Лето 6181 от сотворения мира, десятый день месяца травня
Месяц травень, день 10
Черный человек бродил по заброшенному Поганому капищу, таясь от чужих глаз. Его могучую фигуру окутывала бесформенная накидка, из-за которой его невозможно было узнать. «Что он делает в этом запретном месте?» – подумалось Твердиславу.
Твердислав, молодой княжич с острова Руяна, и сам отличался богатырским телосложением, однако, когда дело касалось черного колдовства, робел даже он. У славян племени ранов, живущих на острове, Поганое капище пользовалось дурной славой. В здравом уме ни один бы туда не забрел.
Любимчик Твердислава, огромный волк Гери, глухо зарычал, почуяв незнакомца. Княжич шикнул на зверя, и тот на мгновенье умолк, но разве животные умеют терпеть? Стоило человеку в черной накидке опять появиться в поле зрения, как волк вскочил с лесной подстилки, на которой человек уже второй час подстерегал редкую птицу.
И надо же такому случиться – как раз в этот миг карачун-птица села на ветку раскидистой липы и заголосила таким тоном, будто весь лес принадлежал ей одной. Твердислав уткнулся лицом в ветки, которые подстелил под себя, чтобы стать еще незаметнее, а когда поднял голову, то незнакомец, кто бы он ни был, уже исчез из виду.
Зато морская птица, прилетевшая с окрестных островов, окружавших Руяну, красовалась, как ни в чем не бывало. Твердислав наложил стрелу на лук и начал натягивать тетиву.
Щелк! – и железный наконечник вонзился в ствол липы всего в одном мизинчике от желтого клюва птицы. Карачун возмущенно заклекотал и вспорхнул с ветки. Гери хищно клацнул зубами и взглянул на хозяина – мол, командуй, я давно готов!
«Я что, промахнулся? – мелькнуло в голове Твердислава. – Вот досада!»
Он даже осмотрелся по сторонам – не видел ли кто его оплошности? Но вокруг не было ни души – даже таинственный незнакомец исчез. Княжич почувствовал облегчение – среди ранов он слыл знатным лучником, и испортить себе репутацию промахом ему не хотелось.
Птица уже взмыла над верхушками деревьев, когда вторая стрела догнала ее и вонзилась в яркие перья. Карачун перевернулся и камнем полетел вниз.
«Никому не скажу, что сбил ее со второй попытки, – решил Твердислав. – Буду всем говорить, что первый же выстрел оказался удачным». В самом деле: кто его уличит? Не тот же незнакомец, который бродил по запретной поляне…
Гери опять заворчал. «Что такое? Ах, вот оно что!» Твердислав прикусил губу: эта редкая и красивая птица прошелестела в листве и свалилась как раз туда, где за вязким подлеском скрывался полусгнивший кумир какого-то старого, всеми забытого божества.
Гери готов был сорваться с места и бежать за добычей.
– Идти на Поганое капище? Что я, чумной, что ли? – прошептал ему Твердислав. – Там же одни упыри!
Но волк этих разумных и обоснованных аргументов не понимал. Охотник не откажется от добычи, даже если лезть за ней придется к черту на рога.
– Гери, беги и найди ее! – скомандовал человек.
Волк понесся вперед серой тенью, бесшумной и неуловимой, как духи меловых гор. На несколько мгновений Твердислав потерял его из виду, и тут же со стороны Поганого капища донеслись звуки отчаянной борьбы, ругательства и яростный волчий рык.
– Пошла прочь, чертова тварь! – взвопил чей-то голос.
Забыв об осторожности, Твердислав рванулся вперед. На проклятое капище никто из жителей Руяны по своей воле не заходил. Молодой княжич никогда не бывал здесь раньше. Расчищенная от леса поляна встретила его запахом прелой листвы и сумрачным светом, пробивающимся сквозь кроны деревьев. Посреди поляны высился каменный алтарь, вокруг торчали такие же каменные скамьи, заросшие скользким мхом. Но княжичу некогда было рассматривать эту картину – он поспешил на помощь своему волку, который отчаянно пытался вырвать птицу из рук незнакомца в накидке.
– Уйми свою тварь! – выкрикнул черный человек.
Волк лязгнул зубами и впился в рукав его плаща.
– Укусил! Ах ты, выродок!
Человек выхватил нож и взмахнул им перед носом зверя.
– Гери, ко мне! – испугавшись за волка, позвал княжич.
Гери повиновался, но все же успел сдернуть с незнакомца его плащ. Твердислав увидел знакомый силуэт и разъяренное лицо сорокалетнего воеводы, предводителя княжеской дружины в столице ранов, Арконе.
– Мечислав? Что ты тут делаешь? – удивленно воскликнул он.
Не слушая, воевода бросился вслед за волком.
– Прирежу, тварь! – в порыве гнева орал он.
– С таким-то ножиком? – насмешливо спросил княжич. – Им только грибы ковырять.
– Он напал на меня! – возмущенно выкрикнул Мечислав. – Хотел отнять мою добычу.
– Эту птицу? Она моя.
– Я схватил ее первым.
– Но в ней моя стрела, – возразил Твердислав.
В самом деле: его стрела до сих пор торчала среди ярких перьев. Мечислав поскрипел зубами, и нехотя швырнул птицу к ногам княжича. Волк подобрал ее и поднес хозяину.
– Твой волк прокусил мне руку, – тяжело дыша, сказал воевода.
– Не зарься на чужую добычу и не броди по запретным местам.
– Я этого так не оставлю! – пообещал Мечислав.
Внезапно со стороны моря донесся тревожный вой сигнального рога. Его использовали для предупреждения о чрезвычайных событиях, таких, как атаки враждебных данов или появление морских чудовищ. Воевода и княжич обменялись разгневанными взглядами, и, не сговариваясь, разошлись в разные стороны.
Твердислав с облегчением выбрался из кустов, скрывавших капище от посторонних глаз. Он не мог отделаться от ощущения, что в таком недобром месте может случиться что-то ужасное. Заунывный вой рога лишь усиливал это чувство, и княжич поспешил домой, в крепость Аркону, высокой твердыней угнездившуюся над крутым обрывом.
Княжеский двор в Арконе гудел, как растревоженный улей. Челядь, дружина и вольные слуги суетливо носились и перекликались на разные голоса.
– Что случилось? – поймал княжич мелкого служку.
– Беда, Твердислав Ярополчич, – откликнулся тот. – Батюшка твой…
Твердислав не стал слушать дальше. Со стороны гавани, в которой только что причалила ладья его отца, поднималась тягостная процессия. Шестеро гребцов несли на ковре князя Ярополка. Твердислав ухватился за край ковра и помог занести отца в горницу, где уже суетились его мать и сестры.
Ярополк не шевелился и не подавал признаков жизни. Мать разрыдалась.
– Погоди плакать, княгиня, – сурово одернул ее Хотовит, пожилой опытный кормчий. – Князь еще жив. Он крепок, как дуб, его ветром на тот свет не сдуешь.
Старшая сестра, Гремислава, расстегнула на князе рубаху. Из груди его торчал здоровенный обломок кости, похожий на отросток с ветвистых рогов лося.
– Морской змей, – отрывисто пояснил Страхиня, юный гребец с ладьи. – Как вынырнул из воды, как хлестнул хвостом – такую волну поднял, что ладья едва не перевернулась. Князь не сплоховал – всадил сулицу ему под чешую, а как волна улеглась, так мы подгребли ближе. Тут князь и начал ему рог рубить. Да змею, вишь, это пришлось не по нраву. Насадил Ярополка на острие и на дно потянул – мы едва удержали. Рог обломился – тут только мы князя отняли и уплыли.
– Рог надо вытащить, – сказала мать.
– Боюсь, как бы чего не повредить, – с сомнением ответил Хотовит и почесал бороду.
– Позовите из храма целителя, – распорядилась княгиня. – Там же есть этот, как его, Рогволод? Его ведь не зря так назвали? Наверное, должен уметь обращаться с рогами.
– Мигом будет исполнено!
Двое гребцов, близнецы Мирослав и Славомир, настолько похожие, что за долгие годы знакомства Твердислав так и не научился их различать, унеслись исполнять ее поручение. Подошел Гери, уселся на задние лапы и бросил на пол растрепанную карачун-птицу, которую до сих пор держал в зубах. Его морда показалась Твердиславу скорбной – казалось, будто зверь понимает все, что происходит. Оставшиеся гребцы боязливо посторонились – ушки сидящего волка торчали выше их поясов, отчего он казался огромным. Слуги привели младшего брата, четырнадцатилетнего Станишу – тот присел рядом с отцом, не находя, что сказать. Твердислав положил ладонь ему на плечо.
Наконец, пришел Рогволод – волхв из храма Святовита, известного на всех окрестных берегах. Целитель принес с собой тазик с водой и посеребренные щипчики, вид которых Твердиславу ужасно не понравился. Их загнутые кончики так и сулили боль.
– Не беспокойтесь, князь ничего не почувствует, – заверил целитель. – И нечего тут толпиться, чай, не торговый день. Вышли все вон!
Хотовит принялся выпроваживать дворню и воинов. Твердислав мягко поднял Станишу и вывел его вместе с младшей сестрой, Радонегой. Кроме безмолвного князя с целителем, в горнице остались только он сам, мать, да волк, который никак не хотел уходить, словно от него зависел исход дела.
Рогволод промыл рану, вцепился в осколок щипцами и потянул. Рог никак не хотел выходить из груди. На лбу волхва выступил пот, он оглянулся в поисках подходящего инструмента. Твердислав пришел ему на помощь и рванул обломок так, что тот сразу выскочил.
– Тише, тише, не торопись, – утихомирил его целитель.
Он промыл рану и наложил на нее повязку, смоченную травяным настоем.
– Что с моим мужем? Он поправится? – не своим голосом спросила мать.
Волхв помедлил, прежде чем ответить. Он осмотрел костяной обломок, вытащенный из груди князя, с шумом бросил его в медный тазик, и принялся умывать руки, причем тер их так ожесточенно, будто надеялся содрать кожу.
– Дело плохо, – наконец, произнес он, вытершись рушником. – Рог морского змея ядовит, как и его жало. Боюсь, князь уже не очнется. Яд растекается по его жилам. Хорошо, что он без чувств, иначе страдание было бы невыносимым. Похоже, дружине придется подыскивать нового князя.
Твердислав испугался, что мать опять разрыдается, но она лишь сжала губы и побледнела.
– К вечеру я приготовлю целебную мазь и наложу новую повязку, – сказал Рогволод. – Посмотрим, что будет ночью. К утру все решится.
Твердислав проводил его к выходу и вернулся за матерью. Они постояли над лежащим отцом, который едва дышал.
– Утром ты можешь остаться старшим мужчиной в семье, – тихо произнесла мать.
– Я даже не думал об этом! – чувствуя, как его охватывает паника, откликнулся Твердислав. – Хоть бы батюшка выкарабкался!
11 день месяца травня
Наутро никаких изменений в состоянии князя не произошло: Ярополк все так же лежал без движения и чувств, и чтобы проверить, дышит ли он еще, приходилось подносить к его губам начищенное до зеркального блеска медное блюдце.
Проведать Ярополка пришел его младший брат Властимил, который приходился Твердиславу дядей, или, как говорили раны, «стрыем». Оставшись наедине с племянником, стрый шепнул:
– Сегодня вече решит, кому быть новым князем. Брат еще душу не отдал, а вороны уже кружат над ним. Чую, желающих занять его место найдется немало. Мы должны держаться вместе, иначе нашу семью втопчут в грязь. Ты придешь?
Твердислав молча кивнул.
– Я на тебя надеюсь, – продолжил Властимил. – Старинный обычай велит, чтобы князю вручили пояс Святовита. Ты знаешь, где Яроша хранит его?
Твердислав повел дядю в кладовую, отпер сундук и вынул из него древний пояс, богато украшенный золотым шитьем и жемчужными нитями. Легенда гласила, что некогда в этом поясе спустился с небес сам Святовит – великий воин, в облике которого родился Белобог, предок всех горних владык. С тех пор право носить пояс признавалось лишь за первейшим героем, которым считался князь ранов.
Властимил погладил ладонью обветшалую кожу, и проговорил:
– Старейшина Будогост требует, чтобы ты принес пояс на вече. Нельзя ему отказать. Но и отдать первому встречному тоже нельзя. Если князя не выберут – спрячь подальше и храни его, как зеницу ока.
– Отец еще жив. Пока он дышит – никому не отдам, – пообещал Твердислав.
– Вот и правильно, – одобрил его дядя.
Перед самым уходом Властимил мягко обнял мать Твердислава и сердечно промолвил:
– Приша, не беспокойся, если что-то случится, я вас не оставлю. Вы же моя родня, я не дам вам пропасть. Ни ты, ни твои дети ни в чем не будете знать отказа.
Княгиня всхлипнула, уткнулась в плечо боярина и дала волю слезам.
На крыльце Властимила поджидал закуп Нездила. Закупами у ранов звались бедолаги, которые не смогли вовремя отдать долг и попали в рабство до тех пор, пока не отработают все, что назанимали. Нездила кормил Гери вареным рыбьим хвостом. Волк недоверчиво обнюхал угощенье, легонько куснул, проглотил и надолго задумался: съедобным ли было то, что он только что съел? Закуп потрепал его по холке и попытался заставить служить, но волк проигнорировал самозваного командира: цена подачки явно не соответствовала услуге, которую тот требовал.
– Дойдет до дела – пришлю своего закупа, – шепнул Властимил Твердиславу. – Он передаст от меня словечко. Будь настороже и не верь никому: враги попытаются нас разобщить.
Не успел Властимил пропасть из виду, как в ворота княжеского двора проскользнул кругленький человечек лет пятидесяти, с окладистой бородой, одетый в дорогую иноземную ферязь с длинными рукавами. Он воровато озирался по сторонам, словно ждал, что его вот-вот застигнут с поличным, и прятался от чужих взглядов, причем делал это так суетливо, что сразу бросался в глаза.
Княгиня Прибыслава, вышедшая на крыльцо, чтобы проводить деверя, встретила гостя любезно:
– Пожалуй в дом, Домажир Домамерович!
Но тот так суматошно взметнул рукавами, словно отмахивался от осиного роя, налетевшего на него с неба:
– Нет, Прибыслава Красимировна, я только к княжичу на пару слов, мне с ним одно дельце нужно обговорить.
Он схватил Твердислава под локоток и потащил его на задний двор, где был разбит небольшой яблоневый садик. Настойчивость суетливого человечка привела княжича в недоумение: с купцом Домажиром он прежде не вел никаких дел, и даже видел его только на праздниках в храме и торжественных приемах, которые устраивал его отец.
Убедившись, что никто не подслушивает, Домажир притянул его к себе и доверительно зашептал:
– Твердислав Ярополчич, ты – сын и наследник нашего князя. Но подумай сам: захочет ли вече, чтобы ты занял его место? Ведь ты еще молод, а князем должен быть человек с опытом и достатком. Давай так: ты поддержишь на вече меня, а когда я стану князем, то отплачу тебе сторицей. Дам тебе богатство, слуг и наложниц, обученных любовным искусствам. Заживешь в свое удовольствие, горя не будешь знать. Да еще помогу выдать с выгодой сестер замуж. Я побывал и у данов, и у норманнов, и у саксонцев, знаю наперечет семьи всех их владык, и по пальцам могу пересчитать принцев, что у них подрастают. Положись на меня – я все устрою. Взамен прошу одного: скажи вечу, что я тебе вместо отца. Мое слово – купеческое, ему можно верить.
– Но мой батюшка еще жив! – изумленно сказал Твердислав. – Его место рано делить.
– А вот думать о будущем – никогда не рано! – с напором возразил Домажир. – Со мной твое будущее будет обеспечено до конца жизни. Будешь кататься, как сыр в масле. Только устрой мне избрание князем, и положись во всем на меня. Я не подведу, вот увидишь!
Купец ухватил руку княжича и для пущей убедительности прижал ее к своей пухлой груди.
– Домша, ты уже здесь? Ах ты, склизкий прохиндей! – раздался позади сердитый окрик.
Твердислав оглянулся и увидел воеводу Мечислава, который спешил к ним по гладкой дорожке, вымощенной булыжником. Воевода уже не казался тем черным человеком, какого княжич встретил днем раньше на Поганом капище. Бесформенную накидку, скрывающую фигуру, он сменил на роскошный бело-синий кафтан, расшитый узорами в виде вьющихся трав.
– Чего вырядился, как боярин? – встретил его насмешкой купец. – За богатея себя выдаешь? Ты им никогда не был, и тебе настоящая доля не светит.
– Чья бы корова мычала! – воевода приблизился и схватил купца за шиворот, отчего тот съежился и вжал голову в плечи. – Что он наобещал тебе? Небось, наврал с три короба?
Эти слова были обращены уже к Твердиславу.
– Погляди-ка на этого хвастуна, – продолжил Мечислав. – Целый год пропадал невесть где, вернулся потрепанный, что петух после драки, и теперь сует свой нос, куда не следует. У самого ни гроша за душой, а все туда же – на княжий стол ему захотелось.
– Я тебя еще сто раз куплю и продам, – пообещал Домажир. – Купить, если хочешь знать, можно все на свете – и княжий стол, и твою душу.
– О своей душе позаботься, по ней давно пекло плачет. А для начала верни долги всем, у кого занимал. Ты не знал, Твердислав Ярополчич? Этот пройдоха вот-вот пойдет по миру. Берегись, Домша, попадешь и ты в закупы, как тот же Нездила, будешь у меня на ладье рыбьи потроха чистить, да выклянчивать объедки с господского стола. А ну, брысь отсюда! И чтоб духу твоего здесь больше не было!
Воевода приподнял пухлого человечка и швырнул его к выходу из садика. Твердислав обратил внимание на то, как легко ему это далось: будто рука Мечислава была выкована из железа, и это несмотря на то, что прокушенная Гери ладонь у него была замотана цветистой тряпочкой, от которой пахло целебной мазью. Домажир покатился по мощеной дорожке, перед воротами обернулся, и злобно выкрикнул:
– Вы еще оба под мою дудку попляшете!
Убедившись, что купец скрылся, воевода обернулся к Твердиславу и напряженно произнес:
– А теперь поговорим без помех. Мы с тобой малость повздорили там, на капище, но чужим об этом знать не обязательно. Есть у нас дельце и посерьезней. Вече выберет нового князя – это не избежать. Наверняка ты, Твердислав Ярополчич, захочешь занять стол твоего отца. Но князя нельзя просто выкликнуть. Князя должен принять народ, иначе кто станет тебе подчиняться? Ты молодой и неопытный, ты можешь этого не понимать.
Твердислав не торопился с ответом, он лишь внимательно слушал. Оба собеседника медленно двинулись по дорожке и дошли до глухого забора, отгораживающего усадьбу от соседей.
– Загляни правде в глаза – ты в очереди не первый, – продолжил воевода. – Твой стрый – знатный боярин, и на княжеской лествице он стоит выше тебя. Но станет ли он заботиться о тебе так, как тот, кто тебе всем обязан? Мы можем с тобой договориться. Ты скажешь старейшине Будогосту, что почитаешь меня как отца. Тогда дружина Ярополка и все, кто привык к нему, отдадут мне свои голоса. Я буду княжить и править, водить в бой дружину, собирать думу и назначать ближних бояр. Тебе я построю роскошный дворец, какого не было еще ни у кого. Обеспечу по гроб жизни твою мать и сестер, младшего брата возьму и воспитаю, как воина. Тебе не придется о них заботиться, и ты сможешь проводить время в пирах и весельях. Единственное условие: не суйся в княжеские дела, не советуй, каким людям какие должности дать, и не заявляй своих прав на стол. Условия выгодные. Примешь их – выиграешь безбедную жизнь, откажешься – упустишь удачу.
– Но мой батюшка еще может очнуться, – возразил Твердислав.
– Даже если он и очнется, то останется немощным до конца своих дней. Очистить кровь от змеиного яда уже не удастся – волхвы так говорят. Народу ранов нужен защитник, а таким могу быть только я. Решайся, отрок. Если ты не со мной – значит, ты против меня.
– Я не отрок, – резко сказал Твердислав. – Из ребячьего возраста я давно уже вышел. И покушаться на отчий стол, пока мой отец еще дышит, я не позволю.
– Тогда я разделаюсь с тобой, как со щенком, который только и умеет, что путаться под ногами, – рассвирепел воевода. – Не хочешь решить дело по-хорошему? Не надо, я могу и по-плохому. Учти: у меня за плечом моя собственная дружина, и она слушается только меня. Не тебя и не князя, не старейшину Будогоста и даже не волхва. Для своих людей я один – царь и бог. Захочешь стать моим человеком – и я дам тебе больше, чем любому другому. Не захочешь – сотру в порошок!
В приступе ярости воевода схватил Твердислава за горло, поднял ввысь и прижал к забору. Глаза княжича налились гневом. Он не сомневался, что его сил хватит на то, чтобы отбросить противника, забывшего, как подобает приличному гостю вести себя в чужом владении. Но Твердислав вспомнил, что воевода старше его и по возрасту, и по чину. Поднять руку на старшего для воспитанного рана было делом из ряда вон выходящим, и он не решился.
Неожиданно кто-то дернул Мечислава за плечи так резко, что тот выпустил свою жертву из рук. Княжич опустился на землю и отдышался.
– Ах ты, грязный холоп! Ты посмел меня тронуть? – заходясь от ярости, выкрикнул Мечислав.
– Еще как посмел! – не стесняясь, ответил Нездила, появившийся у него за спиной.
Без лишних церемоний он схватил воеводу за шиворот и оттащил от робеющего княжича.
– Раб безродный! Ты забыл, на чьем ты берегу, – возмутился Мечислав.
– Это ты забыл, что порядочный гость на нападет на хозяев в их доме.
– Попридержи свой холопский язык! Я могу убить тебя прямо на этом месте, и это даже не будет считаться убийством – просто порчей чужого имущества.
– Кто бы сомневался! – ничуть не испугавшись, оскалился в улыбке закуп. – Но тогда тебе придется заплатить за это имущество его полную цену, а это четыре гривны серебром. Сначала пойди к моему хозяину, Властимилу, и отдай ему плату, а уж после за мной приходи.
Услышав про Властимила и про цену, которую придется заплатить за убийство холопа, Мечислав мигом остыл. Он направил на Твердислава толстый палец с нечищеным ногтем и хмуро бросил:
– Встанешь у меня на пути – вырву хвост твоему волку и затолкаю тебе в глотку!
– Проваливай! – скаля зубы, Нездила швырнул ком земли ему вслед.
Мечислав злобно рыкнул на него, развернулся и стремительно зашагал к воротам. Твердислав дружески потрепал закупа по плечу и проговорил:
– Благодарствую, выручил. Я и не знал, что делать с таким наглецом. Ты показал, как надо с ним обходиться.
– Я могу дать еще много уроков, – посмеялся Нездила. – Но сейчас не до них. Хозяин прислал меня сказать, что вече соберется завтра с утра на площади перед храмом. Будогост требует, чтобы ты принес пояс. Деваться некуда, этот пояс принадлежит Святовиту, но кому попало его не давай. Хозяин просил передать, что он не даст в обиду семью своего брата. Только и ты уж, будь добр, его не забудь.
– Мы – одна семья, мы стоим за одно, – заверил его Твердислав.