Холод.
Я сидел в бричке, скручив спину как только можно, укрывая себя шинелью. Стараясь согреть свои красные руки, я вдыхал на них тёплый воздух. Пар, доходя до рук, немного обогревал их и поднимался всё выше к ночному небу.
Звёзд почти не было видно. Пару фонарей освещали улицу, и снег, мерцая под светом ламп, падал с туч небольшими хлопьями.
Одна снежинка упала мне на руку. Она была такой белой и блестящей, словно тысячи маленьких льдинок собралось в ней. Снежинка быстро растаяла на моих руках, оставляя только небольшую холодную лужицу.
– Извозчика! Извозчика!
Я посмотрел по сторонам. Улица, усыпанная по краям снегом, совсем не подавала признаков жизни. Словно ночная безжизненная ледяная пустыня. Дома, серые и невзрачные, стояли как на построение в ряд и выпячивали вперёд свои груди, показывая золотые медали – окна, освещённые изнутри.
– Извозчика, чёрт возьми!!
Приглядевшись к повороту улицы у одного из домов, я увидел тёмный силуэт, бежавший в мою сторону.
Пора.
– Но! Но! Гони, Сарочка! – крикнул я, подгоняя лошадь. Кобыла фыркнула, стряхнула со своей гривы снег и поскакала вперёд, цокая копытами.
–Фуухх, ну и слава богу! – запрыгивая в бричку, сказал человек, укладывая какие то свёрстки бумаги. – Поехали! А, улица! На Маркса давай!
Тронулись.
Я взглянул на человека. На вид, мужчина лет 30 – 35. Его волосы, выглядывавшие из под чёрной шляпы, кудрявые и растрёпанные во все стороны, и его борода, не уложенная подобающим образом, говорили о том, что он очень куда то торопился. Из под своих очков без оправы беспокойно глядели на бумаги два его зелёных глаза. Перебирая бумаги полных различных рукописей и чертежей, он бросал на них быстрый взгляд, говоря что то себе под нос, и поправлял очки. Наконец, прижав к своей серой шинели эти бумаги чёрными кожанными перчатками, он выдохнул тяжёлым паром, прислонившись к спинке сиденья, и посмотрел на улицу.
– Товарищ, а нам долго ещё ехать? – спросил пассажир, поправляя очки
Я посмотрел на время.
– Ещё минут 15. – ответил я, поворачиваясь. – У вас что то важное? Вижу, сильно торопитесь.
– Да, ещё как важное!! Я – Мельников Антон Петрович – член союза учёных РСФСР. Недавно я занимался проектной деятельностью по физике, и совершил одно интересное открытие в области космонавтики. Сейчас собрал чертежи и готов презентовать своему сообществу. Но вы наверное не понимаете всего масштаба моей работы…
– Ну да, куда мне понимать… Слушайте, а что…
– Так вот, если правильно распределять реактивную силу, то вполне можно запустить спутник в небо! А может и выше! Представляю как мои соратники будут слушать радиоволны…
С этими словами Мельников посмотрел на небо, но, увидев там только серое небо, посмотрел как падает снег с туч. Он, как тысячи звёзд на небе, светился и мерцал. Казалось, что бричка преодолевала космические просторы, мчясь вперёд.
– А у вас хватает время на семью? Жена и дети наверное гордятся вами? – спросил я обеспокоенного Антона Петровича.
– Да, да, хватает…! – с этими словами учёный вернулся на землю и продолжил смотреть бумаги. По его телу пробежала дрожь. Лоб покрылся потом. Руки, дожащие то ли от холода, то ли от волнения, безудежрно перебирали бумаги в стопки и обратно. Он не торопился отвечать.
Я глубоко вздохнул и направил лошадь на поворот между кварталами серых домов.
– Ничего. Всем сегодня нелегко. – я посмотрел на безымянный палец своей правой руки, где было пошарпанное стальное кольцо. Крутанув его пальцем правой руки, я повернул на повороте одной из улиц.
Мельников не слушал меня. Он словно был в ступоре, не зная, как успокоиться. Немного расстегнув шинель сверху, он достал небольшой амулет, висящий на шее тоненькой серебряной цепочкой. Его железное покрытие отражало лучи уличных фонарей. Дрожащими руками человек открыл крышку амулета, и в нём была старая, почти увядшая фотография молодой семьи. На ней рослый отец обнимает плечи маленького сына, а рядом стоит мать, прижавшись к руке мужчины. Зелёные глаза стали совсем пустыми… Проведя большим пальцем по внутренней стороне крышки, он прочитал про себя:
" Я всегда с тобой.
Мария Александровна Мельникова"
– Красивая у вас семья.
– Но как вы…?
– Мы приехали.
Здание выделялось от всего, что было в округе. Большое, в четыре этажа, оно светило своим тёплым огнём из окон, в которых было видно ухоженных людей, занятых своей работой. Кто то что то чертил у подоконника, покусывая верхушку карандаша зубами, смотря на улицы города. Кто то читает у окна, и записывает заметки в своё чтиво. Было видно, как какая то молодая девушка, по видимому ассистентка одного учёного, торопилась в кабинет. Этажом ниже толпа молодых студентов шла под управлением декана в аудиторию. На улице, облокотившись об старые ветхие колонны, от которых обваливались куски крошистого цемента, стояли двое лаборантов, покуривая трубку, и обсуждая предстоящую защиту Мельникова.
– Можете выходить. Вы же торопитесь. – сказал я обеспокоенно, повернувшись.
– О, нет. Я уже никуда не тороплюсь. – Мельников достал из под внутреннего кармашка шинели платок и утёр им холодные и красные щёки и лоб.
Выйдя из кибитки на серый лёд, учёный глубоко вздохнул ледяной воздух.