Диана Билык
Моя чудачка
Глава 10
=Настя=
– Прости, что долго. – Алексей пожал плечом и занес в кабинет небольшой бумажный пакет. – Встретил упертого старого друга.
– Он не хотел отпускать вас? – Я слабо улыбнулась. Признаваться, что мне все еще худо, не буду.
– Не, это я его держал, – открыто засмеялся дирижер.
У него такая широкая и светлая улыбка, что даже теплее стало.
– Хотел с тобой познакомить, а он спешил, вредина.
– Наверное, что-то важное, – я пожала плечом и пропустила мимо ушей «с тобой познакомить».
Это почти бесполезно. Ну не цепляют меня местные дрыщи-музыканты. Не знаю почему, но большая часть парней – это такие ху-у-уденькие, костлявенькие и низенькие ребята. Они не в моем вкусе. Я хочу ПЛЕЧО, а не острый угол в висок, когда буду прижиматься к моему мужчине. И вообще, я не готова к отношениям после Эдика. Тем более вот не ёкает у меня, даже к Алексею нет никакой тяги. Я какая-то неправильная…
– Важное, конечно, а то я бы затащил его в подвал, сказав, что так и было.
– О, так вы маньяк. – Я наигранно захлопала ресницами и прикрыла ладошкой рот. – Боюсь-боюсь…
– Да хватит «выкать», – возмутился Алексей, сдерживая смех. – Давай, на «ты» перейдем? Я ведь не намного тебя старше.
– Это будет удобно?
– Еще бы! Неудобно чувствовать себя стариком. – Пакет из рук дирижера опустился на стол.
Я проследила, как изнутри появились румяные булочки, что-то, завернутое в пищевую пленку, и несколько кексов.
– Голодная?
Я уже допивала простудный чай и чувствовала, как напиток добирается до клеточек моего тела и остужает его изнутри.
Приподняла почти пустую чашку и отрапортовала:
– Лекарство принято, можно и поесть.
– Мне нравится такой подход. – Он обернулся через плечо и задержал на мне взгляд.
Но я никак не могла его прочитать. Кого он во мне видит? Девушку, коллегу, друга, ученицу? Почему решил перейти на «ты»? Не даю ли я ему ложную надежду? Я это жутко не люблю.
– Ты чего на подоконнике сидишь? Там дует. – Алексей подошел ближе и всмотрелся в мое лицо.
Так загадочно и пронзительно, что я с опаской отстранилась.
– Просто город очень красивый ночью, – отвернулась, стараясь не выдавать свои переживания и сомнения, и выглянула на раскрашенную фонарями площадь. – Там, где-то над белыми шапками деревьев, небо, утыканное звездами, как гвоздями.
– Хорошо видеть мир вот таким, – проговорил преподаватель, отдалившись, и стукнул чашкой по столу.
Неосознанно обернулась на звук. Алексей смотрел мне в глаза и недвусмысленно улыбался, но я его не боялась. Он – теплый человек, это чувствовалось.
– Мир твоими глазами кажется не таким и плохим, – договорил он и распечатал пленку. – Теплый бутерброд специально для тебя, – положил аккуратно на тарелочку. – А во мне давно умер романтик.
– А я без этого погибаю… – Мне стало спокойно. Казалось, что между мной и этим человеком есть какая-то странная гармония. Она не походила на отношения мужчины и женщины. От взгляда на Алексея не дрожало все внутри, не застывало сердце под ребрами, а просто становилось уютно. Наверное, так рождается дружба.
– Есть у меня к тебе предложение, – бодро проговорил дирижер и, поправив тугой хвост, взял со стола кекс и присел на край стола.
– Какое? – все-таки сползла с окна и пересела на стульчик. Меня откровенно вело, но я старалась не показывать слабость. Дождусь, пока отпустит немного, и поеду домой.
– Тридцать первого у нас будет концерт и вечеринка. Ну, мы со своими, эстрадниками, будем Новый год отмечать. Пойдешь?
– Концерт? Так я же… – Меня перекосило от удушающего кашля. Сдавливая слезы, пробухала в кулак.
– До пятницы еще время есть. Если расхвораешься, мы просто передвинем программу, не переживай. Это же неофициальный концерт, а так – для души, для своих.
– Я буду, – поставила точку и взглянула в его глаза, доказывая, что прилезу, даже если проваляюсь перед этим в постели. У меня же целая неделя в запасе!
– Вот и отлично. А сейчас доедай, и я тебя отвезу домой.
Я поежилась. Этого еще не хватало. Точно потом буду должна, не отверчусь от свиданий и приставаний. А по виду не скажешь, что Алексей на меня глаз положил.
– Я далеко живу… – осторожно промямлила.
Дирижер немного отодвинулся, сложил ноты на учительском столе, достал из угла черную строгую сумку, только потом сказал:
– Тем более. А концерт в субботу ты все-таки пропусти, пусть горло восстановится.
Я поджала губы и опустила взгляд в пол.
– Не выбрасывайте меня, пожалуйста. Я буду в форме, – только бы голос не дрожал, только бы не дрожал…
– Настя, эти рабочие концерты не стоят твоего здоровья. – Алексей замер рядом.
– Стоят, – я подняла голову и посмотрела в его лицо, вкладывая во взгляд всю свою решительность.
Дирижер растянулся в улыбке.
– Упертая.
– Вся в бабулю, – скромно повела плечом и посмотрела в угол.
Алексей какое-то время молчал, шуршал пакетами на столе, стучал чашками, а потом подошел ближе. Остроносые туфли уставились в мою сторону.
Я приподняла голову, ожидая отказа. Мол, какой оркестр, когда ты еле на ногах стоишь, хрипишь, как старушка. Слабакам не место на сцене.
– Тогда в пятницу ждем тебя, – коротко, быстро и строго. Алексей потянулся к вешалке и сдернул с крючка пальто. – Поехали домой.
– Спасибо… Лёша.
Глава 11
=Саша=
Елка попалась пышная и густая. Занимала теперь пустой угол, где обычно пряталось кресло отца. Я долго любовался, как она расцвела от игрушек и гирлянд, как светилась в доме, гордо подперев потолок, как в «окошках» стеклянных шаров отражались десятки моих фигур, изогнутых до неузнаваемости. Девчонки с бабушкой оторвались в украшении лесной красавицы: здесь бы позавидовал даже Диор. И я просто наслаждался тихим предпраздничным вечером.
Уставшие после творческой работы племяшки завалились на диван и внимательно уставились в планшет. С кухни несло жареным и долетали голоса: мягкий мамин, высокий Елены – моей старшей сестры, и истеричный визг ее младшего спиногрыза – Олежика, в честь папы назвали.
Жаль только, что отец уже не с нами.
Вспомнив, что не попаду, скорее всего, на концерт к Алексею, решил перезвонить ему завтра и извиниться. Надеюсь, что ничего особенного не пропущу. На субботний концерт я тоже не попал, занят был сдачами четвертого курса. После бурного завершения учебного полугодия домашний уют и покой – именно то, что мне нужно, и переться через весь город на праздник совсем не было желания.
Улыбнулся мимо воли. Я таки поставил Чудаковой одиннадцать, несмотря на то, что она так и не появилась на последнем занятии. Горовая слезно просила войти в положение студентки, мол, Настя очень старается, но не может на этой неделе попасть ко мне – свалилась с простудой. Ладно. Поверю. Перед праздниками я добрый, пусть учится, но с нового года спрошу с нее. Будет она у меня писать аранжировки еще круче, чем пишет сейчас. Собираюсь ее не просто погонять по учебной программе, но и копнуть намного глубже, чтобы пищала, но не смела пропускать мои уроки. Я ведь проверил ее работу на плагиат и ничего не нашел даже близко похожего. И, кажется, уже на память выучил вычурные аккордовые последовательности на грани невообразимых и шокирующих сочетаний, но таких вкусных, что я не мог это просто так замять. Она же вокалистка? Вокалистка. Так пусть теперь эту сложную песню сама и поет. Устрою я ей весеннюю сдачу третьего семестра на полную катушку.
Дверь распахнулась, и в гостиную шумно ввалился Стас, обвешанный пакетами, – муж сестры, а за ним, растягивая широкую белозубую улыбку, шел мой младший брат – Игорь – за руку с…
Я на секунду застыл оловянным солдатиком, потому что не поверил своим глазам.
Ирина. Бывшая. Та, что выдрала душу и растоптала ее, как сорняк.
Не здороваясь с родственниками, я ушел на второй этаж и уткнулся лбом в окно коридора. Что? Она? Здесь? Забыла?!
Пальцы тряслись, будто у контуженного. Из-за этой твари я и провалил большой концерт. Тогда меня так же колотило, я ни один пассаж не мог вырулить. Сбивался и начинал заново, как школьник. Слышал смех в зале, а потом вой негодования толпы, почти лающий, хриплый. Из-за шума и дыры в груди после развода я просто не смог больше играть. Встал, поклонился и дал себе слово никогда-никогда не садиться за инструмент и не выступать для людей.
Время шло, я смирился с пригретым местом учителя по аранжировке и радовался, что меня не трогают и не заставляют играть. Везло. Но вот в этом году на ректора что-то нашло, и он внезапно вспомнил, что я еще и пианист.
Но бывшая… Неужели за пять лет я так и не освободился от нее?
Под ребрами глухо колотилось сердце, появилось стойкое желание сбежать отсюда.
Мама обидится…
Но я не могу, не могу быть в одном доме с этой…
– Саш, – мерзкий голос прокатился по полу и уселся на плечо. – Привет.
Вылетая из ее рта, мое имя звучало как проклятие. Хотелось уши закрыть. Не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, какое у нее светлое лицо, а в глазах – наивность и искренность. Да только там ничего этого нет. Лгунья она. Подлая. Сучка.
Скрипнув зубами, я нацепил маску безразличия и повернулся.
– Ты что переволновался? Раскраснелся, бедный, – она невинно хлопнула ресницами и пригладила ладошкой короткую стрижку, поправила массивную серьгу в ухе. Имидж сменила, но ей эти выстриженные виски придавали еще большей стервозности, а тяжелые украшения некрасиво оттягивали уши.
Она округлилась, подтянулась. Зрительно даже объем груди стал больше. Неужто подкачала? Вишневое платье в облипку, казалось, разойдется по швам от легкого движения, а худые, как спички, ноги в светлых тонких колготах, постукивали по паркету лаковыми туфлями на высоком каблуке.
– А ты как здесь оказалась? – холодно спросил я и постарался не принять защитную позу. Не хочу, чтобы эта тварь играла на моих чувствах и думала, что меня ее появление волнует.
– Так я теперь с твоим братиком, – косо усмехнулась, – встречаюсь. Или ты против?
– Мне посрать, – не смог сдержаться, отчего стало кисло во рту. Придется извиниться перед мамой и уйти. Она поймет. Обойдя бывшую женушку, я направился к лестнице, но эта сучка вцепилась в мой локоть и резко потянула на себя.
– Саш, я… так жалею, что у нас не получилось.
– Убери свои клешни, – сказал очень грозно, потому что она не просто отлепила от меня руки, но и попятилась. В серых глазах, которые я когда-то безумно любил, вспыхнули искры страха.
Я не дал ей больше говорить, просто развернулся и ушел. Облегченно выдохнул, услышав, что вся семья громко разговаривает на кухне. Значит, легче будет уйти.
Но в холле меня встретила взволнованная мама. Она заламывала руки и мяла передник.
– Сынок, ну, перестань… Всякое случается, так совпало. Это просто случайность. Игорь ведь не виноват, что она ему тоже встретилась. Да и пять лет уже прошло, разве ты ее не забыл?
Мама попыталась меня обнять, но я отстранился и набросил пальто. Хлопнул перчатками по ладони и прочесал челку пятерней.
– Забыл, – ответил максимально спокойно, – но за стол с ней не сяду. Хорошего праздника вам. Я заеду завтра. Не переживай за меня, мам. Друг звал на вечеринку, вот туда и поеду.
– Ты точно в порядке? – Мама виновато улыбнулась, словно это она меня смешала с грязью много лет назад.
– Будь уверена. Люблю тебя. Передай Ленусику и Олежику подарки, – наклонившись, поцеловал маму в щеку, пригладил ее волосы у виска. От нее пахло сгущенкой и домашним компотом, а в темных глазах читалось беспокойство. – А племяшек заставь под елкой искать свои призы, пусть попы от планшета оторвут.
– Да они молодцы сегодня, вон какую красавицу нарядили! – Мама поправила мне воротник и всмотрелась в глаза, привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до моей челки: потрепала и уложила по своему. Пусть, я ей всегда разрешал немного больше, чем нужно. – Снова шарф не надел? Я же тебе купила, почему не носишь?
– Да неудобно мне с ним, будто змея на шее завернулась. Все, я убежал, а то друзья напьются без меня.
– Жаль, что все так…
– Ничего. Ты только не волнуйся. Так будет лучше, правда, – пожал легко ее плечо и вышел за дверь.
– Все понимаю, – бросила вслед мама и послала мне коронный воздушный поцелуй. – Но завтра жду.
– Я позвоню, мам!
Выдохнул свободно у ворот. Да, так будет лучше. И не придется перед Лёшкой извиняться.
Глава 12
=Настя=
До четверга я не смогла поднять головы от подушки. Будто выжатая тряпочка, корчилась в постели от слабости, не в силах вытолкать тяжелое тело за пределы комнаты. Даже походы в ванную и туалет стали немыслимым преодолением силы притяжения.
Горовая отнеслась с пониманием к моему состоянию. Это показалось странно-нереальным, пришлось посмотреть на экран телефона, чтобы убедиться, что и правда звонит классуха, а я не сплю.
– Настя, ты молодец, – сказала она с улыбкой в голосе. – Не знаю, что ты там ТАКОГО сделала, но Гроза поставил семестровую одиннадцать. Я попросила его войти в твое положение, но с меня взяли обещание, что ты не будешь пропускать занятия. Ты же не будешь больше?
– Обещаю ходить на все его уроки, даже если буду лежать трупом! Спасибо! Спасибо! – Я запрыгала от радости по комнате, но тут же рухнула на кровать. Голова кружилась, как после карусели, немного мутило от таблеток.
– Трупов нам на уроках не надо, – долетел до моего воспаленного и возбужденного мозга голос Милы Васильевны, – а вот ходить постарайся. Учитель ведь хороший, много почерпнешь полезного. – Классная сделала небольшую паузу, а потом поинтересовалась: – Во сколько в субботу концерт?
– Я не знаю. Мне еще нужно завтра попасть на оркестр. Можно я все-таки пропущу последнюю ленту аранжировки? Я просто не выдержу, если приеду так рано. Пожалуйста, пожалуйста…
– Ох, Настя, чудо ты, – выдохнула женщина, – но талантливое чудо. Давай уже, отсыпайся и лечись. А на концерт я приду, так что не подкачай.
– Спасибо вам еще раз! – Я хлопнула глазами, стараясь не дать волю слезам. Что-то лопнуло в груди от ее слов, по телу побежало сладкое тепло.
– Это моя работа, – глухо ответила классная и отключилась.
Но чувствовалось, что я для нее – не просто работа. И наконец стало понятно, почему мы так долго не могли найти общий язык. Да просто я воспринимала ее совсем не классным руководителем.
Мила Васильевна была мне как строгая мама, которая наказывает за проступок, но в глазах у нее все равно горит любовь. Мама, которой у меня никогда не было. Осознание такой бережности к моему здоровью от чужого человека стало настоящим откровением. От этих чувств сжало ребра и защемило сердце. Да, я могла упираться, злиться на строгость и повышенные требования, но знала, что все это ради меня и моего будущего. Со слабых и спрос маленький, а мне не хотелось в эту категорию. Я согласна на все, лишь бы каждый день чувствовать свою нужность. Лишь бы видеть, что я кому-то дорога. Что мои способности не просто пустой звук и прихоть, как считает отец, а что-то большое и ценное.
Вечером я смогла почитать веселенькую книгу и залезла в соцсети, где наткнулась на входящее сообщение от друга. Никто, кроме него, даже не спросил, что со мной случилось. Будто всем все равно, почему я столько дней не была в сети. Пропала? Ну и ладно. Есть же куча других, более интересных людей.
И зачем мне в друзьях тысячи оболочек, для которых я – пустое место, ведь по сути девяносто процентов друзей не знают меня лично, а тех, с кем я общаюсь чаще, чем раз в месяц – никогда в жизни не встречу.
Какие гадкие мысли лезут в больную голову. Пора прекращать хандрить, нужно брать себя в руки. Вот прямо сейчас и займусь. Люди просто заняты своими делами, вот никто и не заметил моего недельного отсутствия.
Тотоша: Си, Eccentric разваливается *рыдающая рожа* Группе настал Гитлер капут! *еще с десяток ревущих рожиц*
Си: Что-то случилось, пока меня не было? Я еще болею… *зеленый смайл с марлевой повязкой*
Тотоша: Кот сказал, что если ты в субботу не придешь на репетицию, он просто бросит нас.
Си: Что за тупой шантаж? *грозное удивление* Я на концерте буду в это время. Он же знает! *злюсь*
Тотоша: Вот-вот! *разводит руками*
Си: Я постараюсь успеть, но не обещаю. Как там Вадим?
Тотоша: Его в среду не было :( Вроде тоже болеет, но я точно не знаю. На звонки он не отвечает, а в сети его нет.
Си: Мне иногда тоже хочется исчезнуть отовсюду, я даже завидую Вадику.
Тотоша: А как же блоги? Стихи? Песни на ютуб?
Си: Ну-у-у, ради этого и сижу здесь, а так бы давно отовсюду удалилась.
Тотоша набирает сообщение…
Тотоша набирает сообщение…
…и снова…
Как же долго он набирал. Было ощущение, что печатает и удаляет. И снова набирает, но сомневается, отправлять или нет. Через несколько минут сообщение все-таки прилетело.
Тотоша: Си-и-и-и, можно я на твой концерт приду?
Си: В субботу? Ребята же обидятся, если и тебя не будет на репе.
Тотоша: Бли-и-ин… а я хочу тебя послушать.
Си: Тридцать первого придешь? Будет еще один концерт перед вечеринкой для своих :)
Тотоша: Да-да-да! Заметано! Все, я умчал – работать пора.
Я откинулась на кровать и попыталась расслабиться, но в голове шумели слова, плясали ноты… Пора вставать, слишком залежалась.
Часов на десять мир просто меня потерял. Я завалилась бумагами, уткнулась в ноутбук и не выпускала из рук гитару. Так и уснула в беспорядке, головой уткнувшись в нотные листы и прижав к себе мою страдалицу-шестиструнку. Как она выжила после моих объятий?
Утром я обнаружила, что под щекой у меня ноты и ноут, а ноги удобненько расположились в изголовье кровати. Подушка одиноко валялась на полу, а в комнате царил приятный творческий хаос. Насочинялась я от души до трех утра. Это хороший знак: я выздоравливаю. С носа уже почти не течет, а кашель не успел толком и начаться. А все бабушкин чай помог. Хотя от запаха чабреца меня уже немного воротит, но зато эффект потрясающий.
На электронных часах, которые папа подарил мне на прошлый Новый год, был почти полдень. Я усиленно поморгала и выпуталась из бумаг.
– Папа! Ты почему меня не разбудил?!
Отец постучал в дверь и выждал несколько секунд. Он всегда так делал. Я же девочка, мне нужно успеть укрыться, но вчера я даже не разделась.
– Я пытался. – Папа зашел в комнату и, приоткрыв штору, впустил в мой хаос еще и солнечный свет. – Ты дралась и мычала, что у тебя еще куча времени.
Я отодвинулась к стене и разодрала спутанные кудри пальцами. Вытянула кончики перед собой. Это же ужас! Не волосы, а мочалка.
– А! Не успею голову помыть. Во сколько там электричка? Мне к часу в Академии нужно быть.
– Давай, я тебя отвезу? – вдруг сказал папа и стал складывать бумаги в стопки. А там и наброски, и стихи, и просто мысли.
Не стала дергаться и смущаться, знаю, что он не полезет в личное, потому спокойно проследила, как он убирает мои художества на тумбочку.
– У тебя своих дел полно, не хочу обременять.
– Какие могут быть дела у старика на пенсии?
На тонких губах появилась слабая улыбка. Я знаю, почему у него такое настроение сегодня, но культивировать хандру не стану. Он – сильный мужчина, а мне сегодня очень нужно надежное плечо.
– И вовсе не старый. И я буду очень рада, если ты меня подвезешь, а если подождешь, пока я быстренько порепетирую, буду самой счастливой дочерью на свете.
– Тогда умывайся и иди кушать гречку с котлетами…
– Только не морковные! – Я закатила глаза и фыркнула.
А папа засмеялся.
– Нет, куриные.
Глава 13
=Настя=
Папа молча отпустил меня на новогодний вечер и даже не прочитал перечень того, «что не нужно делать на таких мероприятиях». После маминой годовщины он сильно осунулся, а когда сидел на репетиции с оркестром, я видела, как блестят его глаза. Бывший военный никогда не выдаст свои чувства, но мне-то и говорить о них не надо, я и так все вижу.
Он даже привез меня к Академии тридцать первого декабря и затащил чехол с платьем в сорок четвертый кабинет. Прощался коротко, просто коснулся губами моей щеки и ушел, сказав напоследок звонить в любое время. Если что.
А я даже не знала, попаду ли к полуночи домой. От этого стало как-то тоскливо, хотелось побежать за папой и попросить остаться, но… Я уже взрослая. Должна учиться отвечать за свои поступки, а он должен привыкнуть, что я не смогу быть рядом всю жизнь. Это из-за меня он не женился второй раз, и я немного чувствовала свою вину и боялась, что выйду замуж, а он совсем растеряется.
Когда его шаги затихли в коридорах Академии, ко мне подошел Алексей.
– Можешь распеться здесь, а потом спокойно переодеться. Держи. – Он протянул руку и положил длинный ключ мне на ладонь. – Кабинет полностью в твоем распоряжении.
– А ты?
– У меня другие планы на сегодня. – Он бросил взгляд в наполненную оркестровую.
Около входа стояла незнакомая мне девушка. Рыженькая и невысокая. Она что-то весело говорила в сторону и активно жестикулировала.
– О, познакомишь?
Лёша чуть придвинулся и прошептал:
– Рано еще, но позже познакомлю. Ты только когда уходить будешь, оставь ключ на вахте, – и, потрепав мое плечо, дирижер убежал к своей… девушке?
Ну, будем верить, что скоро ею станет. С первого взгляда она очень располагает.
А мне так легко стало, когда я осознала, что Лёша не на меня глаз положил. Не хотелось разочаровывать хорошего человека и объяснять, почему у меня не «ёкнуло». Не люблю я это, до ужаса не люблю.
Сегодня мне хотелось чего-то необычного, потому свои кудри я спрятала под розовый парик-каре, глаза подчеркнула стрелочками. Из зеркала на меня смотрела незнакомка, а в груди распускались странные неведомые чувства. Будто сегодня что-то случится. Наверное, это все ощущение наплывающего, как цунами, праздника.
Я никогда еще не отмечала Новый год вне дома, и это было по-особенному интересно, но и немного грустно. Примерная дочь вырвалась из гнезда.
Почему-то вспомнился Эд и его ухаживания в течение нескольких месяцев, и как потом, после того, как все случилось, меня просто отшвырнули, будто использованную вещь. Я жалела. Безумно жалела, что позволила украсть самое ценное. То, что берегла для единственного и любимого, который на деле оказался проходимцем. Полгода я не могла смотреть на мужчин, в груди будто окна нараспашку, до сих пор сквозит.
Наверное, от каждого нового ухажера я ожидала подобного предательства, потому и избегала отношений.
Петь в смятении, что навалилось на меня, как камнепад, было тяжело. Я дрожала и не могла раскрепоститься. Лажанула пару раз и напутала слова. После выступления было гадко на душе, и даже веселье и танцы не спасали, потому я стала пробираться через танцующую толпу к выходу. Я пыталась. Честно пыталась не возвращаться мысленно на сцену и не переслушивать свои промашки в голове, но не получалось. И Тотоша не пришел, хотя обещал. Все скатывалось в какую-то безнадегу, и лучше никого не заражать своей грустью.
– Ты молодец! – Лёша пробрался через толпу и неожиданно обнял меня по-дружески, похлопал по плечам. – За такой короткий срок со всем справилась. Будешь с нами петь дальше? – отодвинул меня от себя и дохнул слабым запахом вишневого вина.
Я поперхнулась воздухом.
– Ты серьезно? Я же фальшивила…
– Да брось! После болезни и в такой нагрузке репетировать – да ты просто на сто процентов гений! Слышала, как наша «знаменитость» выла? Тебе до ее лаж далеко! – Лёша был весел и румян и все поглядывал на рыжую девчушку, что плясала около колонок.
– И давно Соня у вас поет? – Я неловко отошла назад, стукнув каблучком по полу. Вспомнила, как передо мной выступала коротышка с пышной грудью. Она была вульгарна не только в своем наряде, но и манере пения. Мне тогда стало противно, ушки чуть не свернулись в трубочку, потому я ушла в коридор и стала ждать своей очереди.
Меня вернул к реальности голос Алексея:
– Давно. Она в этом году заканчивает четвертый курс, потому предлагаю тебе занять место солистки.
Я не верила своим ушам.
– А… авторские можно принести?
– Ты пишешь песни? – Дирижер приподнял светлую бровь.
Я коротко кивнула и прикусила смущенно нижнюю губу. Высмеет сейчас, сбегу…
– Лёша, ты идешь? – Рыжая девушка оплела локоть мужчины худенькой ручкой и прижалась щекой к плечу, а потом оторвалась и скрылась в толпе.
Такой короткий знак внимания, но показывает, что Алексей уже занят, а я для нее не конкурентка. Эта девушка уверена в своем мужчине, и это на самом деле круто осознавать.
Алексей засмеялся ей вслед и снова обратился ко мне:
– Настя, мы и твои песни посмотрим, подумаем над аранжировкой. Отдыхай сейчас и к столу подходи, не стесняйся, а с начала года займемся программой.
– Спасибо, – получилось как-то сдавленно, потому что вал эмоций сильно подкашивал мне ноги, нужно было немного подышать.
Я буду петь в оркестре на постоянной основе. Это невероятно!
Лёша замялся, будто не хотел оставлять меня одну. Я приободрилась:
– Иди к ней. Я выйду ненадолго в тишину, мне нужно немного прийти в себя, – заулыбалась я и, обойдя разгоряченных студентов на танцполе, потопала к кабинету. Стук моих каблуков двоился где-то далеко в коридоре.
В сорок четвертом кто-то играл на фортепиано. Я застыла у закрытых дверей и почти прилипла ухом к дереву. Пианист играл так, что, казалось, рубил клавиши пополам эмоциями, рвал струны ощутимой агрессией, мучил молоточки резкими, но точными ударами. Это было так надрывно, что я долго не могла решиться открыть дверь. Внутри кабинета мои вещи: телефон, деньги, одежда… Я хотела домой. Пока не сильно поздно, незаметно уеду и не буду мешать празднику. Гадкое чувство, что дала слабину на выступлении, не отпускало.
Он даже не услышал, когда створка распахнулась. Не дернулся и не обернулся. Я мазанула взглядом по короткой стрижке и растрепанной челке.
Незнакомец сидел в полной темноте, и только свет из окна озарял его широкие плечи и черные волосы. Они наливались от мягких лучей фиолетово-синим.
Как под кончиками его пальцев не вспыхивали искры, я не знаю. Пианист ошибался и начинал снова и снова… Исправлял пассаж и мчал дальше по бело-черным клавишам. А я не дышала, потому что это – любовь с первого взгляда. Его движения, наклон головы, изгиб позвоночника. Идеальное сочетание грации и мужественности.
Он – олицетворение мечты. Мечты, что никогда не сбудется, но так хотелось закрыть глаза и поверить в сказку.
После быстрой джазовой композиции он заиграл Гершвина «Summertime», а я не удержалась и тихо запела куплет.
Пальцы пианиста сорвались с клавиш, а крышка инструмента захлопнулась, словно фортепиано испугалось и решило помолчать. Он сидел несколько секунд и, тяжело дыша, смотрел на стену перед собой. Я хотела что-то сказать, но губы не шевелились, а в горле клокотало желание петь. С ним петь. Только с ним…
Мужчина встал и подошел ближе. Медленно, словно крадущийся кот. Оттеснил меня к стене, заставив навалиться спиной на распахнутую дверь.
Гвоздика. Кипарис… и что-то еще.
Высокий и… красивый. Как будто сон. Я, наверное, в горячечном бреду, и всего этого просто не существует на самом деле.
И взгляд пронзительно-черный с переливами звезд в сердцевине, и улыбка чуть-чуть набок, и ладонь… широкая, с выраженными косточками. Даже в легкой полутьме я видела рисунки вен на его коже.
– Потанцуй со мной, – выдохнули его губы.
– Просто удачно подвернулась под руку? – Я немного наклонила голову и прищурилась.
Кто он?
– Могу предложить кому-нибудь другому, если тебя это не устраивает.
– Я согласна. Только если ты сыграешь мне после танца.
Мужчина сжал губы до тонкой кривой, а в глазах сверкнул неподдельный интерес.
– А ты споешь.
