полная версия

Денис Леонидович Коваленко
Битва при Молодях

Во вторник 29 июля …наши полки с крымскими людьми травилися¹⁷, а съемного бою не было, – всё, как и прежде – татары скакали возле холма, стреляли из луков, крепость отвечала пищальным и пушечным огнем. И с каждой такой атакой хан понимал – взять крепость возможно только в съемном бою – спешить своих конников, и пустить их врукопашную.

Не ел, не пил в эту ночь Крымский царь. И мурзы его не ели и не пили, хотя ковер был уставлен яствами. Держали совет. Было ясно, как Божий день – конными крепости не взять. Одних янычар – мало для штурма. Побьют их за зря и без чести. Значит, возвращаться в Крым? И это после всех речей, которые хан говорил Османскому султану и Казанским и Астраханским ханам? Нет, такого позора Девлет-Гирей не вынесет.

– Я обоз русский возьму; и как ужаснутся и вздрогнут неверные, и мы их побьём! – как всегда гордо и яростно воскликнул Дивей-мурза. – Завтра утром, я лично приведу к тебе русского князя!

Так и было решено – всеми силами штурмовать и взять крепость.

***

И русские воеводы не спали эту ночь.

– Князь! – говорили воеводы, – ядер мало, воды мало. Еще несколько дней и нечем будет чем обоз защищать. Поляжем все и Москву погубим.

– Знаю, – отвечал Воротынский. – На всё воля Божья. Не оставит нас Господь, знаю это, – и так произнес это князь, будто и верно знал он что-то, чего не знали воеводы.

До утра Воротынский и воеводы молили Бога о помощи. Кроме того, приказал князь вывести тайно из крепости всех конных ратников вместе с казаками донскими и с немцами, и поставить их в засаду, в самом тылу татарском, а в крепости оставить одних стрельцов да пищальников с пушкарями. И наказал держаться стрельцам до последнего, потому как хоть и велико Российское царство, а отступать некуда: потому как в эти дни Москва – и есть вся Россия.

Утром, как рассвело, увидели воеводы, кто в крепости остался, перед холмом все ханское войско, и видели решимость татар, видели – это утро станет особенно кровавым, и для многих последним. Прощались воеводы друг с другом, молились и благословляли друг друга. Было это 30 июля.

– Ох, что творят, нехристи, – жаловался пронзенный стрелой умирающий стрелец. Не так вели себя в этом бою татары, совсем не так. Группами проносились мимо холма и стрелы их, казалось, не кончались – не было секунды, чтобы татарская стрела не залетал за крепостную стену – настоящий жалящий смертоносный ливень. То тут, то там ронял стрелец свой мушкет, и, охая, валился на землю. А злые янычары турецкие набегали на холм и, паля из мушкетов, пытались разомкнуть возы и прорваться в крепость. Но крепко стояли стрельцы, на смерть стояли. Убитого сменял товарищ, и раненый, если мог держать мушкет или саблю – стрелял и рубил – покуда мог, покуда силы были. А сил оставалось всё меньше. Но и этих пока хватало – не могли татары разомкнуть возов, не могли пробить брешь в крепости. А стрельцы, напротив, сами, когда видел воевода, что можно – размыкали возы и бросались на янычар врукопашную и рубили турок, как никогда никто никого не рубил. А порубив, возвращались за стену, смыкали обозы и били огненным боем по конным лучникам. И сколько бы это длилось и чем закончилось, не знал никто, кроме одного Бога. И помог Бог. Спас сотни православных жизней – явил Свою помощь: Дивей-мурза сам лично поехал близко около обозу с невеликими людьми, рассматривать, которые места у крепости плоше, и на то б место всеми людьми, потоптав, обоз разорвати. Его – татарского мурзу в золотых доспехах, в окружении богатой свиты – видно было как елку в поле.

– Вот он знак Божий! – точно боясь спугнуть мурзу, прошептал Воротынский, и приказал Шереметеву взять этого павлина ряженого и живым в крепость привести!

Шереметев выслал много детей боярских¹⁸ своего полка, приказав взять мурзу! И приволочь поганого в крепость!

Увидев, что на него выбежало много ратников, мурза развернул своих людей и думал скрыться на своем прекрасном аргамаке¹⁹, но метко, в самую лошадиную голову влетела пуля, и вместе с мурзой рухнул красавец конь.

И тут же подскочил к мурзе стрелявший, и умело связав ханского свата, как барана взвалил его на сильную свою спину, и принес мурзу в лагерь. Ох и ругался и брыкался пойманный мурза! Он и в лагере оказавшись, ругался и грозился всех русских собак на аркане в полон продать! Рабами сделать! Ноздри всем повырывать… много чего грозил связанный мурза, аж до пены ругался, до тошноты. А схватил его сын боярский из Суздаля, русский татарин Темир Шибаев, сын Алалыкин, прозванный Иваном. Ему за такой подарок сам князь Воротынский жаловал доспехи мурзы и оружие, а оно того очень дорого стоило!

Потеряв мурзу, татары смешались и пошли от обоза прочь в станы.

И лютовал Девлет-Гирей! Хотел казнить всю свиту своего свата, но умолили его мурзы поберечь свиту, и лучше пусть они первые на обоз пойдут. И вечером татары вновь атаковали крепость. Но напуск их был слабее прежнего, а русские люди поохрабрилися и, вылазя, билися, и на том бою татар многих побили. В этом вечернем бою погас и Тягриберди-мурза. Двумя пулями из пищалей свалили мурзу два брата – Артемий и Герман, сыны Коваля, и слуги серпуховского дворянина Григория сына Сукина. Умелыми стрелками славились братья, и много тогда татар пало от их пищалей.

И печален был этот день для крымского царя. Двух своих главных военачальников потерял он, и много командиров его побили или пленили русские, попал в плен и астраханский царевич Хаз-Булат.

Вот когда Девлет-Гирей пожалел, что оставил обоз с артиллерий на правом берегу! Без пушек не могли его всадники и янычары взломать окопанный рвом гуляй-город.

Два дня крымский царь стоял лагерем и не решался на главный штурм – спешить всех всадников и бросить их в решающую рукопашную битву. 31 июля и 1 августа – редкие татарские лучники, больше от злобы, чем для дела, проезжали под стенами крепости и стрелами стреляли по обозам.

А за обозами лютовал словами, связанный Дивей-мурза.

– Собаки! Все вы скоро подохнете от голода! Да пусть вы самого б хана взяли, 5-6 дней стоять вам. И голыми руками возьмут вас янычары! Нет у вас ни ядер, ни воды! Лучше вам сейчас убить меня, потому как через пять дней я свои руками с вас с живых шкуру драть буду! – вот как лютовал Дивей-мурза. И слова его были не пустыми. Правду он говорил – на 5 дней оставалось в крепости воды, а ядер и на три дня бы не хватило.

Всю ночь с первое по второе августа Воротынский с боярами провели в молитве. Молились и простые стрельцы, все понимали, что если помощь не придет – все как один вскоре предстанут на Суд Господа, – потому и молитвы русских ратников были как перед причастием.

И Господь услышал их.

На рассвете 2 августа, защитники крепости увидели тысячи пеших татар.

Спешил-таки Девлет-Гирей своих конников, а значит пошел он на решающий главный штурм.

И вздохнул облегченно князь Михаил Иванович. Услышал его Господь, не попустил смерти позорной от голода и пленения.