Денис Передельский
Заманивая к алтарю

_ Неужели сундук» – меланхолично спросила я, пытаясь поддержать беседу, как это делает британская королева, большой мастак в таких делах.

– Нам досталось наследство от умершей бабушки, но мы так и не смогли разделить его по-братски, – объяснил кавалер, и тайна бабушкиного сундука сразу утратила для меня интерес. – В конце концов, я уступил, но отношения между нами были безнадежно испорчены. Мама знала об этом и, конечно, сильно переживала, но ничего не могла изменить. Мы разъехались по разным городам. Игорь много времени проводил в столице. Лишь недавно я узнал, что он выстроил себе роскошный особняк в Орловском полесье и пытался перевезти туда мать. Но она ни в какую не хотела покидать родной Орел и нашу скромную квартирку. Только тяжелая болезнь повлияла на ее решение.

Тут нас прервали. Шторки, заменяющие дверь кабинета, распахнулись, пропуская внутрь уставшую от жизни официантку. Она принесла наш заказ и ловко расставила его на столе. Глядя на содержимое тарелок, я не могла сдержать праведного гнева.

– Что это вы мне принесли? – возмутилась я, изучив содержимое своей тарелки. – Я же заказывала тунгусский креопат с соусом из жеже-дорба, а вы принесли обыкновенное картофельное пюре с подливой и тефтелями!

– Необыкновенного пюре у нас нет, – хладнокровно отрезала она. – А это не тефтели, а жеже-дорба!

– Не нужно мне пюре, принесите креопата! – требовала я, хотя мало себе представляла, как на самом деле выглядит этот самый креопат и что это вообще такое. – И чтобы он обязательно был тунгусским! Знаете, я в этом хорошо разбираюсь. С завязанными глазами могу отличить тунгусского креопата от нетунгусского.

– Может, вам у нас стоит поработать? – официантка окинула меня презрительным взглядом, вздохнула и, проронив загадочное слово «провинциалы», удалилась, гордо виляя щуплым задом.

Моему кавалеру не повезло еще больше. На его тарелке красовалось несколько длинных макаронин явно отечественного производства, обильно политых томатным соусом и прикрытых сверху вялым листиком салата.

– Что ж, давайте есть, – нашелся мой жених и уверенно взялся за вилку и высокую итальянскую кухню.

Кушать мне отчего-то расхотелось. Поход в ресторан начал утомлять и раздражать меня. Все-таки я представляла себе все несколько иначе.

– А чем больна ваша мама? – спросила я, совершив попытку переключить свое внимание с ужасного вида пищи на интересующий меня разговор.

– Рак легких, – не отвлекаясь от еды, поведал жених. – Раньше она много курила. Недавно ей сделали операцию, но начались осложнения. У нее даже шов не заживает.

– Как же ее выписали из больницы?

– Брат постарался. В больнице он договорился, а у себя дома целый медицинский кабинет оборудовал, приходящего врача пригласил и нанял сиделку. Но маме все равно становится хуже.

– У меня есть несколько знакомых – хороших врачей, – сказала я. – Могу позвонить им и попросить осмотреть вашу маму.

При этих словах мой жених чуть сам на тот свет не отправился. Макароны словно застряли у него в горле. Он смотрел на меня с неприкрытым ужасом в широко распахнутых глазах.

– Спасибо, не надо, – выдавил он, наконец, из себя ответ. – Ни в коем случае, ее нельзя беспокоить. Нас строго предупредили на этот счет. Рядом должны находиться только лечащий врач, к которому она привыкла, и самые близкие родственники.

– Ну, не надо, так не надо, – обиделась я.

Подумаешь, барин нашелся. Ему и так навстречу идут, а он тут еще норов свой показывает. Я настолько обиделась, что весь наш дальнейший разговор свелся к обмену сухими, полуофициальными фразами. Мы еще раз обговорили условия моего контракта: я выдаю себя за его супругу, и приезжаю на день навестить умирающую свекровь. Знакомлюсь с братом, и убеждаю его в том, что у нас с семейной жизнью полный порядок. Затем получаю свои деньги и уезжаю. За работу жених предложил мне тысячу долларов, но я зачем-то заартачилась, заявив, что за такие хлопоты мне и половины хватит.

– И все-таки меня терзают сомнения, – сказала я, когда мы в сотый раз повторили основные условия. – Вдруг ваш брат заметит, что его надувают. И мне будет неловко, и вам ничего хорошего это не принесет, вы же сами говорили.

– Но если вы откажетесь, будет еще хуже, – привычно взвыл мужик, и я испугалась, что он вновь падет на колени. – Подумайте, своим согласием вы можете восстановить благополучие и равновесие в нашей семье, но отказом можете все окончательно разрушить.

Я задумчиво пережевывала креопата, и думала о том, как ловко мужик сумел меня подловить. Тонкий психолог, а говорил, что с женщинами у него проблемы. Вон ведь перед каким выбором меня поставил. Или соглашайся и заработай деньги, или откажись и разрушь семью. Знает, подлец, женские слабости. Ни одно женское сердце не останется черствым, когда речь идет о семейных переживаниях.

– Хорошо, я даю вам предварительное согласие, но окончательный ответ будет только завтра. Мне надо посоветоваться с дочерью.

На этом наш разговор практически исчерпал себя. Мы ели блюда из общепитовской столовой, которые непостижимым образом оказались в ресторане и подавались под диковинными названиями, пили вино, а потом водку. В отношении потребления алкогольных напитков я никогда не держала себя в узде, но и не напивалась до беспамятства. Не было такого намерения у меня и на этот раз. Немного сухого вина, немного водочки по идее должны были приподнять изгаженное за день настроение. Но вместо этого я в какой-то момент почувствовала, что почва уходит из-под ног, звуки становятся все тише, а в глазах плывут радужные круги. Последним, что отпечаталось в моем затухающем сознании, были большие и печальные глаза моего кавалера, имя которого я снова забыла спросить.

Пробуждение далось мне с невероятным трудом. Вслед за солнечным светом, бьющим из окна прямо в глаза, явилась ужасающая головная боль. Стоило пошевелиться, как кровь бешено запульсировала в висках, голову стиснуло, словно огненным обручем, и я вновь бессильно повалилась на подушку. Из моих уст исторгся мучительный стон, а в голове замаячила мысль о спасительном холодном компрессе. Эх, ну почему до сих пор не изобрели домашних роботов, которые могли бы исполнять все твои желания по щелчку пальцев? Робот с компрессом мне бы не помешал.

Я закрыла глаза и расслабилась, пытаясь унять головокружение. Передо мной то и дело возникали и испарялись яркие мысленные образы. Я не сразу сообразила, что являлись они из вчерашнего вечера. Странно, но я почти ничего не помнила, и воспоминания приходили ко мне обрывочными и какими-то размытыми. Вот промелькнул ресторан, хамоватая официантка… Затем явилось чье-то невообразимо жуткое мужское лицо, показавшееся мне знакомым. Как его зовут? Владик, Вадик, Дима, Костя, Юра?.. Я перебрала в уме больше двух десятков мужских имен, включая Никифора и Акинфея, но ни одно из них не вызвало у меня абсолютно никаких ассоциаций. Безымянный мужик все больше овладевал моим воображением, но его образ становился все более размытым. Устав от напряженной работы ума, я с огромной неохотой разлепила глаза и вскрикнула от неожиданности, увидев, что надо мной склонился тот самый безымянный мужик. Он пристально смотрел на меня, точно хотел прочитать мои мысли или прожечь мне лоб взглядом. Заметив, что я проснулась, он удовлетворенно улыбнулся и произнес:

– Доброе утро. Как спалось на новом месте?

– Спасибо, весьма хреново, – вяло отозвалась я и приподнялась на локте, с благодарностью принимая из его рук стакан с ледяной минеральной водой и две таблетки аспирина.

Одним махом проглотив таблетки, я с жадностью осушила стакан до самого донышка.

– Еще? – спросил мужик и, не дожидаясь ответа, вновь наполнил стакан.

Вторую дозу я пила гораздо медленнее, смакуя каждый глоток. Голова все еще побаливала, но боль постепенно отпускала и возвращалась лишь тогда, когда я неосторожно совершала резкое движение. Даже радужные круги перестали плыть перед глазами.

Немного придя в себя и собравшись с мыслями, я, наконец, могла приглядеться к окружающей обстановке. Секунды хватило на то, чтобы понять: проснулась я не у себя дома. Небольшая комнатка, залитая ярким дневным светом из единственного, большого окна посреди стены, походила на гостиничный номер. Минимум мебели и максимум уюта. Односпальная кровать, на которой валялось мое бренное тело; картина над головой; прикроватная тумбочка со стоявшими на ней дешевым китайским будильником и простенькой вазой с тремя искусственными розами; небольшой платяной шкаф у стены и пара мягких стульев – вот и все, что составляло интерьер комнаты. Уютно, но это была не моя комната.

Лысоватый мужик с кислой физиономией продолжал возвышаться над кроватью с опустевшей бутылкой минералки в руке. Он с любопытством наблюдал за мной, явно ожидая вопросов. Тут я поняла, что не помнила, как ушла из ресторана, и с отвратительной догадкой полезла рукой под простынь. К счастью, я была одета. На мне была чья-то пижама, но это ничего не значило. Я вопросительно взглянула на мужика, а тот будто ожидал подобную реакцию и поспешно заверил:

– Ничего не было.

– Где я вообще нахожусь, и кто вы такой? – поинтересовалась я, на всякий случай подтянув колени к груди и оправив на себе простынь.

– Не волнуйтесь, ничего страшного не произошло. Помните меня? Мы вчера вместе ходили в ресторан. Там вы немного… увлеклись и потребовали немедленно ехать к маме.

– К маме? – недоверчиво переспросила я. – Зачем, я же была у нее позавчера!

– Вы не поняли. Мы поехали к моей маме, которая тяжело больна. Вспоминаете? Мы с вами женаты, и приехали навестить умирающую старушку.

– Мы женаты!? – заорала я, чувствуя, как волосы на моей голове встают дыбом. – У меня что, амнезия? Почему я ничего этого не помню?

А в голове лихорадочно вертелось: когда это я успела замуж выскочить? К тому же за такого урода. И сколько же я выпила перед тем, как выйти замуж? Все, больше никаких крепких напитков, решила я, только кефир и ряженка.

– И давно это у нас? – отводя взгляд в сторону, спросила я.

– Что – это? – не врубился он.

– Ну это, давно мы с вами женаты?

Он усмехнулся и взглянул на наручные часы.

– Учитывая то, что согласие на брак вы дали еще при нашей первой встрече, то через двадцать минут как раз минуют сутки.

– Какой ужас, – простонала я, снова бухаясь на подушку. – Я уже сутки замужем и даже не подозревала об этом. Признайтесь, вы меня нарочно напоили, чтобы я себя не контролировала?

– Что вы, конечно же нет, – не на шутку перепугался он. – Мы с вами сидели в ресторане и обговаривали детали нашей сделки. Помните: вы выдаете себя за мою жену, знакомитесь с моим братом и мамой, а затем уезжаете. За это я плачу вам сто долларов.

– Кошмар, получается, что я – продажная женщина, – вновь застонала я, уничтоженная новыми нелицеприятными открытиями. – И стою всего-навсего сто долларов. А куда делась тысяча?

– А, так вы кое-что все-таки помните, – улыбнулся мужик. – Вчера вы отчаянно торговались. Когда я предложил вам тысячу, вы сбили цену до пятисот. А когда я согласился на ваше предложение, вы заявили, что обмануть вас не удастся и сбили цену до ста долларов. Потом вы сами собирались мне заплатить, но мне удалось вас отговорить. В результате мы сошлись на сотне и ударили по рукам.

– Ох, лучше бы я не просыпалась, – простонала я, пряча лицо в ладонях.

– Затем вы выпили, вам захотелось танцевать, – как ни в чем не бывало, продолжал восстанавливать события минувшего вечера мой свежеиспеченный супруг. – Мы потанцевали, потом еще выпили. Затем вы отправились на кухню и начали учить поваров правильно готовить этот, как его… ах да, жеже-дорба. Вы сказали, что знаете секретный семейный рецепт. Когда вас оттуда выгнали, я расплатился и намеревался проводить вас до дома. Но на улице вы от меня сбежали, залезли на памятник Ленину и начали кидаться оттуда мелочью в подоспевший наряд милиции. Мне стоило больших трудов и денег уговорить милиционеров не забирать вас в вытрезвитель. Кстати, ваше служебное удостоверение тоже сыграло свою роль. Только зря вы его порвали.

– Я разорвала свое удостоверение? – меня охватило чувство крайнего стыда. Лицо мое горело, и, чтобы скрыть это, я е тщательнее закрыла его ладонями.

– Я пытался вам помешать, но вы и слушать ничего не хотели, – продолжал добивать меня мужик. – Заявили, что вам надоело так жить и хочется острых ощущений. Затем предложили взорвать машину главы администрации района и спели припев из песни «Нас не догонят».

– Дура, – в сердцах выругалась я. – Я же не знаю этой песни.

– Время было позднее, и у здания администрации машины главы не оказалось. Тогда вы решили взорвать хотя бы такси, вот оно-то у здания администрации как раз стояло. Вынули из сумочки флакон дезодоранта и напали на таксиста. Наверное, он до сих пор благоухает вашим ароматом. Вы израсходовали на него весь флакон. Пока таксист чихал и кашлял, вы залезли на заднее сидение такси и заявили, что вам там нравится, и вы будете там жить. Вы уверяли нас с таксистом, что и в такси люди могут неплохо жить и требовали немедленно вас там прописать. К счастью, ваш запал быстро пошел на убыль. Вы уснули, а я счел за лучшее отвезти вас домой. Разумеется, таксист получил от меня денежную компенсацию за доставленные ему неудобства, так что вы все равно обошлись мне в кругленькую сумму. Пока еще не в тысячу долларов, но близко к тому.

– Но это же не мой дом, – пролепетала я слабым голосом, чувствуя себя окончательно униженной. – Куда вы меня привезли?

– Вы совершенно правы, – спокойно улыбнулся он. – Это дом моего брата, Игоря, о котором я вам вчера рассказывал. Я не был уверен, что ваша дочь все правильно поймет, и рискнул привезти вас сюда. Даше я уже позвонил и объяснил, что вы задержитесь у меня на некоторое время. Вашу подругу я тоже обо всем уведомил, так что беспокоиться не о чем. Отдыхайте, приходите в себя. А когда придете в норму, я вас познакомлю с моей мамой. Завтра вы сможете вернуться домой с законно заработанной суммой в кармане. А теперь я готов выслушать любые ваши вопросы и пожелания.

Мне показалось странным то, что имя «Даша» проскользнуло в его речи как-то слишком уж обыденно. Откуда он знает, как зовут мою дочь? Я ему сказала? Но я не помнила, чтобы говорила. Впрочем, в этот момент мне было не до воспоминаний. Меня одолевали другие вопросы:

– Кто меня раздел и где моя одежда?

– Ваша одежда висит в шкафу, в целости и сохранности, – успокоил меня мужик. – А раздевались вы сами, предварительно заехав мне по уху сумочкой. Вы сначала ногой пытались меня пнуть, но после двух-трех падений до вас дошло, что сумочкой удобнее.

Такое объяснение меня вполне удовлетворило, и я, выпроводив из комнаты мужика, могла, наконец, предаться размышлениям.

Итак, я напилась и натворила глупостей. Звучало это, в общем-то, вполне правдоподобно. Алкоголь действовал на меня всякий раз по-разному, и я давно уже ничему не удивлялась. Но такое со мной случилось впервые. Даже в далекой и бесшабашной молодости такого не бывало.

Я вновь и вновь прокручивала в голове то, о чем поведал безымянный мужик. Что-то смущало меня в его рассказе, но я не могла уловить, что именно. Если бы в тот момент мой мозг был способен на трезвые размышления, дальнейших событий могло и не произойти. Я бы вернулась домой и до конца дней своих испытывала угрызения совести. Но в голове стояла сплошная мешанина из мыслей разумных и несуразных. Ниточка, которая могла связать их в единое целое, отсутствовала, а думала я лишь о том, как взгляну в глаза хозяину дома после того, как меня доставили сюда в непотребном виде. И мой муженек тоже хорош! Ведь как волновался, переживал, что я откажусь. Невестку хотел к постели больной матери подвести, чтобы жизнь ей хоть на пару дней продлить. А кого привез вместо обещанной красы? Пьяную бабу в бессознательном состоянии. Да тут и у здоровой свекрови приступ может случиться!

Морща лоб от боли и мучительных раздумий, я валялась в кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок. Паутина воспоминаний и догадок все больше запутывалась. Допустим, у меня хватило ума, чтобы явиться в ресторанную кухню. Но для этого не обязательно надо было напиваться. Обладая неугомонным характером и обостренным чувством справедливости, я могла проделать это и без алкоголя. Не люблю, когда меня обманывают. А обслуга в ресторане явно обманывала своих клиентов. Где это видано, чтобы обычное пюре с ужасной подливой продавали по баснословным ценам!

Могла я поверить и в то, что залезла на памятник. Всегда мечтала это провернуть. Несчастного Ленина мыли два раза в год. Все остальное время он, по милости голубей, больше походил на Горбачева. Остается только гадать, как мне удалось вскарабкаться на высоченный пьедестал, на котором возвышался каменный истукан. Без посторонней помощи или без лестницы сделать это было невозможно. Или возможно?

Схватка с милицией тоже была в моем духе. Никогда их не любила. Нередко жизненные перипетии сводили меня со стражами порядка, и я каждый раз убеждалась в том, что лишь редкие единицы из их числа, подобные моему другу Ромке, способны на разумные и законные действия. В райотделе служили, в основном, молокососы, вчерашние уличные хулиганы, нацепившие на себя форму, но забывшие поменять нутро. Страдали же от этого, как правило, добропорядочные граждане, перед которыми доблестные стражи порядка не стеснялись демонстрировать свою, мягко говоря, силушку.

В конце концов, я пришла к выводу, что мое смущение могут вызывать только два момента. Во-первых, я не верила в то, что могла собственноручно разорвать свое служебное удостоверение редактора районного радио. Это святое. Мне стоило больших трудов получить его, и потому оно было мне особенно дорого. Начальство долгое время наотрез отказывалось снабжать меня служебным документом, мотивируя это тем, что в районе моя личность и без того прекрасно всем известна. Но я настояла, а поскольку закон был на моей стороне, начальник сдался и удовлетворил мою просьбу. С тех пор удостоверение постоянно лежало в моей сумочке, куда бы я не отправилась. К тому же за утрату удостоверения полагался выговор. Вот почему эта деталь рассказа показалась, по меньшей мере, странной.

Во-вторых, настораживало то, что я так легко дала себя увезти неведомо куда. Я слишком дорожила своей шкурой, чтобы позволить кому-то поступить со мной таким образом. Если только не потеряю над собой контроль.

Вновь порывшись в памяти, я припомнила, что за весь вечер выпила три крохотных стопочки водки и граммов двести сухого белого вина. Даже учитывая то, что закуска подкачала, я не могла напиться до бессознательного состояния. Неужели этот гад мне что-то подсыпал в бокал? Но зачем, если мы и так обо всем договорились!

Сидя в одиночестве в незнакомой комнате вопросы можно было задавать бесконечно. Но получить на них ответы, не покинув пределы комнаты, было нельзя. Оставив все разгадки на потом, я решила одеться, привести себя в надлежащий вид и совершить экскурсию по дому. Раз уж очутилась здесь, надо выполнять условия сделки. В конце концов, нет ничего сложного в том, чтобы улыбнуться братцу и посидеть пять минут у постели больной старушки. Может, это зачтется мне на небесах. А потом я уеду и завтра уже буду дома, вспоминая обо всем, как о забавном приключении.

Ободренная оптимистичными мыслями, я слезла с кровати, и, все еще пошатываясь после вчерашнего, прошлепала к платяному шкафу. Кроме моего костюма и сумочки внутри больше ничего не было. Я сняла костюм и положила его на кровать. Затем быстро скинула чужую пижаму, украшенную причудливым узором из цветочков и розовых слоников, и нацепила свою одежду. Это придало мне сил и уверенности. Как будто очутилась за неприступными стенами собственной крепости.

Босоножек в шкафу не оказалось, и пришлось временно натянуть на ноги пушистые, в виде двух забавных собачек, тапочки, которые я нашла у кровати. Должно быть, со стороны смотрелась я довольно нелепо: в строгом жакете, длинной юбке и с огромными собаками на ногах. Но мне было не до приличий. К тому же, после моих вчерашних проделок хозяев дома вряд ли чем-то еще можно было удивить.

Одевшись, я проверила содержимое сумочки. Как ни странно, но все оказалось на месте, в целости и сохранности. Включая мелочь в кошельке, которой, если верить словам мужика, я бросалась в ментов. Выходит, либо он меня обманул, либо я кидалась в них чужой мелочью. Но чьей, позвольте спросить? У Ленина одолжила? Так или иначе, но незначительная деталь в очередной раз вызвала у меня острый приступ сомнений. Внутри меня росло и ширилось чувство, что здесь что-то не так.

Удостоверение в сумочке отсутствовало. Обычно я его держу в потайном карманчике, вместе с кошельком. Карманчик надежно закрывается замком-молнией, и вероятность того, что оно могло случайно выпасть, была ничтожно мала. К тому же, кошелек остался на месте. Но, если я все-таки разорвала удостоверение, то где же обрывки? Неужели я их выбросила? Нет, не может быть. Я бы наверняка испытала раскаяние и сложила бы все до мельчайшего кусочка обратно в сумочку, чтобы дома все аккуратно склеить.

Но факт оставался фактом. Удостоверения в сумочке не было. Пораскинув мозгами, я пришла к выводу, что у меня с собой нет вообще никаких документов. А без документов я чувствовала себя, как голая.

Пока мои сбивчивые мысли выстраивались в более-менее стройном порядке, я поправила растрепанную прическу, воспользовавшись услугами зеркала, которое обнаружила с внутренней стороны дверцы платяного шкафа. Увиденным осталась довольна. Для сорокатрехлетней дамы, учинившей вечером настоящий разгул, я выглядела вполне нормально.

Заправив кровать, я допила из стакана остатки минеральной воды, закинула на плечо сумочку и опасливо выглянула в коридор. Мужа я уже не боялась, хоть мне и стыдно было попадаться ему на глаза. Гораздо больше меня беспокоила встреча с таинственным Игорем, моим крутым шурином и по совместительству владельцем особняка. Представляю, что он обо мне думает после того, как видел меня накануне в непотребном виде. Думаю, уже высказал братцу на мой счет. Мол, что за женушку ты сюда привел. Бабу базарную, а не жену.

На мое счастье, в холле никого не было. Я затаила дыхание и прислушалась. В доме царила удивительная тишина, от которой мне стало жутко. Не знаю почему, но во мне вдруг родилось ощущение того, что я нахожусь в тюрьме. Огромной, роскошной и абсолютно пустынной. А в качестве надзирателя где-то в длинных мрачных коридорах бродит мой супруг, гремя связкой громадных ключей.

Я выскользнула из своей комнаты и осмотрелась. Судя по всему, я находилась на втором (или на третьем?) этаже. На это указывала уходящая вниз лестница, видневшаяся в конце действительно длинного, теряющегося в полумраке, коридора. Единственное окно, расположенное как раз в районе лестницы, слабо освещало холл, а искусственное освещение не работало. Возможно, выключатель находился где-то поблизости, но, пошарив взглядом по стенам, я его так и не отыскала.

Помимо моей комнаты, на этаже располагалось еще несколько комнат. Двери в строгом порядке выстроились вдоль стен коридора. Я насчитала по четыре с каждой стороны. Табличка на ближайшей от меня двери ясно указывала на то, что находилось за ней. Открытие меня несказанно обрадовало, ибо не мешало освежиться, санузел пришелся весьма кстати.

Я вежливо постучала в дверь, справедливо опасаясь, что кто-то может оказаться внутри, и, поскольку ответа не последовало, смело вошла в ванную комнату. Выключатель оказался как раз под рукой. Вспыхнул яркий свет, и я невольно залюбовалась. Ванная была огромной по сравнению с той, которую я привыкла видеть в своей квартирке. Она была выполнена в светло-розовых тонах. Помимо чудесной ванны, изготовленной в виде морской ракушки, здесь также находилась кабинка для душа; раковина-тюльпан с огромным, невероятной красоты, зеркалом и заставленными разной, необходимой для ухода за собой, ерундой полочками; два пуфика, обитых розовой же кожей. Пол был выложен, скорее всего, итальянской плиткой и словно излучал нежное сияние. Видимо, где-то внутри были скрыты лампы.

В дальнем от входа углу располагался еще один совершенно необходимый предмет интерьера, заставивший меня возликовать, поскольку переполненный с вечера мочевой пузырь вот-вот грозил лопнуть.

Ванная комната была настолько хороша, что оттуда не хотелось уходить. Когда еще я окажусь посреди такого великолепия? Грех было им не воспользоваться. Недолго думая, я сбросила с себя одежду и забралась в душевую. Контрастный душ окончательно вернул меня к жизни. Я влезла в чей-то легкий купальный халат, присела на пуфик и с помощью найденного тут же фена скоренько просушила волосы. Пара взмахов расческой и цветущая Маша Юрик вновь смотрела на меня из зеркала. Вот теперь не стыдно было показаться на глаза хозяевам.

Натянув костюм, я схватила сумочку и выбралась наружу. В холле по-прежнему не было света. После яркого освещения ванной комнаты, мне понадобилось время, чтобы глаза привыкли к полумраку. Не знаю отчего, но полумрак вновь навеял мысли о том, что я вляпалась в глупую историю. Тревожные предчувствия незамедлительно зашевелились внутри меня. Внезапно мне стало не по себе.

– Есть хотите?

Вздрогнув всем телом, я обернулась на звук голоса и завопила что было сил. Передо мной стоял насмерть перепуганный муженек. Он растерянно озирался вокруг, точно каждое мгновение ожидая удара и не понимая, что могло меня так напугать.

– Простите, – смущенно извинилась я, перестав орать. – Вы появились так неожиданно…

– О, это моя вина, прошу у вас прощения. Я не хотел напугать вас.

Я вновь насторожилась. Муженек выглядел вежливым и учтивым мужчиной, что никак не вязалось с его вчерашним образом. Ко мне он явился рядовым таким как бы инженером, робким и застенчивым переростком, понятия не имеющим о правилах поведения с дамами. Сейчас же передо мной стоял совершенно другой человек. Гладко выбритый, с гордым, я бы даже сказала, холеным лицом. Его редкие волосы были аккуратно зачесаны назад, что придавало лицу выгодный интерес. Даже кислая физиономия не выглядела таковой. Наоборот, в ней словно прибавилось жизненных красок. Одет он был в отличный легкий светлый костюм, не имевший ничего общего со вчерашним ужасным пиджаком. К тому же на безымянном пальце его правой руки появился массивный золотой перстень. Рядовому инженеру такой не по карману.

Видимо, я увлеклась и разглядывала его достаточно беспардонно, поскольку муженек первым заговорил на волнующую тему.

– Это все брат, – пояснил он, одарив меня очередной застенчивой улыбкой тихого неврастеника. – Он заставил меня все это надеть, чтобы не расстраивать маму. Мы сказали ей, что теперь занимаемся совместным бизнесом. Согласитесь, в своем привычном облике я бы смотрелся весьма жалко рядом с братом.

Возразить было нечего, я и не стала возражать. Во-первых, я брата и в глаза не видела, а потому мне не с кем было сравнивать. Во-вторых, какое мне вообще дело до внутрисемейных отношений? Пускай хоть на ушах стоят и на головах ходят, мне ни тепло, ни холодно. Гораздо больше меня интересовало имя моего супруга. А он то ли не догадывался, то ли нарочно не говорил. Ну и глупые же будут у нас лица, когда я запнусь при Игоре, не зная, как назвать мужа. Впрочем, могу называть его лапулей или зайчиком, хотя, ему больше пошло бы кащеюшка или дистрофик ненаглядный. В семьях молодоженов такое в порядке вещей. Брату ведь невдомек, как мы там друг друга называем. Хоть олигархом или олигофреном, ему-то какая разница.

– Идемте, я провожу вас в столовую, – любезно предложил супруг.

Он потопал по коридору в сторону лестницы, а я послушно двинулась за ним. Принятые утром таблетки оказали благотворное действие, и я была не прочь впихнуть в себя чашечку горячего живительного кофе с крохотной булочкой.

– А где у вас телефон? – спросила я, когда мы спускались по лестнице, совершающей между этажами крутой разворот на сто восемьдесят градусов.

– Внизу, в гостиной, – охотно отозвался он. – Еще несколько аппаратов стоят в комнатах. Хотите позвонить?

– Да, Дашке, то есть дочери, – призналась я. – Она наверняка волнуется и переживает за меня. Ведь я должна была явиться еще вчера вечером.

– Я же вам говорил, что уже звонил Даше утром, – с глухим раздражением в голосе, как мне показалось, ответил муженек, но тут же исправился, – мне кажется, что звонок будет лишним.

– Уж лишним он точно не будет, – заверила я его и решительно схватила трубку, когда мы спустились в гостиную и наткнулись на телефонный аппарат.

Дашка ответила только после седьмого гудка. Сонный голос указывал на то, что я вырвала ее из постели.

– Спишь? В час дня? – вместо приветствия, выпалила я.

– А ты думаешь, что только тебе можно неизвестно где шляться по ночам? – немедленно отреагировала дочурка. – между прочим, я после ночной смены. Скажи спасибо, что вообще ответила, а то закрылась бы с головой подушкой и фигушки ты бы до меня дозвонилась.

– Ладно, не кипятись, – миролюбиво предложила я. – Как там дома дела?

– А как им быть? – удивилась Дашка. – Тут, кроме меня, никого нет, значит, волноваться нечего. Ты где, на работе? А то я тебе ночью домой звонила, но ты не брала трубку. Я думала, ты сбежала от своего чудовища и завалилась спать.

Я испуганно покосилась на стоявшего неподалеку муженька и на всякий случай прикрыла трубку рукой.

– Нет, я дома у своего чудо… кавалера.

– Круто! – восхитилась Дашка. – Ну и как там мой новый папочка поживает?

– Замечательно, – ответила я, переходя еще на полтона ниже. – Кстати, он тебе звонил сегодня утром?

– Кто, новый папочка? Ничего себе, у вас уже так далеко зашло? Смотри там, осторожнее.

– Я серьезно спрашиваю, звонил?

– Не-а, не звонил, – протяжно и заразительно зевнула на том конце провода Дашка. – А что, должен был?

– Вероятно, – задумчиво протянула я, снова покосившись на муженька.

Тот стоял, как языческий божок, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдал за мной. Во мне снова шевельнулось чувство беспокойства.

– Ты когда вернешься? – спросила Дашка. – А то Еремеева уже два раза звонила, о тебе спрашивала. Говорит, вся администрация тебя ищет. Она им соврала, что ты на задании. Что это у тебя за задание такое?

– Как, она звонила? – это известие неприятно поразило меня, ведь фиктивный супруг уверял, будто звонил и ко мне домой, и на работу; значит, не звонил, а зачем-то наврал. – Скажи Людке, что я появлюсь завтра. Все, больше не могу говорить, увидимся.