Дарья Варденбург
Никита ищет море
– Протоня? – переспросила бабушка. – Старая история. Приходят ко мне его родители и говорят: у нас мальчик родился, не можем договориться, как его назвать. Отец хочет Платоном, а мать – Антоном. И ни один не согласен уступить другому. Я им отвечаю: «Назовите Протоном». И они в самом деле назвали его Протоном!
Бабушка улыбнулась и посмотрела на Никиту. Тот не мог понять, почему она так весело улыбается.
– Протон! – повторила бабушка со смехом. – Ты что, не знаешь, что такое протон?
Никита помотал головой.
– Это элементарная частица. Из элементарных частиц состоит все на свете. Вот этот камень, – бабушка пнула ногой камешек, – вот этот пакет, и наша планета, и я, и ты, и твой мышонок. Мы все состоим из элементарных частиц: электронов, нейтронов и протонов.
Никита понял только, что все на свете состоит из одного и того же. Его так это удивило, что он застыл на месте, глядя на землю под ногами – на камешки, песок, травинки и на собственные запыленные ноги в сандалиях.
– Так что Протоню назвали в честь очень важной элементарной частицы, – подвела итог бабушка. – Что приготовим на завтрак?
* * *
– Давай мы как будто охотники и у нас привал, – сказал Никита, когда они с бабушкой сели на крыльце с тарелками «зажарки».
Блюдо под названием «зажарка» они изобрели, пока готовили завтрак и укрощали дракона.
Откуда в деревне дракон? Дело было так. Бабушка удивилась, когда Никита сообщил ей, что еще ни разу в жизни ничего не приготовил. В их семье всегда готовила мама, папа иногда ставил чайник, а Никита вообще не подходил к плите, но знал, что она может быть опасна.
– Если знать, как с ней обращаться, – сказала бабушка, – она будет вполне безопасна. Сегодня ты готовишь вместе со мной.
У бабушки плита маленькая, на две конфорки. На полу в углу стоит красный баллон с газом, от него идет черный резиновый шланг к плите – по этому шлангу подается газ.
– Давай как будто это огнедышащий дракон! – предложил Никита, осторожно пощупав резиновый шланг.
– Ага, и у него две головы? – Бабушка указала на две конфорки.
Никита закивал.
– Тогда займемся укрощением дракона, – сказала бабушка, беря в руку коробок с охотником и зажигая длинную спичку. – Вот я поворачиваю ручку, и начинает идти газ, – она повернула черную ручку под левой конфоркой. – Теперь мне надо его поджечь.
Она поднесла горящую спичку к конфорке, и вспыхнул синий огонь.
– Нельзя допускать, чтобы газ шел, а огня не было, – продолжала бабушка. – Если газ не сгорает, он остается в воздухе и вреден для здоровья. Всегда проверяй, закрыты ли ручки, – она постучала пальцем по черной ручке под правой конфоркой. – И принюхивайся, как собака, – она шумно понюхала воздух. – У газа неприятный запах. Если пахнет – значит, газ каким-то образом попал в воздух.
Никита кивнул. Ему уже был знаком этот неприятный запах газа: когда зажигают конфорку, несколько секунд пахнет газом.
– Понятно? – Бабушка повернула ручку, синий огонь погас. – Теперь давай ты. – И она протянула Никите коробок с охотником. – Смелее.
Никита медленно, словно в каком-то оцепенении, взял коробок, вынул спичку и, примерившись, чиркнул по коробку. Из-под спичечной головки вылетела искра – и больше ничего.
– Еще раз, – сказала бабушка невозмутимо. – Резко – чирк!
Никита сделал «чирк», и спичка с легким треском зажглась. Ему захотелось тут же отбросить эту спичку, пока огонь не добрался до его пальцев, но бабушка подбодряла его и подсказывала, и, повинуясь ее подсказкам, он повернул ручку и поднес к конфорке горящую спичку. Вспыхнуло синее пламя, Никита поспешно убрал спичку и принялся дуть на нее. Бабушка помогла, и вместе они задули огонек.
– Удобно, когда спичка длинная, – сказала бабушка, вынимая из пальцев Никиты обуглившуюся палочку. – Жарим яичницу?
Никита, воодушевленный своим успехом с газовой плитой, повернулся и окинул взглядом стол. Там лежали его покупки: консервы с горошком и фасолью, пара помидоров, огурцы, брынза, укроп, халва, морковка, десяток яиц и луковица. Точильный брусок, пачку мыла и зубную пасту бабушка уже куда-то унесла.
– А давай брынзу в яичницу добавим? – предложил Никита.
– А давай помидоры и укроп? – предложила бабушка.
– А давай халву и фасоль?
– Нет, халва к яйцам не подходит, – замотала головой бабушка.
– Откуда ты знаешь? Ты пробовала?
– Нет, но это… – начала бабушка.
– Видишь, ты не пробовала, – перебил ее Никита.
Бабушка уставилась на него, подняв брови.
– Хорошо, – коротко сказала она после паузы и достала большую сковородку.
Налив на сковородку масла, она поставила ее на огонь.
– Но готовить будешь ты, – обернулась бабушка к Никите.
– Я?!
Итак, в дело пошли все продукты без исключения, но бабушка настояла на том, чтобы огурцов, халвы, моркови, горошка, фасоли и лука было поменьше, а помидоров, брынзы и укропа – побольше. Разноцветная масса шипела, скворчала и поджаривалась, и Никита с бабушкой недолго думая назвали свое изобретение «зажаркой». Мышонка на время готовки Никита посадил в банку, а банку поставил на стол, чтобы мышонку было видно. Но мышонок не стал смотреть, а забрался в носки и уснул. Когда «зажарка» была готова, Никита с бабушкой отправились завтракать на крыльцо. Банку с мышонком Никита прихватил тоже – вдруг мышонок проснется, тогда можно будет его угостить.
– Благодарю тебя, Никита, за этот прекрасный завтрак! – сказала бабушка, сидя с полной тарелкой на верхней ступеньке крыльца. – Приятного аппетита!
Никита поблагодарил бабушку, пожелал ей, в свою очередь, приятного аппетита и перепилил вилкой свою порцию яичницы пополам. Пошире открыв рот, Никита отправил в него гигантский кусок яичницы и принялся старательно жевать.
Мышонок проснулся, и Никита, отставив тарелку в сторону, полез в банку его доставать. Он посадил мышонка на доски крыльца, положил перед ним маленький кусочек яичницы с горошиной. Мышонок обнюхал угощение, уткнулся носом в горошину и принялся есть. Время от времени он проводил лапками по мордочке – умывался. Никита решил, что умывается он потому, что горошина и яичница вымазаны маслом.
– Как ты его назвал? – поинтересовалась бабушка, глядя на мышонка.
Никита пожал плечами. Он до сих пор не придумал подходящего имени. Уж никак не Протон.
– Горошек, – предложила бабушка.
Никита запротестовал.
– Тогда пусть пока что будет просто мышонком, – согласилась бабушка. – Тебе сегодня посуду мыть.
– Мне?!
Никита в жизни ни одной тарелки не вымыл. Посуду мыла мама. Если она уходила в гости до позднего вечера, Никита с папой просто оставляли грязные тарелки и чашки в раковине и шли смотреть мультфильмы, а утром посуда уже оказывалась чистой.
– Ну и ну, – покачала головой бабушка. – Как ты жил без мытья посуды, не понимаю. Это отличный способ подманить дельные мысли и хорошее настроение.
Когда Никита доел яичницу и посадил мышонка в карман, бабушка отвела его на кухню, выдала губку и бутылку с ядовито-зеленой жидкостью и сказала:
– Намыливаешь, оттираешь то, что прилипло, и смываешь. Шум воды успокаивает, а превращение грязного в чистое радует. Главное, не думай много про грязь – думай о какой-нибудь интересной задаче, которую тебе надо решить.
Никита двумя пальцами держал мокрую губку и с кислым видом слушал бабушку. У него не было никакой интересной задачи, которую надо решить.
– Например, как назвать мышонка, – напомнила бабушка и развернула Никиту лицом к раковине, где лежали их тарелки, вилки, нож и сковорода с прилипшими остатками яичницы.
– Бе, – буркнул Никита.
Бабушка включила воду.
Сперва Никита думал только о грязи, которую приходится оттирать. Потом попробовал придумать имя для мышонка, но ничего не придумывалось, и он бросил это занятие. Надув губы и нахмурив брови, он вяло возил губкой по сковороде.
– Еще вот тут, – указала бабушка пальцем на следы яичницы. – И тут.
Никита нарочно посильнее громыхнул сковородой о раковину.
– Набери на губку еще немного моющего средства, – подсказала бабушка.
Никита бросил сковороду, схватил бутылку и, перевернув, вытряхнул на губку лужу резко пахнущей жидкости.
– Непонятно, что это за бабушка такая, – шептал он еле слышно, оттирая сковороду. – Караул, а не бабушка.
Средство пенилось и никак не смывалось. Никите надоело, он выключил воду и поставил сковороду в белых ошметках пены на стол.
– Надо ополоснуть, – невозмутимо сказала бабушка.
Никита, издав долгий стон, снова включил воду. Когда пена наконец смылась, Никита грохнул сковороду на стол, сердито закрутил кран и с вызовом взглянул на бабушку.
– Я поработаю, а ты гуляй, – сказала она, развернулась и вышла в сад.
* * *
Никита походил по дому, держа мышонка в ладонях и разъясняя ему, что такое лампа, холодильник, печка, дрова, точильный брусок (он обнаружился в корзине с дровами) и часы. Больше в доме делать было нечего. В саду Никита посадил мышонка в траву и сел рядом. Бабушка трещала ветками в зарослях малины. Похоже, собралась выломать полмалинника. Мышонок покрутился на месте и вдруг так быстро побежал прочь, что Никита еле успел его поймать.
– Ты что? – воскликнул Никита, поднося мышонка к лицу. – А вдруг кот придет?
Мышонок не мигая глядел на него черными глазками-бусинами. У Никиты мелькнула мысль, что мышонок бежал на свободу, но он тут же эту мысль отогнал. Все-таки бандитский кот может вернуться. Пусть мышонок будет под защитой Никиты. Да и папа вчера сказал, что Никита за мышонка отвечает.
– Пойдем погуляем, – сказал Никита, поднимаясь на ноги.
Но у ворот он замедлил шаг. Вспомнился белобрысый Протоня. А вдруг он там сейчас стоит, за воротами? Никита на цыпочках подошел к воротам, приоткрыл их ровно на сантиметр и прильнул к щели одним глазом.
На дороге стояла Оля. То есть не стояла, а сидела верхом на трехколесном велосипеде. Точно в такой же позе, как утром. И с интересом смотрела на ворота. Почти что в Никитин глаз. Никита задержал дыхание.
– Как там Лиза? – громко спросила Оля из-за ворот.
«Какая Лиза?» – с недоумением подумал Никита. Он попытался вспомнить, как же все-таки зовут бабушку, но безуспешно.
– Она с тобой? – вновь подала голос Оля. – Ой, ну выходи уже!
Никита осторожно надавил ладонью на воротину, та медленно отошла в сторону. Никита сделал шаг и вышел на дорогу.
– А, вот она! – обрадованно вскричала Оля.
Она вскочила, перепрыгнула через велосипед и подбежала к Никите, который так и держал мышонка на ладони. Оля наклонилась, и Никита почувствовал у себя на ладони ее дыхание.
– Какая крошка! – запищала Оля восторженно. – Лиза! Лизун!
Никита наконец понял, кого Оля называет Лизой.
– Какой еще Лизун, – возмутился он. – Это не девочка, ясно?
– Мальчик тоже может быть Лизун, – заметила Оля, не отводя глаз от мышонка.
– Хватит звать его Лизуном!
Никита отодвинул ладонь с мышонком от Олиного носа. Оля выпрямилась и примиряюще улыбнулась.
– Хорошо-хорошо, – согласилась она. – А ты как его зовешь?
– Просто мышонок.
Оля шагнула вперед и снова уткнула нос в мышонка.
– Привет, просто мышонок, – пробасила она, дурачась.
– Слушай, а ты что на таком велосипеде? – спросил Никита, чтобы сменить тему разговора.
Оля обернулась, поглядела на свой велосипед и пожала плечами.
– У тебя двухколесного нет, что ли?
Оля снова поглядела на свой велосипед и сунула руки в карманы шорт.
– Хочешь, дам покататься? – неожиданно для самого себя спросил Никита.
Оля повернула к нему веснушчатое лицо и удивленно уставилась на него большими серыми глазами. Никита застыл на мгновение под взглядом этих глаз, а потом бросился к воротам.
– Я сейчас!
Держа мышонка в ладонях, он добежал до крыльца, где стоял его велосипед.
– Пойдешь в карман? – торопливо спросил Никита мышонка. – Или лучше в банку? Нет, лучше в карман, – решил он и осторожно посадил туда мышонка. – Будет весело! – пообещал он.
Потом схватил велосипед и бегом вывел его за ворота. Оля ждала его и, когда он появился, захлопала в ладоши. Поставив велосипед перед ней, Никита выдохнул:
– Вот.
– Только я совсем не умею! – радостно сообщила Оля.
* * *
Оля оказалась бесстрашной: она падала – то на дорогу, то на обочину, – и каждый раз велосипед падал на нее сверху, это было больно, но Оля поднималась, ставила велосипед и вновь на него залезала. «Держи меня!» – командовала она, и Никита хватался за седло сзади. Когда Оля трогалась, он какое-то время бежал за велосипедом, держа седло и помогая ей сохранять равновесие. Но потом Оля неизбежно разгонялась настолько, что Никита уже не поспевал за ней. Он выпускал седло, и Оля несколько секунд ехала сама, а потом заваливалась вправо или влево, падала – и все начиналось сначала.
