Денис Ватутин
Как я был Диктатором
– Да вам просто флагами охота потрясти, – заметил я, – будете нарываться – нарвётесь, но пока – зачем же ссориться?
– И вообще, о чём мы говорим! – Воскликнул Эдуардо, – несите-ка нам заварные пирожные! И джем!
Он помахал пухлой рукой ближайшему официанту…
– Может подпишем что-нибудь? Коммюнике, например, или пакт? – спросил оппонент, – вроде так принято обычно…
– Ну, это ты загнул, – сказал Арес. – Давай-ка ограничимся договором, тоже неплохая штука.
И все согласно кивнули.
* * *
– Демоны! – этот крик дозорного застал меня врасплох, я не ожидал, что атака демонов юга начнётся именно сейчас. Почему молчала разведка???
Небо потемнело, яркие всполохи молний озаряли столицу, словно вспышки тысяч фотографов на концерте. Яркие болиды сыпались с неба будто конфетти… Почему именно сейчас?
Яркой сигарой вспыхнул нос головного дирижабля… гул винтов раздался, словно жужжание в потревоженном улье. Небо резали лучи прожекторов и треск выстрелов звенел в ушах…
Мы забились в подвал, как крысы… да… вот она – власть… Все считают, что это предел мечтаний… брызги крови… я обнял друга, пытаясь оттащить его от выхода, но на мои пальцы упали его осклизлые внутренности… Осколок прошил его брюшную полость… рана в голени мешала мне ползти, но я полз – темные круги в глазах сливались с пульсом… Брызги крови и треск пулемёта… шум в ушах… И тут… лязгая своими ступоходами вышли на улицы «Стальные Тореро»…
* * *
СОН ДИКТАТОРА
El pueblo unido jamás será vencido
Простенькая гитара, играющая незамысловатую мелодию Саймона и Горфанкила (которых, к слову сказать, диктатор не любил). Знакомый в прошлом клоун играет песню, которая ему снится. Вот, мимо пролетел Арес и скрылся в облаках. Земля сплошь состоит из глазури, марципана, заварного крема, шоколада и засахаренных фруктов. Вместо деревьев возвышаются гигантские торты. Пряничные человечки пашут на лошадях из сливового пудинга; озёра и реки полны разных сортов компота, который в «заводях» становится вязким и опасным для пешехода вареньем. Идиллию дополняют облака из сахарной пудры. Но, вдруг, из-за горизонта появляется перепачканная физиономия и гавкающий рот генерала Эдуардо. Он очень любит сладкое, поэтому жрёт всё подряд!
– Вот дерьмо! – кричит диктатор, – Стой, фашист! Каудилио грёбанный! И ты – тоже, Брут?!
– Я – не брутто, я – нетто, – бормочет генерал, раздуваясь, как Монгольфьер, и закрывая полнеба.
– Измена! – закричал диктатор.
– Не знаю, – прожевал Эдуардо, – меня вот что-то на пирожные потянуло…
Вошли часовые со странными жёлтыми повязками на рукавах: таких у них раньше не было. Эллен укрыла диктатора одеялом.
– Не надо кричать во сне, – сказала она ласково.
Вероятно, это был сигнал, так как часовые кинулись к диктатору и связали его.
– Вы арестованы, – сказала Эллен официальным ледяным тоном.
– Кто же мой преемник? – спросил диктатор спокойно, щурясь от света фонарей, направленных в глаза.
В дверь вошел генерал Эдуардо с такой же жёлтой повязкой на рукаве: он что-то жевал.
– Я, – ответила Эллен.
И диктатор разразился приступом гомерического смеха…
* * *
– Спасибо, Жанна… – я провожал глазами стройную фигурку, которая удалялась в солнечном мареве сиесты.
Сквозь решётку я видел ленивого часового с жёлтой повязкой на рукаве: он отрезал кусок зелёного листа коки, дабы отправить его в рот.
Яркий и сочный каравай хлеба, преломлённый мной, обнажил полотно ножовки по металлу. Затем я нашёл стальную трубку и три револьверных патрона.
* * *
Никто не хотел начинать первым, или хотя бы вместе с нами. Все ждали результатов: если у нас получится – к нам примкнут тысячи. Но тогда нам было на это плевать. В те незапамятные времена нас было много, и мы были одним целым, а это удесятеряло нашу силу. Наша громкая поступь неслась эхом через весь земной шар. И все на свете черви тряслись в сумраке своих тёмных, затянутых паутиной залов. Мы надавливали слегка, и на нас брызгала гнилая жижа нарыва старых предрассудков и обывательских страхов, глашатаи которых, захлёбываясь, визжали о том, что мы – варвары-разрушители. Они в упор не хотели видеть, что на выжженной равнине мы заново отстраиваем города и сажаем сады. Мы шли не ради разрушения. Это читалось в глазах, пахнущих кожей и дымом людей, стоящих в нашем строю, бликами от зарева далёких пожарищ и хмельного предвкушения созидательной битвы.
