– Да не в этом дело, Зойка. Синяки пройдут, кость через месяц срастётся. Это всё ерунда… – Глеб тяжело вздохнул и пододвинул к себе здоровой рукой тарелку. – Накрылась моя стажировка в Америке медным тазом. Вот что обидно. Я уже настроился, а тут такое…
Зоя присела за стол на соседнюю табуретку и посмотрела с сочувствием.
– Конечно обидно, ужасно обидно, это я понимаю! Но ты все равно не расстраивайся. На следующий год поедешь. Отец опять договорится со своим Хармондом, и ты обязательно поедешь.
Она вскочила, будто стремясь утешить его таким образом, подхватила прихваткой с плиты сковородку и положила ему на тарелку жареную картошку, от которой шёл такой умопомрачительный аромат, что потекли слюнки. Ужин выглядел весьма аппетитно.
– Пожалуй, я составлю тебе компанию, ну, чтобы ты не думал, что я тебя травить собираюсь, – и решительно поставила вторую тарелку для себя.
Они сидели за одним столом и поглощали нехитрый ужин. И на душе у Глеба постепенно теплело, будто он делился наболевшим с родным человеком.
– Ты в полицию то ходил? – поинтересовалась Зоя с набитым ртом.
– Ходил.
– Заявление написал?
– Написал. А толку? Я же их не запомнил. Три здоровых амбала. Лица были закрыты козырьками бейсболок, да и темно уже было, а фонари горят плохо.
– Слушай, Глеб, тебе не кажется странным, что руку тебе сломали как раз перед отъездом в Америку? Уж больно подозрительное совпадение. Может у тебя враги есть?
Глеб даже жевать перестал и уставился на Зойку ошарашенным взглядом.
– Какие враги, Зой, ты что? Нет у меня никаких врагов и никогда не было. Что за чушь тебе пришла в голову!
– Это не чушь, Склифосовский. В детективах, между прочим, пишут, что надо искать того, кому выгодно. Вот и ты подумай: кому выгодно, чтобы ты не смог поехать в Штаты?
– Начиталась детективов! – недовольно фыркнул Глеб и отложил вилку в сторону. – Никому.
– А этот твой, как его, Ярцев? – не отставала Зойка.
– При чём здесь Севка? Он мой друг и вообще нормальный парень, избалованный немного и слегка самоуверенный, но нормальный. Что он с ума сошёл, чтобы руку мне ломать? Да и узнал бы я его среди этих отморозков. Не было его там.
– А если он подговорил этих отморозков?
– Прекрати, Зойка, наводить тень на плетень. Я Севу много лет знаю, учились на одном курсе. За последние три года знаешь сколько часов мы с ним за одним хирургическим столом отстояли?.. И вообще, нет ему никакого резона гробить меня. У него отец какая-то шишка, денег в семье – хоть ложкой ешь. Вон за три года вторую машину меняет. Он на стажировку на Луну может поехать за свой счёт, не то, что в Америку к Хармонду.
Но какая-то мысль заскреблась в сознании, тревожа, не давая отмахнуться от глупых предположений девчонки. Глеб нахмурился и задумчиво потёр лоб.
– Хотя знаешь, Зоя, была одна странная вещь… Когда эти отморозки метелили меня, один из них крикнул: «Правую надо было, дебил!» А второй, видимо тот, что ломал руку, ответил: «А это какая? Да хрен с ней, какая разница?» И они убежали… Впрочем, может мне померещилось? У меня тогда в голове сплошная каша была.
Зоя тоже перестала есть и уставилась на Глеба.
– Если они говорили о твоей руке, то значит точно заранее собирались тебя покалечить! И кто-то их надоумил.
– Нет, этого просто не может быть! – замотал головой Глеб. – Если подозревать в таком зверстве близких людей, то можно с ума сойти.
Глеб так разволновался от этого предположения, что Зоя предпочла больше не обсуждать опасную тему и предложила выпить чаю. Тем более, что к чаю были принесены тёти Катины пироги.
Ясный весенний день за окном медленно клонился к вечеру. За сытным угощением Глеб разомлел, подобрел, оттаял душой, и даже, кажется, постоянно терзающая его боль отступила. Ощущать чью-то заботу было непривычно, но приятно. Он с любопытством косился на Зойку, вдруг обнаружив, что недавняя пацанка выросла, уже дотянувшись ему до подбородка, и неожиданно превратилась в тоненькую голубоглазую девушку, уже почти взрослую. «И когда только успела вырасти?» – вздохнул про себя Глеб, но мысленно улыбнулся.
Они пили чай, а хозяин квартиры нахваливал угощение:
– Ммм… какие вкусные пироги у Катерины Васильевны! В жизни ничего лучше не пробовал. Учись, Зойка, кулинарничать, как твоя достопочтенная тётушка. Если научишься печь такие пироги, я сам на тебе женюсь.
Зойка фыркнула и покраснела.
– Больно ты мне нужен, Склифосовский!
Так за шутками и разговорами просидели за столом до самого вечера. Перед тем, как идти домой Зоя принялась мыть посуду и наводить порядок в кухне, проявив неожиданную сноровку. Глеб неловко пытался помогать.
– Да сиди уж, болезный, – прикрикнула на него девчонка, – сама справлюсь.
Глеб только обречённо вздохнул, чувствуя свою ненужность.
– Не представляю, как я просижу целый месяц без дела. Я же с тоски умру!
– Не умрёшь, – заверила Зойка, – я тебя развлекать буду.
– Серьёзно? Вот здорово! Не было счастья, так несчастье помогло: руку сломал, зато персональным аниматором обзавёлся! – усмехнулся Глеб, вдруг почувствовав прилив тепла в душе. А Зайка то в принципе неплохая девчонка, если перестаёт вредничать и выкаблучиваться!
Но тут же от пришедшей на ум новой мысли Глеб стал серьёзным.
– Зой, ты сколько раз в неделю к своему репетитору по английскому ездишь?
– Два. По вторникам и пятницам. А что?
– Во сколько возвращаешься?
– После девяти.
– А от метро через парк идёшь?
– Конечно.
– Не ходи через парк, опасно, – покачал головой Глеб. – Лучше в обход по освещённым улицам.
Девушка уставилась на него, удивленно округлив глаза.
– С ума сошёл? Это ж минут на двадцать дольше будет. Я тогда совсем поздно приходить домой буду.
– Резонно. – Глеб задумался. – А мы вот что с тобой сделаем, Зоя: возвращаясь, ты будешь звонить мне (всё равно мимо моего дома идёшь), а я буду выходить и провожать тебя через парк.
Голубые глазищи чуть не вылезли из орбит.
– Ты серьёзно хочешь меня провожать?..
– Конечно. Так будет спокойнее и Алексею Ивановичу, и Катерине Васильевне, да и мне тоже. Ты ж обладаешь редкостной способностью влезать во всякие неприятности. Лучше перестраховаться.
Через две недели, когда сошли синяки и поджили ссадины на лице, Глеб заглянул в клинику на своё отделение. Измаявшись без дела в одиночестве, он с таким удовольствием вдыхал привычные больничные запахи, идя по коридору, что слегка кружилась голова.
– Здравствуйте, Глеб Александрович! – приветливо улыбнулась ему буфетчица, с усилием толкая впереди себя грохочущую тележку с горой грязных тарелок. В больнице только что кончился обед.
– Привет, Настюш! – Он еле удержался от желания сгрести в охапку скромницу-буфетчицу в крахмальном колпаке и расцеловать в румяные щёчки, так был рад вернуться домой.
– О, раненый боец к нам пожаловал! – радостно воскликнул анестезиолог Виктор Сергеевич, выходя из палаты и протягивая Глебу руку. – Как твоё ничего?
– Ничего. А как вы тут без меня?
– Как всегда зашиваемся, – старший коллега похлопал Глеба по плечу, приветливо улыбаясь. – Ты, Астахов, давай быстрее выздоравливай, а то нам тут без тебя действительно тяжко. Рук не хватает.
Пока дошёл до ординаторской в конце длинного коридора несколько раз останавливался, чтобы поговорить с больными.
– Здравствуйте, доктор! – окликнул, скрюченный в позе вопросительного знака, старый пациент Глеба с ревматическим пороком сердца, которого тот собирался оперировать, да не удалось. – Что ж вы сами заболели то?
– Да вот не повезло, Иван Николаевич, бывает, – Глеб виновато улыбнулся. – Оказывается, врачи тоже люди. А вы как? Вас Алексей Иванович оперировал? Как самочувствие после операции?
– Вашими молитвами, Глеб Александрович, поправляюсь потихоньку.
– Рад за вас!
– Вы сами-то поправляйтесь!
– Куда ж я денусь?!
И тут же его перехватила дама средних лет в красивом шёлковом халате с павлинами и непривычном для больницы макияже.
– Что ж вы меня бросили, доктор? Я только настроилась на операцию, а вы заболели. Я не хочу лечиться у другого врача.
– Маргарита Брониславовна, дорогая, простите меня, пожалуйста! – Глеб с покаянным видом поцеловал даме ручку с ярким маникюром. – Так уж вышло. А врачи у нас все хорошие. Вас Станислав Геннадьевич лечить взялся. А он заведующий клиникой. Так что считайте, вам повезло. И не расстраивайтесь!
– Но вы будете вести меня после операции? – требовательно спросила мадам.
– Конечно! Обязательно! Как только выйду с больничного, сразу возьмусь за ваше лечение.
Поздоровавшись и перекинувшись парой фраз с половиной отделения, Глеб вдруг всем своим существом осознал, что уже стал частью этого особого мира, врос в него своими корнями, каждой клеточкой собственного тела пропитался больничным духом. Прошло каких-то три года после окончания университета, а он стал на равных среди тех, для кого спасение человеческих жизней – призвание и каждодневная работа. И эти умные, крепкие мужики с сильными и чуткими руками, ежедневно выдерживающие за операционным столом нагрузки, сравнимые с нагрузками пилотов сверхзвуковых истребителей, приняли его в свой круг. Он полной грудью вдохнул воздух, пропитанный запахами лекарств и дезинфицирующих средств. И это был запах счастья!
Получив от общения с коллегами и пациентами приятнейшее ощущение собственной нужности, Глеб вошёл в ординаторскую. А там сквозь многоголосый шум и смех звучал звон бокалов с шампанским.
– Что отмечаем? – Глеб застыл на пороге, удивлённо округлив глаза.
Весёлые, радостные лица коллег повернулись в его сторону. Все бросились к Глебу и наперебой стали расспрашивать о здоровье, не скрывая радости.
– А мы тут отвальную празднуем, – сообщил Лёня Рыбаков, ординатор первого года. – Сева же в Америку в понедельник улетает.
– Здорово! – искренне улыбнулся Глеб, принимая от медсестры Леночки полный бокал, и повернулся к однокашнику: – Удачи тебе, Сева, и счастливого пути!
Подошёл Ярцев, чокнулся с ним бокалами и, ухватив под локоть, оттащил в сторонку, к окну.
– Глеб, – заговорил Сева, заглядывая в глаза приятеля, – ты уж меня прости.
– За что? – искренне удивился Глеб.
– За то, что вместо тебя лечу в Бостон. Как-то очень некрасиво получилось. Я ж понимаю, что занял твоё место. Это ты должен был лететь в Штаты, тебя ждет Хармонд, ведь именно ты лучший ученик Старика.
– Да ладно тебе, Сева, перестань! Что случилось – то случилось. Не пропадать же договорённости с Хармондом. Я через год поеду.
– Ты правда на меня не обижаешься?
И так жалобно, так просительно взглянул на Глеба, что тому стало неловко: переживает парень за друга, искренне переживает! В памяти всплыли нелепые подозрения Зойки и тут же растаяли, не оставив и следа. Он положил здоровую руку на плечо товарища и заверил:
– Всё в порядке, Сева, ни на кого я не обижаюсь, а уж на тебя тем более. Да и не обижаются на друзей. А мы же с тобой друзья, – ободряюще улыбнулся и отошёл к профессору Леденёву, скромно сидевшему в уголке на диване.
– Ну что, Глеб, – спросил учитель, – переносим твою стажировку на следующий год?
– Переносим, Алексей Иванович.
– Как самочувствие? Зоя тебе помогает с домашним хозяйством?
– Всё нормально, помогает, спасибо ей за это.
– Ты особо не расслабляйся, Глебушка, – строго сдвинул брови профессор, – не теряй времени даром. Пока ты не можешь оперировать, займись-ка обзором литературы для диссертации. Когда ещё выпадет такая возможность посидеть над книгами? Посиди, почитай, а там и кость твоя срастётся.
– Хорошо, Алексей Иванович, я всё сделаю. А можно я хоть на пару часиков в день буду сюда приходить? – Глеб умоляюще посмотрел на профессора. – Мне дома от тоски волком выть хочется. А тут я хоть с документами вам помогу. Правая то рука у меня в порядке, писать могу.
– Ну, ладно, приходи, – милостиво кивнул Старик, – но в операционную не суйся со своей «бриллиантовой» рукой! А по средам отправляйся на консультативный приём в поликлинику. Справишься? – и тут же ответил самому себе: – Справишься, даже не сомневайся!
Покомандовав медсёстрами, убиравшими со стола остатки нехитрого пиршества, Сева Ярцев стал собираться домой, где его уже ждал упакованный чемодан с вещами. Душа пела в предвкушении долгого перелёта через океан, встречи с чужой страной, с новыми людьми. Кажется, Астахов на него зла не держит и это хорошо. Не было никакого резона создавать себе врагов. Как говаривал умудрённый жизнью отец: «лучше не иметь друзей, чем иметь врагов!»
Мысленно хваля себя за ум и изобретательность, Сева с удовлетворением вспомнил, как вовремя ему подвернулся на парковке старый дворовый приятель Митька Булыгин по прозвищу Булыжник. В детстве они жили в одном дворе и сын дворничихи – Булыжник нередко задирал мальчика из хорошей обеспеченной семьи. Но и в те годы Сева был не глуп. Он просто дарил Митьке всякую ерунду: жвачки, игрушки из киндер-сюрпризов, шоколадные конфеты. И тот сразу добрел от этих подачек, становясь для Севы другом и защитником.
Потом, когда Сева учился в старших классах, они с семьёй переехали в другой район в новую квартиру. Почти десять лет не виделись они с Булыжником, а тут вдруг встретились случайно перед супермаркетом. Потрёпанный «ниссан» Булыгина «запер» автомобиль Севы. И тот уже был готов к стычке с незадачливым водителем, как вдруг узнал в бандитского вида пижоне старого приятеля. Разговорились. Внешний вид Митьки не обманул внимательного Севу: отсидев три года по малолетке, Булыжник обзавёлся друзьями в криминальном мире и шёл по жизни легко, зарабатывал чем мог, не оглядываясь на закон.
Сева пригласил старого приятеля в ресторан на следующий день, а там за выпивкой и сытным ужином предложил хорошо заработать, убрав одно досадное препятствие со своего жизненного пути. Тот легко, и даже с удовольствием согласился.
Правда пришлось превысить запланированную сумму, потому что, выполнив поручение и явившись за гонораром, Булыгин заявил:
– Накинуть надо, бро! Этот тип с единоборствами знаком, чуть меня и моих ребят не покалечил, а ты не предупредил.
Поколебавшись несколько секунд, Сева выложил дополнительную сумму из кармана, но успокоил себя тем, что результат того стоит! Как учил отец: большие дела требуют больших вложений.
Сева переоделся и, завязывая галстук, выглянул в окно. Больничный сквер на глазах зеленел, покрываясь нежнейшим пухом первой листвы. В лужах после недавнего дождя весело плескалось солнце и взбудораженные весной воробьи. Он блаженно улыбнулся, как сытый кот после визита в хозяйскую кладовку.
Но вдруг улыбка сползла с его лица. От крыльца клиники шли бок о бок Глеб Астахов и та самая кареглазая красотка, с которой Севе так и не удалось познакомиться. И шли они, медленно удаляясь по аллее, явно о чём-то мило беседуя, как хорошие приятели. Сева скрипнул зубами и сжал кулаки. Вот сволочь, Глебушка, обошёл-таки его! Хоть здесь, но обошёл! Ладно, красивых девчонок много, а стажировка у Хармонда одна. Нужно уметь отделять главное от второстепенного. Сева отошёл от окна, пообещав себе, что в отместку Астахову соблазнит и уложит в свою постель не менее десятка хорошеньких американок. Уж он постарается! Но отчего-то эта мысль не утешила. На самом донышке души плескалась мутная взвесь злости и зависти.
Глеб правой рукой надавил на тяжёлую створку входной двери. Та поддалась с недовольным скрипом.
– Давайте я помогу! – раздалось за спиной.
Он обернулся. На него смотрели, улыбаясь, прекрасные карие глаза.
– Здравствуйте, доктор Астахов! – поздоровалась красавица, помогая открыть дверь и выходя на улицу вместе с ним. – Что у тебя с рукой? Неужели сломал?
– Сломал, – вздохнул Глеб, демонстрируя гипс и перевязь на левой руке.
– Бедняга! – посочувствовала девушка и вдруг улыбнулась лучезарной улыбкой: – Ничего, что я на «ты»? Мы же с тобой ровесники. А меня Карина зовут.
И протянула ему узкую изящную ладошку. Глеб слегка растерялся, но ладошку осторожно пожал.
– Глеб.
– Да я знаю. А мой отец спрашивал, куда это его лечащий врач запропастился?
– Как Герман Константинович? – поинтересовался Глеб.
– Прооперировали. Скоро выписывают. Все хорошо.
– Я рад за него.
Они спустились по ступеням больничного крылечка и пошли в сторону сквера, где уже вовсю зеленели деревья.
– Когда тебе гипс снимут? – Спросила Карина.
– Через две недели.
– О, это уже скоро! Чем занимаешься, пока не работаешь?
Ему было немного странно, что посторонний человек расспрашивает его с таким видом, будто они давно и хорошо знакомы. Но девушка была так красива, так приветлива, что невольно хотелось сократить психологическую дистанцию.
– Ничем особенным. Скучаю без работы.
– Да ты что? Скучать вредно для здоровья! Наоборот, пока ты работать не можешь, надо отвлечься на что-нибудь приятное. Хочешь, сходим с тобой в кино? Сейчас как раз классный фильм идёт в прокате. Мне друзья рассказывали. Дай мне свой телефон. Я узнаю, какие сеансы и в каком кинотеатре и позвоню тебе.
Глеб растерялся. Его ещё ни разу не приглашала в кино девушка, тем более такая красивая. Приглашал он, когда был студентом. А тут такой напор!
– А хочешь, сходим на выставку в Эрмитаж или в Русский музей. Ты любишь живопись?
Глеб неопределённо пожал плечами. Любит ли он живопись? Он не знал, даже как-то не задумывался над этим, но знал точно, что смотреть на картины даже самых знаменитых художников просто не сможет, когда рядом такая красавица. Уж лучше сидеть и смотреть фильм в тёмном зале кинотеатра.
– Можно в кино сходить. Я там уже сто лет не был.
Карина радостно заулыбалась, обежала его с другой стороны и подхватила под здоровую руку, увлекая в парковую аллею. Она рассказывала что-то незамысловатое, щебеча, как птичка. И от этого щебетания на душе становилось светло и тепло. И от её руки, уютно устроившейся в сгибе его локтя, прямо к сердцу шло тепло, наполняя душу предвкушением чего-то захватывающего, головокружительного.
Вечером того дня, когда Глебу сняли гипс, Карина пригласила его на рок-концерт, организованный на Дворцовой площади.
Они чуть не опоздали, прибежав на площадь почти бегом, с тревогой осматривая огромное пространство, подготовленное для концерта. Ближе к бело-зелёным зданиям Эрмитажа за Александровской колонной располагалась большая сцена. На огромных экранах по бокам сцены ещё демонстрировались рекламные ролики, но музыканты уже настраивали свои инструменты.
Пришлось выложить и поставить на специальный стол прихваченную с собой бутылку воды, проходя через пункт охраны. Строгие люди в чёрной форме не разрешали брать с собой бутылки. Карина недовольно нахмурила красивые брови, но промолчала, только потянула Глеба за собой, решительно протискиваясь мимо чужих спин и локтей.
Перед сценой уже стояла толпа. Изящные линии и краски Генерального штаба, Эрмитажа и Александровской колонны смотрелись странно рядом с разодетой по-рокерски толпой молодёжи. Глеб и Карина остановились между двумя небольшими группками ребят в кожаных косухах и банданах. С Невы задувал сильный холодный ветер так, что Глебу захотелось поднять повыше воротник куртки.
Вдруг первые аккорды электрогитары взорвали пространство площади. Сразу заложило уши. А толпа зашумела, задвигалась, радостными воплями встречая первого исполнителя.
– О-о-о-о!! – завопила Карина, подпрыгивая на месте, и ткнула своего спутника локтём в бок: – Ну, Глеб, не стой столбом! Это же тусовка, кайф!
Глеб только покосился на неё с усмешкой, оставаясь стоять «столбом», засунув озябшие руки в карманы. Но толпа вокруг постепенно начинала заводиться. Со сцены неслись ритмичные удары барабанов, заставляя сердце пульсировать в одном с ними ритме. От низких басовых звуков гитар в глубине тела начинало что-то вибрировать. Ноги сами собой пускались притопывать, приплясывать, распространяя энергичные импульсы по всему организму.
От хриплых, натужных голосов со сцены через микрофоны и динамики в толпу транслировалась такая мощная энергия, что вскоре тысячи ног уже ритмично топали по булыжникам площади, и целый хор нестройно подпевал каждому хиту.
Замёрзнув от пронизывающих порывов ветра с реки, Глеб тоже поддался всеобщему психозу и стал пританцовывать. Карина вилась вокруг него, отбивая ритм ногами и вскидывая вверх изящные руки. В облегающих точёную фигурку чёрных джинсах и чёрной курточке с ковбойской бахромой она была так хороша, что трудно было не любоваться ею. А когда со сцены зазвучала медленная тягучая мелодия, девушка прильнула к нему всем телом, обняв за шею, в медленном танце.
Он почувствовал её тёплое дыхание на своей щеке и осторожно обнял за талию. Пушистые каштановые волосы щекотали его шею. От запаха её духов кругом пошла голова, а от манящего, откровенного взгляда больших карих глаз в коленях появилась ватная слабость.
– Я ведь тебе нравлюсь, Глеб…
Она не спрашивала, она утверждала то, что и так было понятно.
– Угу, – только и смог выдавить Глеб, чувствуя, что тонет, тонет в этих глазах, как в бездонном карем омуте.
– Пошли отсюда. Надоело уже слушать этот грохот! – заявила красотка и потянула его за руку из толпы. Глеб не сопротивлялся.
Выбравшись на Невский проспект, они поймали такси и поехали в сторону её дома. Светлый майский вечер тонул в мягком сиянии придорожных фонарей. Всю дорогу Карина молчала, отвернувшись в окно. Но рука её при этом по-хозяйски лежала на бедре Глеба, то и дело нежно поглаживая джинсовую ткань, вызывая этим невинным движением лёгкую дрожь в глубине его тела.
Выйдя из такси у современного жилого комплекса, Карина взяла его за руку и потянула к подъезду, посмеиваясь:
– По всем правилам хорошего тона я теперь должна пригласить тебя на чашку чая, – сообщила она у самой двери, лукаво улыбаясь и не выпуская его руку из цепких пальчиков.
– А ты приглашаешь? – спросил Глеб, заглянув ей в глаза. Тёмная опасная бездна в их глубине влекла, манила и чуть-чуть пугала.
– Конечно, приглашаю! – и потащила бегом через обширный холл, украшенный мрамором, мимо сонного консьержа.
В лифте она перестала себя сдерживать и впилась в его губы жадным поцелуем, вдавив спиной в зеркальную стену. И просторная кабина вдруг стала такой тесной, что трудно было дышать. Он бы, наверное, задохнулся, но лифт распахнул свои двери на пятом этаже. И оба, не разжимая объятий, вывалились в узкий коридор.
Карина нетерпеливо лязгала ключами, отпирая замки. А когда всё-таки вошли в квартиру, едва закрыв дверь, снова повисла у него на шее.
– Спальня там, – прошептала, мотнув головой в сторону и стаскивая с его плеч куртку.
– А может сначала чай? А то я замёрз как собака, – пробормотал Глеб неуверенно. События разворачивались слишком быстро, слишком яростно. Но кто ж устоит против урагана?
– Чай потом… Я такая горячая, Глеб, что легко тебя согрею… – и игриво прикусила его нижнюю губу зубками.
– Ты уверена? Ну, ладно, если ты такая смелая, – и засунул заледеневшие ладони ей под свитер, прижав их к обнаженной коже спины.
Девушка взвизгнула от ледяного прикосновения и громко захохотала, подпрыгнув и обвив его руками и ногами, как обезьянка дерево.
– Неси меня в спальню! – приказала, шепнув горячими губами в самое ухо.
Глеб подхватил её обеими руками под ягодицы и понёс по длинному коридору, чувствуя, как внутри уже разгораются, уже бегут по сосудам крошечные жаркие огоньки…