоедает, начинаю мерить время минутами. Потом уже и часов оказывается мало.
Стараюсь не двигаться. Хозяйка приказала! Хозяйка спасла от большого человека, знаком велела не выходить из душной и тесной конуры.
Большой человек странно пах и странно двигался. От него веяло старостью. Не такой, как от отца хозяйки. Тот пах увяданием, скорым концом. А от большого человека несло застывшей древностью. Наверное, так пахнут те насекомые, что навечно заперты в янтаре.
Еще он весь пропитался давней тоской и солью морей. И немного жареной рыбой.
Хожу из угла в угол, когда кто-то заглядывает – врастаю в потолок. Света совсем мало, и меня никто не замечает.
Проходят дни, и я слышу лязг металла и чую кровь. Крик большого человека, грохот. Через час его люди носятся из стороны в сторону, и я чуть не попадаюсь одному на глаза.
Запахи будоражат, я могу ощутить и запах хозяйки. Теряюсь, дрожу, потому что пахнет она смертью и усталостью. Горькой кровью, чужим телом и ненавистью.
Нельзя ждать!
Не могу ее оставить. Прости, хозяйка, но я иду!
Энзарио
Не хочется ее будить, но она истощилась. Не ела весь день. Потому я подхожу и сажусь рядом. Слегка касаюсь ее горячего плеча.
Девушка вздрагивает и распахивает глаза.
– Я тебе поесть принес, – говорю нейтрально и показываю на стол.
Карта давно схлопнулась: стоило крови обсохнуть на амулете. Чтобы ее снова раскрыть, нужна свежая рана. А мне и хочется, и колется.
Ария отворачивается и смотрит в противоположную стену.
– Я не голодна, Энзо, – тяжело вздыхает. – Ты хороший боец. Было глупо на что-то надеяться.
Осторожно провожу по ее руке. Дружески, а у самого кровь стынет в жилах от волнения.
– Ты просто слаба. Вот подлечишься и выпотрошишь меня. Будешь смеяться и ликовать над моим трупиком, можешь даже сбросить его с борта «Искры» – разрешаю. Но для этого нужно набраться сил. Сейчас, я подам, – встаю и натыкаюсь на два пламенных огонька в углу. Люнны испуганно ютятся под потолком, лишь слегка разбавляя мрак комнаты мягким золотом, а это другой источник света.
– Я больше не буду пытаться. Соглашение есть соглашение. Заберешь свое сокровище, вернешь меня в ближайший порт и можешь плыть, куда душа пожелает.
– А чего твоя душа желает? Поделишься? – подхожу осторожно к месту, где только что видел золотистое свечение, и всматриваюсь в темень.
Она медленно ползет на потолок: слышится слабое шуршание по дереву.
Щелкаю пальцами, заставляя люнны вспыхнуть. Рык пробивает слух, и жаркий воздух летит навстречу. Я отшатываюсь, но слишком медленно – молниеносный рывок противника, и колючая плеть рассекает щеку. От неожиданности припадаю на колено.
– Что за?…
Девчонка кричит. Вскакивает на ноги и мчится к груде листьев и лиан. Вот же морские демоны!
– Бикуль, отпусти! – приказ такой властный и резкий, что я невольно дергаюсь, будто он предназначен мне.
Зеленая плеть, как игла, протягивается через всю каюту и, разрезав рубашку, прошивает грудь насквозь, точно нож масло.
Оседаю. На коленях стою перед маленькой рыжей фурией и, беспомощно хватаясь за ветку, пытаюсь ее вытащить.
Будь свобода возможной, я бы порадовался, засмеялся, возликовал.
А так только рычу от боли. И злость, что не разглядел опасность, заливает мир черным киселем. Падаю в сторону, точно срубленное дерево, и почти касаюсь губами крошечных ножек девушки. Отключаюсь, как только сердце пропускает удар.
Глава 11. Ария
Лиана выскальзывает из раны, и я невольно зажимаю рот рукой, чтобы не закричать. Энзо лежит неподвижно, явно не дышит, а у меня в груди поднимается самая настоящая буря.
Первой тусклой реакцией была глупая радость.
Пират мертв! Я свободна!
– Ага, да. Свободна. Вся палуба в твоем распоряжении, можно резвиться, – бормочу под нос.
Свободна я бы была, стой мы в порту. И то, если бы удалось выбраться с корабля.
Да и я, вообще-то, передумала бежать, а тут…
Лихорадочно вытираю выступившую испарину и бросаю на друга убийственный взгляд.
– Бикуль, что ты наделал?! – шиплю на кота, а тот виновато опускает голову и толкается лбом в мой локоть.
Хозяйку защищал. Устал сидеть в трюме и пошел искать.
Как завороженная возвращаю взгляд к ране Энзо и удивленно моргаю.
Кровь остановилась, хотя дырища такая, что под пиратом должна была образоваться внушительная лужа.
– Бикуль, помоги! – приказываю резко и пытаюсь приподнять пирата, чтобы перевернуть его на спину. – Жопа кракена, да сколько же ты весишь?!
Приподняв рубашку, я устраиваюсь на его бедрах и двумя быстрыми движениями расстегиваю оставшиеся пуговицы. Распахиваю ткань и наклоняюсь вперед, чтобы лучше рассмотреть рану.
– И правда крови нет больше, – говорю тихо, и поворачиваюсь к Бикулю. – Дверь! Никто не должен войти!
Пока кот врастает в стены, превращаясь в один большой зеленый ковер, я задерживаю дыхание и боюсь моргать.
Капелька крови на смуглой коже вздрагивает и начинает медленно двигаться к ране.
– Какого черта?!
Но Энзо не дышит, не шевелится. На губах замирает расслабленная улыбка.
Наклоняюсь ниже, чтобы послушать бьется ли сердце. Тихо. Ни толчка. Пират мертв, и на ощупь, как теплый воск под пальцами. Бездушный.
Разорванные ткани продолжают медленно затягиваться. Они прячут окровавленные волокна грудной клетки, накрывают мощные ребра кожей. Я веду пальцами по сросшимся местам и не понимаю, что происходит.
В ладони внезапно и резко что-то ударяется. Раз… Замолкает. Два-три… Снова тишина…
Легкая дрожь идет по телу мужчины, и сердце запускается: тук-тук, тук-тук. Бьется, как часы, будто Энзо и не умирал.
Я ошарашено убираю ладони, а пират тяжело приподнимает веки.
Тяжело сглатываю и зажмуриваюсь, будто это все мне снится. Открываю глаза и все еще вижу Энзо. Он наблюдает за мной из-под полуопущенных век.
– Не может. Этого. Быть.
Прижимаюсь ухом к его груди и вслушиваюсь так напряженно, что начинает гудеть голова. Вдруг ощущения меня обманули. Мало ли почему глаза у мертвых открываются!
Но нет. Никакой ошибки. Под щекой мерно стучит сердце, всего минуту назад проткнутое лианой Бикуля.
Нервно ерзаю и поднимаюсь чуть выше. Упираюсь руками в пол у головы Энзо и наклоняюсь к его уху.
– Эй! – я на грани обморока, руки предательски дрожат. – Ты живой?
– А ты обрадовалась? – хрипло отвечает пират и слегка вздрагивает. Кривится от боли и не сильно сжимает руки на моих бедрах. Говорит слабо, но в голосе километры ярости. – Убью… Разорву эту тварь.
Вздрагиваю от леденящего холода, полыхнувшего в глубине его зрачков. Смотрю в сторону двери и облизываю губы.
Живой. Это просто невозможно. Невозможно!
Рана медленно затягивается, исчезают даже шрамы, и скоро пират встанет. Бикулю не жить. Задавит. По глазам вижу, что не пожалеет!
И тут меня будто кто-то горящей палкой по голове ударил. Смотрю на Энзо, а в животе сворачивается тугой клубок ярости.
– Так ты… – шиплю, как змея, стискивая в кулаках края его рубашки. – Ты все это время не мог умереть?! Да я…да ты! И ты мне позволил вызвать тебя на дуэль!? И борьба эта вся! И цирк этот, который устроил здесь! Ты знал, что я не смогу тебе навредить, и все равно!
Последние слова выкрикиваю ему в лицо и дрожу всем телом, будто из огня да в ледяную воду бросили.
Он стонет от боли, закатывает глаза от новой волны дрожи. А когда успокаивается, мне кажется, что в болотисто-золотых радужках ярче загорается гнев.
– Поигрались и довольно. Бессмертие никак не дает право всяким кустистым тварям, – Энзо откашливается, – вырывать мое сердце. Дай только на ноги встану, – он говорит тихо, будто метает стежки вышивки, и сильнее вдавливает ладони в мои ноги. – Я твою комнатную зверушку на мелкие щепки голыми руками порву, и потом уху сварю на его огне. Не умеешь убивать – сам умрешь.
В голове проносятся сотни мыслей в секунду. Сразу же отбрасываю план нового убийства. Встану, и пират может вскочить следом. Больно ему или нет, а он куда сильнее.
Мало ли, на что он способен…после смерти. Вырубит, как пить дать, а когда очнусь от Бикуля ничего не останется. Кот будет сопротивляться, но Энзо натравит на него своих людей, и что тогда? Неминуемая смерть.
На глаза наворачиваются горячие слезы. Они жгут, а я ненавижу себя за это горькое отчаянье. Не вижу выхода, ничего не понимаю.
Обхватываю лицо Энзо дрожащими руками и смотрю в глаза, а там буря, настоящие торнадо, что может разорвать меня в клочья.
Спасти друга. Нужно спасти друга! Он все, что осталось от моей семьи. Я не могу допустить, только не так! Я не хочу больше терять. Довольно!
– Энзо, – губы дрожат, а на щеки мужчины падает несколько тяжелых соленых капель. – Пожалуйста. Прошу, умоляю, не губи! – всхлипываю, и мир перед глазами мутнеет. – Он мой друг, он просто меня защищал. Я не знала, слышишь? Не знала, что пойдет меня искать. Не успела остановить! Если хочешь наказать кого-то, то накажи меня. Я все, что захочешь, сделаю, слышишь?! Слова больше не скажу, с картой помогу. Все, что угодно. Все, чего захочешь, только не убивай!
Прижимаюсь лбом к его лбу и чувствую, как пират под моими руками горит, как напрягаются мышцы под рубашкой.
– Не убивай, – шепчу ему в губы и целую, скользя ладонями по черным волосам.
Энзо ослабляет тиски и скользит руками вверх. Обнаженная кожа горит и плавится от его прикосновений. Зажимает затылок и вплетает пальцы в волосы. Целует, будто жизнь пьет. Яростно. Глубоко. Заставляя задыхаться.
Отрывается на миг и шепчет:
– С тебя желание. Теперь уж точно. Пусть живет твоя зверушка, но только не попадается мне на глаза. А еще раз полезет драться – лапы отрублю, – Энзо крепко вцепляется в подбородок и долго смотрит в глаза. – Продолжим, или ты меня выпустишь их своих жарких объятий? – и снова смешок вдогонку.
– Пообещай! – требую, и руки скользят по его груди вниз, пальцы цепляются за ткань. – Пообещай, что не тронешь его. Слово пирата. Или как там вы это делаете? Прикладываете руку к сердцу и клянетесь потрохами медузы?
– Если ты продолжишь меня гладить так шаловливо, я приложу руки совсем к другому месту, – улыбка накось, а Энзо, как зачарованный, смотрит на мою грудь. – Ария, не доводи до греха. Слазь.
Чувствую, как краска разливается не только по щекам, но и огнем обжигает шею, катится удушливой волной вниз до самого живота.
Поднимаюсь и одергиваю рубашку. Смотрю в сторону двери и недовольно качаю головой.
– Бикуль! Ручку замотай! А то кто-то обязательно вломится.
Поворачиваюсь к Энзо, а он уже сидит и потирает рукой грудь. Морщится от боли и тихо шипит, стоит только коснуться места, где его пронзила зеленая плеть.
– Помочь встать? – протягиваю ему руку, хотя совсем не уверена, что смогу поднять его в одиночку.
– Хороший защитник, – Энзо качает головой и показывает на Бикуля. – Я не ожидал. Уже бы к праотцам полетел, если бы не маленькая особенность.
Он поднимает голову и все-таки берет мою руку. Подтягивается и с трудом встает на ноги. Его качает, будто корабль во время шторма. Мы потихоньку идем к кровати, куда Энзо падает лицом вниз и тянет меня за собой.
– Красотулька, ты поешь и тоже спать ложись. А… – он смачно зевает и закрывает веки. – Ария…
Тихо вздыхаю и откидываю с его лба прядь волос, стираю испарину со лба.
– Ну и что мне со всем этим делать? – бурчу под нос.
Поворачиваюсь к столу и смотрю на остывшее пюре. Прижимаю руку к бунтующему животу. Нужно поесть иначе я вообще завтрашний день не переживу.
– Ну, хоть жрачка пока бесплатная.
