– Собирайтесь, детушки, в путь-дорогу. Ваша маменька пропала, – поторапливал папенька пятерых своих детей, один одного меньше.
В ночь глухую подымал он их из уютных кроваток. Младшие, Ванек с Машенькой, куксились, потирали до красна глазки, капризничали. Да и старшим, Степке, Владику и Аннушке, не больно-то хотелось просыпаться.
– Куда могла деться маменька? – удивлялись дети, – плантации кругом, ни озерца, ни лесочка. Темнота, хоть глаз выколи. Неужто папенька сам не может дозваться маменьку? Зажги фонарь – и всякая тварь тут же примчится на свет в такую ночь.
Но за рассуждениями все равно собирались в дорогу.
Папенька вывел их на крыльцо, зажег фонари. Дети взялись за ручки и пошли по дороге меж ровных рядов кукурузы прямо по направлению к городу.
Долго ли коротко, дружная компания разделилась по парам: младшие убежали вперед, средние, Владик и Аннушка, шли быстрым шагом, а старший Степан не спеша плелся с отцом позади, высоко над головой подымая фонарь и внимательно оглядывая окрест. По мере приближения к окраине их владений отец заметно нервничал.
– Эта маменька нравится мне меньше предыдущих, – признался Ванек Машеньке. Он что-то уже жевал: то ли из дома захватил кусок поди пойми чего, то ли с земли уж успел поднять какую-то гадость.
– Не глупи. Чем она хуже? Такая же, как и все маменьки, – пожала плечами Машенька. Она была старше на два года Вани, помнила трех маменек, включая свою родную, а потому, конечно, считала себя значительно более сведущей в этом вопросе, – что ты понимаешь, ты и свою-то маменьку с трудом помнишь, так что тебе сравнивать-то не с чем.
Тем временем Владик и Аннушка тоже разговаривали в полголоса:
– Вечером папенька, как всегда, пригласил нас пожелать ей спокойной ночи. Маменька была все так же тиха и неподвижна. Куда она могла уйти в ночь? Ей ведь с нами так хорошо, – рассуждал Влад.
– И то правда. Ни одна маменька еще не убегала от нас, – согласилась Аннушка.
Вдруг где-то далеко впереди Ванек с Машенькой в голос закричали:
– Маменька! Маменька!
Вся семья тут же пустилась бегом на их крики. Степан поднял фонарь, освещая направление, в котором раздался крик, и увидел, как волна пробежала по кукурузному полю и погасла совсем у высокой железной ограды. К ужасу своему они обнаружили, что достигли границы плантаций. Младшие визжали, прыгали и тыкали пальцем в поле. Отец ринулся в том направлении, куда указывали малыши, он повел носом, чуя столь знакомый запах, светил и светил вокруг, обошел всю границу, но не нашел жену. Нашел он только яму, что подрыла какая-то животина под прочный забор. Заскрежетав зубами, он повернул назад, уводя с собою детей.
В это самое время молодая женщина бежала, что есть мочи, через поле к городским огням. Вся жизнь пронеслась у нее перед глазами, пока она уносила ноги от своего муженька. С ужасом она вспоминала, как повстречала, словно бы случайно, богатого землевладельца и плантатора. Как благороден и добр он был. Вскружил ей голову дорогими подарками и скоро предложил руки свою и сердце. А она, глупая, согласилась, ослепленная девичьими мечтами и желаниями. Тайком от родителей и друзей выскочила замуж и сбежала с плантатором – только след простыл ее.
Долгой дорогой вез он ее в свои владения. Наконец, минув высокую ограду, он с гордостью обвел рукой свои владения, показывая их просторы молодой жене, обещая счастливую жизнь. Каким счастьем преисполнилась она, каким благоговением к своему супругу.
Только по прибытии в дом выяснилось, что у мужа пятеро детей, и живут они весьма затворной жизнью. Дети, правда, оказались на удивление милыми и спокойными, и даже то обстоятельство, что муженек частенько пропадал на работе, не омрачало первых дней супружества. Алена, так звали молодую жену, нашла огромный гардероб и горы украшений. Она не уставала восхищаться женщиной, которая нарожала ее мужу пятерых прекрасных детей. Однажды она даже вслух высказала свое восхищение в присутствии Владика и Аннушки. Дети переглянулись. Алена это заметила.
– Что такое, детки? Вас огорчают воспоминания о вашей матушке? – искренне сочувствуя, обратилась Алена к ним.
– Ничуть, – был ответ. Аннушка невозмутимо пожала плечами, – маменьки долго не задерживаются.
– Не поняла, – вопросительно уставилась Алена на детей, какие еще маменьки?
И Аннушка поведала ей историю о всех маменьках, что были здесь до нее. Точнее о маменьке Владика, маменьке Машеньки и маменьки Ванюши, так как свою она помнила с трудом. Все новые маменьки приезжали, рожали папеньке ребенка, выкармливали его. А потом маменька становилась излишне капризной, но папенька исправлял это. И маменьки вдруг переставали выходить из комнаты, становились тихи и спокойны. Дети видели их только с разрешения папеньки, когда он приглашал детей пожелать их новой маменьке доброго утра или спокойной ночи. Маменьки, как правило совсем не отвечали, в лучшем случае кивали едва-едва головой. А когда запах от маменек становился уж совсем нестерпим, папенька уезжал за новой – как детям без маменьки.