Дарья Заровная
Куколка
Для одноклассников и взрослых я была глупенькой красивой девочкой, а для мамы – сокровищем и безвольным существом. Она лично одевала меня во все эти розовые тряпки с удушливыми воротами, заплетала мои белоснежные волосы в тугие косы, которые натягивали кожу лица. Говорила о том, как надо себя вести. Вместо сказок читала мне новости о знаменитостях. Вместо книжек дарила глянцевые журналы. Ей было плевать на то, как я учусь. Каждый раз она повторяла:
«Мужчинам дан ум, женщинам – красота. Слушай меня, и у тебя всё будет».
И я слушала. Не возражала. Боялась, что мама в очередной раз закроется в ванной и будет плакать. А я так не хотела её расстраивать. Слёзы матери – последнее, что я мечтала увидеть в этой и без того невыносимой жизни.
Но если я беспрекословно выполняла все её прихоти, то природа решила оспорить это и отвоевать право на моё тело. В двенадцать лет я начала меняться. К тринадцати годам у меня появились прыщи. В четырнадцать – лишний вес. Округлые бёдра, жирок на животе – портили картинку в голове матери. Она искала способы избавить меня от изъянов. И если с сальной кожей и высыпанием помогали справляться косметологи, то с лишним весом мама начала жестокую войну под названием «диета».
И без того скудный рацион стал напоминать еду для скота. Только овощи и крупы, никакого мяса, что уж говорить о сладостях и прочих изысках. Четыре раза в неделю я посещала танцы, изматываясь на тренировках до такой степени, что еле передвигала ногами. И вот однажды организм дал сбой.
Я потеряла сознание на уроке физкультуры. Помню только, как по губам текла тёплая, слегка солоноватая жидкость, как помещение вокруг меня начало кружиться, а потом тишина и темнота. Она убаюкивала. Звала пойти с ней, но я сделала над собой усилие и открыла глаза, ведь не могла оставить маму. Знала, что она будет плакать.
Врач пытался образумить её. Моё исхудавшее тело напоминало скелет с натянутой на него кожей. Ноги спички, ручки веревочки, впалые скулы – не так должен был выглядеть подросток в мои годы. Но мама истерила, доказывала, что у меня такая конституция тела. Списывала серость и истощение на природу, которая наградила меня хрупкостью. Мол, аппетит у меня слабый, а если не доедаю, то значит, мне не хочется есть.
А мне так хотелось попробовать ароматные пирожки из столовой. Есть с таким же аппетитом борщи, как мои одноклассники. Но я действительно во всём себе отказывала, лишь бы не обидеть маму. Она бы узнала, непременно узнала, что я не соблюдала её диету. Но разве можно ругать за желания своего собственного ребёнка? Разве можно отказывать тому, кого любишь, в маленьких прихотях? Тогда я впервые спросила, а действительно ли она меня любила.
«Конечно, люблю! – лилось ядом из её рта. – Что за глупые вопросы? Я вообще-то для тебя стараюсь!»
Я не видела её стараний и заботы и винила себя в неблагодарности. Мама жила в своём придуманном мире. В кукольном доме, где каждый день наряжала и красила свой экспонат. Я всё больше становилась безразличной к тому, что происходило вокруг. Было плевать, что глаза щипало от обилия туши, что волосы мои действительно в скором времени стали соломой и обламывались, что одежда перестала прикрывать тело, выставляя кости напоказ. Лишь бы мама была счастлива.
