bannerbannerbanner
Вероника Спидвелл. Опасное предприятие

Деанна Рэйборн
Вероника Спидвелл. Опасное предприятие

Полная версия

Глава 3

Тишину, повисшую в комнате, казалось, можно было потрогать руками. Потом леди Корделия вновь закашлялась и вскочила с кресла. Леди Сандридж повелительным жестом велела ей сесть.

– Все хорошо, Корделия. Не нужно было и пытаться обмануть мисс Спидвелл. Меня предупреждали, что ее нельзя недооценивать. А сейчас, я уверена, вам нужен стакан воды, чтобы унять кашель, а нам с мисс Спидвелл пора поговорить с глазу на глаз.

В тот же миг леди Корделия присела в глубоком реверансе и удалилась, успев перед уходом бросить на меня внимательный взгляд. Я сидела, ничего не говоря, используя молчание против леди Сандридж так же ловко, как она использовала его против меня в самом начале нашей встречи.

– Вы знаете, кто я? – начала леди Сандридж.

– Я знаю, что вы дочь королевы Виктории. Но не могу с уверенностью сказать, которая: у вас очень сильное сходство с сестрами.

Надежда этой леди сохранить инкогнито в данной ситуации была мне совершенно непонятна и казалась крайне наивной. Это была наиболее часто появляющаяся на снимках семья во всей империи, и буквально дня не проходило без того, чтобы их фотографии не напечатала одна из газет. К тому же они все были похожи друг на друга, и тем легче было понять, что это кто-то из семейства.

Она неожиданно улыбнулась.

– Угадайте.

Я задумалась, рассматривая ее изящное лицо, красивый костюм, сильные руки, сложенные на коленях будто в молитве.

– Луиза.

– С первого раза. Как вы узнали?

Я пожала плечами.

– Старшая – кронпринцесса прусская, вряд ли она сейчас в Лондоне. Принцесса Алиса умерла уже лет десять назад. Принцесса Елена часто болеет, а вы кажетесь совершенно здоровой. Принцесса Беатриса ждет ребенка в следующем месяце, а вы стройны как ива. Ну и ваши руки, конечно.

– Мои руки? – Она пошевелила длинными узкими пальцами, так что кольца снова засверкали в свете от камина.

– Я слышала, что ваше высочество – скульптор. У вас прекрасные руки, но на них видны следы работы с инструментами.

Она откинулась в кресле, соединив пальцы под подбородком.

– Я впечатлена.

– На это нет никакой причины, – возразила я. – Для человека моей профессии это немногим сложнее, чем обычный салонный трюк. Скажите, знаете ли вы, почему лепидоптерологам так важно научиться выслеживать птиц? – спросила я ее.

От неожиданности она заморгала.

– Птиц?

– Птицы – враги лепидоптерологов. Они съедают гусениц до того, как те успевают превратиться в бабочек, а нам этот процесс совершенно необходим, чтобы добывать образцы. Но мы научились играть в их игры лучше них самих. Было замечено, что некоторые виды птиц умеют выслеживать гусениц по объеденным листьям. Девиз лепидоптеролога: «Следуй за птицей – найдешь гусеницу». Тонкости и детали – самое важное в этом преследовании.

– И вы всегда добиваетесь успеха в такой охоте? – в голосе принцессы послышался вызов.

– Только дурак станет заявлять, что он всегда добивается успеха. Но я в этом деле лучше большинства.

– От этого многое зависит, – медленно сказала она и подалась вперед. – Мне говорили, что у нас свами есть общий друг – сэр Хьюго Монтгомери. Думаю, вы помните, что знакомы с этим джентльменом?

Я кивнула. Сэр Хьюго, глава Особого отдела Скотланд-Ярда, сыграл довольно важную роль в нашем со Стокером прошлом приключении.

– Да, конечно.

– Он тоже вас помнит. Прекрасно, я бы сказала. Кажется, в последней с ним беседе вы дали понять, что готовы оказывать помощь королевской семье, если нам таковая понадобится.

– У меня остались немного другие воспоминания, – резковато ответила я.

Сэр Хьюго пытался, попросту говоря, купить меня. Он предложил мне существенную сумму в обмен на мое молчание по вопросу, который мог принести ощутимую боль королевской семье и стать причиной скандала, если бы я решила сделать его достоянием публики. То, что ему было недостаточно моего слова, просто вывело меня из себя, и, естественно, я решительно отвергла эти деньги. Но сэр Хьюго предупредил меня, что в таком случае королевской семье в будущем могут понадобиться определенные доказательства моей благонадежности; оказывается, время уже пришло.

Ее высочество взмахнула рукой, и бриллианты на ней засверкали.

– Не так важно, как именно это формулировать, но я изучила вас, мисс Спидвелл. Кажется, я прекрасно понимаю ваш характер. На самом деле я могу пойти дальше и сказать, что у нас с вами много общего.

– Правда? Говорят, наследственность очень важна.

Она вздрогнула. Ей не понравилось, что я упомянула хранимый мною секрет. Она поджала губы и все-таки улыбнулась. Принцесс учат быть сдержанными и вежливыми, и она хорошо усвоила эти уроки.

– Мисс Спидвелл, если вы знаете, что я принцесса Луиза, то вы также должны знать, что я замужем за Джоном Кэмпбеллом, маркизом Лорном, наследником герцога Аргайла.

– Зачем же вам псевдоним, леди Сандридж?

Она пожала плечами.

– Вы и сами убедились на примере своей работы, что анонимность может быть полезна. Я хотела познакомиться с вами так, чтобы мое положение не оказывало на вас давления, по крайней мере, вначале.

Я посмотрела ей прямо в глаза.

– Положение принцессы или моей тетки?

Я не видела смысла в том, чтобы ходить вокруг да около. Я сдержала слово, данное сэру Хьюго: никому не открывать запутанную историю моего рождения. Но принцесса, очевидно, знала, кто я такая: непризнанная дочь ее старшего брата, принца Уэльского. Одно это уже могло стать оскорблением для королевской семьи; а тот факт, что в определенных кругах я вполне могла быть признана законнорожденной, и вовсе делал меня опасной. Насколько опасной, мне еще предстояло увидеть. С тех пор как мне открылись обстоятельства моего рождения, мы сохраняли позиции вооруженного нейтралитета, ни одна сторона не предпринимала действий против другой, но и не совершала шагов навстречу. Тот факт, что один из представителей семейства сделал первую попытку, давал мне преимущество, и я решила им воспользоваться.

Губы Луизы снова сжались.

– Ситуация крайне сложная, и я не имею к ней никакого отношения. Надеюсь, вы будете помнить об этом.

Принцесса сильно сжала руки и замолчала, и я вдруг поняла, в чем дело.

– Вам нужна моя помощь.

Она медленно кивнула и стала теребить украшение у себя на руке: золотой браслет с сердцем из черной эмали, на блестящей поверхности – жирные золотые буквы, увенчанные короной. Она заметила, куда я смотрю, и протянула руку. Я рассмотрела, что у черного сердца белая кайма, а на поверхности выгравированы две буквы «Л».

– Подарок от ее величества по случаю кончины моего брата Леопольда, умершего три года назад. Он был милым мальчиком, моложе меня на пять лет. К несчастью, с самого детства был очень болезненным. Сложно представить себе все его мучения – бедное хрупкое тельце! Но он переносил все это с такой добротой. Казалось, никогда не сможет вести жизнь обычного мужчины, но он нашел свое истинное счастье. Знаете, женился на германской принцессе, и у них были дети. Отцовство стало главной радостью его жизни. Он так надеялся, что сможет победить болезнь. Но судьба бывает жестока. Ужасно было потерять его таким молодым – ему было всего тридцать. Он был ненамного старше, чем вы сейчас, мисс Спидвелл.

О, это было прекрасно придумано. Даже не признавая обстоятельств моего рождения, она причислила меня к семье, взывая к жалости по отношению к дяде, с которым я даже не была знакома. По этой причине я и восхитилась ею, и возмутилась. И вдруг поняла, что совершенно не хочу играть в ее игры.

– Чего вы от меня хотите, ваше высочество?

Будто почувствовав мое настроение, она подалась вперед и вновь сжала руки.

– Я в отчаянии, мисс Спидвелл. И мне больше не к кому обратиться.

– В чем ваша беда?

Она развела руками.

– Не знаю даже, с чего начать.

Я ничего не сказала. Я могла бы подбодрить ее, попытаться вытянуть из нее рассказ, по крайней мере, вначале, но я странным образом ощущала некое возмущение, а потому держала язык за зубами, предоставив ей самой поведать мне свою историю.

– Одна из моих ближайших подруг мертва, – наконец выговорила она.

– Мои соболезнования, – начала я.

Она нетерпеливо махнула рукой.

– Я уже смирилась с ее смертью. И пришла сюда не ради нее.

Она замолчала, устремив на меня решительный взгляд.

– Вы знакомы с делом Рамсфорта?

Я совершенно не ожидала этого вопроса. Дело Рамсфорта волновало газеты вот уже несколько месяцев. Оно было простым, но скандальные обстоятельства гарантировали ему бурное обсуждение в прессе.

– Я знаю о нем очень мало.

– Тогда позвольте мне вам его вкратце изложить. Майлз Рамсфорт был обвинен в убийстве своей любовницы, художницы по имени Артемизия.

– Вашей подруги? – предположила я.

Ее губы задрожали, но она быстро справилась с эмоциями.

– Да. Она была блестящей художницей, и мистер Рамсфорт пригласил ее, чтобы создать настенную роспись в его имении Литтлдаун в Суррее. Они были знакомы и до начала этой работы, но, пока она жила в его доме, стали любовниками, и вскоре Артемизия забеременела. Она была уже на четвертом-пятом месяце, когда завершила роспись.

Она ненадолго замолчала, будто набираясь сил, чтобы закончить рассказ.

– Мистер Рамсфорт устроил торжественный прием по случаю окончания работы у себя в Литтлдауне и пригласил туда многих людей из мира искусства, в том числе и меня. Во время праздника Артемизия была убита. Мистер Рамсфорт первым нашел ее, но, к несчастью для него, его обнаружили в собственной спальне с мертвым телом на руках, его одежда вся пропиталась ее кровью. Она была мертва совсем недолго, может быть, полчаса. Он не смог обеспечить себе алиби, и этот факт в сочетании с беременностью Артемизии дал полиции основания полагать, что именно он лишил ее жизни.

– Но по какой причине? – спросила я, уже непроизвольно заинтересовавшись этой историей.

 

– Мистер Рамсфорт женат, – холодно ответила она. – Полиция считает, что он решил избавиться от нее и ребенка до того, как жена обо всем узнает. У защиты были буквально связаны руки, ведь он не готов был признаться, где находился в момент убийства, его сочли виновным и приговорили к смерти. Он будет повешен на следующей неделе.

Я поджала губы.

– Это, несомненно, очень захватывающая история, ваше высочество, но я никак не могу понять, какая роль в ней отведена мне.

– Майлз Рамсфорт не убивал Артемизию! – вскричала она; ее железное самообладание разом покинуло ее. Она сжала кулаки так, что все драгоценные камни вонзились ей в руки.

– Откуда вы знаете?

– Не могу сказать, – ответила она, упрямо наклонив голову. – Я разрушу несколько судеб, если не промолчу.

– Это важнее самой человеческой жизни? – спросила я.

– Я не стану слушать дерзких вопросов, мисс Спидвелл, – сказала она. – Никто лучше меня не знает, что нужно делать.

– И что же нужно делать?

– Вы должны найти убийцу.

Я уставилась на нее, на секунду задумавшись, кто из нас сошел с ума.

– Вы шутите?

– Нет, не шучу. Жизнь человека, невинного человека, находится в ваших руках.

– Ничего подобного, – решительно возразила я. – Если у него есть алиби, пусть он его предоставит. Если он действительно невиновен, то, какие бы ужасы ни открыла правда, ничто не может быть хуже смерти.

– Вы бы так не говорили, если бы знали, – сказала она, и внезапно ее глаза наполнились слезами. Я могла бы встать и откланяться, уйти из этой комнаты и из ее жизни так же быстро, как и пришла сюда, забыть то, о чем она меня попросила, и никогда больше о ней не думать. Если бы не эти слезы. Ее выдержка, ее королевская кровь, ее положение – ничто из этого ей сейчас не помогло, и теперь она была просто страдающей женщиной. Она стояла на краю какой-то невообразимой пропасти, и это я могла понять. Я тоже видела пропасть.

– Тогда расскажите мне, – надавила я.

– Не могу, – сказала она, покачав головой. – Мисс Спидвелл, я знаю, что зашла совершенно не с той стороны. Новы должны понять: я хочу справедливости для них обоих. Артемизия была моей подругой, и Майлз – мой друг. Она не была для него обузой, он любил ее! Но он скорее сойдет в могилу, чем расскажет правду и погубит еще несколько жизней, и это достойно уважения. Неужели вы не видите все благородство его поступка?

– Я вижу всю глупость этого поступка, – ответила я, но без прежней враждебности. Должно быть, она это почувствовала, потому что вдруг подалась вперед и накрыла мои руки своими. Ее руки, руки скульптора, были сильными и теплыми, и, посмотрев на них, я поняла, что впервые за мою сознательную жизнь до меня дотронулась моя кровная родственница. Я также поняла: она прекрасно осознает, что делает, и собирается сыграть на моем одиночестве, моей инаковости. Они никогда не признают меня одной из них, но она решила поманить меня этой возможностью, как будто карпа наживкой. Для меня это могло быть как соблазнительно, так и опасно.

– Мисс Спидвелл, Вероника, – мягко сказала она, – пожалуйста, сделайте это для меня. Я не имею никакого права вам приказывать, поэтому я вас прошу. Сэр Хьюго не станет меня слушать. Он знает, что расследование провели плохо. Но для столичной полиции будет оскорблением признать, что они ошиблись. Его вполне удовлетворяет то, что Майлза за это повесят, но если это действительно произойдет, случится ужасная несправедливость, которой вы в состоянии не допустить. Сможете ли вы спать спокойно, если даже не попытаетесь все исправить?

Я колебалась, а она, обладая безошибочным охотничьим чутьем, нанесла последний удар.

– Я не буду обижать вас разговором о деньгах. Сэр Хьюго рассказал мне, как вы горды, и я это понимаю. Но я все же могу кое-что предложить вам за ваши услуги.

– Что? – спросила я.

Она сильнее сжала мои руки.

– Вашего отца.

Я резко выдернула руки.

– Мне ничего не нужно от принца Уэльского.

– Я знаю, – сказала она мягко, но коварно, пытаясь убедить меня. – Но неужели вам даже не интересно? Вам не хотелось бы встретиться с ним лицом к лицу? Я могу это устроить. Он согласится на это ради меня. Подумайте: это шанс посидеть с ним рядом и спокойно поговорить – с отцом, которого у вас никогда не было. И это в обмен на то, что вы зададите разным людям несколько вопросов. Мне кажется, это честная сделка.

Я посмотрела на нее долгим испытующим взглядом. Я сделаю то, о чем она просит, – мы обе это знали. Она думала, что убедила меня разговорами о семье и моем отце, но я решила ей помочь не из-за этого. Ненависть, оказывается, может быть не менее сильным стимулом, чем более благородные чувства.

А потому я ей улыбнулась, скрыв в этой улыбке сотню разных смыслов, и откинулась в кресле.

– Ну хорошо, расскажите мне все подробнее.

Принцесса Луиза немного помолчала, и я ощутила ее облегчение. Теперь, когда я согласилась играть по ее правилам, она отбросила почти все притворство и заговорила искренне.

– Я всегда старалась исполнять свой долг по отношению к семье и стране, – медленно начала она. – Но как вы и сами заметили, я художник. И как художник я всегда настаивала на том, чтобы иметь право заводить друзей среди себе подобных. Клетка, в которой я жила всю жизнь, может быть, и позолоченная, но все же клетка, – продолжала она, скривив губы в тонкой невеселой улыбке. – И я не раз билась до крови о ее прутья. Со временем я добилась некоторых послаблений, среди них – моя работа и друзья. Артемизия была одной из самых близких подруг.

– Любопытное имя.

По ее лицу было видно, что она погрузилась в воспоминания.

– Это псевдоним. На самом деле ее звали Мод Эресби. Ей казалось, что оно слишком приземленное для художника, и она выбрала себе другое. Вы знакомы с творчеством Артемизии Джентилески?

– Нет.

Она пожала плечами.

– Мало кто знаком, и это очень печально. Она была художницей итальянской школы барокко, последовательницей Микеланджело. В своих работах она часто изображала женщин: Юдифь, Вирсавию, Далилу. От ее картин веет силой и решительностью. Моя Артемизия стремилась к тому же, потому и взяла ее имя.

– Как вы с ней познакомились?

– Полагаю, вам знакомо имя сэра Фредерика Хэвлока?

Едва ли во всей Англии был человек, не знавший этого имени. Самый утонченный художник нашего времени, прославленный изысканными композициями и свободным, неожиданным обращением с цветом. Он основал новую художественную школу, решительно английскую и абсолютно современную, с влияниями эстетизма и неоклассицизма. Он также был известен дурным характером и затворничеством, предпочитая обществу компанию преданных учеников, которые жили с ним в Холланд-парке, в особняке, построенном по его собственному проекту. Редко появляясь на публике, он совершенствовал свое мастерство и превратился из enfant-terrible, который когда-то пытался превзойти Данте Габриэля Россетти, в эксцентричного легендарного персонажа, стремящегося создать собственную утопию.

– Он почти так же знаменит, как ваша мать, – невежливо ответила я.

Принцесса Луиза не обратила внимания на мое замечание и продолжала.

– Артемизия была протеже сэра Фредерика. Она жила в Хэвлок-хаусе и встретилась с Майлзом Рамсфортом на одном из приемов, организованном сэром Фредериком. Эти джентльмены приходятся друг другу свояками, и Майлз всегда обращался к сэру Фредерику, когда хотел познакомиться с людьми искусства и, возможно, предложить им покровительство.

– Как именно связаны между собой джентльмены?

– Сэр Фредерик был женат на Августе Тройон, которая умерла несколько лет назад. А Майлз женат на ее младшей сестре, Оттилии. Они до сих пор довольно близки с сэром Фредериком, даже после смерти Августы Хэвлок.

– И полиция считает, что именно из-за брака с Оттилией Майлз решился убить Артемизию?

Она нетерпеливо махнула рукой.

– И они ужасно ошибаются! У Оттилии и Майлза очень благоразумный союз. Он основан на дружбе и в некоторой степени на партнерстве. Они поженились, потому что у Майлза был дом, разрушавшийся прямо на глазах, и родословная длиной в восемь веков. Оттилия принесла в этот союз состояние своего дяди, нажитое на производстве печенья. Они использовали ее деньги, чтобы перестроить Литтлдаун, путешествовать по свету и коллекционировать предметы искусства и всевозможные древности. Они прекрасно жили вместе, и Оттилия Рамсфорт – очень разумный человек, она не обращала внимания на периодические авантюры в личной жизни ее мужа.

– Периодические авантюры? – Я приподняла бровь в удивлении. – Значит, были и другие?

Ее губ коснулась легкая улыбка.

– Вы видели фотографии Майлза? Нет? Ну, в любом случае в газетных снимках это сложно передать. Он очень обаятельный мужчина, хотя и не красивый в классическом понимании. Для этого у него недостаточно правильные черты лица. Не хотела бы я изображать его в камне, – добавила она, нахмурившись. – В его лице есть что-то неуловимое, оно постоянно меняется. Но он прекрасный друг. Понимаете, он умеет слушать. Мужчинам это почти не свойственно.

Она отвела глаза и унеслась куда-то в мыслях – ее взгляд стал рассеянным. Мне было интересно, думает ли она сейчас о своем муже. Судя по всему, маркиз Лорн был не самым внимательным из мужчин.

– И Оттилия Рамсфорт не возражала, – напомнила я.

Принцесса Луиза вернулась к реальности и вновь сосредоточилась на нашей беседе.

– Нет, конечно, нет. Она занималась тем, чем мы все занимаемся: обставляла дом, покупала новые шляпки или отправлялась в Баден. Она достаточно умна, чтобы не относиться к этому серьезно, но ведь властям этого не объяснишь. Следователи из столичной полиции страдают отсутствием воображения. Они заключили, что такой человек, как Майлз Рамсфорт, должен был хотеть скрыть от своей жены Артемизию и ее беременность, и им вся история кажется простой и понятной. Они даже не удосужились рассмотреть другие варианты. И вердикт был точно таким, какого они ожидали.

Она замолчала, а когда вновь заговорила, в ее голосе явственно слышалась горечь.

– Я говорила с сэром Хьюго, по крайней мере, попыталась. Он считает, что все художники – моты и развратники. Конечно, он не мог этого сказать, не мне, по крайней мере, но его отношение было очевидно. Он не собирался тратить ресурсы на поиски человека, убившего ничем не примечательную девушку, ведь его заботам вверена вся империя, а для повешения уже имеется прекрасный подозреваемый.

Я подумала, что это можно назвать правдой лишь с большой натяжкой. Сэр Хьюго был лишь главой Особого отдела в Скотланд-Ярде, который занимался делами, связанными с королевской семьей. Но не нужно было обладать слишком живым воображением, чтобы поверить, что сам он видел свою роль гораздо более важной.

– Это он предложил вам прийти ко мне со своей проблемой?

Она медленно покачала головой.

– Сперва нет. Он пытался разубедить меня. Но я знала о ваших попытках… этим летом… выяснить правду относительно вашего происхождения. А также что сэр Хьюго считает, будто вы нам очень признательны.

– Признательна?! – возмутилась я.

– Обязаны, – сказала она более мягким голосом. – Он сказал мне, что, даже если я не собираюсь бросать это дело, я не могу позволить себе нанять частного сыщика. Это чрезвычайно опасно. Но он согласился с тем, что вы поймете необходимость быть крайне осмотрительной, может быть, лучше многих.

– У сэра Хьюго гораздо более утонченное чувство юмора, чем я могла предположить, – ответила я.

Я долго обдумывала все то, что она мне рассказала, и в комнате воцарилось молчание, нарушаемое только потрескиванием дров в камине и тиканьем часов на каминной полке. Я думала о матери, красивой актрисе, тайно вышедшей замуж и родившей ребенка – плод сильной любви, и о том, как после этого ее любимый женился на другой – женщине своего класса, которая наполнила ему детскую высокородными младенцами, в то время как его старшая дочь росла без родителей. Я подумала о том, какое отчаяние, должно быть, овладело моей матерью, когда она поняла, что осталась со мной совершенно одна, и какое ужасное горе должно было довести ее до такого печального конца.

– Хорошо, – сказала я наконец, поднимаясь. – Я свяжусь с вами, как только выясню все, что в моих силах.

На ее лице отразились непонимание и удивление.

– Но мы ведь еще не обсудили условия! – возразила она.

– Условия? Вот мои условия: я буду работать со своим напарником, Стокером. Вы можете найти его в справочнике Дебретта[2]под именем «Достопочтенный Ревелсток Темплтон-Вейн, третий сын шестого виконта Темплтон-Вейна». Больше никого мы не будем посвящать в свои дела. И сделаем все, что в наших силах, чтобы решить эту загадку.

 

– Мне это не нравится, – сказала она, – но, боюсь, у меня не очень много выбора в этом вопросе.

– Совершенно никакого, – согласилась я.

Она гордо подняла голову и холодно посмотрела на меня сверху вниз. Я встретилась с ней взглядом, и мне было приятно, что она первой отвела глаза. Когда она заговорила, ее голос был немного теплее.

– Не считайте меня неблагодарной. Я понимаю, что прошу вас о чем-то совершенно необычном и, вероятно, опасном для вас.

Я пожала плечами.

– Мне не привыкать ни к тому, ни к другому. На самом деле некоторые считают, что меня особенно привлекает все необычное и опасное.

Принцесса внимательно посмотрела на меня.

– Я не могу вас понять, мисс Спидвелл.

– Даже и не пытайтесь, ваше высочество, – посоветовала я.

2Ежегодный справочник дворянства, который издается с 1802 г. Назван по фамилии первого издателя.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23 
Рейтинг@Mail.ru