Деннис Лихэйн
Маленькие милости
Глава 4
После работы Мэри Пэт, хоть и убеждает себя, что тревожиться не о чем, идет прямиком домой. Никаких остановок, никаких заходов в бар.
Джулз нет. И после беглого взгляда на квартирку становится понятно, что за весь день дочь так и не появлялась.
Мэри Пэт в третий раз звонит Морелло – и снова попадает на Сьюзи.
– Она здесь, сейчас позову, – тут же говорит та.
Мэри Пэт сползает по стене, но непонятно, от облегчения или от чего-то еще. Что там сказала Сьюзи? «Джулз здесь»?.. Нет, всего лишь «Она здесь». «Ею» вполне может быть и Бренда.
Именно ее голос звучит в трубке.
– Здрасте, миссис Фен.
– Привет, Бренда. – Сердце у Мэри Пэт падает. – Джулз с тобой?
– Не видела ее с ночи, – выпаливает дочкина подружка так быстро и четко, как будто репетировала.
Мэри Пэт закуривает:
– И когда вы с ней попрощались? Она была одна?
– Нет, с этим своим… Рамом и… с Рамом, в общем.
– С Рамом и Рамом? У него что, двойник завелся?
– Нет, в смысле, только с ним.
– И где это было?
– На Карсоне.
Карсон – местный пляж. Ну как пляж; одно название. Там не океан, а тихий закуток вроде гавани. Даже волн нет. Подростки ходят туда в основном выпить за старыми раздевалками.
– И когда ты их с Рамом видела в последний раз?
– Ну не знаю… в полночь, наверное.
– И они просто ушли?
– Ну, типа, да.
– Так «типа» или «да»?! – Мэри Пэт вовремя берет себя в руки (не то Бренда, чего доброго, замкнется) и добавляет мягче, разрядив обстановку смущенным смешком: – Я просто хочу ее найти. Ты ж знаешь, мы, мамашки, вечно волнуемся.
На том конце провода молчание. Мэри Пэт закусывает губу, и горький никотин во рту мешается с привкусом крови. После паузы Бренда произносит:
– Ну я, это, точно не знаю. Она ушла с Рамом, и больше я ее не видела.
– Она была пьяная?
– Нет, конечно!
– Ерунду-то не городи! – не вытерпев, рявкает Мэри Пэт. – Бренда, пожалуйста, не надо держать меня за дуру; я ж твое вранье насквозь вижу. Сколько вы выпили?
В трубке что-то шипит и щелкает. Слышится далекий собачий лай. Наконец Бренда отвечает:
– Ну так, нормально, в общем. Несколько банок пива, немного вина…
– «Травку» небось курили?
– Ага.
– Она хоть на ногах держалась?
– Да, да. Просто была слегка под кайфом. Клянусь, миссис Фен.
– Так, значит, в последний раз ты видела ее с Рамом?
– Ну да.
– И после вы не пересекались?
– Нет.
– А если она объявится?..
– Первым же делом позвоню вам.
– Вот именно, – сделав голос посуровее, произносит Мэри Пэт. – Спасибо, Бренда.
Девушка вешает трубку, а Мэри Пэт остается стоять у телефона, ощущая, как в ушах грохочет от беспомощности – будто сквозь череп товарняк несется. Джулз семнадцать, она считается полностью дееспособной. Полиция пальцем не пошевелит, пока не пройдет трое суток – это как минимум. Столько Мэри Пэт ждать не может, это выше ее сил. Но ничего иного не остается, только сидеть на кухне, выкуривать пачку за пачкой и ждать, когда дочка объявится сама.
Попробовав сидеть и ждать, Мэри Пэт скоро вспоминает про Соню Уильямсон, которая буквально сегодня лишилась сына. Когда погиб Ноэл, Мэри Пэт получила от нее поразительное послание. Она роется в ящике, где хранит почти все, связанное с сыном: армейский жетон, награды, ламинированное свидетельство о смерти, открытки с соболезнованиями – среди них и та от Сони. На обложке крест со словами «Пусть Господь не оставит в трудный час», а внутри во весь разворот:
Дорогая миссис Мэри Пэтриша Феннесси!
Для матери нет ничего страшнее, чем потерять ребенка. Не могу вообразить ту боль, которую вы чувствуете. Много раз на работе вы заставляли меня улыбаться или скрашивали мой день рассказами о своем дорогом Ноэле. Какой сорванец он был! Какой озорник! Но он любил свою маму, в том нет сомнений, а мама любила его. Не знаю, зачем Господь посылает столь суровое испытание такой хорошей женщине, как вы, но знаю, что именно Он сделал наши сердца большими, чтобы те, кто умер, могли там поселиться. Там теперь и будет пребывать Ноэл – в материнском сердце, как когда-то в утробе. Если я могу хоть чем-то помочь, только попросите. Вы всегда относились ко мне с добротой, и дружбу с вами я очень ценю.
С искренними соболезнованиями,Каллиопа Уильямсон
Мэри Пэт возвращается за стол и глядит на послание, пока строчки не начинают расплываться. Эта женщина обращалась к ней так, будто они подруги. Подписалась полным именем, которое Мэри Пэт сегодня даже вспомнить не смогла. Назвала ее «хорошей женщиной», а она понятия не имеет, с чего вдруг такая доброта. Да, они с Соней общаются, но разве это можно назвать дружбой? Белым женщинам из Южки нельзя дружить с чернокожими бабами из Маттапана. Так уж устроен мир.
Мэри Пэт достает ручку и где-то с минуту ищет бумагу, чтобы написать для Сони записку с соболезнованиями, но находит лишь какой-то жалкий обрывок. Решив завтра купить приличную открытку, она возвращает ручку в ящик стола.
Захватив пиво, сигареты и пепельницу, Мэри Пэт перемещается в гостиную и включает телевизор. Там идут новости, причем как раз репортаж про Огги Уильямсона. Полиция считает, что его сбило поездом между полуночью и часом ночи и от столкновения тело забросило под платформу. Машинист этого даже не заметил. Всю ночь поезда ездили мимо тела, пока метро не закрылось, и только утром труп обнаружили рядом с рельсами. Слухи, будто у погибшего были найдены наркотики, не подтвердились. Также непонятно, почему он оказался ночью на станции и почему прыгнул – и прыгнул ли – под поезд.
На экране показывают фотографию Огги. Очевидно, что подбородок, губы и глаза – карие, но светлые, почти золотые – у него от Сони. Он выглядит таким юным, однако репортер сообщает, что молодой человек два года назад окончил школу и в настоящее время обучался на курсах менеджеров в «Зейре»[11].
Окончил школу? Обучался на курсах менеджеров? Наркодилеры работают в магазинах?..
«И ведь пацан еще», – думает Мэри Пэт, рассматривая лицо на фотографии. Ее мать говаривала, что едва ребенок выучится ходить, каждый шаг уводит его все дальше и дальше от родителей. Снимок Огги пропадает с экрана, и Мэри Пэт представляет, как в том же выпуске новостей – может, завтра, может, послезавтра – показывают ее собственную дочь.
Куда, блин, она запропастилась?..
Мэри Пэт выключает телевизор и звонит домой Раму. Трубку берет его мать, но отношения у них с Мэри Пэт натянутые, поэтому разговор короткий: «Нет, Рональда нет дома. У него смена в “Пьюрити суприм” до десяти… Нет, Джулз я не видела. Уже неделю, а то и больше. У тебя всё?»
Мэри Пэт кладет трубку.
А потом тупо сидит. И сидит. Неизвестно, сколько это длится. Может, минуту, а может, час.
Не вполне соображая зачем, она хватает с подноса у дивана сигареты и ключи, после чего покидает квартиру. По улочке между домами доходит до «Франклина», в котором живет ее сестра, Большая Пег. У той тоже дочка, ровесница Джулз. Девочки не то чтобы подруги, но, бывает, зависают вместе. Почти то же можно сказать и про Мэри Пэт с Большой Пег: близкими их отношения не назовешь, но это не мешает им от души накиряться, если вдруг возникает повод для встречи.
На что уж Мэри Пэт не охочая до путешествий, она все же успела повидать хотя бы Нью-Гэмпшир, Род-Айленд и Мэн. А вот Большая Пег обошлась и без того. Через два дня после школьного выпускного она выскочила за Терри Маколиффа, он же Терри Террорист, с которым начала встречаться в девятом классе старшей школы Южки. По мнению окружающих, парочку только одно и объединяло, что стремление никогда не покидать родной район. Даже в Дорчестер они выбирались только по большим праздникам, а Дорчестер всего в шести кварталах. Весь их свет клином сошелся на Южке. Ну а если остальные считали их кругозор узким, то в гробу они видали этих остальных.
Такую же гордость за малую родину Большая Пег и Терри Террорист, будто учение Христово (если б Спаситель вырос в Коммонуэлсе и был готов порвать любого, кто не отсюда), передали и своим семерым детям. В порядке старшинства это Терри-младший, Маленькая Пег, Фредди, Джей-Джей, Эллен, Подрик и Лёва (при рождении ему дали имя Лоуренс, но с тех пор ни разу им не пользовались) – каждый из них гроза подворотен, подъездов и песочниц. Убежденность в собственной правоте настолько затмевает им глаза, что они взрываются при малейшем противодействии. Сама выросшая в многоквартирной застройке, Мэри Пэт прекрасно знает, как низкая самооценка перерастает в отчаянное желание доказать всему миру, что он тебя не понимает. А если он тебя не понимает, то что он вообще понимает?
Большая Пег в линялом домашнем халате, удерживая в одной руке банку пива и дымящуюся сигарету, открывает сетчатую дверь и подозрительно глядит на сестру:
– Что-то случилось?
– Да вот, Джулз пропала…
Большая Пег открывает дверь шире:
– Заходи.
Мэри Пэт заходит в прихожую. Им с Пег настолько не о чем говорить, что они какое-то время просто молча смотрят друг на друга. Маколиффы вдевятером живут в четырехкомнатной квартире: длинный коридор от входа до кухни, с дверями, ведущими в гостиную и три спальни. Шум стоит такой оглушительный, что свои мысли не слышишь: «Твою мать, ты что, брала мои джинсы?» – «Не брала! Не брала!» – «Точно брала. Чую, как ты их пропердела!» – «Пошла на хрен!» – «Я тебя битой огрею!» – «Фигушки! У тебя ее нет». – «У Фредди есть». – «Мама! Скажи ей!»
Джейн Джо, она же Джей-Джей, вылетает из одной спальни и врывается в спальню напротив. Следом с такими же воплями несется ее сестренка Эллен. В комнате, куда они забежали, как будто извергается вулкан. Грохочут переворачиваемые вещи, стены дрожат от глухих ударов.
«Какого хрена вы две тут забыли?» – «Дай биту». – «Какую еще биту? А ну выметайтесь». – «Биту дай». – «Я тебе щас ею сам башку раскрошу». – «Дай мне биту, и я отстану». – «На фига она тебе?» – «Эллен врезать». Короткое молчание, затем: «Вон там, бери».
Эллен ревет в голос.
Большая Пег отводит Мэри Пэт на кухню и закрывает за ними дверь.
– Когда ты в последний раз ее видела? – спрашивает сестра.
– Вчера вечером, примерно в это же время.
– Ха! Мой Террорист, бывало, пропадал на две недели к ряду. И всегда возвращался.
«Да вернется он… Ничего с ней не случится… Куда они денутся…» Если Мэри Пэт еще раз когда-нибудь от кого-нибудь услышит нечто подобное, то точно съездит этому кому-нибудь по роже.
– Вот только Джулз не Терри. Ей всего семнадцать.
– Пегги!.. – вдруг орет сестра, и через полминуты на пороге возникает ее старшая дочь – Маленькая Пег, которая умудряется одновременно быть и дерганой, и заторможенной.
– Чё те?
– За языком следи. Поздоровайся с тетей.
– Привет, Мэри Пэт.
– Здравствуй, дорогая.
– Джулз видела? – спрашивает Большая Пег. – И смотри на тетю, когда с ней разговариваешь.
– В последнее время – нет. – Дергано-заторможенные глаза Маленькой Пег заторможено дергаются в сторону Мэри Пэт. – А чё такое?
– Да вот, она уже сутки дома не появлялась. – Мэри Пэт чувствует, как ее губы застыли в беспомощно-умоляющей улыбке. – Волнуюсь немного.
Взгляд у Маленькой Пег пустой, челюсть безвольно отвисла. Сейчас девушку можно принять за манекен в витрине «Кресгиз».
Мэри Пэт помнит, как время от времени сидела с ней, еще пятилетней. Та Маленькая Пег была веселой и сыпала искрами, будто порванный провод в грозу. Она лучилась радостью, каждый день был полон открытий. «Почему это все пропало? – задумывается Мэри Пэт. – Неужели из-за нас?»
– Значит, в последнее время не пересекались?
– Не-а.
– И давно?
– Видела ее в парке вчера вечером.
– В каком?
– В каком парке? В Коламбии.
– Когда?
– Не знаю… В одиннадцать? Может, в одиннадцать сорок пять… Точно не позже.
– Почему «точно»?
– Потому что мать выдерет меня, если я не появлюсь дома до полуночи.
Большая Пег с самодовольным видом кивает в знак подтверждения.
– Значит, ты ее видела где-то между одиннадцатью и двенадцатью?
– Ага.
– А с кем?
И вот эта дерганая девочка с потухшим взглядом, сухими русыми волосами и красными прыщами на лбу вдруг тушуется.
– Ну ты знаешь… – уклончиво произносит она.
– Не знаю.
– Ну ладно тебе, теть.
– Богом клянусь, не знаю. – Мэри Пэт придвигается к племяннице так близко, что видит в ее глазах свое отражение. – Рам там был?
Маленькая Пег кивает.
– А кто еще?
– Ты знаешь.
– Хватит это повторять.
Маленькая Пег смотрит на Большую. У матери раздулись ноздри, а тяжелое пыхтение перекрыло остальные шумы в квартире. Явный знак, еще с детства, что скоро грянет буря.
– Отвечай тете по-человечески!
Маленькая Пег поворачивает голову к Мэри Пэт, но смотрит в пол.
– Ну, это, Рам был с Джорджем Ди.
Большая Пег отвешивает дочери подзатыльник, та почти даже не дергается.
– Ты что тут плетешь?!
– В смысле с Джорджем Данбаром? – уточняет Мэри Пэт.
– Угу.
– Наркодилером?
Еще один подзатыльник от Большой Пег, по тому же месту, с той же силой.
– С тем самым?! Тем самым, который толкает дурь, от которой помер твой двоюродный братец Ноэл? И ты с этим козлом тусуешься?
– Не тусуюсь я с ним!
– Ты как с матерью разговариваешь?!
– Да не тусуюсь я с ним… – бормочет Маленькая Пег. – Джулз тусуется.
Мэри Пэт чувствует, как у нее внутри все сжимается – сердце, горло, даже желудок.
Несмотря на все их влияние, парням Марти Батлера так и не удалось взять под контроль наркотрафик в Южке. Видит бог, они пытались: есть масса историй, как мелких сошек находили закопанными на пляже Тенин или в пустых складах с торчащими из глаз спицами, но приток наркотиков не иссякал. Привозят их, конечно же, черные из Маттапана и Джамайка-Плейн, а также из дешевой застройки в Дорчестере, но своим «дурь» толкают белые – такие, как Джордж Данбар. Вот только никто из парней Батлера даже пальцем не тронет Джорджа, и это потому, как поговаривают, что его мать Лоррейн – подружка Марти Батлера. До Мэри Пэт доходили слухи, что Марти сам пару раз колотил Джорджа, даже фингал ему поставил, но парню хоть бы хны. И он такой не один.
– Это все равно что япошки с их камикадзе, – объяснил ей как-то Брайан Ши, когда она пришла просить его (и соответственно Марти) отомстить за смерть Ноэла. – Батя и дядья рассказывали: когда их много, даже самый мощный флот в мире их не остановит – несколько точно прорвутся. А мы всего лишь банда, Мэри Пэт. Мы не можем прищучить всех.
– Но вы ведь можете наказать тех, про кого точно знаете? – не унималась она.
– И наказываем, если ловим. Отбиваем всякую охоту продолжать. У некоторых – насовсем.
Вот только это не про Джорджа Данбара. Он неприкасаемый.
И стало быть, теперь этот безнаказанный торговец смертью крутится вокруг ее дочери?
Как можно мягче Мэри Пэт обращается к Маленькой Пег:
– А что общего у Джорджа и Джулз?
– Он и Рам хорошие друзья.
– В первый раз слышу.
– А еще он, ты знаешь…
– Так, я тебя предупреждала!.. – не выдерживает Мэри Пэт.
– Они гуляют с Брендой.
– В смысле «гуляют»?
– Он ее парень.
– С каких пор?
– Ну не знаю даже… Может, с начала лета?
– И ты видела их всех четверых в парке?
– Ну да. В смысле нет. Блин. – На мгновение Маленькая Пег выглядит совершенно растерянной. (Как подсказывает опыт Мэри Пэт, это знак, что человек запутался в своей же истории.) – Да и нет, в общем. Бренда с Джорджем типа поцапались, и она ушла, а затем Джулз ушла с Джорджем и Рамом. Я там еще позависала и тоже ушла.
– «Там» – это на пляже Карсон?
– На каком пляже? Говорю ж: в парке Коламбия.
– Бренда сказала, что они гуляли на пляже Карсон.
– Брехло.
Мать отвешивает ей очередной подзатыльник:
– За языком следи!
– Мы все были в парке Коламбия, – настаивает Маленькая Пег. – Там я Джулз и видела. Если они дальше двинули на Карсон, то не знаю, потому что сама пошла домой.
Мэри Пэт по-родительски переглядывается с Большой Пег: понятно, что вся история – вранье от начала до конца, но пока ребенок будет ее отстаивать. Давить дальше нет смысла: тогда Маленькая Пег совсем запрется, и правду из нее клещами будет не вытащить.
– Ладно, дорогая, спасибо, – говорит Мэри Пэт.
– Угу, – кивает Маленькая Пег.
– Все, иди, – отпускает ее мать.
Девушка уходит, и Большая Пег достает из холодильника две банки пива. Когда набор тем для беседы иссякает – меньше чем за минуту, – переходят к нависшей над районом туче, о которой все только и говорят.
Из старших детей у Большой Пег один уже окончил школу, остальные трое в старших классах. Жребий их миловал, и они продолжат учиться в Южке. Просто несказанное везение. Никакого Роксбери. Не нужно бояться чужих туалетов, коридоров и классов.
Оказывается, однако, что Большую Пег это вовсе не устраивает. Нет уж, дудки.
– Я их не отпущу, – говорит она.
– Куда?
Сестра отпивает пиво, одновременно кивая:
– В школу. Мы присоединяемся к бойкоту. Уиз в гробу перевернулась бы, если б увидела стадо черножопых в одном школьном коридоре со своей внучкой. Что, не так, скажешь?
Уиз, или Уиззи, они звали свою покойную маму. При жизни Луизу Флэнаган так могли называть только дети, и то за глаза.
– Спорить трудно, – признает Мэри Пэт. – Но как же их образование?
– Все у них будет нормально. Вот увидишь: месяц, максимум два – и город поймет, что мы не прогнемся! – Большая Пег заговорщицки подмигивает. – Чинуши еще пойдут на попятный.
Сами слова – и тон, каким они произнесены, – звучат громко, но пусто. И страх, который снедал Мэри Пэт весь день, возвращается.
Большая Пег видит, как глаза сестры наполняются слезами.
– Ну-ну, все будет хорошо.
Впервые за бог знает сколько времени Мэри Пэт смотрит сестре в глаза и хрипло шепчет:
– Я не могу потерять еще и ее. Не могу… Я не вынесу. – Она смахивает с щеки непрошеную слезинку и отпивает пива.
– Возьми себя в руки, сеструха. Пока наши дети в Южке, ничего плохого с ними не случится.
Мэри Пэт грохает кулаком по столу, и стоящие на нем пивные банки дребезжат.
– Ноэл передознулся на детской площадке через дорогу отсюда, блин!
– У твоего Ноэла были мозги набекрень – именно потому, что он покинул район и отправился куда-то в жопу мира, – невозмутимо возражает Большая Пег, взглядом умоляя увидеть в ее доводе здравый смысл.
Мэри Пэт пораженно смотрит на сестру. Вот, значит, что думают про ее сына? Что он подсел на наркоту из-за Вьетнама? Мэри Пэт и сама себя какое-то время в этом убеждала, но жизнь поставила все на свои места: не Ноэл нашел героин во Вьетнаме (конопляные сигары, «тайские палочки», – да, но не героин); это героин нашел Ноэла в подворотнях Южного Бостона.
– Во Вьетнаме Ноэл к наркотикам не притрагивался, – произносит она, но как-то неубедительно. – Скололся он уже здесь. Дома.
Большая Пег обреченно вздыхает – мол, тебя не переубедишь – и отводит взгляд. Затем встает и длинным глотком допивает банку.
– Ну ладно, мне завтра с утра на работу.
Мэри Пэт кивает и поднимается.
Большая Пег провожает ее по шумному коридору, где все семеро детей попарно ссорятся, не зная, в чем, собственно, причина основного конфликта.
Уже у двери сестра говорит:
– Она объявится.
Мэри Пэт слишком разбита, чтобы злиться.
– Да, конечно.
– Иди домой, выспись.
Предложение вызывает у Мэри Пэт невеселую усмешку.
– Нельзя во всем им потакать, – напутствует ее Большая Пег и захлопывает за ней дверь.
Глава 5
Рама она находит в зоне разгрузки за супермаркетом «Пьюрити суприм». Уже десять вечера, а жара все равно давит, будто плотное одеяло. Пахнет вялым салатом и перезрелыми бананами. Рам курит и пьет пиво с корешами из овощного, кулинарного и упаковочного, у которых тоже закончилась смена. Толпа придает ему смелости, когда он смотрит на Мэри Пэт, вылезающую из своей «Бесс». Услышав, как чихает заглушаемый двигатель и скрипит автомобильная дверца, насмешливо ухмыляется.
«Бесс» – это развалюха, на которой Мэри Пэт обречена ездить, пока та не отбросит колеса. Не то чтобы Мэри Пэт часто ею пользовалась, но порой без автомобиля никак. Она дошла бы до супермаркета пешком, однако воображение отчего-то нарисовало заманчивую картинку, как свет фар заливает переулок, шпана, будто крысы, разбегается по углам, оставляя Рама одного, и авто сбивает его крылом или дверцей. Вот только Мэри Пэт подзабыла, что «Бесс» вызывает у окружающих не трепет, а скорее смех.
По документам, «Бесс» – это двухцветный универсал «Форд Кантри Седан» 1959 года. Зад чуть ли не волочится по земле, как у старого пса, колесные арки и краска на нижней трети кузова разъедены ржавчиной и зимними реагентами, верхний багажник куда-то подевался (когда и как, никто не помнит), габаритные огни потрескались (но работают), а глушитель болтается на честном слове и истертом шпагате. Когда-то «Бесс» была идеальным авто для семьи с двумя детьми, но сейчас единственное ее достоинство – восьмицилиндровый двигатель почти на шесть литров под капотом, отчего на шоссе она разгоняется как ракета. Ну и работающее радио. Формально машина выкрашена в два оттенка зеленого: «яблочный» и «шервуд», – но они уже настолько слились друг с другом, что окружающим остается лишь верить Мэри Пэт на слово.
Когда она вылезает из «Бесс», шпана начинает ржать. Кроме Рама. Тот просто смотрит на Мэри Пэт, вскинув бровь, которую ей хочется оторвать у него с рожи, и попивая пиво из полулитровой банки.
– Где Джулз? – без предисловий спрашивает Мэри Пэт.
– Почем мне знать?
– Пусть пиво не кружит тебе голову, Рональд. Не ровен час, возомнишь себя храбрым…
– Чего?
– Где моя дочь?
– Без понятия.
– Когда ты ее в последний раз видел?
– Вчера ночью.
– Где?
– На пляже Карсон.
– А потом?
– Что – потом?
– Куда она пошла?
– Домой.
– И ты отпустил мою дочь домой одну в час ночи?
– Было без четверти час.
– Ты отпустил мою дочь одну без четверти час? В этом районе?
– Ну… – Он подносит пиво к губам.
Мэри Пэт выбивает банку у него из руки.
– Одну?!
Ржание стихло. Мэри Пэт знает матерей всей этой шпаны, а шпана знает ее. Все молчат, будто в очереди на исповедь.
– Нет, не одну, нет, – быстро поправляется Рам. – Джордж должен был ее подвезти.
– Джордж Данбар?
– Да, он.
– Наркоторговец?
– Что?.. Ну да.
– Он подвозил мою дочь домой?
– Ну да, я был крепко так упорот…
Мэри Пэт делает шаг назад и медленно, молча меряет Рама взглядом.
– Где ты будешь через час?
– Чего?
– Чего слышал. Отвечай!
– Ну типа дома буду.
– «Типа» дома или дома?
– Дома. Вот собираюсь и еду.
На служебной парковке стоит его оранжевый «Плимут Дастер» 1970 года. Мэри Пэт всегда претил вид этой машины: сразу понятно, что ничего хорошего от ее владельца ждать не приходится.
– Если Джордж твою историю не подтвердит, я ведь вернусь.
– Да пожалуйста, – говорит Рам, и по тону слышно, что ему есть что скрывать.
– Или можешь рассказать все сейчас.
– Нечего рассказывать.
– Поверь, так будет лучше.
– Верю. Но рассказывать нечего.
– Хорошо.
Она складывает руки на груди, как бы говоря: «Гляди, никто тебя за язык не тянул».
Рам нервно сглатывает, а потом смотрит куда-то себе на ботинки и на разлитое рядом пиво.
Под ошалело-изумленными взглядами Мэри Пэт садится обратно в свою «Бесс» и, развернувшись, отъезжает.
* * *
Джордж мелькал в доме Феннесси почти десять лет, забегая и убегая вместе с Ноэлом, однако за все эти годы Мэри Пэт так его толком и не узнала. Казалось, будто его суть постоянно ускользает от наблюдателя. Она как-то поделилась этими мыслями с Кен-Феном, и тот сказал:
– Почти все, кого мы встречаем, как собаки – есть верные, есть злые, есть дружелюбные. И все это, и хорошее и плохое, идет от сердца.
– И какая же собака этот Джордж Данбар?
– А никакая. Он кот.
И вот этот котяра, который даже не явился на похороны Ноэла, сидит перед ней.
– Почему Рам соврал?
– Кто знает? Чужая душа – потемки.
Джордж Данбар два года отучился в колледже на экономическом, но в итоге бросил. Не из-за плохой успеваемости, а потому, что прекрасно зарабатывал на наркоте. Его родня владеет цементной компанией, и Джорджу, как Мэри Пэт неоднократно слышала, обещали треть бизнеса, принадлежавшую его покойному отцу. Но он решил заделаться наркодилером. Хоть он и вырос в Южке, но говорит прямо как богачи – Мэри Пэт сталкивалась с парочкой таких на своем веку, – будто его слова из одного кладезя с Божьими, а твои – из того места, где солнце не светит.
– Значит, ты ее никуда не подвозил?
– Нет. Она сама ушла где-то без четверти час.
– И ты отпустил семнадцатилетнюю девочку домой одну?
Джордж удивленно вскидывает брови:
– Я разве ей в сторожа нанимался?
Они разговаривают в беседке в парке Марин. Вода в заливе Плеже, что за бульваром У. Дж. Дэя[12], плещется в вязком лунном свете. Найти Джорджа Данбара нетрудно – почти каждый вечер он сидит в этой своей беседке. Вся Южка, от копов до детишек, про это знает: еще одно доказательство его неприкосновенности. Хочешь дозу – идешь в беседку, где тебя встретит либо сам Джордж, либо один из его курьеров.
В глубине души Мэри Пэт хочется, чтобы Лоррейн Данбар застукали на измене Марти Батлеру и вышвырнули на улицу. А потом, пару дней спустя, кто-нибудь попортил бы ее сыночку прилизанную прическу, всадив пулю в его чертову башку.
– Чем вы занимались прошлой ночью? – спрашивает она.
Он пожимает плечами, но перед этим оглядывается на деревья – значит, придумывает, как ответить.
– Выпили пива возле фонтана в Коламбии. Оттуда пошли на Карсон.
– Во сколько?
– В одиннадцать сорок пять.
На памяти Мэри Пэт дети никогда не называли время точно, а всегда округляли: «Я был там в полдень… Около часа… После двух».
Но эти дети – сначала Маленькая Пег и Рам, а теперь Джордж Данбар – только и твердят, что «одиннадцать сорок пять», «без четверти час». Как будто в эту самую ночь каждый смотрел на часы, хотя отродясь их не носил.
Снаружи беседки околачиваются двое парнишек с велосипедами и хиппи возле фургона «Фольксваген». Ждут, пока Мэри Пэт уйдет и они смогут разжиться дозой.
Джордж тоже их замечает.
– Ладно, мне пора.
– Он ведь был твоим другом.
– Кто?
– Ноэл. Он считал тебя другом.
– Так и было.
– Значит, ты убиваешь друзей?
– Идите к черту, миссис Феннесси, – очень тихо произносит Джордж. – И чтобы больше я вас не видел.
Она хлопает его по коленке.
– Джорджи, если с моей дочкой что-то случилось и я узнаю, что без тебя не обошлось…
– Я сказал: идите…
– …Марти тебя не спасет. И никто не спасет. Джулз – мое сердце. – Она оставляет ладонь у него на колене и слегка сжимает. – Так что молись сегодня – на коленях молись, – чтобы мое сердце вернулось домой в целости и сохранности. Или я найду тебя и вырву твое прямо из груди.
Она смотрит в пустые глаза Джорджа, пока тот не моргает.
* * *
Мэри Пэт проезжает мимо дома Коллинзов, но оранжевого «Плимута» Рама около него нет. Ничего страшного. Такую яркую тачку в Южке не спрячешь.
Двадцать минут спустя она находит машину возле «Полей Атенрая»[13] (которые по все той же местной логике называют просто «Полями»). Это крепость Марти Батлера. Если ты не с Южки, внутрь тебя даже не пустят. Если будешь хулиганить, тебя вынесут. За десять лет существования это заведение ни разу не было переполнено, даже на День святого Патрика, и не видело ни одной драки. Недоумку, который решил занюхнуть дорожку в туалете, прямо в процессе сломал нос Фрэнки Туми, он же Гробовщик, он же главный киллер в банде Батлера.
Мэри Пэт находит место на Такерман-стрит, паркует «Бесс» и заходит в бар. Рам сидит на углу стойки с бойлермейкером[14]. Да и где еще зависать парню, у которого после школы нет никаких перспектив, зато хватает безбашенного куражу, чтобы время от времени выполнять поручения для Марти? Мэри Пэт тоже заказывает виски и пиво. Ожидая напитки, она делает вид, будто не обращает на парня внимания, но при этом чувствует его затравленный взгляд и слышит частое дыхание. Она осматривает бар. Здесь Тимми Гэвиген, который вчера заносил таблички; кажется, где-то в толпе мелькнул Брайан Ши; наверняка есть и Хед Спаркс, пару раз ходивший на дело с Дюки в старые добрые. Еще нескольких она знает в лицо, но по имени так с ходу не вспомнит. Да и какая разница: все одна шайка.
Бармен Томми Галлахер с Бакстер-стрит приносит ей напитки, забирает деньги, отходит в сторону. Мэри Пэт опрокидывает стопку, запивает пивом и поворачивается к Раму:
– Ты мне соврал.
– Ничего я не врал.
– Еще как врал. Джордж не подвозил ее до дома.
– Так я вам сразу и сказал, что она ушла одна. Но нет, вы продолжили наседать. Вот я и выдумал про Джорджа, чтобы вы отстали. – Он отхлебывает пиво, приподнимая и опуская брови.
– Так, выходит, она пошла домой одна?
Рам смотрит в бокал.
– Ну а я чё сказал-то?
– Это твоя окончательная версия?
– Да, окончательная. И что вы…
Точным ударом с правой Мэри Пэт ломает Раму нос. Хруст, будто кто-то разбил «пирамиду», слышит весь бар. Парень взвизгивает, как девчонка, и прикрывается ладонью. Мэри Пэт снова бьет по тому же месту, пробивая неумелую защиту. Следующий удар – теперь с левой – приходится в глаз.
Рам мычит что-то типа «Хватит!», что-то вроде «Ах ты ж!..», а потом мычание становится нечленораздельным. Мэри Пэт проводит серию ударов по этой гребаной безмозглой башке: левый глаз, правый, левая щека, правая, два быстрых удара по левому уху и мощный апперкот в челюсть. Изо рта у Рама вылетает желтый от никотина и красный от крови зуб.
Ее начинают оттаскивать. Держат крепко, грубо. В хватке ясно читается: «Только попробуй рыпнуться». Однако держат ее за руки, а ноги-то свободны. Извернувшись, Мэри Пэт пинает Рама в лицо, в грудь, в живот, пока не перестает до него доставать.
Ее усаживают на барный стул.
– Хорош, Мэри Пэт. Хватит. Успокойся! – произносит знакомый голос.
Она поворачивает голову и встречается с синими глазами Брайана Ши.
– Всё, довольно, – говорит он.
Мэри Пэт тяжело дышит. Мужчины, держащие ее, ослабляют хватку, но не отпускают.
– Томми, – обращается Брайан Ши к бармену, – повтори Мэри Пэт ее заказ и налей всем по кружке.
Рам безуспешно пытается оторваться от пола.
– Все, можете отпускать, – тихо говорит Мэри Пэт.
Брайан наклоняет голову, заглядывая ей в глаза.
– Уверена?
– Уверена. Я успокоилась.
– Успокоилась… – Он издает смешок. – Слыхали, мужики? Она успокоилась!
Весь бар громко смеется, но как-то неестественно.
Брайан кому-то кивает, и руки – она насчитала минимум три пары – отпускают ее.
Рам наконец приподнимается на четвереньки и тут же блюет. Рвота у него кровавого цвета.
– Она ему по ходу легкое пробила, – говорит Пат Кирнз.
– Отнесите его к врачу на Джи-стрит, – велит Брайан. – Скажите, что лечение за наш счет, только не как для «Кадиллака», а как для подержанного «Доджа».
Парня подхватывают и волокут.
– Через заднюю дверь, кретины! – рявкает Брайан. – Совсем с ума посходили?
Едва Рама выносят через черный ход, атмосфера в баре возвращается в норму. Мэри Пэт всегда казалось, что здесь как-то чересчур тихо, но, впрочем, все равно уютно.
