– Ведьмы не решают проблемы. Ведьмы их создают!
В общем-то это могла произнести я. С грустью.
Или Аника. С гордостью.
Но произнес инквизитор. С радостью.
Куда уж больше радости для инквизитора, чем встретить создавшую проблемы ведьму? Даже если она маленькая. Даже если при ее появлении во взгляде инквизитора, который мгновенно оценил степень нашего родства, мелькнуло огорчение. Которое я не совсем поняла…
С чего ему огорчаться, что у меня есть дочь?
Разве что с того, что две ведьмы – две беды?
Но почти сразу мне стало стыдно. Перед своей дочкой, да. За то, что я о ней подумала хуже, чем следовало. Потому что ничего она не натворила. А увидела…
– Он лежит. И стонет. Ну я потыкала его – еще громче застонал. И кровищи там! – бормотала Аника, утаскивая меня прочь от мужланов, диалогов с пресветлыми, самого пресветлого… а, нет, от этих так просто не отделаешься. За нами пошел. – А потом ка-ак выругался! И ка-ак намагичить попытался! И сознание потерял… В общем, я даже немного заорать хотела, но потом подумала, что у него и так голова разбита: если я еще орать буду – ему же совсем плохо станет!
Аника поясняет происходящее звонким голосом, ведет меня мимо столов, мимо стойки, в боковой вход, а там – через задний двор. То ли в стойло лошадиное, то ли в сарай какой с сеном и…
– Погоди ты о воплях – по порядку поясни, что вообще произошло! – требую я перед сараем.
Оказывается, пока мы препирались с пресветлым, Аника успела разведать, что Ханша рядом с родителями не наблюдается. И отправилась по его следу как настоящий оборотень – а вдруг он делает что-то такое, что ей тоже надо? И нашла того возле раненого мужика. А еще у мужика конь красоты невероятной. Он тыкал мордой в лежащее тело, ржал и пытался добудиться. Но дети его привязали, чтобы не сбежал. И сами стали будить мужика, но тот, видимо, совсем плох…
– Мы же недолго разговаривали с пресветлым… – удивилась я такому стремительному повороту событий.
– А я все делаю быстро, – сообщила моя маленькая ведьмочка.
На инквизитора на всем протяжении нашего пути она не смотрела, воодушевленная очередными приключениями. Да и зачем? Последнее время вокруг нас громоздилось столько пресветлых, что если обращать внимание на каждого – время терять.
А вот пресветлый, что так и не удосужился представиться – впрочем, я тоже имени своего не назвала – очень даже обратил внимание на мою малышку. И слушал ее болтовню со все более ощутимым изумлением.
Думаю, невольно сравнивал ее поведение и то, как ведут себя пресветлые мальчишки в этом возрасте.
У тех все было строго чуть ли не с младенчества. “Мальчики не плакали”, ходили строем, берегли свои беленькие плащики, трудолюбиво точили клинки и со строгими лицами сидели целыми днями над огромными фолиантами со всякими премудростями.
Кошмар, короче.
У ведьмочек не так.
С малых лет нам дозволено творить и вытворять. Босоногими бегать по всем окрестным лесам, тыкать тоненькими пальчиками во всякую гадость – проверяя, сожрет или нет – находить на свои пятые точки неприятности и учиться с ними справляться. Попутно подъедая дикие ягоды и познавая чувства леса.
В общем, полная свобода действий.
Зато с возрастом все менялось. И оборачивалось полной противоположностью.
Инквизиторы вступали на путь вседозволенности и диких экспериментов.
Ведьмочки же получали лучшее образование и воспитание, приобретали стойкость, гибкость и уверенность и становились настолько сдержанны, что любые гадости могли делать, не меняя выражения лица…
Мы заглянули внутрь сарая, спугнув Ханша, который явно не ожидал столь быстрого нашего появления. Я сморщилась невольно. Уж не знаю, что там с ранением, но от лежащего в неудобной позе мужчины та-ак пахло какой-то ядреной настойкой, что как бы я сама не опьянела!
Кровью тоже пахло.
А еще…
– Это же инквизитор… – нахмурился мой провожатый и наклонился над пьянчугой.
Я невольно сравнила обоих.
Тот, который стоял, такой весь светлый и брезгливо подбирающий полы, выглядел, будто снизошел сюда прямо из дворца. И выглядел неуместно.
Тот, который, судя по позе, доехал хоть до какого-то укрытия и просто свалился со своего коня, тоже был неуместен – даже в этой дыре. Разве могут инквизиторы напиваться до беспамятства? И выглядеть еще более заросшими, грязными и неприятными, чем оскорбившие меня мужланы? Может он вообще поранился исключительно потому, что, напившись, не удержался на лошади?
Хотя… нет.
Я, наконец, поняла, что мне показалось знакомым. Запах гари с примесью свежести. Так пахнет воздух после грозы возле сожженного молнией дерева.
Запах Запределья.
Я подавила в себе желание отшатнуться и вовсе не иметь дела с этим вот всем. Потому что об этом нельзя говорить. Запределье – это ведь плохо. Для тех, кто живет в Джалгаоне. Даже для ведьм. С тварями Запределья надо бороться, трещины, через которые они лезут – закрывать. И никто из местных – даже ведьмы! – и не знают, сколько возможностей оно дает…
Например, собственную нечисть, о которой я не пока рискнула упоминать в Джалгаоне. Но благодаря которой я чувствовала частички Запределья лучше, чем кто-либо другой.
И могла помочь этому пьянчуге… то есть пресветлому.
– Аника, – сказала я тоном, который не предполагал возражения, – Возьми Ханша и вернитесь к его родителям. Пусть они вас покормят, пока я буду заниматься раненым.
Моя ведьмочка открыла рот, но тут же благоразумно его закрыла. И действительно схватила мальчишку за руку и ушла.
– Лечить, значит? – задумчиво протянул живой и здоровый инквизитор и с каким-то облегчением отошел прочь от не слишком живого и здорового. Будто вся эта грязь были ему мучительны, – Это хорошо, что есть кому лечить. А я пойду к его коню, посмотрю седельные сумки – может пойму, кто такой.
Хм, и даже не проверит, как я помогать буду? Не усомнится в намерениях ведьмы?
Почему-то такое поведение вызывает раздражение.
Но я пока отбрасываю ненужные мысли. Склоняюсь над мужчиной, откидываю перекрученный плащ, и внимательно его осматриваю. Затем руки – ноги проверяю. Не сломаны. Основная проблема – это ушибленная голова – но глупее инквизиторы обычно от таких травм не становятся, дальше некуда – и рана на боку, через которую утекает жизнь.
Я разрываю пропитанную кровью рубаху и всматриваюсь в несколько порезов. Шепчу заклинание подбадривающее – больше для себя. Медленно обвожу ладонями контур головы, тела. Не прикасаясь. Только чтобы до конца почувствовать, насколько плохо дело…
От него жар исходит запредельный, в прямом смысле. Твари оставляют след. Далеко не все раны видимы. И те, что видимы, порой бесполезны для лечения. Долго и муторно будет, с последствиями, если не вычистить сразу от гнилых искр, частичек Запределья…
Но с этим инквизитором что-то совсем не то. Я и не видела раньше подобного. Края глубоких борозд, оставленных когтями, обуглились – это нормально. Но внутри как-будто крупинки голубого льда вместо привычных черных сгустков.
Не знаю что такое. Но, почему-то, знаю, что это очень очень плохо. И надо избавляться. Пресветлый иначе не выживет… Хотя какой он пресветлый в таком-то виде?
Алкогольный запах с ног сбивает. Сапоги покрыты слоем глины. Мех накидки свалялся и пропитался кровью, тряпки какие-то вонючие – вот не поверю, что это за день испачкалось! Он вообще стирал их когда-нибудь? А черные кудри в грязи и дорожной пыли. Прилипли ко лбу, покрытому испариной…
Вздыхаю и отвожу их с лица.
Как-то слишком нежно получается…
Стараюсь не смотреть на ровный нос, впавшие щеки – не знаю почему, но лучше не смотреть! – четко вылепленные губы…
Красивый инквизитор.
Я же не смотрела!
И наношу на точку между бровей специальную мазь, дающую успокоенное забытье. Высвобождаю воротник, слишком туго охватывающий мощную шею, поджигаю шалфей для очищения пространства. А потом мягко кладу ладони на горячую кожу вокруг раны и закрываю глаза…
В следующее мгновение я уже лежу на грязной соломе, придавленная очнувшимся раненым. А длинные пальцы, безвольные еще мгновение назад, сжимают мою шею.
Твердая грудь вдавливалась в мою, мягкую. Темные, почти черные глаза смотрят одновременно зло и беспомощно сквозь пелену боли. Зло потому, наверное, что заставили очнуться от тяжелого забытья.
А беспомощно – явно ведь не соображает ничего…
Стараясь не делать резких движений, я осторожно накрываю своей рукой его и пытаюсь отвести от горла, шепча:
– Я помочь пытаюсь. С раной.
Угу. И в ответ на это меня целуют.
Телесно мы недалеко ушли от оборотней и прочих животных.
Тело хоть оборотня, хоть человека, хоть мага будет пытаться выжить при любых обстоятельствах. На голых инстинктах, побороть которые могут разве что высокоморальные ценности. Поесть и размножиться – тот же уровень инстинктов. Основной. А ценности из-за ранений сейчас явно не в приоритете. Потому совсем не светлый пресветлый поначалу пытался выжить, приняв меня за врага. И на горле лапищи сомкнул.
Сейчас же…
Ну, скажем так, точно не сожрать.
Не знаю, что ему померещилось, и где он оказался мысленно в своей черноволосой и кудрявой голове, но его… хм, твердое намерение размножаться – именно со мной, именно сейчас – вызвали у меня ответное желание.
Добавить ему пару шишек!
…горячие губы находят мои безошибочно, целуют жестко, уверенно, несмотря на сопротивление. Горячее, пропитанное алкоголем дыхание опаляет мое горло, но мне почему-то не противно. Пальцы, которые живут своей жизнью, уже не душат, скользят вниз, в намерении добраться до чего-то более интересного, чем жесткий воротник и сотня мелких пуговичек. Тело тяжелеет, вжимает мое в землю…
Я резко бью ладонями в широкую грудь, выворачиваюсь, одним движением перекатываю инквизитора на спину и седлаю его. Чтобы придавить хоть как-то. И встряхиваю за плечи:
– Я. Хочу. Помочь!
А потом еще парочкой заклинаний припечатываю на всякий случай. Чтобы перестал дергаться.
Не знаю, что помогает. Резкие движения, заклинания или общая его слабость – но мужчина снова теряет сознание.
А я решаю не терять времени.
Оглаживаю руками бок… В смысле даю магии вдоволь напитать целительной прохладой и успокаивающей тьмой ткани и мышцы. А потом закрываю глаза. И позволяю себе заглянуть в Запределье. Ненадолго. Недалеко – на полшажка. Но без этого не притянуть ни голубых льдинок, ни черных сгустков, что будут высасывать жизнь и светлую силу.
Им по рождению положено.
Запределье – плата нашего мира. За магию. Может созданное случайно из излишек сырой силы, магических ошибок и экспериментов, потоков, впитавшихся в землю и растворившихся в воздухе. Ничто не исчезало бесследно.
А может наоборот, оно существовало всегда. Просто не сразу обнаружилось.
В любом случае, Запределье было омутом, в котором пропадали любые магические искры. Могла и жизнь. И его тварями владели все те же инстинкты: выжить, размножиться. Сожрать побольше чужой магии – своей у них не было.
Частички тварей мало чем отличались от них самих, потому и продолжали действовать.
Личная нечисть тоже магией питалась. Но той, что мы отдавали добровольно…
Я вытащила последний сгусток, подула на мешанину на ладони, пробормотав закрепляющее заклинание и ссыпала уже бесполезный и не опасный порошок на землю.
И вздрогнула от раздавшегося рядом:
– Уверена, что его надо было спасать?
– Кыш. Я тебя не призывала.
– Ну да, ну да. А кто по Запределью шастает?
– С каких это пор взгляд вне воспринимается тобой, как призыв?
– С тех пор, как я на привязи много дней.
Последнее прозвучало сварливо и немного обижено. Я вздохнула и скосила взгляд на насупленного Ворона, которого невольно проявила своими действиями. Тот ответил мне независимым и довольно раздраженным взглядом.
Говорят, что характер личной нечисти очень зависит от ведьмы… Если это верно, то мой характер так себе.
– Слишком много людей вокруг, слишком опасно, ты же знаешь, – пояснила, – В Джалгаоне нечисть легко могут спутать с тварью…
– И попытаться уничтожить, как этот, – кивнул он брезгливо на лежащее тело, – Вот и говорю, мне он не нравится. Не надо было спасать.
Я закатила глаза.
– Ты стал слишком злобным. Ведьмы всегда приходили на помощь тем, кто в ней нуждался.
– И чем это закончилось? Или вы просто так бежали из Индаура? – буркнул ворон и повторил, – Он. Мне. Не нравится. Считай у меня предчувствие.
– Предчувствия у тебя постоянно – тебе по виду положено, – хмыкнула, – Но мы уже не в Индауре, и я буду действовать, как подсказывает суть. А теперь брысь, пока тот рыжий не вернулся и не заприметил тебя. Я сведу края ран и перевяжу раненого. И мы отправимся дальше. И перестань волноваться – мы с ним больше никогда не увидимся.
Если бы я знала, как ошибаюсь.
Нам с Аникой не привыкать скитаться и жить в стесненных условиях, но к концу нашего путешествия – а это ведь еще не конец! – я чувствовала себя совершенно измотанной.
Холодные постоялые дворы, скрипучие дилижансы, невозможность толком спать или хотя бы размять ноги по много-много часов. “Северную столицу королевства”, Сринагар, я встречала с огромным облегчением и радостью. Но настроение немедля испортилось, когда выяснилось, что до Ченная – хребта, где расположилась академия – еще несколько дней пути.
И неизвестно, кто нас туда отвезет.
И никому не хотелось, несмотря на то, что я предлагала достаточно монет и достаточно зло смотрела.
“Там мост сломался, а в объезд, вброд по Темной реке ни один нормальный северянин не станет ехать. Только приезжие идиоты”
И взгляд такой на меня, что понятно сразу, кого он идиоткой считает.
“Кто же туда ездит в это время года? Грязь такая перед заморозками, что ни одна повозка не пройдет. Если только ведьмы на метлах, ха-ха-ха”
Как будто на метлах ведьмы летали… Это была шутка?!
“Вы про ченнайский лес слышали? Не стоит туда соваться… Ведьмы? Тогда тем более не стоит. Говорят, ни одна ведьма оттуда не возвращалась…”
Конечно. Потому что ни одна ведьма туда не добиралась!
Если бы не дочка, поклажа и холод, я бы отправилась пешком, а так… Вот не ожидала такого отпора от мироздания! Может это Триединая меня решила проучить за то, что я вылечила неправильного инквизитора? Но дела становились все хуже.
Аника совсем от искр отбилась, как только Ханш с родителями достигли цели своего путешествия. Она грустила по едва ли не первому своему другу… хотя считала, что ей просто некого шпынять, от того и тоскливо. Но страдать-то приходилось мне!
Наш дилижанс сломался едва ли мы успели отъехать от последнего приличного постоялого двора. И все оставшееся время до Срингара отчаянно скрипел криво поставленными колесами. И пару раз застревал так, что всем приходилось выходить, да еще и толкать, чтобы вывести из глубокой колеи… Вот этими ведьмиными ручками! Которые могут проклясть или вылечить огромный город! Толкать!
Рыжеволосый, который какое-то время еще ехал с нами, так достал расспросами, намеками, и невозможной и ненужной симпатией, что я уже готова была нарушить все мыслимые законы. Так он еще, выходя, угрожал мне, что обязательно найдет!
И Ворон больше не появлялся. Даже когда я его звала, спрятавшись в укромных местах в лесу. Наверное решил проучить, своенравное создание, за то, что не дала истечь кровью инквизитору, да еще и прогнала…
И самое ужасное – хотя нет, самое ужасное, что извозчика все нет… – что этот инквизитор, из-за которого все неприятности и начались уже несколько раз мне снился!
В кошмарах…
В кошмарах я сказала!
Я понимала, отчего это. Пытливый ум ведьмы не дает успокоиться, пока все не станет предельно ясно и понятно. Это вопрос также нашей безопасности. А в том пресветлом все было непонятно. Отчего он пьян, как деревенщина, и как сумел вырваться из Запределья. Что за кристаллы я видела у него на месте сгустков. Что за странное желание поцеловать…
… хотя нет, с этим все понятно.
… и почему второй инквизитор, точнее, первый, рыжеватый Хиран, вернулся после осмотра лошади кучерявого хмурый. И какой-то еще более презрительный. И заявил, что хватит хлопотать над раненым, ничего с тем не случится, с таким пьянчугой…
Я тряхнула головой, изгоняя навязчивые воспоминания. И отправилась назад на постоялый двор, где оставила Анику с добродушной женой хозяина, пока сама искала извозчика. Безрезультатно. А мне очень хотелось убраться отсюда подальше. Не только потому, что я теперь связана договором, и обязана прибыть на место не позднее крайнего оборота года. Но и потому, что город мне совсем не понравился.
Нечистоты повсюду – не пахнут только потому, что жуткий холод. Здания построены таким образом, что верхние этажи выступают над нижними. И расстояние между верхними этажами настолько мало, что можно было перешагнуть с крыши одного здания на крышу другого. Все это создавало ощущение, что ходишь в каких-то пещерах. Да еще и улицы узкие! Поговаривали, что ширина их равна длине инквизиторского меча. Тот мог ехать на коне, держа его плашмя. И если цеплял одну из стен, это здание непременно сносили, а хозяин строения должен был выплатить огромный денежный штраф.
А не проще ли было сразу очень широкими их сделать? Или инквизиторы все равно нашли бы, чем попортить кровь местным жителям?
Я кивнула головой хозяину двора, показывая, что вернулась, и устало опустилась на лавку. Ведьмы не болеют и не устают! Но последние два дня я именно так себя и чувствовала. Лес поможет? Только до него еще бы добраться…
– Мам, а как послать человека в Запределье, чтобы он не обиделся? – подскочила ко мне веселая Аника. Хоть кому-то весело.
– Скажи: “Иди в Запределье, и не обижайся”, – объяснила ей мрачно.
Рядом раздался смешок.
Дочка умчалась, а я повернулась к довольно крупному мужику в теплом жилете и со столь же круглыми щеками, как и его живот. Повернулась и вздернула одну бровь многозначительно. Я умею.
Он тут же поднял, извиняясь, руки, улыбнулся и сообщил:
– Вы ничего не подумайте, я считаю, что никто лучше не воспитывает, нежели ведьмы! Просто засмотрелся на очаровательную малышку.
Вот сразу он мне понравился. Понимает расстановку сил?
Я вздохнула, и снова уставилась на стол.
– Плохой день? – не смог остановиться говорливый сосед, – Вы знаете, плохие дни отлично исправляются горячей похлебкой, настойкой и приятной компанией!
– В Джалгаоне что, разучились бояться ведьм? – прошипела я раздраженно. Все, он мне больше не нравится! А еще я чувствую себя слишком усталой и несчастной, чтобы прибить его на месте… и это делает меня еще более несчастной!
– Вы точно лучше инквизиторов из закрытой академии, – снова хмыкнул мужик и чуть отпрянул, когда я резко повернулась к нему.
– Вы там бывали? – наклонилась угрожающе.
– Так неоднократно, – он чуть притих, – Продукты им по договору раз в оборот Луны вожу, но договор скоро заканчивается, и я больше не…
– А в следующий раз? – спросила я нетерпеливо, перебирая в уме, какие травы можно запарить, чтобы отбить у него охоту говорить. А то я несколько дней не выдержу.
– Назавтра и выезжаю…
– Мы едем с вами, – сообщила ему радостную весть, приготовившись угрожать, подкупать и уговаривать – все и сразу. Если понадобится. Но мы ехали с ним!
Мужик просиял от радости.
Где-то здесь подвох… или Триединая, наконец, простила меня?
– Ты половину котелка с похлебкой съела, куда тебе сладости? Неужто место еще есть? – хитро подмигивает наш возница, уже протягивая дочке вожделенное лакомство.
– У меня всегда есть место для сладостей, – важно сообщает ему моя ведьмочка, – Потому что они не в живот идут, а в самое сердце.
Травы мне не понадобились.
Уж насколько Шреяс оказался болтлив, но Анику переболтать не смог.
Я давно заметила: дочка била по другим их же оружием. И, как правило, успешно. Уж не знаю, хорошо это или плохо, что она сразу перенимала манеру поведения и особенности того, кто рядом. Дано это было Триединой, или она научилась за свое непростое детство. Переиначивала все на свой лад, усиливала и с очаровательной улыбкой выпускала в мир зачастую к ужасу тех, кто начал… Но как есть так есть.
Так что спустя всего сутки пути Шреяс уже опасался заводить свои пространные монологи. Точно понимал – потом не меньше часа дочка дотошно и монотонно будет описывать то, что видит.
А видели мы мало что.
В том смысле, что все вокруг было довольно однообразным и унылым.
Мы привыкли к другим лесам. К буйной растительности разных цветов, пологу из травы и листьев, кустарникам с сочными ягодами, тенистым кронам и множеству мелкого зверья, птичьим трелям… Земля в Индауре была теплой, плодоносящей, живой, тягучей и темной. Потому ведьмы чувствовали себя там привольно… пока оракулам вдруг не показалось, что у тех появилось слишком много власти.
Здесь же…
Голые скалы и ссохшиеся кусты. Пустоты между кривыми стволами, обломки ветвей на грязной земле, истощенные пустые поля, глина и камни… И понятно ведь, что зима. Но почему-то мне показалось, что даже летом эта местность выглядит как несчастная вдова, доживающая свои последние деньки.
А еще нас мучал всепроникающий холод и ветер. Хотя мы с Аникой надели на себя все, что только нашлось в нашей поклаже. И хлопковые чулки, и шерстяные тоже, ботинки, панталоны, нижнее, в пол, и верхнее, покороче, шерстяное платье, теплые жилеты, плащи с капюшонами, подбитые мехом. Еще и кусками плотной ткани головы укрывали, и Шреяс дал шкуры, чтобы ноги укутывать… И все равно мерзли.
Я уже мечтала о том, как мы до академии доберемся. Хотя ведьма, мечтающая об инквизиторах – даже в таком смысле – это большая странность.
Но представляла, что зайдем в свои комнаты – а может нам даже отдельный домик выделят – растопим камин, воды нагреем, чтобы помыться. И чистые, сытые, разморенные уснем на чистых простынях под плотными одеялами…
Но мы все ехали, ехали и ехали. А ведь наш провожатый говорил поначалу, что нам близко.
Ага.
Видимо он из тех, кто утверждает, что идти недалеко, а потом вы несколько лет тащитесь по подворотням, оврагам и лесам, через перевалы и болота, минуя тварей Запределья с сотней ног и водные омуты, только для того, чтобы собрать горсть усохшей ягодки…
Награда, не стоящая стольких усилий.
И это я осознала окончательно, когда на шестой день пути, посреди все такого же унылого леса и скал, покрытых белесым мхом, Шреяс неожиданно остановил повозку, полную припасов и двух ведьм. И сообщил, что мы приехали.
– Куда? – удивилась Аника. – Это не похоже на академию.
Я тоже удивилась, но мое удивление можно было выразить только ругательствами. Не могла же я при ребенке…
Чахлые деревья. Наросты камней, постепенно превращающиеся в хребет справа – и до самого горизонта. Необъятные сосны вдалеке. Мутный ручей, пробивающийся сквозь наваленную гору веток. Кривобокие лачуги, из которых вышли дородные хмурые мужики, которых я определила слугами, и принялись молчаливо разгружать товар. Не менее хмурый инквизитор непонятного возраста, что мельком глянув на нас, кивнул неопределенно в сторону – типа туда идите – и принялся ругаться со Шреясом, что тот слишком поздно приехал – в академии едва не перемерли все от голода.
“Там”, за деревьями и огромными валунами, вопили столь громко, что вряд ли могли так, если бы ослабли от голода.
– Мне здесь не нравится, – снова Аника сказала вслух то, что я подумала.
Я посмотрела на увлеченного спором Шреяса. На уже почти разобранную повозку – наши саквояжи и мешки стояли поотдаль. На неприглядную действительность.
Вспомнила о причинах, которые нас привели сюда…
И, взяв Анику за руку, повела ее в указанную сторону…
– Мам? – прижалась ко мне дочка, когда мы обогнули валуны, – А это точно… инквизиторы?
– Угу. Неправильные…
Инквизиторы – это Свет. Белые плащи, чистые лица, блестящие клинки. Это манеры, этикет и сто пятьдесят один способ начистить сапоги. Витиеватая речь, слепящие магические искры и умение оставаться чистенькими – во всех смыслах – в любой обстановке. Это поединки, похожие на танец и звон скрещенных мечей, похожий на песню.
Вот кто они такие.
А те, кого мы увидели… Они возились в грязи, полураздетые. Без всякого оружия боролись. Несколько растрепанных пресветлых парней лет пятнадцати на вид – и их свет я распознала только потому, что очень чувствительная ведьма. Ничего у них не было от инквизиторов… Как и у тех, кто стоял кругом. Как и у того…
…я сглотнула…
…кого почти половину оборота назад я спасала. В сарае на постоялом дворе. Хмурого, кучерявого, в темных одеждах и даже не пытающегося разнять своих воспитанников. Он просто стоял и смотрел, и так оценивающе.
Триединая, только не это!
Тот пьяный мужик, которого я перевязала, который меня целовал, он же не может быть здесь за главного?!
Может. Потому что несколькими гортанными криками он остановил драку – или это была тренировка?! и что лучше?! – и приказал всем расходиться по своим делам. И так это сделал… в общем, даже мне захотелось разойтись. Дел-то у меня невпроворот…
Мы с Аникой шагнули назад синхронно. В надежде, что подозрительно живой, здоровый, агрессивный и самый неправильный инквизитор нас не заприметит. И мы успеем убраться отсюда вместе со Шреясом.
Не успели.
Темноволосый подобрал что-то из грязи, недобро усмехнулся и вдруг посмотрел на нас с дочкой тяжелым ничего не выражающим взглядом.
Не узнал.
Это же хорошо? Или плохо? Может пусть бы лучше вспомнил, что мы обе, по сути, спасли его жизнь… и это улучшило бы его настроение и отношение?
Триединая, куда нас Совет засунул вообще?!
– Ведьма, – голос его был под стать обстановке. Холодный, грубый, каждое слово – как каменной плитой придавливает. – Еще и с ребенком. Думал этот день не может стать хуже.
Смешки не разошедшихся учеников вынудили меня стиснуть зубы и вздернуть подбородок.
Внутри вскипела темная кровь.
Да как он смеет! Все они!
Да, ведьма! И пора бы проявить ко мне побольше уважения!
– Ваш дом крайний у той рощи, – небрежно кивнул в сторону инквизитор, даже не соизволив представиться. А ведь кучу сил у меня высосал! И целовал! – Конечно, если вы не боитесь оставаться здесь.
Последнее прозвучало с таким не-тонким намеком, что я посмотрела на кучерявого внимательней.
Если он всем здесь заведует и знал о нашем появлении, то не мог не знать о заключенном мной договоре. Где темной по светлому было расписано, что, в случае если я сама откажусь от работы сразу, мне полагается выплатить довольно существенный штраф. А если задержусь хотя бы на три оборота – вот тогда я не знала, что значат эти строки, но теперь поняла! – то существенное вознаграждение.
Потому я фыркнула и решительно отправилась в сторону указанного места.
Вот только решительности с каждым шагом становилось все меньше… Потому что то, что было названо “домом” на него не было похоже. Даже в Индауре мы жили в лучших условиях!
Я подавила стон, провалившись чуть не по колено в лужу с ледяной жижей у порога и на мгновение прикрыла глаза.
Когда меня отправили на окраину королевства в эту академию для особо “одаренных” пресветлых, я ведь даже обрадовалась.
В моем понимании это выглядело так:
– роскошные особняки в окружении садов – инквизиторы любят показуху;
– обученные манерам пресветлые, радующиеся, что хоть одна ведьма согласилась поехать в такую глушь;
– возможность получить передышку в нашей с дочкой непростой жизни
Но уж точно я не ожидала острых скал, разбросанных среди леса лачуг и толпу неопрятных дикарей, с воплями мутузивших друг друга на земляной поляне.
Вот за что мне это, а? Особенно старший инквизитор, будто сам вышедший из Запределья?
– Ладно, хуже уже не будет, – я осторожно толкнула скрипучую дверь. Та неохотно поддалась… а потом с грохотом упала, не удержавшись на перепиленных кем-то петлях.
В чахлых кустах неподалеку раздались гнусные смешки.
– Им – будет, – пообещала Аника и сжала маленькие кулачки.