– Леди Изабелла!
Настойчивый голос звучал прямо рядом с моим ухом. Высокий, с неприятными дребезжащими нотками, он вызывал неосознанное желание поморщиться. Как и назойливый аромат фиалок, ощущаемый в воздухе.
– Леди Изабелла!
Интересно, кому так нужна эта самая Изабелла, и чего вокруг столько шума?
Я собралась с силами и открыла глаза. Прямо передо мной маячила встревоженная физиономия какого-то мужчины. Взгляд выхватил длинный горбатый нос, черные, похожие на крупные бусины глаза, яркие сочные губы, которые шевелились и что-то говорили, но я не понимала ни слова.
Неужели оглохла? Угораздило ж упасть так неудачно! Вот и не верь после этого приметам. Утром соль просыпала? Просыпала. Черный кот Таисии Федоровны дорогу перешел? Перешел. Соседка с первого этажа с пустым ведром встретилась? Встретилась. Ну и пожалуйста. Вот вам результат – голова раскалывается, в ушах звенит, а глаза словно песком засыпало.
– Вы кто?
Я поморщилась и попыталась подняться, но тело не слушалось. Оно казалось чужим. Как и голос.
– Миледи, вы очнулись!
Ага. Значит, я все-таки не оглохла. Тогда чего этот мужик бормотал? Молитву, что ли? И почему он называет меня миледи? И вообще, где я нахожусь? Что-то не нравится мне происходящее, не похоже, чтобы я была в офисе, у нас там таких мягких диванов отродясь не водилось. Начальник все больше стулья предпочитает. Заботится о том, чтобы подчиненные от работы не отлынивали.
Я посмотрела вокруг и едва не присвистнула. Ничего себе! Вот это хоромы! Совсем как в Зимнем дворце, куда мы с Верочкой пару недель назад ходили на экскурсию. Ну точно: лепнина, позолота, атласные шторы с диковинными цветами, пузатый расписной шкаф из какого-то дорогого дерева, мраморный камин, изящное бюро, большая кровать, на которой я лежу и почему-то не чувствую нижнюю половину тела, а за стеклами огромных окон густо метет снег. Снег! В августе! Нет, лето в Питере, конечно, так себе, но снег… Его одними плохими приметами не оправдаешь.
– Вы не ответили на вопрос.
Я посмотрела на незнакомца, пытаясь понять, насколько сильно ударилась головой. Похоже, довольно сильно, если мозг выдал такую реальную галлюцинацию. Вон, у глюка напротив даже лоб вспотел, и глазки забегали.
– Вы меня не помните?
А голос звучит неискренне. И губы кривятся неестественно, словно неизвестный пытается скрыть правду.
– Я Келд, маг вашего опекуна.
Приплыли. У меня что, есть опекун? Выходит, травма была гораздо серьезнее, чем я думала. Теперь понятно, почему я не чувствую половину тела. Наверное, частичный паралич. Вот же подстава! Ну как меня угораздило так неудачно сломать каблук? Хруст до сих пор в ушах стоит. И падение я помню, и то, как об угол стола виском ударилась. Стоп. Что там Келд сказал? Маг? Только этого не хватало. Значит, один из шарлатанов тети Фимы снова объявился! Сколько я их при жизни тетушки гоняла, а они до сих пор все идут и идут. И каждый раз не хотят верить, что «благодетельницы» больше нет.
При воспоминании о тете Фиме в глазах привычно защипало. За полгода я так и не смогла смириться с ее смертью. Мне все время казалось, что однажды откроется входная дверь и войдет тетя Фима – невысокая, худенькая, подвижная, в очередном экстравагантном наряде и с ярким палантином на узких плечах. Как же рано и внезапно она ушла…
Я стиснула руки и заставила себя отвлечься от тяжелых мыслей, и вернуться в непонятное настоящее.
– Значит, маг.
Я с сомнением посмотрела на проходимца, а тот с готовностью закивал.
– Это вы меня… лечите? Или нормальные врачи тут тоже есть?
– Леди Изабелла, ваш опекун делает все, чтобы вы поправились.
Физиономия Келда приняла обиженное выражение.
– Лорд Давенпорт не жалеет для этого никаких средств. Вас регулярно осматривает лучший доктор столицы, а на прошлой неделе собирался консилиум, в котором участвовали главные медицинские светила Дартштейна.
Келд говорил горячо и почти искренне, вот только я не верила ни единому его слову. Было что-то двуличное и лживое в выпуклых темных глазах и в кривой улыбке порочных губ.
– И сколько я тут лежу?
– Две седмицы, – ответил Келд, и я растерянно уставилась на расшитый цветами балдахин. А потом перевела взгляд на окно и нахмурилась.
Две недели… Слов нет, одни выражения! Не может такого быть. Врет этот длинноносый, вот всей душой чувствую, что врет!
– А почему я не в больнице?
– Леди Изабелла, о чем вы? Какая больница? Лорд Давенпорт сделал все, чтобы создать вам самые лучшие условия лечения!
Келд посмотрел на меня, как на неразумного ребенка.
– Ваш опекун ничего для вас не жалеет! Первые несколько дней милорд вообще от вас не отходил, так переживал!
– Но откуда он взялся? Я не знаю никакого лорда Давенпорта.
– Как это не знаете?
Келд недоверчиво прищурился.
– Вы хотите сказать, что не помните лорда Давенпорта? – спросил он таким тоном, будто не помнить этого самого Давенпорта было просто невозможно.
– Именно это я вам и говорю. Не помню ни Давенпорта, ни вас, ни того, как оказалась в этой комнате.
– Простите, леди Изабелла, я позову доктора.
Келд поспешно отвел взгляд, суетливо одернул старомодный полосатый пиджак, и рванул прочь из спальни, а я понаблюдала, как исчезает в высоком проеме худая, похожая на грача фигура, и попробовала поднять правую руку. С трудом, но удалось. Вот только легче от этого не стало.
– Господи, это еще что?
Я разглядывала изящную, почти прозрачную кисть, смотрела на тонкие пальчики и на круглые розовые ноготки, и понимала, что схожу с ума. Рука была чужой. Уж это-то я могла определить. Где загар? Где яркий маникюр? Где шрам от падения с колеса обозрения? Где кольцо, в конце концов? Я пошевелила пальцами. Хрупкие, изящные, они послушно подчинились. Душу окатило таким ужасом, что мне захотелось громко завизжать, и лишь усилием воли я смогла сдержать этот порыв.
«Успокойся, Динка, – приказала себе самым твердым тоном, на какой была способна. – Это глюки. Скорее всего, ты сейчас лежишь в больничной палате, а мозг выдает тебе картинки несуществующей жизни. А как ты хотела? Головой ударилась? Ударилась. Вот и последствия».
– Видите, доктор Штерн, миледи пришла в себя, но никого не узнает и не помнит, что с ней случилось, – громкий голос Келда заставил меня взглянуть на открывшуюся дверь.
Ага. Глюк привел с собой еще одного. Окладистая седая борода, костюм-тройка, серебряная цепочка, свисающая из нагрудного кармана, внимательный взгляд и благообразное лицо – да у меня, оказывается, богатое воображение! Это ж надо таких колоритных персонажей придумать!
– Леди Изабелла.
Доктор Штерн остановился рядом с кроватью, потянул цепочку, доставая из кармана круглые часы, взял меня за руку и уставился на циферблат, видимо, считая пульс.
– Как вы себя чувствуете? – спустя пару минут участливо спросил доктор. – Что-нибудь болит?
– Вроде бы, нет. Только я почему-то не чувствую ног.
– Так-так. Не чувствуете, значит. Совсем?
– Совсем.
Штерн как-то странно провел рукой над моим телом и едва заметно нахмурился, но тут же постарался придать лицу благожелательное выражение. С таким обычно врачи объявляют тяжелобольным, что не нужно отчаиваться, и что все обязательно будет хорошо.
– Что ж, это не самое страшное. Главное, что вы очнулись, а все остальное поправимо, – преувеличенно бодро произнес Штерн, и я поняла, что он тоже врет.
– Простите, а что со мной было?
Я решила пока не спорить и вести себя так, будто верю происходящему вокруг.
– Вы действительно не помните?
Доктор нахмурил брови и посмотрел на меня с непонятным подозрением.
– Леди Изабелла, вы упали с лестницы третьего этажа.
Да с чего вдруг? Мы с тетей Фимой всегда на втором жили.
– Вы уверены?
Я удивленно уставилась на доктора, правда, потом вспомнила, что это все не по-настоящему, и заставила себя успокоиться.
– Разумеется. Как я могла забыть? А на лестнице в тот момент еще кто-нибудь был?
– Судя по рассказам слуг, только вы.
– И что, я просто так взяла и упала?
Я недоверчиво прищурилась. Доктор с магом переглянулись и замялись.
– Да ладно, говорите, как есть.
Я попыталась усмехнуться, но получилось неважно. Губы казались чужими.
– Может, я просто спрыгнуть хотела?
Как всегда в критической ситуации, меня тянуло на стеб, и я ничего не могла с собой поделать.
Штерн с Келдом снова посмотрели друг на друга, доктор кашлянул, а маг покраснел и выпалил:
– Ну что вы такое говорите, леди Изабелла? Конечно, вы упали совершенно случайно. Поскользнулись на припорошенной снегом площадке и…
Он не договорил, но показал руками стремительное падение.
– Подождите, что-то я не пойму, где эта лестница находится?
– Так от бельведера вниз идет, к главному входу, – пояснил Келд.
– И что, я прямо к этому самому входу приземлилась?
– Боюсь, если бы вы упали с такой высоты, мы бы сейчас не разговаривали, – вздохнул доктор. – Нет, вам повезло, падение оказалось недолгим. Вы позволите, миледи? – Штерн, не дожидаясь ответа, сжал мою правую руку и резко вонзил в нее какой-то острый предмет.
– Ай!
Это что же, я ощущаю боль даже во сне? Или это не сон?
По спине пробежал холодок.
– Потерпите, миледи. Ну-ка, а так?
Штерн ухватил левую ногу, но я не почувствовала ни его прикосновения, ни укола тонкой иглы, которую он всадил.
– Больно? – с надеждой посмотрел на меня доктор.
Я помотала головой, пытаясь осознать, что все происходящее мне не чудится.
– Очень странно, – пробормотал Штерн. – Я надеялся, что нервные импульсы сохранились.
– Почему я ничего не чувствую?
Я взглянула на доктора, прикидывая, насколько реально происходящее. Может, все-таки глюки?
– У меня что, поврежден позвоночник?
– У вас был небольшой ушиб, но он уже прошел, все кости целы, трещин нет. Пока сложно понять, почему вы так долго не приходили в себя, и от чего исчезла чувствительность нижней половины тела.
Штерн отвечал мне, но выглядело это так, словно он говорит, скорее, с самим собой. Кустистые брови нахмурились, глаза за круглыми стеклами очков стали задумчивыми и отрешенными, а мягкие, чуть обвисшие щеки смешно подрагивали, отчего доктор казался похожим на бульдога.
– Что ж, будем надеяться, со временем чувствительность вернется, – преувеличенно бодро сказал Штерн и добавил: – Как и память.
Да, насчет памяти – это он в точку. Мне бы очень хотелось понять, как я оказалась непонятно где, и почему меня называют чужим именем. А если учесть совершенно не мою руку…
– Мне нужно зеркало.
Я посмотрела на туалетный столик и поморщилась. Далековато. С неподвижными колодами вместо ног мне до него точно не добраться.
– Присси! – позвал Келд и дернул висящий рядом с кроватью шнурок, а буквально спустя минуту в комнате появилась невысокая очень молоденькая девушка в старомодном платье и в накрахмаленном белоснежном фартуке.
На светлых волосах незнакомки топорщился смешной головной убор с острыми краями, симпатичное личико выглядело взволнованным, а большие голубые глаза смотрели пытливо и настороженно.
– Принеси миледи зеркало, – приказал Келд.
Он выпрямил спину и слегка оттопырил нижнюю губу, поглядывая на девушку с небрежным превосходством.
– Сию минуточку, тер маг, – пробормотала Присси.
Она метнулась к незаметной двери и вскоре уже стояла рядом с кроватью, вытянув руку с небольшим заключенным в овальную раму зеркалом.
– Вот, миледи.
Девушка смотрела на меня с опаской. Интересно, чего она боится? Хотя, это сейчас неважно.
Я подняла взгляд и уставилась на собственное отражение. И чем дольше смотрела, тем страшнее мне становилось. Из зеркальных глубин на меня глядело чужое лицо. Красивое, очень юное, похожее на тончайший фарфор: белоснежная кожа, высокие скулы, тонкие светлые брови, пухлые губы. И только глаза – зеленые, яркие, с застывшим в них знакомым упрямым выражением – были моими. И именно они заставляли поверить, что вот эта светловолосая девушка, отражающаяся в зеркале, действительно я.
Сердце сбилось с ритма, а потом застучало часто, как у пойманного воробья.
Я снова обвела взглядом комнату, остановилась поочередно на каждом предмете и на лицах застывших у кровати людей, и поняла одну вещь. Это не сон. Это какая-то странная реальность, в которой у меня другое имя и другая внешность.
На этой мысли я почувствовала, как в груди что-то запекло, а следом в легких резко закончился воздух, и я благополучно отключилась.
Рес! Он смотрел на Вернсдофа, и едва сдерживал злость. Ублюдок явно что-то знает об артениде. Знает, но молчит. А лживые глазки так и шныряют по допросной, перепрыгивают с предмета на предмет, лишь бы с ним взглядом не встречаться. Понимает, паскуда, что не просто так он тут сидит, не для мебели.
Он повернул на пальце переговорное кольцо и задумался. Может, вызвать Рэна? Нет. Рано еще. Пока этот ублюдок молчит, Давенпорт будет только мешать. Слишком правильный. Да и Герберт чересчур флегматичен, чтобы вытрясти из этого куска дерьма душу. Рес! Если допрос и дальше пойдет в таком темпе, то они тут до ночи проторчат. Попался бы ему Верн в былые времена! Он бы с ним не церемонился. Врезал бы пару раз под дых, живо бы заговорил.
– Это произвол! – будто услышав его мысли, прогундосил Вернсдоф. – У вас нет никаких улик, вы не имеете права меня удерживать.
– Нет улик, говоришь?
Он усмехнулся, а Верн съежился и прикрылся рукой.
– Я буду жаловаться, – неуверенно проскулил паскудный волк, поглядывая на него из-под локтя, как побитая шавка.
Боится. Правильно боится. Знает, что он с ним и по-другому поговорить может.
– Жаловаться, значит, – он задумчиво кивнул и обернулся к Герберту. – Не оставишь нас наедине?
Спокойно так обратился. Вежливо.
– Лорд Хольм, я не имею права, – голос полицейского заметно дрогнул. – Начальник будет недоволен, если узнает, что на допросе присутствовали посторонние, я и так нарушил правила, позволив вам находиться в допросной.
– Не трусь. С твоим начальником я сам разберусь.
Он усмехнулся шире и посмотрел на Вернсдофа.
– Только побеседую чуток с нашим гостем, и разберусь. Уверен, проблем не будет.
– Я скажу! – торопливо просипел Верн, потирая заросшую щеку кривым пальцем. – Я все скажу! Сам. Только запишите, тер полицейский, что я добровольно признался!
– Ну, вот и славно, – ласково сказал он, но Герберт и задержанный испуганно переглянулись. – Что ж, я слушаю. У кого, говоришь, Бавес украл артенид?
Второй раз возвращение к жизни далось гораздо легче. Я уже проще отнеслась к окружающей действительности, и даже попыталась подвести «научную базу» под происходящее. Скорее всего, травма, которую я получила в тот злосчастный понедельник на работе, оказалась несовместимой с жизнью, и меня перенесло в другую реальность. А что? Сколько раз вместо того, чтобы писать финансовый отчет, я зачитывалась книгами о других мирах, и мечтала попасть в один из них? Вуаля! Мое желание исполнилось. А то, что я оказалась на месте парализованной после падения леди, так это дело поправимое. Я буду не я, если не подниму эту белоснежную деву с одра болезни и не разберусь, кто она такая, и почему я попала в ее тело. И куда, кстати, делась его настоящая владелица.
– Миледи, вы проснулись! – пискнул кто-то справа от меня, и я едва не подскочила от неожиданности.
Да что ж такое-то! Ни минуты не дадут побыть в одиночестве.
– Присси?
Я открыла глаза и уставилась на застывшую в паре шагов от кровати девчушку. Та смотрела недоверчиво, исподлобья, и нервно кусала тонкие обветренные губы.
– Доктор велел быть с вами, пока вы не очнетесь, – сложив руки за спиной, тихо сказала Присси, и покраснела.
Интересно, чего она так боится? Или правильнее будет спросить, кого?
– Поможешь мне сесть?
Я решила не обращать внимания на поведение служанки. Пока что все, с кем я успела познакомиться в новом мире, вели себя странно. Такое ощущение, что и Келд, и Присси, и доктор Штерн что-то знали, и старались от меня скрыть. Вот только не на ту напали. Мне бы оглядеться немного, а там я обязательно выясню, что происходит.
– Миледи.
Присси обхватила меня за талию и помогла приподняться, а потом ловко сунула под спину подушку и поправила оборки тонкой сорочки.
– Что-нибудь еще, миледи?
– Я хочу умыться.
– Слушаюсь, миледи, – тут же откликнулась служанка, но испуганно-настороженное выражение так никуда и не делось с ее лица.
Правда, это не помешало Присси шустро притащить небольшой фарфоровый тазик с водой и лоскут ткани, которым она и принялась водить по моему лицу. Движения служанки были несмелыми и неловкими, но я терпела. Вот только надолго меня не хватило.
– Ну-ка, дай сюда.
Я забрала у Присси влажное полотенце, приспустила бретельки сорочки и вытерла шею и грудь, которая, кстати, оказалась немного больше моей прежней. Хорошая такая троечка вместо неполной двоечки. Нет, на свою я никогда не жаловалась, но кто ж откажется от хорошего объема в нужном месте?
– Миледи, доктор сказал, что вы должны поесть, – пискнула Присси. – Я принесу обед?
При слове «еда» желудок сжал спазм, а рот наполнился горькой слюной. М-да, похоже, для обеда еще рановато.
– Не нужно.
Я помотала головой и почувствовала, как перед глазами снова все поплыло. О нет. Только очередного обморока не хватало!
«Динка, перестань изображать кисейную барышню, и немедленно соберись!» – сказала я себе, и сжала кулаки.
Организм проникся внушением, и белые круги перед глазами растворились и исчезли. Ну вот, так-то лучше.
Я посмотрела на горничную.
– Присси, а маг сейчас здесь?
– Нет, миледи. Он живет в трех кварталах от Венге-роуд.
– А доктор?
– Ушел, миледи.
– И часто они тут бывают?
– Пока вы были за Гранью, тер маг неотлучно находился при вас, а доктор Штерн заходил два раза в день.
– Скажи, Присси, а кто живет в этом доме?
Я разгладила ладонями покрывало и внимательно посмотрела на служанку.
– Вы, миледи, – растерянно моргнула та.
– А кроме меня?
– Слуги, миледи.
– А мои родные?
– Так у вас никого нет, миледи. Только лорд Давенпорт.
Вот уже третий раз я слышу это имя. И почему-то оно мне совсем не нравится. Отдает чем-то английским и непомерно чопорным.
– Мой опекун?
– А вы правда ничего не помните, миледи? – с сомнением посмотрела на меня Присси, и в ее глазах мелькнул и тут же погас опасливый огонек.
– Ничего, – почти искренне вздохнула в ответ, и спросила: – Так что с моим опекуном? Кто он такой?
– Лорд Давенпорт? – снова переспросила Присси, и мне захотелось встряхнуть ее, чтобы она перестала отвечать вопросом на вопрос. – Он давний друг леди Летиции. Ваша тетя ему очень доверяла, поэтому в завещании указала его вашим опекуном.
– Выходит, раньше я жила здесь с тетей?
– Ну да.
– А мои родители?
– Я не знаю, миледи. Вы сирота, старые слуги говорили, что леди Летиция привезла вас из Эрголя совсем маленькой.
Ну надо же! Как похоже на мою другую жизнь. Тетя Фима тоже воспитывала меня одна. Забрала у матери, когда мне исполнилось четыре года, перевезла из Томска в Питер, и заявила мужу, что я буду жить с ними. Вскоре после этого муж тети Фимы собрал вещи и исчез в неизвестном направлении, а мы так и остались вдвоем. И жили вместе до того самого дня, как тетушка угодила под машину. А потом и меня угораздило надеть на работу новые туфли, и в итоге попасть в другой мир. И как я умудрилась сломать каблук? Не иначе, сглазили. Точно. Люська с такой завистью смотрела, прямо взглядом облизывала мои «Эталони». «Что, Динка, неужели наконец-то богатого мужика завела?» – словно наяву услышала ехидный голос коллеги, будь она неладна. Можно подумать, что для того, чтобы купить хорошую обувь, нужно непременно заводить мужика. Хотя, если бы не финальная семидесятипроцентная скидка, я бы эти туфли в жизни не купила. И не было бы теперь вот этого всего.
Я обвела взглядом просторную комнату, задержавшись на потрескивающем дровами камине, и спросила:
– И что, никому не известно, кем были мои родители?
– Наверное, об этом знает лорд Давенпорт, – нахмурилась Присси. – Он ведь ваш опекун.
Я почувствовала, что если служанка еще раз произнесет слово опекун, то я точно сорвусь. Какой может быть опекун у взрослой двадцатисемилетней женщины? Хотя да, о чем я? Судя по виду этой самой Изабеллы, ей не дашь больше восемнадцати.
Интересно, куда она сама подевалась? И узнаю ли я когда-нибудь, что с ней произошло?
– Так вам обед принести, миледи? – пискнула Присси и тут же смущенно потупилась и густо покраснела, словно сама испугалась собственной смелости.
– Не нужно. Подай мне воды и можешь идти. Я хочу побыть одна.
Я чувствовала настоятельную потребность остаться наедине с собственными мыслями и попытаться проанализировать происходящее. Странно все-таки. Никогда не думала, что окажусь в другом мире, да еще и во времени, напоминающем то ли конец девятнадцатого, то ли начало двадцатого века.
«Вот так и бывает, Динара Витальевна, живете себе, живете, а в один прекрасный день – бац! И вы уже леди Изабелла, юная девица с парализованными ногами, потерей памяти и кучей загадок вокруг. И что думаете делать?»
А чего тут думать? Как любила говорить тетя Фима, главное – живы, а со всем остальным разберемся. Вот только разбираться нужно поскорее. Не нравится мне окружение этого нежного цветочка. Что-то они все скрывают. Еще и опекун… Надо бы с ним пообщаться, прощупать, чем он дышит. Но сначала нужно найти средство передвижения. Интересно, у них тут инвалидные коляски есть? Если нет, придется изобрести, потому что я не собираюсь лежать безвольным овощем, и терпеть вранье окружающих. Нужно выбираться из комнаты, и своими глазами посмотреть, что происходит в доме. Да и лестницу посетить не мешало бы. Полюбопытствовать, как же это Белла умудрилась с нее упасть?
Я смотрела в окно на медленно кружащиеся снежинки, и составляла план новой жизни, стараясь не думать о прошлом и об оставленных в Питере друзьях и Славике. Правда, мысли о привычном мире все равно просачивались. Вспоминались тетя Фима, кутающаяся в ажурную вязаную шаль и раскладывающая на старинном круглом столе очередной пасьянс, крошечная квартира в Кузнечном переулке, маленькие, вытянутые больше вверх, чем вширь, комнаты, и подтекающий кран в ванной. И хотелось снова оказаться на уютной кухне с высокими потолками, взять в руки тонкую фарфоровую чашку и сделать глоток восхитительно крепкого кофе.
Я так явственно представила обжигающе горячий, насыщенно горький эспрессо, что даже вкус его во рту ощутила. Вот чего мне не хватает! Интересно, а в этом мире выращивают кофе?
«Не о том думаешь, Динка. Не до кофе сейчас, надо решать, что делать».
Я внимательно оглядела комнату.
А что тут думать? И ежу понятно, что на первых порах лучше поменьше болтать и побольше слушать. Ну а дальше потихоньку разберусь. С чем только современная русская женщина не справится! Избы и кони – это вчерашний день, мы теперь без дела в огонь не лезем, и скакунов на ходу не останавливаем, зато с легкостью можем начать жизнь с нуля.
Я посмотрела на укрытые покрывалом неподвижные ноги и заставила себя улыбнуться. Ничего. И с этим разберусь. Раз уж судьба забросила меня в другой мир, то наверняка не для того, чтобы я в постели валялась. Нет. Однажды я встану. Обязательно. И постараюсь устроить жизнь так, чтобы ни от кого не зависеть.
– Присси!
Я громко позвала служанку и только потом вспомнила, что для ее вызова есть звонок, и дернула свисающий над кроватью шнурок.
– Миледи?
Личико Присси все еще выглядело настороженным, но в глазах уже не было прежнего страха.
– Я хочу видеть своего опекуна. Можешь это устроить? И принеси обед.
Аппетита по-прежнему не было, но я понимала, что, если хочу восстановить силы, мне необходимо поесть.
– Слушаюсь, миледи, – пискнула служанка, и тут же исчезла за дверью.
М-да, неплохо бы заменить горничную на кого-то более адекватного. Хотя еще не факт, что в этом доме такие имеются.
Присси вернулась с подносом, я через силу заставила себя проглотить несколько ложек непонятной размазни, похожей на вязкую овсяную кашу, а потом переоделась с помощью служанки, и принялась ждать опекуна.
– Белла.
Высокий мужчина лет тридцати семи вошел в комнату и остановился в нескольких шагах от кровати. Длинное породистое лицо выглядело бесстрастным, темные, аккуратно уложенные волосы придавали ему холодную строгость, а глаза… Никогда не думала, что коричневый цвет может быть ледяным. Но именно такими были глаза незнакомца: карие, с едва заметным морозным налетом. Они напоминали шоколад, пролежавший пару часов в холодильнике.
Гость произнес мое имя и замолчал, а я смотрела на него и пыталась понять, как себя вести. Если судить по одежде Давенпорта – надо сказать, идеально сидящей на своем обладателе, – то в этом мире сейчас примерно конец девятнадцатого века, а это значит, что ни о какой эмансипации еще и речи не идет, и женщины полностью зависят от мужчин. Наверняка Изабелла общалась со своим опекуном почтительно, как подобает воспитанной юной леди. И если я сейчас начну разговаривать с затянутой в серый костюм ледышкой в привычной мне манере, то опекун сразу поймет, что я не Белла.
И что делать? Молчать? Или попробовать как-то наладить контакт? Эх, если бы я еще знала, какой была моя предшественница! Не спросишь же напрямую у слуг или у этого самого опекуна. Хотя, в любом случае, даже самые резкие изменения в поведении и характере можно оправдать долгой комой и потерей памяти.
Не успела об этом подумать, как Давенпорт сделал шаг вперед и спросил низким, лишенным эмоций голосом:
– Как ты себя чувствуешь, Изабелла?
– Неплохо, только вот ноги…
Я вздохнула, а опекун кивнул и сказал:
– Да, Штерн предупредил, что ты не можешь ходить, и ничего не помнишь.
Мне достался острый внимательный взгляд, от которого захотелось поежиться.
– Увы. Как ни старалась, я не смогла вспомнить ни вас, ни свое прошлое, ни тетушку.
Я снова вздохнула, опустила голову, скрывая отсутствие таких необходимых в этот момент слез, и судорожно стиснула руки.
– Это так… Так страшно, – всхлипнула дрожащим голосом, но тут же засомневалась, а не переигрываю ли я? Что, если Белла не была склонна к слезам? Да нет, вряд ли. С ее внешностью нежного тепличного цветочка она наверняка легко могла заплакать от страха, обиды или несправедливости.
– Ну, полно, полно, Белла, – в голосе Давенпорта послышались более человечные нотки. – Перестань. Ты обязательно поправишься.
– Вы уверены?
Опекун выглядел уже не таким замороженным. И в глазах эмоции появились, вот только я не смогла разобрать, какие.
– Разумеется, – кивнул Давенпорт и достал из нагрудного кармана золотые часы. – Доктор Штерн сказал, что это всего лишь вопрос времени.
На бледном лице застыло странное выражение. Похоже, лорд пытался ободряюще мне улыбнуться, но не слишком хорошо знал, как это делается.
– Значит, ног ты не чувствуешь? – оставив неудавшуюся попытку, спросил опекун, и уточнил: – До пояса?
– Почти.
– Что это значит?
Давенпорт прищурился.
– Ниже колен вообще ничего, выше – иногда что-то ощущаю, правда, двигаться особо не могу.
– Ты позволишь?
Опекун убрал часы в карман, подошел ближе и также, как недавно доктор Штерн, медленно провел рукой над моими укрытыми покрывалом ногами. На его длинном лице появилось странно задумчивое выражение. Казалось, Давенпорт к чему-то прислушивается. Время шло, в комнате царила тишина, нарушаемая лишь тихим треском дров в камине, а опекун все молчал, застыв надо мной неподвижным изваянием.
– Ну что? Больной скорее жив, чем мертв? – не выдержав долгого ожидания, спросила я.
Давенпорт не ответил. Он продолжал напряженно хмуриться и разглядывать узоры на покрывале с таким видом, словно не мог решить какую-то сложную задачу.
– Неужели все так плохо?
Я пыталась бодриться и не поддаваться унынию, но сердце вдруг екнуло. Что, если у меня не получится встать на ноги? Да нет, глупость какая! Я обязательно встану.
– Нет. Не плохо.
Давенпорт покачал головой и снова провел руками, захватывая, на сей раз, область от груди и ниже.
– Скорее, странно, – тихо сказал он.
– И в чем заключается эта странность?
Мне хотелось встряхнуть опекуна и вынудить его говорить быстрее, но я заставила себя сосчитать до пяти и выдохнуть.
– Магические потоки исчезают, – с сомнением посмотрев мне в глаза, ответил Давенпорт. – Чем ниже от сердца, тем они слабее.
Час от часу не легче! С чего бы им исчезать? Стоп. Что он сказал? Магические потоки? Выходит, в этом мире действительно есть магия, и Келд – настоящий маг? С ума сойти!
– И чем это грозит?
Я напряженно смотрела на Давенпорта.
– Мне нужно кое с кем посоветоваться, – ушел от ответа опекун. – Пока трудно сказать, но я уверен, что все поправимо.
– Получается, мой паралич случился не из-за падения?
– Белла, не думай об этом. В скором времени ты обязательно встанешь на ноги, я найду способ.
В бесстрастном еще недавно голосе прозвучали неподдельные эмоции, но уже спустя секунду опекун отошел от кровати, и на его лице застыло прежнее холодное выражение.
– Что ж, уверена, у нас все получится.
Я из-под ресниц взглянула на Давенпорта. Тот снова вытащил часы, но открывать их не стал, поглаживая едва заметную гравировку, и уже привычно хмурясь. Я понаблюдала пару минут за движениями его пальцев, а потом не выдержала.
– Лорд Давенпорт, я так хочу выбраться из комнаты, подышать свежим воздухом. Мне невыносимо все время лежать в постели и не иметь возможности передвигаться. Может, есть какой-то способ?..
Я не договорила и умоляюще посмотрела на опекуна, пытаясь взглядом передать, как мне это необходимо, а Давенпорт снова едва заметно нахмурился, открыл крышку часов и уставился на циферблат.
– Я распорядился, чтобы тебе доставили коляску, управляемую с помощью магии, – не поднимая головы, сказал опекун.
В его голосе сквозило сомнение. Казалось, Давенпорт был не слишком уверен в том, что поступает правильно. Наверное, не мог допустить, что я справлюсь. Хотя, что сложного в том, чтобы крутить колеса?
– Конечно, тебе придется приложить определенные усилия, чтобы научиться управлять коляской.
Ровные брови опекуна сошлись на переносице. Понятно. Боится, что у меня не получится. Это он зря. Да ради одной возможности покинуть надоевшую постель и добраться до ванной я готова, на что угодно.
– Я очень постараюсь, – ответила опекуну.
Золотая крышка захлопнулась с сухим щелчком, Давенпорт убрал часы в карман и негромко позвал:
– Олаф!
Двери медленно открылись, и в комнату, толкая впереди себя инвалидную коляску, вошел высокий рыжий парень.
– Вот, лорд Давенпорт, все, как вы заказывали. Удобное кресло, подножки регулируются по высоте, колеса совершенно бесшумные, магии хватает на полгода ежедневных передвижений, потом нужна будет подзарядка.