bannerbannerbanner
Я тебя искал. Я тебя нашла

Дарья Волкова
Я тебя искал. Я тебя нашла

Полная версия

– А может быть, следовало тогда взять все-таки Листа?

Виктор Рудольфович моргнул. Нахмурил свой мощный лоб. И вдруг прояснел лицом.

– Ты все еще думаешь об этом, Илюша? – он подошел и совершенно отеческим жестом взъерошил Илье волосы. Тем самым отеческим жестом, которых давно уже не позволял себе родной отец Ильи и его тезка Илья Королёв – старший. У Ильи Юльевича были свои способы и методы сказать о важном.

– Не то чтобы думаю, – пожал плечами Илья и встал с табурета. – Просто мне тут один человек сказал, что, возможно, Лист был бы лучше.

– Кто этот человек? – тут же взволновался профессор Самойленко. – Он эксперт? Бывал членом жюри на международных музыкальных конкурсах? Кто он, Илюша?

– Он… в некотором роде эксперт, да, – уклончиво ответил Илья. Видел бы Виктор Рудольфович этого эксперта. Хотя наверняка Ваня Тобольцев был в каких-то вопросах экспертом. Однако профессор Самойленко мог вполне даже не догадываться, несмотря на весь свой багаж жизненного опыта, об этих вопросах и сторонах жизни. Илья решил сменить тему от греха подальше. – Антон сказал, что на следующей неделе договорился о прогоне номера на сцене, вживую.

– Вот как? Замечательно! – обрадовался профессор. Но сначала по его лицу пробежала легкая тень – самым нелепым и парадоксальным образом Виктор Рудольфович ревновал своего ученика к его же импресарио. Самойленко понимал, что делами Ильи кто-то должен заниматься. Учителю тоже надо привыкнуть, что в жизни его ученика наступил новый этап, а это Виктора Рудольфовича очень беспокоило. Илья же не знал, как объяснить наставнику, что окончание консерватории никак не означает, что их пути с педагогом разошлись. Илье еще учиться и учиться. Постоянное совершенствование – вот залог успеха. Но на этом пути ему нужна помощь не только педагога. И поэтому теперь к музыкальному миру Ильи Королёва имеет отношение еще один человек – Антон Голованов. Антону слегка за тридцать, он умен, обаятелен, умеет работать с людьми. Но приступы ревности профессора это никак не отменяло.

Однако сейчас со вспышкой раздражения при упоминании имени Антона Виктор Рудольфович справился быстро. И переключил свое внимание на другой, более интересный объект.

– Значит, ты наконец встретишься с этой девочкой, Элиной? Она совершенно восхитительное создание, я ее видел в «Баядерке»!

Под определением «восхитительное создание» у профессора Самойленко значилась балерина, прима Большого, этуаль Парижской оперы Элина Самсонова. Кажется, она и в самом деле красива. Кажется, балерины все красивы. Надо будет посмотреть фотографии в интернете. Впрочем, Илья не слишком верил снимкам в глянце. На следующей неделе у них назначена с Элиной очная встреча в Большом. Уже на сцене. Только он, она и рояль. И Шопен. Готовится новая экспериментальная программа – идея Антона. Вот тогда и посмотрим, какова на самом деле Элина Самсонова.

– Ах, Илюша! – вдруг взволновался Самойленко. – Уже на следующей неделе? У нас же ничего, ну совершенно ничего не готово!

«Ничего не готово!» – это излюбленная фраза профессора Самойленко. С этой фразой его любимый ученик выиграл конкурс Чайковского. И еще несколько других. Илья снова сел за инструмент, положил руки на клавиши. И вдруг подумал о том, что Элину-то он, положим, увидит живьем через неделю. А вот другая девушка – о которой он думал, скажем прямо, гораздо больше, чем о той, с которой ему выступать совсем скоро на одной сцене, – эта девушка скрывается по-прежнему от него за завесой тайны.

И пора эту завесу приоткрыть.

Нет, Илья не будет смотреть фото в интернете, как это можно было бы сделать с Элиной. Но подъехать к зданию радиостанции и взглянуть вживую на то, во что вырос синий бант, – пора. На это намекает все, буквально все, включая давешнюю встречу на экзамене. А кстати, хотел же спросить у профессора…

– Давай, Илюша, с третьей страницы.

Все незаданные вопросы унес Шопен.

* * *

– С вами были Татьяна Тобольцева и Жека Сургучев. До завтра!

Эфир прошел замечательно, Женечку не мучило заикание, поэтому он блистал красноречием и вообще был на высоте. Таня любила такие дни – когда отключаешь микрофон после нескольких часов эфира – веселого, легкого, с интересными обсуждениями, звонками самых разных, но, главное, нормальных людей, а впереди еще вечер. Потому что сегодня они работали до шести.

– На танцы?

– На йогу?

Чмокнули друг друга на прощанье, широко улыбаясь. Все-таки здорово, когда твой напарник еще и отличный друг. Друг отправился на йогу, Женечка утверждал, что это отдельная философия тела и души, которая способствует очищению организма от ненужных мыслей. Таня в ответ говорила, что ее от ненужных мыслей избавляют танцы, поэтому периодически ходила в клуб латино, там и сальса, и бачата, и полная импровизация, особенно если попадется хороший партнер. Полное расслабление, только язык тела, шаги, повороты, прикосновения и музыка. Каждый танец – отдельная история.

Таня глянула на часы – времени заскочить домой и сменить джинсы на юбку достаточно. Танцевала она исключительно в юбке. На запястье блеснули тонкие серебряные цепочки с подвесками.

Таня взяла сумочку, шлем от мотоцикла, ветровку (на скорости может продуть) и вышла из студии.

На стоянке машин было немного. Выделялся красивый спортивный «мерседес». Около него стоял парень. Краем зрения Таня заметила его худощавую фигуру, темные волосы, тонкие, практически аристократичные черты лица. Интересно, к кому такое чудо?

А дальше все произошло точь-в-точь так, как она себе напридумала несколько дней назад и уже успела об этом забыть. Таня пересекла стоянку, повесила на руль мотоцикла ветровку, собираясь надеть шлем, и услышала за спиной тихий вкрадчивый голос:

– Ну, здравствуй, Татьяна Тобольцева.

И все. Парализовало на месте. Когда Таня смотрела разные триллеры и детективы, то всегда возмущалась: как можно бездействовать? С ходу придумывала штук пять различных выходов из ситуации, и вот, когда это случилось с ней – забыла все напрочь. Даже как дышать. Голос за спиной был такой же, как тогда в трубке, не просто тихий, а какой-то меланхоличный и обволакивающий. Гипнотизирующий.

Время шло. Таня наконец обрела способность дышать и думать. Вспомнила пару фильмов, в которых бравые полицейские твердили, что надо тянуть время, потому что время – главный союзник. Значит, будем тянуть.

– Это Илья? – поинтересовалась, не оборачиваясь.

Он видел только спину, что было очень кстати. Можно аккуратно переместить болтающуюся на плече сумочку ближе к животу и постараться выудить оттуда ключи от мотоцикла.

– Да. Он же Дима. Он же… спаситель твоего брата.

При чем тут брат? Ненормальный.

– Ты больше не завязываешь синий бант?

Фетишист! Сумочка была открыта, Таня нащупала ключи и на секунду прикрыла глаза. Сейчас…

– Завязываю, каждый день перед завтраком, – самое трудное было, чтобы голос звучал ровно. – Ритуал такой.

А потом она резко развернулась и ударила шлемом по голове стоявшего рядом придурка. Со всей силы ударила, выронила шлем и быстро, пока тот не очухался, села на мотоцикл. Руки тряслись, ключом в замок зажигания попала не сразу, но успела – рванула с места. Висевшая на руле ветровка оказалась на асфальте, да не до нее было. Купит новую.

Никогда в жизни Таня Тобольцева, или, как ее называли, ТТ, не выезжала так быстро со стоянки и, только влившись в основной поток машин, позволила себе вздохнуть свободно. Без шлема было непривычно, но до дома как-нибудь доберется. Главное, чтобы по пути не остановили доблестные сотрудники службы ДПС.

Впрочем, обрадовалась своему удачному побегу Таня рано. На светофоре ее догнал зеленый спортивный «мерседес», пристроился рядом и приветственно засигналил. Таня повернула голову и увидела… водителя в своем потерянном шлеме. Он радостно помахал ей рукой!

В ответ Таня показала средний палец и резко тронулась с места, как только светофор переключился. Это была настоящая гонка. ТТ даже представить себе не могла, что такое возможно на переполненных московских улицах. Сердце билось сумасшедше, глаза непривычно остались без защиты, от ветра они начали слезиться, но страх и внутренние злость и ярость гнали вперед. Таня лавировала между машинами, пару раз уже думала, что ушла от погони, но этот маньяк отлично водил! Он словно наперед просчитывал ее маневры, как только Таня думала, что ушла, – он тут же оказывался рядом.

И только минут через пятнадцать в последнюю секунду удалось проскочить на мигающий зеленый, оставив «мерседес» стоять на светофоре. После этого Таня резко свернула в переулок и затерялась среди дворов. Вот теперь оторвалась точно. Теперь он ее не найдет.

Как добралась до дома, Таня не помнила. Просто долго еще сидела на мотоцикле во дворе, тяжело дыша и не в силах перекинуть ногу. Сегодня она ушла. А завтра? Что делать? Купить газовый баллончик? Обратиться в полицию?

– Ты чего здесь сидишь? – услышала она голос брата. – И вся бледная. Тебе плохо?

Ваня обнял сестру.

– Слушай, ты не заболела? А шлем где?

– Потеряла.

– Так, ну-ка вставай. Пошли. Будем температуру мерить.

Как хорошо, что есть брат. Балбес, конечно, но это мелочи.

Таня оперлась рукой на Ваню и перекинула ногу. Они вместе дошли до подъезда.

– Сейчас примешь душ, выпьешь чего-нибудь, и все пройдет. И вообще, я новую песню написал.

– Против кого протестовал на этот раз?

– Не… – Ваня засмеялся, нажимая на кнопку лифта. – Это песня про женскую красоту.

Когда они вошли в кабинку, Таня прислонилась спиной к стенке.

– А вообще, знаешь, – продолжал болтать брат, – меня вот сейчас интересует философский вопрос: зачем покупать спортивную машину, прям крутую, если ездить на ней исключительно шестьдесят километров в час?

Таня вздрогнула. В памяти всплыл зеленый «мерседес».

– Знаешь, – сказала она, – я вообще бы запретила спортивным разъезжать по городу, только аварийные ситуации создают.

 

Глава 3

У каждого свое танго.

Иван Тобольцев

Звонок отца застал Илью за наливанием чая. Только-только позавтракал. Обычно в этот час Илью можно застать за инструментом – либо дома, либо у Виктора Рудольфовича. Но сегодня Илья беспардонно и совершенно непозволительно проспал. День вчера выдался… нервным.

На экране телефона красовалось лицо Королёва-старшего.

– Доброе утро, папа.

– Доброе утро, сынок.

Илья поставил обратно на стол поднесенную было к губам чашку. Сынок. Так отец называл Илью, только если было за что. Так, и где он проштрафился?

Ах, ну да, точно. День вчера был очень нервным.

– Что, ты получил штрафы? – Вздох сдержать не удалось. Выставлять себе в нелепом свете перед отцом Илья не любил. Он предпочитал, чтобы им гордились. Во вчерашней ситуации гордиться было, скажем откровенно, нечем.

– А должен? – прозвучало в трубке невозмутимое. Этой невозмутимости Илья не верил. И отцовскую иронию чувствовал даже не слухом, чем-то иным. Отрицать очевидное бесполезно, надо признавать вину сразу и полностью.

– Сколько их? По моим подсчетам, я собрал три камеры. Я не ошибся?

– Ну что ты… – мягко и душевно, чисто по-королёвски произнесли в трубке. – Ты всегда был отличным математиком.

Роль обвиняемого уже прискучила Илье, самое главное ему сказали, поэтому он предпочел сменить тему.

– Ну и отлично. Я сегодня оплачу штрафы. Как мама?

– Скучает. Ждем тебя в гости. Часов в семь вечера на ужин. Как раз успеешь все оплатить.

Ну хватит меня уже тыкать, как котенка, папа, я все понял!

– До семи вечера я успею не только эти оплатить, но и новых наделать. Буду к семи, пап.

– Договорились.

Не успел Илья выдохнуть, завершив разговор, как телефон снова пиликнул.

Пришли фото с камер. Илья разглядывал их долго, минуты две, наверное. Увеличивал, изучал детали. Потом прочел приписку отца: «Шлем надо бы вернуть».

Илья отложил телефон. И расхохотался. Так громко, что Сатурн поднял голову с лежанки и негромко и вопросительно тявкнул.

– Извини, что потревожил твой сон, герой. – Илья залпом выпил половину чашки. Снова взялся за телефон, открыл первое фото. Говоришь, папа, шлем вернуть? А по-моему, мне идет.

На фото красовалась девушка верхом на спортбайке, хвост длинных волос относит ветром в сторону. В сторону стоящей рядом машины, спорткупе, за рулем которой человек в шлеме, с этого ракурса похожий на Дарта Вейдера.

Интересно, отец хотя бы улыбнулся, глядя на это фото? Илье же хотелось хохотать, и он уткнулся лицом в ладони. И поморщился. Смех смехом, а скула болела там, где по ней пришлось мотоциклетным шлемом.

Кто бы мог подумать, что девушка такая нервная? И такая… красивая.

Интуиция его не то чтобы подвела – но слегка не подготовила. Потому что, стоя у машины и ожидая, когда выйдет нужный ему человек, Илья совершенно не ожидал, что попадет под гипноз. Под совершенно гипнотическую магию движений бедер, обтянутых узкими джинсами, шлема, качающегося на согнутой в локте руке, мерно двигающегося из стороны в сторону хвоста высоко убранных волос, цепочек на тонких кистях и таких же цепочек в мочках ушей.

Когда девушка подошла к мотоциклу, припаркованному через одну машину от него, Илья словно очнулся. Честно говоря, он не был уверен, что это – Таня. Хотя интуиция вопила внутри именно об этом. Но возможно, он выдавал желаемое за действительное. Ему надо услышать голос.

Услышал. А заодно получил шлемом по скуле, адреналиновую гонку и замечание от отца.

Да уж, второе знакомство с бантом удалось. Кто бы мог подумать, что у девочки с глазами-звездочками, когда она вырастет, будут невероятно красивыми… не только глаза.

Илья вздохнул, долил себе еще чаю. Надо идти заниматься. Интересно, чем можно выбить из головы вид мерно двигающихся при каждом шаге невероятно волнующих женских бедер? И этой… которая как бы есть, а слова такого нет.

Ведь его не так воспитывали.

Вроде бы.

Кажется.

Илья привычным, отцовским, жестом потер лицо ладонями. Снова поморщился. Ссадина на скуле давала о себе знать.

Да уж, как говорится, я же той, кто всех прелестней, песнь и кровь свою отдам. Правда, о том, что та, что всех прелестней, может сама до крови разбить тебе скулу, ни Толстой, ни Чайковский были, видимо, не в курсе. O tempora! O mores![2]

Кстати, вот Петр Ильич, да. От гипноза должен помочь.

К вечеру Илья про синяк благополучно забыл. И произвел своим внешним видом фурор у родителей дома.

* * *

Звонок в дверь раздался буквально через несколько минут после того, как Июль пришел домой. Пришел в настроении обнять и пообщаться. Знаки внимания от любимого мужа Майя очень ценила. Но сейчас нужно доставать из духовки любимые Юнины рулеты из индейки, кроме того, на столе не все еще сервировано. Июль удовлетворился коротким объятьем и поцелуем в щеку, сел за стол и принялся за любимое дело – наблюдать за ее суетой. В этот момент раздался звонок.

– Ну, иди, открывай сыну.

Ирония в голосе звучала столь неприкрыто, что Майя едва подавила совершенно неприсущее дамам элегантного возраста желание – показать язык. Сдержалась. И шаг сдержала, когда отправилась открывать дверь. Но лишь скрылась за поворотом коридора – перешла едва ли не на бег.

Сын пришел!

Мальчик принес цветы. Ее любимые пионовые розы в тонкой папиросной бумаге. Мальчик так похож на своего отца. Вся в растроганных чувствах и умилении, синяк на скуле любимого сына Майя Михайловна Королёва заметила, лишь когда дело дошло до материнского поцелуя. Ахнула и едва не обронила букет. Втиснула цветы вышедшему с кухни Илье. И двумя руками осторожно повернула голову сына к свету.

Мама дорогая…

– Юня, откуда у тебя синяк?

– Подрался, – невозмутимо ответствовало чадо.

Подрался? Подрался?! Ее мальчик с блестящим интеллектом, тонким музыкальным даром и хрупкими чувствительными пальцами – подрался?!

Майя поймала себя на том, что нащупывает стену сзади.

Что произошло?! Материнская тревога за единственного ребенка не отпускала ее никогда. Только музыка на время отнимала эту тревогу.

Невероятно одаренный, талантливый, вундеркинд. Так о нем говорили. Но Майя помнила и другое. И знала другое. Как он одинок. Помнила ярко, будто это было вчера, как шестилетний Юня пытался завести друзей.

– Мам, давай купим им конфеты, и они со мной поиграют.

– Мама, давай возьмем трещотку, и я сыграю им китайский танец Петра Ильича?

Не помогали ни конфеты, ни трещотка. Он не понимал их, ребята не понимали его. Не принимали. Он был для них слишком… Просто слишком. Чужой, непонятный, инопланетянин.

И ее ребенок построил вокруг себя стену. Майя это видела ясно, словно стена была наяву, но ничего не могла сделать. Так он оберегал себя от боли разочарования и непонимания. Это помогло ему потом, когда пришли настоящие успехи. Но ее любимый и единственный ребенок так и жил – за стеной, созданной его талантом, гордостью и одиночеством. И это не могло не беспокоить Майю. И вот теперь… драка?!

– Догнал? – неожиданно подал голос Илья Королёв – старший.

– Попытался, – невозмутимо пожал плечами сын. Забрал букет и снова вручил его матери. Наклонился и сам поцеловал мать в щеку. – Извини, неудачно пошутил. Гулял с Сатурном, задумался, не заметил ветку, – а потом резко перевел тему и спросил с воодушевлением: – Чем так вкусно пахнет? Твоими фирменными рулетиками?

Сбоку раздался звук, подозрительно похожий на смешок. Но когда Майя повернула голову, лицо мужа было предельно серьезным. Но глаза… Самое красивое – когда у него смеются глаза. Так, эти двое от нее явно что-то скрывают! Но сейчас не время выяснять правду, не скажет ни один, ни второй.

Майя еще раз проинспектировала скулу сына, убедилась, что все совсем не так страшно, как ей показалось на первый взгляд, и дала команду садиться за стол. Только сначала надо поставить цветы в вазу.

– Мама, я на днях видел тебя у консерватории. У тебя новое платье? – Юня с отменным аппетитом отдавал должное рулетам. – Зеленое такое. Тебе исключительно идет.

– Что за зеленое платье? – тут же поинтересовался Июль. – Я видел?

Юный Королёв слишком болтлив!

– Нет, не видел, – Майя положила сыну еще один рулетик на тарелку, чтобы занять ребенку рот. – Это новое.

– Мама! – картинно схватился за сердце Юня. – Ты надела платье, не прошедшее папин дресс-контроль?!

– Молодой человек, ты слегка зарываешься, – Майя включила «строгую мать». Этот режим у нее откровенно западал, но попытка – не пытка.

Мужчины Королёвы переглянулись и одинаково улыбнулись.

Допрос Майя отложила до позднего вечера. Когда муж уже лежал в постели в компании пижамы, очков и какого-то страшно занудного на вид журнала. Именно эта дивная картина предстала глазам Майи, когда она вышла из ванной.

– Что происходит с нашим сыном? – Майя потянула на себя журнал, который неохотно выпустили из рук. За журналом последовали очки, снятые с ровного, словно по линейке очерченного носа.

Супруги Королёвы какое-то время молча смотрели друг другу в глаза.

– Мне кажется, он взрослеет, – негромко проговорил Илья.

И по взгляду мужа Майя поняла, что время разговоров в спальне на этих словах закончилось.

* * *

– Ты чего такой хмурый? – Таня поставила поднос с кофе и булочкой на столик.

– П-п-проект новый, – у Женечки снова был день заиканий.

Впрочем, после посещения главного редактора это у него случалось частенько, почти всегда. Скоро у них заикающихся станет двое. Еще пара таких гонок по Москве, и будут они в эфире с Женечкой самой запоминающейся парой.

Ни на какие танцы Таня, конечно, вечером не пошла. Разыгрывать перед домашними безмятежность тоже было провальной идеей, поэтому, сославшись на головную боль, она закрылась у себя в комнате. Пару раз заглянула обеспокоенная мама, потом папа, но демонстративно стоявший на столике стакан с водой и упаковка болеутоляющих рядом избавили от ненужных вопросов.

Придурок!

Газовый баллончик она все же купит.

Таня всегда нравилась противоположному полу, уже в третьем классе мальчишки соревновались между собой, ухаживая за ТТ, как она именовала себя позже, ведя передачи на школьном радио. Таня Тобольцева была настоящей школьной звездой. Она рано познала свою женскую власть и вертела поклонниками, как хотела. Для легких и ни к чему не обязывающих романов партнеров выбирала сама, а потом сама же их и оставляла без особых угрызений совести.

– Нам было хорошо вместе, но я не готова к серьезным отношениям. Прости.

Она действительно была не готова. В жизни много всего интересного помимо совместного проживания с парнем и стирки его носков.

Путешествия, музыка, танцы, встречи с самыми разными людьми, любимая работа, новые проекты. Кстати, о проектах.

– И что тебе сказал главный? – Таня вынула из чашки чайный пакетик и разместила его на блюдце.

– В-в-водим н-н-новую рубрик-к-ку, – кисло промямлил Женечка. – К-к-классика.

– Классика чего? Рока? Джаза? – Она сделала глоток. – Но это же круто на самом деле. Можно сделать шикарную подборку. Так…

Чашка была отставлена в сторону, булочка забыта, Таня уже включилась в разработку новой идеи.

– Н-н-не-е-ет. – Женечка потягивал через соломинку колу. – П-п-просто классика. Б-б-бах, Б-б-бе-е-етховен… Рах-рах-рахманинов.

– Какой Рахманинов? – Таня уставилась на друга.

– С-с-сергей.

Когда у Женечки день заикания, да еще настроение не очень, беседа может растянуться на неопределенный срок. Но до эфира было еще часа полтора, поэтому Таня запаслась терпением и в конце концов выяснила, что с главным связался очень крутой продюсер, который занимается звездами первой величины, правда, оперной. Но всем давно известно, что опера постепенно тоже стала сферой шоу-бизнеса, оперные певцы устраивают джазовые концерты, ездят в туры и желают быть ближе к народу. Афиши, реклама, соцсети – все как у всех. Только именно этот продюсер решил попробовать расширить аудиторию с помощью радио.

– Т-т-там какой-то н-н-необычный музыкальный п-п-проект скоро с н-н-новым гением. Б-б-будем раскручивать.

– Каким гением?

 

– Н-н-не знаю. Вот ф-ф-флешку д-д-дали послушать. Г-г-главный в отпуск у-у-улетает на следующей н-н-неделе. С-с-сказал, что продюсер нам позвонит с-с-сам, а м-м-мы должны все сделать, как он х-х-хочет.

– Совсем как он хочет? – уточнила Таня.

Женечка кивнул.

– Значит, много денег готов заплатить.

Женечка снова кивнул.

Да, это было что-то очень необычное.

– А почему нам? Почему не другим диджеям, – она продолжала допытываться.

– С-с-сказал, что мы с-с-самые умные.

– Ясно.

И самые музыкально подкованные. Это Таня знала точно. И самые маневренные в интервью.

– Ладно, давай сюда флешку. Я послушаю, что тебе передали, будем ждать звонка продюсера.

На флешке действительно оказалась классика. И действительно Рахманинов. Которого надо было обязательно переслушать. Не раз и не два. Но времени уже не оставалось – пора выходить в эфир. Сегодня основная нагрузка на Тане, Женечка с заиканием не помощник. Ну что же…

– Добрый день, до шести вечера с вами мы – Татьяна Тобольцева и Жека Сургучев. Тема нашего сегодняшнего эфира «Мечты». Поделитесь, о чем вы мечтаете. Может быть, вам даже удастся найти собрата по мечте. Ну и конечно, вас ждет очередной розыгрыш. Сегодня разыгрываем два билета на самую громкую кинопремьеру лета «Кричи громче».

Эфир проходил спокойно, местами даже весело. Женечка сделал пару удачных кадров, когда Таня, разговаривая с очередным позвонившим, улыбалась. Идеально для сегодняшнего инстаграма. Пока играла очередная песня, она включила телефон, чтобы войти в инстаграм, и увидела новое личное сообщение.

Это было фото и под ним: «Готов вернуть и извиниться». На фото – ее шлем и какой-то совершенно невероятный по красоте букет. Крошечные кустовые розы лилового оттенка сочетались с крупными – чайного цвета, все это перевито лентами и чем-то еще. Тане дарили много цветов, но букетов такой изысканности – никогда. Она чуть не пропустила окончание песни.

Спасибо Женечке.

Потом был очередной звонок, потом снова песня, и Таня успела прийти в себя. Что стоят извинения психически ненормальных людей? Теперь он и до ее странички добрался. Пока играла музыка, ТТ зашла на страничку маньяка-фетишиста.

Так и есть – опасный тип. Страничка практически неактивная. Всего семь фотографий. Подписок две. Какие-то заумно-научные. Подписчиков тоже всего пара. Все фотографии – либо высказывания, либо небо. Небо без облаков, небо с облаками, небо сквозь ветки деревьев.

На аватаре – Эйнштейн, тот самый – с высунутым языком. Последняя публикация – его же высказывание: «Только две вещи бесконечны – Вселенная и человеческая глупость, хотя насчет Вселенной я не уверен».

Ничего о человеке не скажешь, кроме того, что живет он в каком-то своем сложном мире, недоступном простому смертному. Подобные контакты надо обходить за километр.

Таня даже не собиралась отвечать, но почему-то еще раз захотелось взглянуть на букет. А шлем забирать было вообще страшновато.

В итоге все же ответила: «Оставь себе».

И началась переписка.

«Я напугал тебя? Прости».

«Будем считать, что я добрая. Извинения приняты. И на этом все».

«К извинениям прилагается шлем и букет. Их как передать?»

«Никак. Оставь меня в покое».

«Ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я хороший? Первое впечатление не всегда верное. Смотри, как мы эффектно смотримся вместе».

Прилетело фото с камер слежения. Совершенно дурацкое и ненормальное – напоминание о сумасшедшей гонке по московским улицам и Танином страхе. Никогда в жизни она не испытывала такого ужаса.

– Ну что же, мы начинаем разыгрывать два билета в кино. Чтобы стать их обладателем, вам необходимо дозвониться в нашу студию и ответить на три вопроса, связанных с кинематографом. И у нас уже есть человек на связи. Представьтесь, пожалуйста, как вас зовут?

– Семен.

– Очень приятно, Семен. Вы готовы?

– Да.

– Отлично, поехали. Какой легендарный фильм взял «Оскар» в далеком-далеком 1998 году?

Семен срезался на первом же вопросе, он не смог выбрать правильный ответ из четырех вариантов.

– Правильный ответ «Титаник». А мы прощаемся с вами, Семен.

Таня поставила в эфир песню-саундтрек из этого фильма и снова открыла инстаграм. Смотреть на присланное фото она не могла, продолжать переписку желания не было. Надо заканчивать. Пока Селин Дион рвала сердце слушателей своей балладой, Таня быстро написала:

«Мы не вместе, фотография отвратительная».

Потом ее взгляд упал на флешку с Рахманиновым, что лежала около сумочки, и пальцы сами набрали:

«У меня есть жених, за которого я скоро выхожу замуж».

Вот и все. Сообщение улетело. Таня выключила телефон. Эфир продолжился. Женечка со своего места встревоженно смотрел на ТТ, она успокаивающе ему улыбнулась.

К тому моменту, когда они закончили работу и передали диджейский пост следующей паре, в ее инстаграме было новое сообщение: «Желаю счастья». И новая фотография.

Тот самый букет вместе со шлемом на припаркованном около работы байке.

* * *

– Элина, это Илья. Илья, это Элина, – бодро, почти скороговоркой произнес Антон. И эта торопливость оказалась кстати, потому что у Голованова тут же зазвонил телефон и он, извинившись, отошел.

– Рад знакомству, Элина, – Илья первым протянул руку. Таким девушкам полагается целовать руки даже по меркам сумасшедшего двадцать первого века. Но у нас же деловая встреча.

– Взаимно, Илья, – прима вложила самые кончики пальцев в протянутую ладонь, и Илья аккуратно их пожал. – Я уже несколько дней предвкушаю нашу совместную репетицию. Знаете, я слушала ваши записи на ютубе, это что-то потрясающее. Особенно Рахманинов! И, кстати, вот что я подумала…

Илья слушал слегка рассеянно, но ничем внешне эту рассеянность не выдавая. Таких панегириков он уже достаточно наслушался. Элина, конечно, свой человек в мире классического искусства. Но все же в плане исполнительской техники она просто слушатель, пусть и подготовленный.

Гораздо интереснее было наблюдать за балериной. А она – балерина-балерина в классическом понимании этого слова. Узкий овал лица, тонкий нос, огромные глаза. Лицо феи. Но оно не обмануло Илью. За этой эльфоподобной внешностью таилась железобетонная натура. Иначе никак. Иначе в двадцать пять не становятся этуаль Парижской оперы. Стальная воля, воловье терпение и недюжинная сила характера. У музыкантов все ровно так же.

– И что вы об этом думаете, Илья?

Она про Рахманинова говорила, верно?

– Я думаю, нам надо сначала разобраться с Шопеном. А потом решим, что дальше.

– Согласна, – широко улыбнулась Элина. – Ну что, начнем?

Илья кивнул, и они пошли к своим местам. Пианист сел за инструмент, поправил табурет, поднял крышку рояля. Балерина прошла к краю сцены, стянула с ног бесформенную войлочную обувь и высокие, до колен, гетры, с плеч – флисовую кофту. И словно бабочка из кокона, показалась тонкая фигура в серебристом мерцающем платье.

Они посмотрели друг на друга с разных концов сцены. Он поднял руки над клавишами. Она подняла руки над головой.

И начался Шопен.

Балерина встает в арабеск[3], становясь похожей на статуэтку. Пианист касается клавиш. А перед его глазами – другая женская фигура, совсем на эту, хрупкую, не похожая.

Балерина выполняет глиссад, а человек за роялем вспоминает, как двигаются обтянутые джинсами женские бедра.

Балерина делает кабриоль, а у пианиста перед глазами улетающий вдаль ярко-желтый спортбайк.

Вытянув ноги в одну линию, высоко подняв руки над головой, зависает над сценой балерина в гранд-жете.

«Фотография отвратительная».

Начинает раскручиваться фуэте. Двойные, потом тройной, потом снова двойные. Как она не падает?

«Я скоро выхожу замуж».

Балерина замирает в круазе, не шелохнувшись. А вот пианист поставлен на колени.

Илья встает с табурета. Элина опускается на стопы. Он не успевает спросить ее о впечатлениях – девушка, в мгновение преодолев половину сцены, порывисто бросается ему на шею.

– Спасибо! Спасибо за волшебство!

Спина у нее совершенно тонкая. И очень твердая. Придержав девушку за талию, Илья говорит ответные комплименты.

Они повторили еще трижды. Элина осталась очень довольна. Илья, в принципе, тоже. По обычаю балетных расцеловались в щеки и договорились о контрольном прогоне через неделю.

Переднее пассажирское пустует. Ездивший на нем несколько дней шлем возвращен владелице. И страницу можно перевернуть.

Только вот сейчас кажется, что эта страница – последняя.

Ты опять чужой, ненужный, непонятный. Говоришь – не слышат. Повторяешь – не понимают. Кричишь – уходят.

Что я сделал не так?!

Илья положил руки на руль, уперся в них лбом. Только он мог так умудриться. Убедил себя в шесть лет, что встретил любовь всей жизни. Потом несколько лет с переменным успехом об этом забывал. Чтобы потом, спустя еще несколько лет – встретить. Изумиться совпадению, посмеяться, устроить девушке проверку.

2– О времена! О нравы! (лат.)
3Здесь и далее – балетные термины. Арабеск – одна из основных поз классического танца. Опорная нога стоит на целой ступне, на полупальцах или на пальцах (пуантах), а рабочая нога поднята на 30°, 45°, 90° или 120° вверх с вытянутым коленом. Глиссад – скользящий прыжок с продвижением за открываемой ногой в сторону, вперед или назад. Служит подготовкой для больших прыжков. Кабриоль – прыжок, когда в воздухе одна нога подбивает другую снизу вверх один или несколько раз. Гранд-жете – это прыжок с одной ноги на другую, в котором ноги раскрываются в шпагат в воздухе. Фуэте – стремительное хлесткое вращение, при котором находящаяся в воздухе нога резко выбрасывается в сторону и приводится к колену опорной ноги при каждом обороте. Круазе – положение корпуса в классическом танце. Выдвижение левой (или правой) руки и правой (или левой) ноги вперед.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33 
Рейтинг@Mail.ru