Илья Деревянко
Разборка
Глава первая
Пустынное ночное шоссе едва освещалось редкими фонарями. Накрапывал противный мелкий дождик. Машина осторожно пробиралась вперед, обходя залитые водой и грязью выбоины в асфальте. За рулем сидел Малюта. Грач лениво развалился на переднем сиденье, покуривая сигарету. Он постоянно задремывал и не сразу заметил, как пепел упал на штаны. Грач тихо выругался, выбрасывая окурок в окно.
– Слышь, Пашка, – обратился он к товарищу, – долго еще мы тут мудохаться будем?!
– Садись за руль сам, – огрызнулся тот, – не видишь, какая дорога?!
Грач с Малютой были старыми друзьями и никогда не ссорились, просто они до предела вымотались, выполняя очередное поручение Славика. Вот нервы и натянулись, как гитарные струны. Поручение, на первый взгляд проще простого, оказалось исключительно сложным. Некий коммерсант, не в меру хитрый и самоуверенный, задолжал другому представителю российской буржуазии огромную сумму. Отдавать же не собирался, нагло посылая кредитора куда подальше. Такое случалось сплошь и рядом, казалось бы, «хрен с ними», с торгашами бессовестными, но облапошенный бизнесмен находился «под крышей» Северной бригады города Н-ска, которую возглавлял Славик и где работали Малюта с Грачом. Бизнесмен добросовестно платил дань – не то что некоторые жлобы, которые вечно крутятся словно ужи на вилах. Пока ничего не случится – денег не платят, зачем зря тратиться, раз все спокойно? Скулят – «дела плохо идут, обнищали, дескать, кушать нечего». Но когда припрет – прибегают все в соплях, в ножки падают: «Помогите, господа бандиты, пропадаем!» Этот же бизнесмен сотрудничал честно. Раз так, то и с ним поступили честно. Славик, он же Вячеслав Савицкий, лично позвонил паршивцу, предупредил. Тот побожился: «Все будет в порядке, через три дня верну долг». Прождали неделю – он даже не почесался. Тогда Савицкий вызвал Малюту с Грачом и дал четкую инструкцию:
– Для начала набить морду вполсилы, вот адрес офиса, вот домашний.
Славик поддерживал среди своих жесткую дисциплину, поэтому все его приказы выполнялись беспрекословно. Набить так набить, айда, братан! Ехали в приподнятом настроении: сейчас быстренько обтяпаем дельце, потом расслабимся в кабаке.
Когда прибыли к офису, выяснилось, что он доверху нашпигован милицией. Ах, до чего хитрый коммерсант, но и дурак вместе с тем.
Четыре дня «пасли» его по городу, постепенно накаляясь злобой, наконец отловили в глухом местечке. Сломали ребра, челюсть, отшибли почки, перебили ломиками ноги. Затем, оттащив подальше, чтобы не подох раньше времени, – взорвали машину. Грохот взрыва привлек внимание общественности. Едва отъехали – налетел ОМОН. Он-то и доставил полуживого буржуа в больницу.
Неприятности на этом не прекратились. По пути домой – три раза тормозили гаишники, обнюхивали машину со всех сторон. Ну что тебе надо, командир? Оружия нет, документы в порядке. Морда подозрительная? Извини, таким родился!
По этой причине Грач с Малютой и кипели раздражением, даже между собой едва не полаялись. Первым опомнился Грач:
– Ладно, Пашка, сам понимаешь, проклятый барыга с мусорами всю психику издергали!
Между тем машина хоть медленно, но продвигалась вперед. За мутными окнами показались очертания родного района. Дождь усилился, снизив почти до нуля и без того паршивую видимость. Малюта пытался рассеять темноту мощным светом фар. Вдруг машина резко затормозила.
– Твою мать! Прямо посреди дороги стоят, придурки! Едва не задавил!
В центре мокрого шоссе, широко расставив ноги, устроились четыре крепкие фигуры в блестящих от дождя кожаных куртках. Малюта просигналил – «придурки» не шелохнулись, тогда разъяренный Грач выскочил наружу…
Парни, стоящие посреди дороги, работали в бригаде Кадиева. Алексей Кадиев, он же Кадий, был уроженцем далекого северного города, где в прежние времена также имел собственную банду. Что-то Кадий натворил там, что именно – никто точно не знал. Но оказался он в крайне неприятной ситуации, настолько неприятной, что Кадию полдня до смерти оставалось. Его родной город был окружен плотным кольцом зон, а населен по большей части выходцами из них. Поэтому пришлось Алексею вместе с ближайшими друзьями срочно «делать ноги», да как можно дальше. Обосновавшись в Н-ске, он с удвоенным рвением взялся за прежнее ремесло. Рядовых боевиков набрали здесь же.
Среди ребят, стоявших на дороге, трое были из местных, а один – «старый кадиевец». В отличие от Грача с Малютой, кадиевцы ехали не с работы, а пребывали в глухом загуле. По возвращении из очередного кабака сломалась машина. Чинить ее в пьяном виде да под дождем не представлялось возможным. Ребята решили ловить частника, однако шоссе словно вымерло. Под влиянием винных паров, промокнув до нитки, они отнюдь не испытывали любви к окружающему миру.
– Говорил же я вам, как нужно «возил» тормозить, – пробурчал старший из них, по кличке Енот, приметив остановившуюся машину.
– Мокнешь тут, мокнешь, а гадам до лампочки! Вот что, – Енота внезапно осенила, как ему показалось, «гениальная» идея. – Давай их вообще из тачки выкинем!
Это предложение вызвало у остальной компании бурный восторг.
Сказано – сделано.
– Эй, ты! – услышал Грач, который узнал кадиевских и уже хотел предложить их подвезти. – Выматывайся из машины, пока цел!
Тут нервы Грача, без того натянутые до предела, лопнули. Коротким боковым ударом, а был Грач профессиональным боксером, он снес челюсть Еноту. Тяжелое тело шлепнулось в грязь. Остальные бросились на Грача. Тогда из машины выскочил Малюта. Он прекрасно владел рукопашным боем. Вдвоем друзья быстро разделались с пьяными противниками, после чего, возмущенные столь беспрецедентной наглостью, как следует попинали ногами распростертые тела. Когда злость несколько утихла, они уселись в машину и укатили. Нужно было доложить шефу об успешно исполненном наказании обнаглевшего коммерсанта.
* * *
Сегодня Вячеслав Савицкий, по кличке Сава, по иронии злой судьбы также пребывал в омерзительном настроении. Он одиноко сидел у себя на кухне, глядя в окно. Жена выкинула очередной фортель и, визгливо причитая, в который раз убежала к теще, прихватив с собой ребенка. Перед этим Славику пришлось выслушивать обычный набор ругани:
– Бандит, урка… Дура я, что с тобой связалась… юность погубила… Посмотри на себя… кроме уголовщины, ни на что не способен.
Все это Оля выкрикивала, оживленно размахивая руками, сверкавшими золотом и бриллиантами, которые, кстати, были куплены на его, бандитские, деньги. Вообще, когда речь заходила о деньгах, жена не попрекала Славика работой, тратила их без зазрения совести, немало не смущаясь, что они «нечистые». Но в других случаях никогда не упускала возможности изобразить «святую непорочность», ткнуть Грача носом в грязь, показать свое моральное превосходство.
За окном монотонно барабанил дождь. Сквозь запотевшее стекло виднелся глухой переулок с высоким деревянным забором детского сада. Голова горела. Как всегда в таких случаях, зудел шрам на животе. Шраму было около года, но он постоянно напоминал о себе, чесался, ныл, иногда болью скручивало весь живот, откуда удалили значительную часть кишок. Момент, когда Савицкий открыл дверь, встречая друга, который, как казалось, пришел мириться, стал переломным в его жизни.
– Привет! – обрадовался он тогда. – Заходи!
Но цыган в ответ лишь хищно усмехнулся, и острая сталь разорвала тело. Славик успел вытолкнуть цыгана за дверь, хватило сил доползти до телефона, вызвать помощь. Три дня боролись врачи за его жизнь. Савицкий выжил, но на спорте, столь любимом с детства, пришлось поставить крест. Характер тоже изменился. Раньше добродушный, веселый – теперь он сделался мрачным, замкнутым, перестал доверять людям. Раскрываешь им объятия, а они тебе пером в бок.
Немного подумав, Савицкий достал из загашника спичечный коробок с зеленоватым порошком. Выпотрошив «беломорину», перемешал наркотик с табаком, набил «косяк». Последние месяцы он пристрастился к анаше. Она притупляла боль, успокаивала на время расшатанные нервы. Сейчас Славик с удовольствием бы напился, но не мог себе этого позволить. Во-первых, из-за покалеченного живота, во-вторых, из-за болтавшейся в сердечном мешочке малокалиберной пули. Здесь, к слову сказать, врачи были ни при чем, подвела собственная глупость. Когда Славику принесли кустарно сделанную ручку, стреляющую малокалиберным патроном, он почему-то ужасно обрадовался. Вертел ее, крутил, забавляясь, будто ребенок с новой игрушкой. Потом послышалось приглушенное «ба-х-х», и он потерял сознание. Очнулся в больнице. Пуля попала прямо в сердце, но не убила, и болталась там, словно горошина в погремушке.
От операции Савицкий отказался: болтается и болтается, есть не просит, начнут же оперировать – вовсе зарежут…
Сизый дым «косяка» жирными кольцами плавал по красиво отделанной кухне, освещенной красноватым светильником. Накануне свадьбы с Ольгой Славик сам ремонтировал квартиру, не доверяя никому обустройство своего семейного гнездышка. Дообустраивался!!! Не гнездышко нужно было готовить, а змеиную нору!
Жена забирала больше энергии, чем все зловредные конкуренты с ментами в придачу!
Вопреки ожиданиям, наркотик не успокоил, только подогрел клокотавшее внутри глухое раздражение. Савицкий прижался горячим лбом к холодному стеклу. Дождь шел не переставая, черный асфальт зловеще поблескивал в слабом свете уличного фонаря.
Послышался звонок в дверь. Пришли Малюта с Грачом.
– Наконец-то, – криво усмехнулся Славик, указывая ребятам на кожаный диванчик в углу. – Присаживайтесь, рассказывайте!
Внимательно выслушав, нахмурился.
– ОМОН, значит, сразу прилетел? Х-м, с чего бы это так быстро?!
По правде сказать, омоновцы оказались в том районе совершенно случайно. Ума и щедрости коммерсанта хватило только на обычную милицейскую охрану. Но, как мы уже говорили, – за последние годы Савицкий стал чрезмерно подозрителен.
– Что за бизнесмен пошел! – продолжал кипятиться Славик. – Ни стыда, ни совести. Захапает чужие лавы, и шлет всех куда подальше. А закон, видите ли, на его стороне. Попробуй получить у него свои кровные! «Бандит! Рэкетир! Хватай его, бей прикладами!» Пи-до-расы!!!
Нервно скомкав окурок «косяка», он швырнул его на пол.
– Ладно, – немного успокоился Савицкий, – извините, братва, плохо мне сегодня, а вы – молодцы, хорошо поработали! Ну, что там у вас еще!.. Так-так, – по мере того, как Грач рассказывал об инциденте на дороге, Савицкий все больше хмурился.
– Говоришь, они вас узнали? И все равно хотели забрать машину?! Так-так…
В душе Славика бушевал тайфун ярости. Кадиев давно ему не нравился: вызывали отвращение хитрые глаза, скользкие манеры, чрезмерная любовь к «мокрухе». Из-за таких, как он, беспредельщиков, газеты вопят о невиданном разгуле преступности. Савицкий не любил крови, проливая ее в крайних случаях: защищая свою жизнь или из мести. Вурдалачьи повадки Кадия ему не нравились, да и упорные слухи об истинных причинах бегства из родного города выставляли личность Кадиева в малоприятном свете. До сих пор Славик с ним не сталкивался. Живет себе, и пусть живет. Главное, чтобы на нашу территорию не совался. Но, видать, обнаглел, падло! Решил, раз его тут не трогают, можно вести себя как заблагорассудится. Необходимо проучить наглеца!
– Значит, узнали вас, но намерений своих не оставили! – хрипло сказал Славик. Глаза его загорелись волчьим огнем. – Что вы им за это сделали?
Он внимательно выслушал длинное хвастливое повествование о разбитых мордах, выбитых зубах. Время от времени Славик одобрительно, как казалось, кивал, отчего Малюта с Грачом в конце концов расцвели, словно майские розы.
– Хоть не убили? – когда рассказ подошел к концу, поинтересовался он.
– Нет, что ты!
– Почему?!
Столь резкая смена настроения шефа совершенно выбила ребят из колеи. Они что-то залепетали оправдательное, но Савицкий не слушал.
– Я научу эту сволочь уважать меня! Покажу, кто здесь хозяин! Обнаглели, пидоры, у моих людей, как у последних лохов, хотели машину забрать? Ненавижу!!!
Все раздражение, вся душевная боль и обида, накопившиеся внутри, вмиг выплеснулись наружу. Немалую роль сыграл также наркотик, отключивший все тормоза.
– В машину, живо! – зарычал Славик и первым ринулся к дверям.
* * *
Между тем кадиевцы, с трудом очухавшись, рассматривали свои увечья. Досталось им неплохо. Еноту сломали челюсть, другим пришлось расстаться с частью зубов, молодому Колюне перебили переносицу.
– Теперь ты настоящим боксером выглядишь! – уныло пошутил его приятель Витя, но никто не засмеялся. Окровавленные, перемазанные с головы до ног грязью, они представляли жалкое зрелище. Машин на дороге по-прежнему не было. Серая дождливая мгла засасывала в себя, создавала ощущение безысходности. – Какого хрена мы борзели? – сплевывая кровь, сказал Витя. – Ведь сразу же увидели, что это Савицкого пацаны! – Ответа на данный вопрос не нашлось. Остальные сами не понимали, почему так получилось. Обе банды жили в мире, не дружили, но и не ссорились. Очевидно, виной всему были хмель да плохая погода. Енот потрогал сломанную челюсть и слабо охнул. Теперь как пить дать целый месяц придется манной кашкой питаться! Впрочем, обижаться не на кого. Сами виноваты. Действительно маразм – пытаться отнять машину у своего коллеги-бандита!
Послышался рев мотора, и черный «БМВ» Савицкого резко затормозил рядом, окатив всех мокрой грязью. Первым из машины выбрался Славик, поигрывающий тяжелой резиновой дубинкой. Следом вышли Грач с Малютой.
– Оборзели, падлы! – прошипел Славик, с ненавистью разглядывая кадиевских. – Забыли, кто хозяин в районе! Думаете, Савицкий добрый, на голову срать позволит?!
Енот попытался объяснить, но мешала сломанная челюсть. Вместо слов у него вырывались только хрип и бульканье. Впрочем, Славик не собирался выслушивать оправданий. Гнев затуманил голову. «Лохом считают, обнаглели», – металась в голове яростная мысль.
– Что хрипишь, педрила?! – обернулся он к Еноту. – Хочешь, опетушим зараз?!
Здесь он явно перебарщивал, за подобное оскорбление можно было жестоко поплатиться. Однако в настоящий момент Савицкому было глубоко наплевать на все и вся.
– Ответишь за базар! – переборов боль в челюсти, злобно прохрипел Енот.
– Что? Это говно рот разевает?
«Хлесь» – резиновая дубинка вонзилась в лицо Енота, превращая его в кровавую кашу. «Хрясь» – и ключица треснула, словно сухая ветка. «Бам-м» – третий удар в висок погрузил бандита в пучину беспамятства. В это время Малюта с Грачом обрабатывали остальных. Колюня, еще раньше получивший сотрясение мозга, отключился сразу, выпав таким образом из поля зрения карателей. Больше всех перепало Вите, пытавшемуся сопротивляться. Рассвирепевший Грач лупил его, словно тренировочную грушу, вкладывая в удары всю злобу, накопившуюся за последние дни. Брызгала кровь, трещали, ломаясь, ребра. Витя давно потерял сознание, но упасть не мог, поскольку был плотно прижат к бетонному забору заброшенного заводика. Наконец, Грач, осознав, что лупцует бесчувственное тело, отошел в сторону. Его жертва бесформенной грудой обрушилась в грязь. В это время Малюта, так же, как и его товарищи, потерявший голову от бешенства, бил доставшегося на его долю кадиевца лицом о капот машины.
– Все, хватит! – резко крикнул Славик. Он опомнился первым и теперь с отвращением созерцал дело рук своих.
– Ну ты же хотел убить? – удивился тугодумистый Грач.
– Дурак, шуток не понимаешь! Посмотри лучше, как они там!
Добросовестный Малюта внимательно оглядел поверженных противников, пощупал пульс.
– Все живы, – бесстрастно доложил он, – но двое в очень плохом состоянии.
– Понятно! – нахмурился Савицкий, забрался в машину и по радиотелефону вызвал «скорую помощь». Когда на горизонте появились слабые огни санитарной машины, черный «БМВ» бесследно скрылся в ближайшем переулке.
* * *
– О, Боже, мальчики, кто вас так изувечил? – испуганно причитала хорошенькая медсестра в приемном покое больницы.
Енот с трудом разлепил заплывшие глаза и криво усмехнулся одной стороной рта.
– Собаки дикие покусали, – прохрипел он, теряя сознание.
Глава вторая
Алексей Кадиев расслаблялся. Как следует пропотев в парилке и искупавшись в бассейне, он лежал сейчас на кожаном диване в комнате отдыха, и крашеная под блондинку проститутка усердно делала ему минет. В одной руке Кадий держал сигарету, в другой банку пива. Глоток – затяжка, глоток – затяжка.
– Активнее языком, – подбодрил он девицу, – а то я до утра не кончу!
Тяжело дыша, девица постаралась ускорить процесс.
В этот вечер она обслуживала уже шестого клиента и здорово устала. Язык, от которого требовали «активности», словно налился свинцом. Однако, зная характер Алексея, она даже не пыталась возмущаться. Только пикни – затушит окурок о грудь и выгонит голой на улицу. Такое однажды было с ее подружкой.
Кадий обвел глазами помещение. Всего проституток пришло трое. Одну утащил в бассейн Валера, вторую трахал Седой, третья была с ним. Глядя на Седого, Кадий вдруг захотел именно его бабу. Такая уж у Алексея была натура, свое никогда не устраивало, зато чужое (до тех пор, пока не стало своим) казалось на редкость привлекательным. Вот и сейчас он с завистью смотрел на широко раздвинутые, поднятые вверх ноги девушки, которые непроизвольно дергались в такт движениям партнера.
Седому досталась худая – Кадию с пышными формами. Поэтому в настоящий момент он желал именно худую, хоть, получись наоборот, – захотел бы непременно пышную.
– Слышь, Седой, давай махнемся! – предложил он товарищу. Тот не стал возражать, ему было все равно, кого трахать.
Молча кивнув, он отдал свою девицу и навалился на предложенную взамен.
Кадий поставил девушку на колени, нажимом руки прогнул спину и с силой вогнал ей член в задний проход. Девушка закричала от боли. Кадиев довольно улыбнулся. Он любил причинять боль, в том числе во время полового акта. По сути дела, Алексей являлся обыкновенным садистом, хотя не сознавал этого. Болезненные стоны девчонки усиливали возбуждение. Оргазм наступил быстро. Оттолкнув в сторону всхлипывающую проститутку, Алексей направился к бассейну. Собственно, в сауне их было два: большой и маленький. Большой, с теплой водой, чтобы покупаться в свое удовольствие, маленький, с ледяной, освежиться после парилки.
В большом бассейне Валера старательно трахал свою девицу. То ли с перепоя, то ли от усталости она отключилась. Голова безвольно болталась из стороны в сторону, время от времени скрываясь под водой.
– Смотри, чтобы не захлебнулась, – лениво посоветовал Кадий. – Потом хлопот не оберешься!
– Ничего с ней не сделается, – огрызнулся Валера. – Дай кончить, не мешай!
Пожав плечами, Алексей зашел в парилку. Плеснул на раскаленные камни ковшик разбавленной пивом воды и забрался на верхнюю полку, с наслаждением вдыхая запах хмеля. На коже мелкими бисеринками начал проступать пот. Тело расслабилось. Кадий подумал, что неделя прошла удачно. Во-первых, две новые тачки прикрутили, подкупили нужного мента, а самое главное, пришили Корейца. Кореец являлся земляком Кадия, самым опасным из его былых врагов. Нет, среди них были, конечно, ребята посерьезнее, но, как говорится, иных уж нет, а те уже далече. (Надо сказать, что Кадий хорошо усвоил школьную программу, чуть ли не отличником считался.)
Кто-то умер, кого-то посадили. Из «воров», приговоривших его к смерти, остался один Кореец. До сих пор Кадий жил, словно на вулкане, каждую минуту готовясь увидеть блеск ножа или услышать грохот выстрела. Но далекие северные «воры», вопреки обыкновению, проявили непростительную беспечность: «смотался, падло, ну и пес с ним, когда-нибудь разыщем, а сейчас других дел хватает, более насущных». Правильно говорят, измельчали «воры», обленились, зажрались! Пока «воры» занимались «более насущными проблемами» – Кадий не дремал. Троих уничтожили посланные им киллеры, двое ухитрились сесть в тюрьму, а Кореец, наконец, сообразивший, откуда ветер дует, отправил в Н-ск боевиков, приводить в исполнение давно вынесенный приговор. Боевики домой не вернулись, а Корейца застрелили в упор, когда под руку с любовницей он выходил из ресторана. Теперь Алексей мог спать спокойно. При этой мысли он довольно потер ладони. Пока Кадий размышлял – тело хорошо прогрелось, из раскрывшихся пор обильно потек пот. Выскочив наружу, Алексей с радостным визгом плюхнулся в ледяной бассейн. Затем на мгновение зашел в парилку, чуть-чуть отогреться, чтобы не прихватил проклятый радикулит, и вышел снова.
Валера, наконец достигший желаемого результата, сидел на краю большого бассейна, посасывая пиво из банки. Девица, которая все же не утонула, стояла рядом с ним на четвереньках, мучительно отхаркивая залившуюся в легкие воду.
– Ну ты, сука, пол не пакости! – резко окликнул ее Кадий. – И вообще валите отсюда, сеанс закончен. Деньги получите у Седого.
Избавившись от надоевших шлюх, вся троица уютно устроилась в комнате отдыха за накрытым столом. Банщик Василий постарался на славу. В ведерке со льдом нежились три бутылки русской водки «экспортного варианта», рядом выстроились запотевшие банки пива, манили к себе щедро нарезанные ломти семги, на двух блюдах чернела и пламенела икра разных сортов (кто какую больше любит). Шашлык из молодого барашка расточал восхитительный аромат.
– Давай, братва, по первой, – сказал Кадиев, разливая водку в стаканы, – за упокой души нашего кореша – Корейца. Гы-гы-гы…
* * *
В больнице первым пришел в себя Колюня, который пострадал меньше других. Поначалу он не сразу уяснил, где находится. Дико болела голова, перед глазами вспыхивали оранжевые искры. В помещении, куда он попал, было темно. Кряхтя и охая, парень сел на жалобно скрипнувшую койку. Когда глаза привыкли к темноте, он понял, что это больничная палата. На соседних кроватях храпели, стонали и рычали во сне человек семь больных. Воздух был густо насыщен тяжелым запахом лекарств, несвежего белья, а также еще чем-то на редкость неприятным. Некоторое время он сидел, припоминая случившееся, но мысли путались, воспоминания были какие-то отрывочные, неполные. Вот они гуляют в кабаке, пьют коньяк, горланят песни. Енот кидает крупные купюры оркестру, заказывает «таганку». Затем он же, пригорюнившись, вспоминает зону, кореша Петьку, умершего от туберкулеза в лагерной больничке. Все четверо ругаются в полный голос, проклиная подлых ментов. Какой-то чудак в очках делает им замечание (откуда взялся, народ теперь тише воды, ниже травы). Обнаглевшего очкарика выводят в туалет, дают раз по очкам, суют носом в унитаз, – при этом воспоминании Колюня тихо засмеялся. Униженный очкарик жалобно просит прощения, оказывается, он хотел показать себя мужчиной перед женой. Развеселившиеся бандиты великодушно его милуют, наградив на прощание смачным пинком под зад. Затем Колюня танцует с подвыпившей девицей в короткой юбке, шарит у нее под блузкой. Девица хихикает. Ее ухажер делает вид, будто ничего не замечает, и заливает тоску водкой. Девица оказывается явной потаскухой. Колюня выводит ее на улицу и трахает прямо в машине. На прощание дает двадцать долларов. Довольна? Теперь проваливай, шалава! Снова зал ресторана. Окосевший Витя блюет на пол. Халдеи благоразумно помалкивают, боятся гады! Так, теперь все садятся в машину, едут домой. Мотор ломается. Пьяный Енот пытается починить, но без толку! Единодушно решают ловить «частника». Дороги пустынны, ребята постепенно звереют. Наконец появляется какая-то тачка. Разъяренный Енот предлагает забрать машину себе, а лохов выкинуть. Пусть помокнут, как они до этого! Дальше… А дальше – словно отрезало, сплошной мрак, озаряемый вспышками боли…
Внезапно Колюня почувствовал, что безумно хочет курить. Пошатываясь на ватных ногах, он выбрался из палаты. Дежурная медсестра спала, уткнувшись носом в стол и как-то странно похрапывая. Полуосвещенный коридор был безлюден, но из курилки, расположенной в дальнем его конце, доносились приглушенные мужские голоса, тянуло манящим запахом табачного дыма. Держась за стены, Колюня побрел туда. Мужчин в курилке оказалось трое: старик на костылях с загипсованной ногой, коренастый работяга с мозолистыми руками и худой очкастый парень, очень похожий на студента.
– Эк тебя, сынок! – поразился старик. – Ты что, с крыши упал?
– С самолета, – буркнул Колюня.
Все засмеялись.
– Закуривай! – радушно предложил работяга, протягивая пачку «Астры».
Колюня предпочитал «Мальборо», но дареному коню в зубы не смотрят, тем более что своих не было, остались в машине. Сухо поблагодарив, он взял сигарету, присел на лавочку в углу. Вонючий едкий дым обжег горло и легкие. Парень закашлялся, но все равно продолжал жадно затягиваться. Голова немного прояснилась. Стали вспоминаться подробности: огромный кулак, врезающийся в переносицу, падение в грязь. Унылая шутка Витька насчет внешности настоящего боксера. Зловещий черный «БМВ», вынырнувший из темноты. Разъяренный Савицкий с горящими, будто у тигра, глазами. Резиновая дубинка, разбивающая лицо Енота. Ринувшийся на него, Колюню, мордоворот – Малюта, кажется, его кликуха! Резкий удар, боль, темнота. Все ясно!
– Мужики, не знаете, где остальные ребята, с которыми меня привезли? – спросил он.
– Двое в реанимации, очень плохи, – ответил «студент». – Если ты упал с самолета, то они не иначе как со спутника. Третий, постарше, в десятой палате вместе со мной.
– Проводи меня к нему, – попросил Колюня.
– Ладно, докурю вот только.
Енот чувствовал себя отвратительно. Ныла сломанная челюсть, гудела голова, забинтованная почти целиком, так что оставались лишь щелки для глаз и рта. Переломанный нос не дышал, поэтому он не чувствовал противного больничного запаха. Но помимо запаха имелось немало других проблем: в ушах стоял непрерывный колокольный звон, к горлу то и дело подкатывала тошнота. Енот, в отличие от Колюни не страдавший потерей памяти, напряженно размышлял и, чем больше он это делал, тем поганее становилось на душе. По сути, первоначальным виновником случившегося был он сам: нарушил нейтралитет между двумя бандами, хотел забрать у пацанов машину, хотя сразу понял – кто они. Если будет разборка – Енот крайним окажется. Он зябко поежился. Быть крайним при столкновении двух сильных банд – одна из самых неприятных вещей, которая может случиться с человеком. Получишь и от тех и от этих, хорошо еще, если живым оставят. С другой стороны, Савицкий тоже не беспредельничал. Ну, дали сгоряча в морду, и хватит, никто бы потом слова не сказал. Так нет, еще раз вернулись, чтобы поглумиться, втоптать в грязь. Славик педрилой обозвал, обещал опетушить. Интересно, что Кадий по этому поводу скажет?
Енот увидел склонившийся над ним темный силуэт, в котором с трудом распознал Колюню. Лицо пацана раздулось багровыми кровоподтеками, нос превратился в лепешку. – Что тебе? – прохрипел Енот. – Где остальные?
– Витька с Лехой в реанимации, говорят, очень плохи. Я пришел спросить, что делать?
Енот некоторое время размышлял.
– Дозвонись до Кадия, – наконец промолвил он. – Расскажи все, как было: остановили машину ребят Савицкого, я их не узнал в темноте, думал, обычные лохи. Они же сразу в драку. Потом вернулись, добили. Мы были в лоскуты пьяные, какие из нас бойцы?! Скажи, двое ребят в реанимации, а Савицкий педрилами обзывал, грозился опетушить. Все понял? Давай!
Енот прикрыл глаза. Хорошо он все-таки придумал. Маленькая, совершенно незаметная добавка лжи выставляла случившееся в совершенно ином свете.
Колюня добрел до телефона, расположенного на столике дежурной медсестры. Она к этому времени проснулась и сладко потягивалась, похрустывая суставами. Медсестра была средних лет и средней внешности, не сказать, что урод, но далеко не красавица. Единственным ее достоинством являлась высокая упругая грудь, буквально распиравшая тесный халатик.
– Можно позвонить? – хрипло попросил Колюня.
– Не положено! – автоматически ответила медсестра, зевая во весь рот.
– Ну пожалуйста, солнышко!
Женщина с интересом посмотрела на парня. Лицо изуродовано, на бритой голове повязка, очевидно, кожа рассечена при падении. Но фигура! Рост под метр девяносто, литые мышцы, которые не могла скрыть даже видавшая виды больничная пижама. Три верхние пуговицы расстегнулись, обнажая загорелую мускулистую грудь.
Света, так звали медсестру, уже три года как развелась с мужем. Имела, конечно, любовников время от времени, но нормальные мужики попадались редко. Большей частью всякая пьянь. Водку жрать горазды, а дойдет до дела – никуда не годятся. Она ощутила зудящий жар внизу живота.
– Пожалуйста, кисонька, очень нужно! – льстиво повторил Колюня.
– Ладно, звони, только аккуратно, чтобы дежурный врач не заметил.
Колюня не заставил себя долго упрашивать. Набрав номер Кадия, он напряженно вслушивался в длинные гудки. К телефону никто не подходил. Наверное, нет дома. Обзвонив нескольких друзей, парень наконец узнал, что Алексей зависает в сауне. Кадий снял трубку только после двадцатого гудка.
– Ну чего тебе, – ворчливо спросил он, – не спится?
Колюня вкратце рассказал о недавних событиях. Выслушав, Кадиев долго молчал.
– Так! – наконец яростно прошипел он. – Я предвидел, что подобное когда-нибудь случится. Ладно, разберемся! Иди, отдыхай, – в трубке послышались короткие гудки.
Света не слушала их разговор, думая о своем. Ей очень не хотелось, чтобы аполлонистый парень уходил.
– Бедненький, как тебе досталось! – ласково пропела она, придерживая Колюню за рукав пижамы. – Нужно расслабиться?
– А? Что? – машинально спросил Колюня, размышлявший в этот момент о своих проблемах.
– Спирту неплохо выпить! Боль оттянет!
– Где ж его взять?!
– У меня есть немного, – хихикнула медсестра.
Колюня критически оглядел женщину: ни то ни се, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба.
– Ладно, – согласился он. – Пошли!
В подсобном помещении, куда Света сноровисто притащила полбутылки чистого медицинского спирта, нехитрую закуску и сигареты с фильтром, они уютно устроились на сваленных в углу матрасах. Глотнув полстакана и зажевав соленым огурцом, Колюня с наслаждением курил сигарету, чувствуя, что действительно расслабляется. Рядом вздымалась часто дышащая упругая Светина грудь. «Она вполне ничего», – подумал охмелевший парень, запуская руку под халатик и расстегивая лифчик…
* * *
В то время, когда Колюня развлекался в подсобке с медсестрой, Кадий метался по сауне, изрыгая яростную брань. Такой день испорчен! Только избавились от проклятого Корейца, выпили, посмеиваясь, за упокой его души, и на тебе, новые проблемы! Савицкий Кадию давно не нравился, вызывал зависть его авторитет, широкая сеть точек, любовь молодежи района, которой Славик добился своей справедливостью, добродушным, незлобивым характером. К нему часто приходили за советом, за помощью. Он никого не отталкивал, начитался «Крестного отца», придурок? Понюхал бы ты зону, пожрал лагерной баланды, как Кадий в свое время! Не отсидев ни минуты, его людей пидорасами называет!
