Дарья Заровная
Обратная сторона города N. Дикая охота

– Настя знает, что я поздно вернусь, – обратилась Нина к Сергею. – Я бы ведь спокойно не уснула, не узнав, что у вас всё в порядке. Кстати, а где Санечка?

– Саня… – помедлил Антон. – Хернёй страдает наш Саня. Затеял уборку на балконе.

По квартире пронеслось глухое «Привет, Нина!», а после вышел зелёный Саша, который до конца не понимал, что здесь происходит. Его ещё немного трясло, и он не переставая оборачивался, прислушиваясь к посторонним звукам.

– Эх, мальчики, знаю я вашу уборку на балконе. Прекращайте курить.

– Честное пионерское, больше не будем!

Антон театрально приложил руку к сердцу, не переставая улыбаться. Нина снисходительно на него посмотрела и покачала головой, а потом принялась хозяйничать на кухне. Сергей кивнул ребятам в сторону выхода, и Антон тут же смекнул, что сейчас друг будет извиняться. Но не успел он произнести и слова, как из-за закрытой двери спальни Сергея раздался глухой женский стон. Все замерли. Утопленница проснулась. Антон и Саша кинулись к ней, понимая: скандала не избежать.

«С хорошими людьми тоже случается дерьмо», – убеждал себя Антон, смотря на побитую незнакомку, но не верил в это по отношению к ней. Что-то в его душе отторгало эту теорию. Возможно, её внешний вид или те картины, что стояли у него перед глазами с минувшей ночи. Нет. Его в принципе раздражало её появление в квартире. Она всё разрушила. Она заслужила то, что с ней случилось, раз отравляет всё своим появлением. Не было бы этого стонущего тела в квартире – ребята бы не сорвались, а Сергею бы не пришлось ссориться с любовью всей его жизни. Все старания напрасны.

– Слышишь, – обратился он к девушке, – это всё из-за тебя. Умеешь жизнь добрым людям портить.

– Эй, – дёрнул его Саша. – Нельзя так говорить. Она ведь не виновата.

– Заткнись! – крикнул Антон. – И без тебя тошно!

И Саша замолчал. Он отошёл к окну и дрожащими пальцами принялся выводить на стекле каракули. Антон понимал, насколько раним его друг, поэтому старался не повышать на него голос, но в эту минуту ничего не мог с собой поделать. Родной человек страдал, из-за того что в их доме появилась очередная проблема.

Нина молча смотрела на пол, переваривая услышанное. В ее голове пазл потихоньку складывался.

«Он пришёл в аптеку за презервативами, – заключила она. – Увидев меня, замешкался. А потом я, как дура, припёрлась. Дура!»

– Я-я, наверное… пойду, – еле слышно произнесла девушка.

– Нина.

Она не поднимая головы, на негнущихся ногах пошла в сторону коридора. Ей нечего было сказать, а ему не следовало оправдываться. Они друг другу никто. Они взрослые люди, имеющие право на личную жизнь, а она сейчас ворвалась в его личные границы и всё разрушила.

– Нина. – Сергей шёл за ней. – Да остановись ты.

Сергей никогда её не касался после того случая на мосту. Единожды обнял, когда она плакала, но это было необходимо, чтобы унять истерику. Нина старалась не думать о том, что у парня, в которого она безответно влюбилась, могут быть девушки. Она всегда воспринимала его как своего человека, но сегодня ей открылась страшная тайна. Проткнула её насквозь. И от этих мыслей было больно.

«Не плакать, – уговаривала себя Нина, но слёзы уже подкатывали к глазам. – Не плакать. Не здесь».

Не оборачиваясь, она произнесла:

– Тебя там ждут. Я пойду.

– Да твою мать!

Сергей вспылил: схватил её за запястье, разворачивая к себе и прижимая спиной к стене. Нина пыталась его оттолкнуть, не поднимая головы, но он не отходил. Становился всё ближе, практически прижимаясь к ней. Нина била его кулаками в грудь, а на его лице расползалась до боли знакомая нахальная улыбка. Вскоре ему надоело, он перехватил её руки, поднимая над головой, заставляя посмотреть в глаза. Нина растерялась.

– Давай ты для начала меня выслушаешь, а потом будешь придумывать себе разного рода пошлости.

– Что? – удивленно протянула она. – Да ты… да как… да пошёл ты!

– Куда?

– В жопу! – она подняла на него свои круглые глаза, застеленные пеленой слёз с плещущейся яростью. – К своей этой… стонущей иди! Отпусти!

Сергей засмеялся, но смех это был каким-то нервным, на грани безумства. Он положил голову на её макушку, и Нина застыла. Она не понимала, что происходит. Как он может себя так вести? Почему он с ней? Почему мальчики ушли к той девушке?

«Неужели они её…», – Нина помотала головой, отгоняя прочь подобные мысли.

– Слушай, – Сергей ослабил хватку и свободной рукой вытер скатывающуюся по её щеке слезу. – Я не хотел тебе говорить, пока не выясню причину данных обстоятельств. Но ты здесь, надумала невесть чего, поэтому скрывать уже поздно. Давай мы успокоимся, и я всё тебе расскажу.

Она шумно втянула воздух. Он был непозволительно близко. От него исходил такой жар, что Нина задыхалась, а его слегка обветренные губы, такие желанные, застыли в еле заметной улыбке. Она не слышала, что он говорил, но хотела, чтобы этот момент не прекращался, поэтому кивнула. И только когда он потянул ее за руку в сторону гостиной, до неё дошёл смысл сказанных слов.

На диван уселись втроём: Саша и Антон по бокам, чтобы в случае чего остановить подругу, Нина в середине, а по комнате кругами ходил Сергей. Он не знал, с чего начать. Нина злобно смотрела в сторону Антона, на лжеца, которому наивно верила. Даже виноватой себя чувствовала, что зря пришла. А ещё эти стоны – они не давали покоя. Всё это было похоже на какой-то сюр.

– Долго молчать будете?

Сергей открыл рот, намереваясь что-то сказать, но тут же его закрыл, покачал головой. Ребята лишь вздыхали.

– Я ухожу.

Антон схватил её за руку, потянув обратно на диван. Посмотрел на Сергея, тот всё так же не знал, с чего начать. Поэтому Антон решил взять инициативу на себя и сказать то, за что непременно получит.

– Новости читала?

Нина вопросительно посмотрела на него и усмехнулась. Ей порядком надоел этот цирк. Она не понимала, при чём здесь новости. Как странное поведение Сергея, стонущая до сих пор девушка и новости вообще могут быть связаны?

– СМИ пишут про одно дело, – вмешался Саша. – Вчера с моста спрыгнула девушка. Её тело не нашли, и там… ну про мафию, маньяка… в общем, всё запутанно.

Он сдался, пряча ещё пьяную голову за руками. Антон ударил себя по лбу, а Нина потерялась окончательно. Сергей, девушка, мафия, новости – никто толком ничего не мог объяснить.

– Вчера я поехал на работу, – начал Сергей, но был тут же перебит.

– Так, стоп! Я, конечно, всё понимаю, но сейчас не понимаю ничего. Вы можете рассказать, при чём тут Сергей, стонущая девушка, утонувшая девушка, новости, мафия и маньяк? Во что вы в этот раз ввязались? В проституцию? – Нина засмеялась, и ребята непонимающе посмотрели на неё. – Или подождите, – она попыталась привести дыхание в норму. – А комиссар у вас есть?

– Что? – протянул Антон. – Ты о чём?

– А вы о чём? Проститутка в комнате. Мафия кто – вы? Ещё и маньяк есть. Значит, должен быть комиссар, а утонувшая, наверное, мирный житель.

В гостиной повисла тишина. Теперь и ребята потеряли нить повествования. Первый в себя пришёл Антон.

– Слушай, мы тебе тут не сказки рассказываем! – крикнул он. – А реальные вещи!

– М-м-м… правда? Кажется, не я эту игру в правду или ложь затеяла. Говорите как есть – или я пойду. Меня сестра дома ждёт.

Сергей сел напротив, понимая, что этот бессмысленный разговор действительно затянулся. И снова начал с того, на чём его перебили. Рассказал, как поехал на работу, не вдаваясь в детали, а потом без утайки поведал о девушке, которая решила сама – что ещё не точно – скинуться с моста. О ней и писали СМИ. Она сейчас стонала в комнате Сергея. Рассказал про бессонную ночь и то, как они обрабатывали раны. Про температуру, которую он не мог сбить в течение дня, потому что не знал как. И про то, почему не хотел вмешивать Нину в это дело.

С каждой секундой выражение её лица менялось. Она корила себя. Вместо того, чтобы действительно спокойно выслушать парней – устроила представление. Но и они были хороши – ничего толком не сказали. Только врали. Постоянно. Нине не понравился рассказ, но дело было именно в том, что они не позвали её сразу. Не важно, какие будут последствия, главное – спасти девушку.

– Вы идиоты! – подытожила она, когда Сергей закончил. – Ты должен был прийти ко мне без обдумывания, а не пытаться в одиночку всё решить. А если бы она умерла? Вы вообще думаете иногда головой?

– Мы не хотели доставлять тебе неудобства, – робко произнёс Саша.

– Да ладно! Об этом надо было думать, когда мы тебя в аптеке зашивали. А ему, – кивнула она в сторону Антона, – обрабатывали пробитую голову. Тогда никто из вас не думал о моём спокойствии. А сейчас, ишь, задумались.

– Прости, – протянул Саша.

– Я пойду к ней.

– Нет! Отказано! – Антон подскочил с дивана, закрывая проход к спальне. – Ты такого ещё не видела. Это ужасно! Не ходи!

– Я с вами чего только не видела. Не начинай истерику.

Сергей подошёл к Антону, чтобы увести его от прохода и освободить путь для Нины. Лицо Антона исказилось от неприязни, настолько парня раздражал Сергей. Вместо того чтобы решать проблемы в узком кругу, он всё больше и больше людей втягивал в эту историю. И всё же он отошёл, нервно дёрнув плечами и скинув руку друга. Нина обернулась в последний раз, посмотрела на ребят, шумно втянула воздух и скрылась за дверью комнаты.

Антон не преувеличивал, когда сказал, что незнакомка находится в плачевном состоянии. Её стало жаль. Взглянув лишь на лицо, Нина ужаснулась от увечий и поняла, что под одеялом её, возможно, ждёт зрелище ещё хуже. Скинув одеяло, она замерла – абсолютно голое тело. В голову стали лезть неприличные мысли: парни трогали её; Сергей прикасался к ней. Откинув их, Нина принялась за дело. Она давно смирилась с тем, что мальчики не могут жить без приключений.

Раны были неумело перевязаны, из-за чего бинты сползали от каждого движения потерпевшей. У Нины складывалось впечатление, что парни пытались сделать из девушки мумию, только так она могла объяснить даром потраченный медицинский материал. Она посмотрела на стол – Сергей не успел поменять повязки, – спокойно выдохнула и, взяв ножницы, стала аккуратно разрезать бинты.

Некоторые порезы были глубокими, но из-за упущенного времени зашивать их не было смысла. Видимых следов нагноения не было, и всё же Нина, открыв заметки в телефоне, стала писать список лекарств, которые были необходимы для выздоровления. Никто не застрахован от столбняка и заражения после купания в холодной и грязной воде. Кости были целы. Ушибы приобрели красно-фиолетовый оттенок. Нина записала: обезболивающее. Спуская взгляд ниже, она нервно сглотнула, невольно вспоминая практику в морге, когда ещё училась в колледже.

Тогда привезли изувеченное тело девушки, практически ничем не отличающееся от незнакомки, разве что у неё была свёрнутая шея, а на ногах и руках – собачьи укусы. Это был первый раз, когда она до смерти испугалась. В принципе студентов не должны были пускать на осмотр и вскрытие, но патологоанатом был человеком с плохим чувством юмора и решил посмотреть на реакцию детишек. Она уже не помнила, как старик уговорил руководство пустить их на вскрытие.

При осмотре тела он подмечал некоторые особенности, в том числе и явные признаки изнасилования: наличие ссадин, разрывов и гематом, а также видимые следы семени на коже жертвы. Патологоанатом говорил о том, что если жертва насилия оказывает сопротивление, то под ногтями может остаться биологический материал преступника – содранная кожа, частички волосяного покрова. Многие студенты сбежали до вскрытия, но Нина осталась. Кто же знал, что в будущем она столкнётся с чем-то подобным? Сегодня, как и в тот день, она увидела эти явные следы и тут же принялась записывать необходимый перечень лекарств, который понадобится в будущем.

Нина закончила осмотр и перевязку. Она забыла про время, парней и ждавшую её дома сестру. Уходить не хотелось. В отличие от трупа в морге, девушку было жаль, и она надеялась, что та в скором времени очнётся. Ей нужно было срочно сбить температуру, а при наличии таблеток и порошков сделать это с бессознательной пострадавшей было невозможно.

Сквозь дремоту Нина услышала очередной стон. Она открыла глаза и прислушалась.

– Воды, – тихо протянула девушка.

Нина схватила из пакета порошок и побежала в сторону кухни. Парни удивлённо смотрели на взвинченную подругу, выполнявшую спринтерский забег по их квартире. Она развела порошок в тёплой воде, вернулась в комнату и, приподняв практически невесомое тело девушки, напоила её. Почувствовав странный вкус, незнакомка начала дёргаться и отворачиваться, не желая принимать тёплую жидкость внутрь.

– Пей, – властным голосом сказала Нина. – Ради твоего блага стараюсь.

Услышав женский голос, незнакомка перестала сопротивляться. Она жадно глотала, часть проливая на себя. Нина аккуратно уложила её обратно, укутала тёплым одеялом. Девушка продолжала хрипеть.

– Боль… больно.

– Тебе придётся потерпеть ещё одну ночь. Завтра я принесу лекарства, и мы быстро поставим тебя на ноги.

– Кто ты?

– Я… – Нина замялась, не зная, что ответить. – Я, можно сказать, твой личный врач.

– Нет, – произнесла она, судорожно глотая воздух. – Пожалуйста… не надо. Я больше не хочу…

Нина глупо захлопала глазами. Она не понимала, о чём говорит девушка, а та не могла толком ничего объяснить. Оставалось лишь гадать, что именно с ней делали.

– Помоги… прошу…

– Этим я и занимаюсь. Пытаюсь тебе помочь.

– Не так, – девушка затихла, будто подбирая слова. – Убей меня.

Нина отшатнулась. Она хотела позвать на помощь парней, но тут же отсекла эту идею. Ей казалось, что парни в данной ситуации будут лишними: мало ли какие эмоции они вызовут у девушки? Поэтому, собрав волю в кулак, она подошла ближе и присела рядом, слегка поглаживая девушку по запутанным волосам.

– Всё будет хорошо, – тихим, ласковым голосом заговорила Нина. – Тебе нужно поспать. Тебя больше никто не тронет. Я тебе обещаю.

И девушка успокаивалась. Пропала дрожь, через несколько минут она снова уснула. Нина со спокойной душой смогла выйти из комнаты. В гостиной на неё накинулся Антон, обеспокоенно рассматривая её лицо. Отовсюду сыпались вопросы, но сил на них отвечать у Нины не было. Ей самой нужны были успокоительные и глубокий сон часов так на двенадцать.

– Я приду завтра, – отметая все вопросы в сторону, сказала Нина. – Состояние не лучшее, потребуются антибиотики, возможно – транквилизаторы. Она психически нестабильна, вам лучше не появляться в её поле зрения, пусть она пока и не может открыть глаза.

– Она выкарабкается? – растерянно спросил Саша.

– Если сделать всё правильно, то да. По-хорошему её надо поить лекарствами, как она проснётся, но ещё раз повторю: вам туда нельзя заходить.

– Почему? – раздражённо спросил Антон. – Принцессе на горошине не нравится наше общество?

Сергей, пытавшийся держаться весь день, ударил Антона по шее. В гостиной все прекрасно понимали, почему незнакомке лучше не встречаться с мужчинами, и свидетелем её истерики был Сергей. Но друг будто витал в облаках, будто не принимал реальность, чем раздражал присутствующих.

– Да чё я не так сказал? – возмущённо спросил Антон.

– Понимаешь, Тош, – мягко начала Нина, пытаясь разбавить накалившуюся обстановку, – у неё на теле явные признаки насилия. Её мольбы о смерти говорят о том, что она пережила страшные вещи. И если вы не хотите, чтобы на крик прибежали соседи, то постарайтесь лишний раз не показываться в комнате.

– Так давайте исполним последнюю волю умирающего, – начал Антон, но, поймав на себе грозный взгляд Сергея, тут же затих. – Да понял я, просто пошутил. Я, в принципе, и не хотел туда заходить, так что проблем не будет.

– Твои шутки неуместны, – сквозь зубы прорычал Сергей, а потом его голос стал мягче, и он обратился к Нине: – Я тебя отвезу домой. Поздно уже.

Сидя в машине около дома, Нина думала, что сказать Сергею. На языке вертелись слова «больница» и «полиция», но она прекрасно осознавала, какая реакция последует.

– Почему не позвонил Виктору Павловичу? – спросила Нина, искоса смотря на парня. – Ты же понимаешь, что я не волшебница? Я даже не доктор.

– Ты в принципе не должна была в это вмешиваться. Для начала стоит выяснить, кто сотворил подобное, а потом вызывать всех подряд.

– Я когда её увидела, – Нина пыталась подобрать слова. – На практике в колледже мы присутствовали на вскрытии трупа, и там была жертва изнасилования…

– Ты сейчас о чём? – перебил её Сергей. – Мне хватает одной жертвы в квартире. Не хочу слышать о других.

Он снова потерял контроль и слишком поздно понял это. Увидел, как Нина вжалась в сиденье, и подсознательно отругал себя за необдуманный поступок.

– Слушай, я не хотел. Прости…

– Дело не в жертве, – уверенно продолжила Нина, не обращая внимания на его извинения. – Того, кто это сделал, так и не нашли. Я к тому, что, может, это действительно маньяк. Вдруг журналисты правы? Если она очнётся и подтвердит нашу догадку, то полиция не станет обвинять вас. Если только она…

– Это, конечно, прекрасно. Классная теория, но полиция нам не поможет. Да и это всего лишь твои доводы. Дождёмся официального объявления о деле, а там уже будем решать.

– Как знаешь. Тогда до завтра.

Глава 5. Детство, отрочество юность

«Чувство это было похоже на воспоминание; но воспоминание чего? казалось, что вспоминаешь то, чего никогда не было»

Л. Н. Толстой «Детство, отрочество, юность»

Жизнь – временной отрезок, начинающийся с момента рождения и заканчивающийся смертью. Короткая вспышка для мировой истории – и целая вселенная для человека, где он любит, надеется и верит.

Вся эта вселенная состоит из воспоминаний. Они бывают разными: яркими и солнечными, которыми человек дорожит, или мрачными и холодными, которые доводят до отчаяния, но служат уроком в будущем, и забыть их не получается ни у кого. Так устроена жизнь, и она чаще всего бывает несправедлива. Не зная такого понятия, как сострадание, она изводит своих жертв, то кидая их в пучину страдания, то давая передышку в моментах счастья. Американские горки – вот на что похожи её игры, когда человек, ожидая скорую гибель, цепляется за поручень, молясь о том, чтобы всё это поскорее закончилось.

Спектакль начинается с рождения. Открывается занавес, и на сцену выходит кукловод со своими марионетками. Жизнь ставит этот спектакль себе на потеху. Здесь она сценарист. Здесь она режиссёр. Спорить с ней бессмысленно. И как бы человек ни старался идти против системы, под натиском судьбы он сдаётся. Ему не дано контролировать собственную жизнь, ведь в любой момент она обрывает тонкие нити, отправляя куклу в небытие. Поклон, занавес и бурные аплодисменты.

Дине всегда казалось, что она любимая кукла в спектакле Жизни. Таких, как она, было много, но, когда человек живёт среди счастливых и довольных жизнью людей, он невольно выделяет себя как самого несчастного. Насмешка судьбы – по-другому Дина не могла объяснить происходящие в её жизни события. Она до последнего надеялась не то чтобы на счастливый финал, но хотя бы на менее болезненный. Не такой мрачный. Не такой мучительный.

Вечная смена декораций превратилась в чёрную дыру, забравшую всё хорошее и плохое. И Дина будто парила в невесомости, спокойно дышала и радовалась тому, что вот он, конец гнусной жизни, пока хозяйка всего сущего не снизошла до неё и не поставила записанное на плёнку представление.

Дина задыхалась, пыталась схватиться за что-нибудь тонкими пальцами, но вокруг была лишь пустота. Бесконечная, забирающая надежду найти какую-либо опору, с которой было бы намного легче. Когда человек за что-то держится, то весь тот груз, что давит свыше, переносится на то «другое», а не на него. Но когда человек один, то он слышит, как под натиском этого груза ломаются его кости, чувствует, как больше не может пошевелиться, и пропадает всё, кроме его собственного сознания. Он понимает, в какой ситуации находится, но не может ничего с этим сделать.

Так и Дина смотрела на этого мужчину с безумными глазами и уродливой улыбкой, но не могла уйти. Она знала, что будет дальше, но не могла дать отпор. Этот кошмар девушка выучила наизусть, но каждый раз переживать его становилось всё невыносимее.

Его руки обвивались вокруг её шеи. Становилось труднее дышать. Дина хотела скинуть их с себя и отползти подальше, но перед глазами всё расплывалось, и сознание потихоньку покидало тело.

– Не надо!

Дина кричала из последних сил, надрывая голосовые связки, но вокруг стояла оглушительная тишина. Этот голос был в её голове. Впервые в жизни она чувствовала себя настолько беспомощной.

Что-то холодное прикоснулось к её лицу. Взмах – и там, где только что ощущался холод, струйкой потекла тёплая жидкость. Безумец рассмеялся. Он облизнул губы, а после его шершавый язык оставил мокрую дорожку на лице девушки.

Край был достигнут, и, чтобы хоть как-то унять свою боль, облегчить муки, она снова попыталась закричать. Этот вопль заполнил пустоту, заглушил даже безумный смех мужчины и напугал её саму сильнее, чем обладателя голубых глаз напротив; радужки были почти не видны за расширенными зрачками.

Взмах кулака. Удар. Мучитель не смеялся только по одной причине: его раздражал крик. Лицо изуродовалось от злости, и он больше не выглядел безумцем; челюсть стала выделяться от напряжения, а глаза смотрели в одну точку, испепеляя девушку взглядом. Он остановился, только когда рот его жертвы переполнился кровью и она попыталась её откашлять, чтобы не захлебнуться. Мужчина отшатнулся от тела как ошпаренный. На смену гневу вновь пришло веселье. Ему нравилось наблюдать за тем, как Дина корчится от боли, поэтому, насладившись видом, он снова начал резать её тело и душить, отбирая последний кислород.

Дина помнила, как молилась. Она вспомнила все молитвы, которые знала, но либо нужно было молиться вслух, либо у богов было отвратительное чувство юмора и им нравилось наблюдать за мучениями, что испытывала девушка. Они будто бы смотрели на жертвоприношение и радостно потирали руки, предвкушая, как примут в дар её душу. Зачем им грязная душа? Она не понимала богов, но смирилась с тем, что у таких людей, как она, не может быть другого конца.

После резкого спуска вниз механизм горки медленно поднимал Дину наверх. Одно мгновение, а потом снова кошмар, длившийся годами, – Жизнь предвкушала этот момент. Это была отправная точка в мир воспоминаний, и аттракцион набирал скорость.

Декорации сменялись одна за другой, будто кто-то поставил кассету на перемотку. Она пыталась зацепиться глазами хоть за что-то, но голова кружилась от переизбытка яркости, а в скором времени её и вовсе ослепил свет. Она не хотела быть мотыльком, который ищет свою погибель в ярких кострах, но Жизнь не спрашивала её мнения.

На первый взгляд у Дины была обычная семья, а сама она ничем не отличалась от своих ровесников: послушный ребёнок, училась в школе на отлично, была активисткой и гордостью преподавательского состава. Отец судья, а мать домохозяйка – они были примером для подражания в их маленьком городе, а большое количество друзей породило такое же количество завистников. Но родителей Дины это мало волновало. Они пытались дать своему ребёнку всё самое лучшее, и единственная в семье дочь боялась разочаровать дорогих сердцу людей.

Но школьное время было не таким радужным, как могло показаться. Дина ненавидела школу. Ей действительно нравилось учиться, ходить в кружки и угождать всем, как учила мама, но одноклассники невзлюбили её с первого дня учёбы…

Марина Иннокентьевна – мама Дины – всегда настаивала на том, чтобы дочь поступила в городскую гимназию; отец, напротив, не хотел, чтобы их дочь в столь раннем возрасте была сильно загружена учебой, и настоял на обычной средней школе в непосредственной близости от их дома. Последнее слово осталось за главой семьи. Так Дина стала учиться среди обычных детей, чьи родители не выделялись чем-то выдающимся, в отличие от её отца.

Когда ребята из класса узнали, чья она дочь, их интерес к ней возрос, но был он неправильным. Девочку постоянно дергали за косички, обзывали зазнайкой – о друзьях в младшей школе не было и речи. Дина не понимала, чем заслужила такое отношение, и от этого становилось обидно. Всё чаще она стала запираться на переменах в туалете и плакать, из-за чего прицепилось ещё одно обидное прозвище – «плакса». Когда о травле узнали преподаватели, то заставили учеников извиниться перед девочкой, чем усугубили ситуацию.

В тот самый день учебники Дины купались в грязи, а сама она терпела новые насмешки. Урок был усвоен: ябед никто не любит. И с тех пор она начала скрывать ото всех, что происходит в стенах учебного заведения, а сама решила не обращать внимания на злых детей.

Время шло, издёвки становились более изощрёнными. Детские игры закончились так же, как и первый класс, и тогда «добрые» одноклассники подумали, что девочке не хватает домашнего животного, поэтому подкинули ей в рюкзак мёртвую крысу. Дина билась в истерике, выкидывая недалеко от дома всё содержимое рюкзака, чтобы не прикасаться руками к мёртвому, почти разложившемуся пушистому телу. Но и на этот раз жаловаться она не стала. Не хотелось усугублять ситуацию, ведь ябед никто не любит.

В скором времени она привыкла к разной живности у себя в рюкзаке, но отец к такому повороту событий не был готов. Однажды он забирал её из школы, а выкинуть труп голубя она не успела. И когда он открыл рюкзак, чтобы достать сменную обувь, Дина не знала, что делать и как этот сюрприз объяснить.

– Кто это сделал? – спросил он строго, но Дина молчала. – Послушай, доченька, твоё молчание не идёт тебе на пользу. Скажи имя, и я разберусь завтра в школе.

– Нет, – твёрдо заявила она, топнув ножкой.

– Что значит нет?! – крикнул отец, мгновенно понимая, что зря это сделал. Он боялся, что дочь вот-вот разревётся, но Дина держалась, сжимая кулачки. – Милая, я знаю, что дети бывают жестоки. Твои одноклассники, – он запнулся, подбирая слова. – Они ведь не из хороших семей. Я знаю нескольких ребят из твоего класса, чьи родители очень зависимы от алкоголя… и не только. Знаю ребят, чьим матерям и отцам я лично вынес приговор. Если это творят они, то ты должна мне сказать. Понимаешь?

Глаза Дины расширились от удивления. Теперь она понимала, почему терпит столь отвратительное отношение ребят, но не могла винить в этом отца. Он просто выполнял свою работу. Она приняла решение, что теперь ни за что на свете не расскажет родителям об издевательствах. Подумала, что отец разозлится и отправит детей в тюрьму, а, по её мнению, они этого не заслуживали.

– Это не они, – твёрдо заявила девочка. – Я просто поспорила.

– Поспорила?

– Да. Мы играли в «Слабо – не слабо», а я ведь не слабачка. Вот и засунула сбитого голубя в рюкзак. – Дина широко улыбнулась и взяла отца за руку, потянув его в сторону дома. – Нас мама ждёт.

– Милая, ты уверена, что мне стоит доверять твоим словам? – он прищурился, смотря в тёмные глаза своего ребёнка, который никогда не врал. – Ты же знаешь, что ложь всегда выходит наружу?

– Па-ап, – протянула она, – мои одноклассники правда ни при чём. Я обещаю больше так не делать, только, пожалуйста, не говори об этом маме. Она ругаться будет.

– Хорошо, – он потрепал дочь по волосам. – Рот на замок.

Они одновременно выкинули выдуманные ключи и пошли в сторону дома.

Дети не должны платить за деяния своих родителей, и в этом Дина была уверена. Отец был прав: несколько ребят из её класса были из неблагополучных семей, а постоянные приводы в полицию оставили их без кормильцев. Но разве в этом была вина отца Дины? Разве она виновата в том, что её отец живет по закону, а родители одноклассников от него далеки?

Исмаилов Альберт Тигранович – отец Дины – всегда выносил суровый, но справедливый приговор, оставаясь преданным непоколебимым устоям, по которым жил. Этому он учил и дочь. Но жажда справедливости угасла в ней под гнётом непробиваемых одноклассников. В какой-то момент Дина запуталась в собственных мыслях: она понимала, что издевательства терпеть нельзя, но усвоенные за два года младшей школы уроки не давали ей пойти против устоявшейся системы. Всё чаще она хотела быть девочкой из обычной семьи, а не козлом опущения. У неё было два варианта, но она выбрала третий.

Это случилось на третий год младшей школы.

Мать давно заподозрила неладное. Её дочь, любившая куклы и платья, стала отказываться от всего. Стала какой-то замкнутой. И занятия в школе боевых искусств – ещё один тревожный звоночек, но муж её уверил, что Дина познаёт себя, не стоит мешать ребёнку развиваться. Женщина спорить с ним не стала, но не забывала лишний раз намекнуть дочери на то, что девочке так выглядеть нельзя. От подобных замечаний Дина закрывалась в себе ещё больше, понимая, что вот и наступил тот момент, когда она стала разочаровывать родителей.

Наступила весна, но снег только начинал таять, образовывая лужи и непроходимую грязь. Уже полгода Дина ходила на уроки карате, которые помогали только в одном: скрывать синяки от родителей. В этот год её одноклассники обозлились ещё больше, и на место безобидных шалостей пришли настоящие побои. Реальность стала жестокой. Но Дина не сдавалась, ей хотелось доказать всему миру, что она может постоять за себя. Он поняла истину: подобного отношения нельзя допускать. Правда, было слишком поздно.

На тот момент она была слабой, в отличие от мальчиков, учившихся вместе с ней. Но сила бы ей и не помогла, поэтому приходилось терпеть, когда толпа прижимала её к стенке и обыскивала карманы на наличие денег. После таких столкновений и образовывались синяки, а вечный голод девочка запивала водой, не давая понять учителям, что сидит без еды весь учебный день.

Но всё изменилось. Завернув за угол школы, Дина наткнулась на свой класс: озлобленные дети с горящими глазами предвкушали нечто страшное. Самый жирный мальчишка, державший всех ребят под своим контролем, скинул с неё шапку. Два других мальчика стали толкать её в спину, из-за чего Дина упала пластом в снег, не сумев удержать равновесие.

– Ну чё, шпана, накажем судейское отродье? – шепелявя, сказал жирный мальчик.

Толпа завопила: «Бей суку!» Дина накрыла руками голову, но удар ногой пришёлся в живот, выбивая последний кислород из лёгких. Она почувствовала, как её схватили за руки и волосы и поволокли по земле. Лицо обжигал холод, появились маленькие царапинки.

«Что же я скажу маме?» – Это была единственная мысль, крутившаяся в её голове.

Светлая куртка превратилась в грязную тряпку, которой место на помойке, тем более после лужи, в которую её кинули одноклассники. Они решили сделать из неё грязного снеговика. Все вокруг смеялись, показывали пальцами, и лишь Дина молилась, чтобы они наконец замолчали и ушли. Её вытащили из лужи и перевернули на живот.