Дарья Калинина
Сервиз для безумного чаепития
Глава 2
Вдвоем с помощью Леночки им с горем пополам удалось доставить Анну Геннадьевну на выставку «Русская охота», где были представлены образцы оружия из собрания бывших владельцев дворца. Выставка была обширной, потому что и охотничьей тематике во дворце было посвящено немало всяких экспонатов. Помимо самих ружей, пистолетов и прочего, тут имелись подарки от гостей из разных стран, а также посуда и бронза, в которой также присутствовала охотничья тематика.
В другой раз Саша с удовольствием бы полюбовался обеденным сервизом, таким большим, что его пришлось разделить на несколько частей, в одной витрине он попросту не умещался. Окантовка из зелени с золотом, а по центру каждого предмета картинка из охотничьей жизни: фазаны, утки, куропатки и другая пернатая дичь перемежались охотниками, егерями, конюшими, ястребами, борзыми и легавыми – всем тем многообразием и пышностью, что прежде именовалось русской охотой и вызывало неизменное восхищение гостей замка.
Да, наслаждаться красотой этих предметов должно и нужно было с чувством, с расстановкой. Но у Саши на это совершенно не было времени. Леночка проволокла их через все залы с такой скоростью, что у Саши даже дыхание сбилось. А что уж там говорить про тучную Анну Геннадьевну, она и так была близка к обмороку, а марш-бросок по залам музея, который устроила ей Леночка, довершил начатое. Анна Геннадьевна едва держалась на ногах. И при первой же возможности тяжело рухнула на стул.
– Виктор Семенович, они тут! – объявила Леночка. – Я их привела!
Из дальнего последнего зала экспозиции выглянул средних лет аккуратный мужчинка. Он выглядел явно взволнованным и смущенным.
– Умница, – похвалил он свою помощницу. – Но почему «их»? – Он с явным недоумением оглядел Сашу: – Я просил привести лишь Анну Геннадьевну. Где она?
– Там, – махнула рукой Леночка. – Сидит. В себя приходит.
– Вот как, – задумался Виктор Семенович. – Что же, возможно, оно и к лучшему. Будет гуманней объяснить несчастной женщине, что ее ожидает. Подготовить ее морально. Ты ведь ничего ей не говорила о случившемся?
– Ничего! Ну, то есть почти ничего.
– Г-хм… Понятно.
И Виктор Семенович решительным шагом пересек коридор и скрылся за дверями зала, где приходила в себя Анна Геннадьевна.
Уходя, он не забыл их строго-настрого предупредить:
– Ничего там не трогайте!
Леночка заверила, что у них и в мыслях такого не было. Но стоило начальнику скрыться, как она вперила в Сашу свой взгляд. Потом подмигнула. Саша замер. Он никогда не видел Леночку такой. Девушка тяжело дышала, на лбу у нее выступила испарина. А ее странный немигающий и какой-то остановившийся взгляд буквально гипнотизировал юношу.
– Зайдем, – то ли попросила, то ли указала она ему. – Посмотрим. Согласен?
Саша кивнул. Сейчас он согласился бы пойти за компанию с Леночкой хоть в самое пекло. Но Леночка так далеко его не позвала. И первой шагнула в тот зал, который только что покинул Виктор Семенович. И что было делать в такой ситуации Саше? Не отпускать же девушку одну. А вдруг там за дверями таилась какая-то опасность? И Саша шагнул за ней. В зале, кроме них с Леночкой, никого не оказалось. И на первый взгляд ничего необычного тут тоже не наблюдалось.
Это был последний зал экспозиции, посвященный русской охоте, и кроме нескольких чучел диких зверей, застреленных самолично представителями императорской семьи, тут ничего не было. Но сам факт, что эти чучела пережили Октябрьскую революцию, Гражданскую, а потом и Великую Отечественную войны, поражал воображение. Голова лося смотрела на Сашу ничего не выражающим затуманенным пылью веков взглядом.
Внезапно Саша услышал слабый вскрик. Он тут же обернулся на звук и увидел, что Леночка отступает от чего-то, лежащего в углу. Саша подбежал к девушке, которая продолжала быстро пятиться назад. Наткнувшись спиной на Сашу, она снова вскрикнула, повернулась и опрометью выскочила из зала. Саша хотел было последовать за ней, но тут его внимание привлек к себе лежащий на полу предмет. Прикрытый тканью, он лежал в самом углу зала. И за чучелом небольшого медведя его было не так-то легко заметить. Казалось, предмет поместили сюда сознательно, чтобы скрыть от посторонних глаз.
– Что это?
Несмотря на то что предмет был прикрыт тканью вроде той, которой прикрывают некоторые витрины, Саша почему-то был уверен, что ему тут совсем не место. И к музейной экспозиции этот предмет не имеет никакого отношения. Почему? Хотя бы потому, что расположен он был крайне неудачно. Позицию он занимал крайне невыигрышную, его даже заметить было нелегко. От входа, например, он был вообще не виден.
Саша осмотрел лежащий на полу предмет. Продолговатой формы. Длинный. Затем Саша заметил подошву кроссовки, и ему стало жутковато. Он вспомнил отрывочное бормотание Леночки про убийство, припомнил странное волнение Виктора Семеновича и, уже почти не сомневаясь, что под тканью его ждет нечто необычное, протянул руку и поднял ткань.
– Твою ж дивизию! – вырвалось у него.
Плотная ткань скрывала под собой человеческое тело в очень плохом состоянии и крови. Единственное, что сразу понял Саша, убитый был мужчиной. И насколько Саша мог судить по одежде, мужчина был молод, возможно, ровесник самого Саши. Но кто это был такой, сказать было невозможно. Потому что на месте лица у этого человека было сплошное кровавое месиво.
– Жуть какая!
Тут же рядом с телом лежало ружье. Это было красивое старинное ружье, вероятней всего, взятое из коллекции выставки. Видел Саша в одном из залов витрину с похожими ружьями. Дуло этого оружия было украшено по всей длине золотой насечкой, а ложе богато инкрустировано перламутром. И все же это было оружие. И Саша почти не сомневался, что именно из него был сделан роковой выстрел, почти снесший несчастному половину черепа. Наверное, с этим ружьем ходили на крупного зверя. Чтобы одним выстрелом и наповал.
Превозмогая внутреннюю дрожь, Саша все же закончил осмотр тела. Пострадавший был одет в мешковато сидящие на нем джинсы и такую же свободную куртку. Под ней на нем была надета приметная ярко-желтая футболка со смайликом. На ногах у него были легкие летние кроссовки. Вся одежда выглядела новой и была чистой. Можно было не сомневаться, что убитый был домашним юношей, о котором хорошо заботились.
«Леночка в разговоре упомянула какого-то Игоря. Но кто он такой?»
Пока Саша размышлял над этим вопросом, в дверях появилась Анна Геннадьевна в сопровождении Леночки и Виктора Семеновича.
– Нет, нет, не разубеждайте меня, – протестовала она, явно продолжая начатый ранее разговор. – Об этом не может быть и речи! Я должна взглянуть своими глазами! Я должна сама убедиться! Может, это еще какая-то ошибка.
– Анна Геннадьевна, голубушка, зрелище вам не по силам. От лица почти ничего не осталось.
– Все равно, я его узнаю.
Ненадолго притормозив, она посмотрела на Виктора Семеновича, а потом сказала:
– Это же мой сын! Пусть и приемный, но все же сын. Как вы этого не понимаете!
– Понимаю, голубушка, потому и говорю, что зрелище может травмировать вас.
– Больше, чем смерть моего мальчика, меня ничего уже не травмирует.
Анна Геннадьевна подошла ближе, так что смогла увидеть лежащее тело. Какое-то время она молча смотрела, потом кивнула и отошла, прикрывая глаза платком. Плечи у нее тряслись.
– Да, это он, – глухим голосом произнесла она. – Его одежда, его куртка. Вы уже вызвали полицию?
– Через минуту они будут здесь.
– Как это случилось?
– Ничего не могу вам сообщить по этому поводу. Тело было обнаружено сегодня утром одной из моих сотрудниц. Она позвала меня, когда я пришел, тело было в таком же положении. Я лишь распорядился накрыть его тканью.
– Как вы думаете, он… Он мог застрелиться сам?
– У вас есть основания так думать?
– Не знаю… Игорь последние несколько дней вел себя весьма странно. Поздно приходил, иногда вообще не возвращался ночевать. На все наши с отцом расспросы отвечал уклончиво или попросту ничего не отвечал.
– Может, несчастная влюбленность? Сколько лет было вашему сыну?
– Двадцать два.
– Самое время, чтобы влюбиться.
– Никакой девушки рядом с ним последнее время не наблюдалось.
– Возможно, любовь была безответной? Ваш сын страдал, а затем решил свести счеты с жизнью?
Слушая этих двоих, Саша лишь качал головой. Ну и ну! В каком веке они живут? Кто в наши дни кончает с собой от несчастной любви? Только полностью ненормальные с соответствующим диагнозом. Но оказалось, зря он иронизировал.
– Игорек всегда был очень нежным мальчиком, трепетным, я бы даже сказала. Помню, в девятом классе ему понравилась одна особа, которая вначале вроде бы одаривала его своей благосклонностью, а затем переметнулась к другому кавалеру. Несерьезная молодая девица! Плюнуть и забыть! Но вы бы видели, как страдал Игорь! Он на целую неделю заперся у себя в комнате. Отказывался от еды. Никуда не ходил. К счастью, в тот раз эта легкомысленная особа вновь стала нуждаться в Игоре, на горизонте были итоговые тесты по математике, которые Игорь всегда исправно писал за эту девицу. И она вновь прибежала к Игорю.
– И он ее принял?
– Он ее простил. Но прежних чувств у них уже не было. Это я к тому все рассказываю, если девушка у Игоря появилась, и она его обидела, оскорбила или как-то унизила, в порыве чувств он и впрямь мог покончить с собой. В первую минуту, увидев его тело, я почему-то именно так и подумала. Но потом спохватилась. А почему сын сделал это именно тут? В музее? Логичней было бы сотворить с собой подобное под окнами дома жестокой кокетки. Или там, где она часто бывает.
– Возможно, предмет обожания Игоря работает в музее, – подсказал Виктор Семенович.
– Да, в самом деле! – воскликнула Анна Геннадьевна и с благодарностью взглянула на коллегу. – Какой вы проницательный! Такое и впрямь могло быть. Вот вы сейчас сказали, и я вспомнила, что поведение Игоря изменилось после того, как он пришел работать к нам в музей. Боже, никогда себе этого не прощу!
– Чего же?
– Да ведь Игоря устроила на службу именно я! Он проработал у нас в музее всего пару дней, и с ним начались эти странности. Непонятные отлучки, молчание, уход в себя. Мы с мужем даже думали, может, это наркотики? Обыскали его комнату, муж сводил Игоря с собой в баню, постарался осмотреть его там на предмет следов от инъекций. Нет, ничего подозрительного. Тогда мы с мужем решили, что лучше нам пока что отстать от мальчика. Хотели поговорить с ним потом, когда он немного успокоится. И вот дождались!
Она закрыла лицо руками, но не зарыдала, а лишь горестно застонала.
– Мне будет никогда не оправдаться перед мужем! Никогда!
– Насколько я понимаю, Игорь был вашим приемным сыном?
– Когда мы поженились, мой нынешний супруг был вдов. Он один растил мальчика. Игорю на тот момент было пять лет. Но развит он был не по годам. Сразу понял, кто я такая и зачем я в их семье. Я вначале боялась, что ребенок начнет бунтовать против появления мачехи, начнутся грубости или каверзы, но нет, ничего подобного. Игорь с первого дня стал называть меня мамой. Всегда был ласков. Муж считал, что Игорь чувствует себя благодарным нам за то, что мы не сдали его в детский дом.
– Кого? Родного сына?
– Забыла сказать, Игорь приходился моему мужу лишь пасынком.
– Вот оно как!
– Мой муж своим первым браком женился на женщине, у которой уже был сын – Игорь. Затем она умерла. И муж женился на мне.
– Анна Геннадьевна! – восхищенно воскликнул Виктор Семенович. – Да вы героиня! Получается, вы с мужем растили ребенка, который биологически не был родным ни одному из вас? Как благородно с вашей стороны.
– Благородство тут совсем ни при чем. Но так уж сложилось, что ни у меня, ни у моего мужа своих детей нет. И мы с ним уже в том возрасте, когда вряд ли свои дети у нас уже появятся. Поэтому мы оба были довольны, что у нас имеется ребенок. Тем более, повторяю, никаких проблем с Игорем никогда не было. Он всегда хорошо учился в школе, рано стал самостоятельным, никогда не капризничал. Носил то, что я ему покупала. Ел все, что давали. Очень хороший мальчик. Из него мог бы получиться отличный муж. Боже, до чего несправедлива жизнь! И почему самые лучшие уходят от нас раньше других?
Но поток ее сентенций был прерван появлением полиции. Ввиду важности произошедшего преступления в музей прибыла вся следственная группа в полном составе. Эти суровые люди, чуждые всяких сантиментов, сразу же отмели версию несчастной любви далеко в сторону:
– Какое еще самоубийство? Скажете тоже! Стреляли ему в затылок. На одежде у пострадавшего нету даже намека на следы пороха. Пуля прилетела в него с расстояния не меньше двух метров. Не говоря уж о том, что дуло у этого ружья слишком длинное, чтобы человек мог бы дотянуться рукой до спускового крючка. Разве что ногой, но тогда ему пришлось бы разуться. А потерпевший, как мы видим, одет и обут.
– Значит, он не сам? Значит, это его?
– Нет, про самоубийство даже не думайте. Типичная картина убийства. Видите, и орудие убийства лежит рядом с телом, как будто бы его аккуратно положили. Жертва убита. Цель достигнута. Потом убийца, не торопясь, кладет орудие убийства рядом с телом и удаляется. Это стопроцентное убийство, которое даже не пытались скрыть или замаскировать под самоубийство!
Следователь с интересом разглядывал ружье, из которого предположительно был сделан роковой выстрел. Ружье заслуживало самого пристального внимания. Это был великолепный образчик оружейного мастерства Европы конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века. Настоящее царское оружие! Впрочем, убитому Игорю вряд ли это было важно.
Да и сам следователь смотрел на ружье без всякого восторга, потом он спросил:
– Что-то я не разберу, какой же тут калибр?
– С этим ружьем граф Орлов ходил на кабана, – услужливо подсказал Виктор Семенович. – Годилось оно и для медведя. Точный калибр я вам не скажу, но стреляли из него дробью, размером с лесной орех.
– Понятно. Нападавший знал, что ему выбрать из вашей коллекции. Небось пальни он в несчастного парня дробью как на куропатку, большого ущерба бы не нанес. А тут сразу и наповал. Получается, знал, что берет? Получается, из ваших человечек-то был?
– Все находящееся в нашей музейной коллекции оружие не пригодно для стрельбы. И вам это прекрасно известно! Кроме того, для его хранения у нас оборудована специальная комната с сейфами. Во время проведения выставки все ружья крепятся в витринах на двух точках, что полностью исключает возможность их свободного изъятия.
– И все же кто-то взял ружье. И сделал из него выстрел.
– Витрины опломбированы. И к каждому ружью подключена сигнализация.
– Что лишний раз подтверждает, преступник – это кто-то из сотрудников музея. И не просто кто-то, а человек, который допущен к работе с этими ружьями. Он заранее привел оружие в порядок, потом взял его с выставки и застрелил неугодного. Думайте, кто мог это сделать? Не думаю, чтобы таких людей было много.
На Виктора Семеновича жалко было смотреть.
– В соответствии с правилами хранения музейного оружия все оно сертифицировано, то есть приведено в состояние, когда из него невозможно сделать выстрел. Другими словами, стрелять из этих ружей нельзя.
– Как же так получилось, что в вашей экспозиции все же нашлось хотя бы одно ружье, пригодное для стрельбы?
Виктор Семенович развел руками:
– Не представляю, как такое могло получиться.
Следователь покачал головой:
– А я вам скажу. Кто-то из ваших сотрудников потихоньку или с вашего ведома привел это ружье в порядок.
– Это невозможно! Ружье не покидало пределов экспозиции уже долгое время.
– А зачем брать все ружье целиком? Достаточно снять с него сам механизм, отнести его к мастеру, восстановить и вернуть механизм на место.
– Сигнализация бы сработала.
– Бросьте! Только не говорите мне, что у вас никогда не бывает сбоев в работе сигнализации.
– Случается, конечно. Но за такое короткое время невозможно исправить оружие.
– Но снять стрелковый механизм, чтобы отнести мастеру, возможно?
– Это тоже не так-то просто сделать.
– Но возможно?
Виктор Семенович вынужден был признать:
– При известной сноровке, да.
Но тут же он вновь кинулся в наступление:
– Снять механизм с ружья – это еще полдела, надо механизм потом установить обратно. А на коленке винтики – шпунтики крепить не станешь. Это же оружие, боевой механизм, чтобы из него выстрелить, механизм должен быть надежен. Иначе пострадать может в первую очередь сам стрелок. Нужны хотя бы тиски или какое-то оборудование, чтобы установить механизм обратно на ружье.
– Но у вас же в музее есть что-нибудь вроде мастерской?
– Реставрационный отдел временно переведен в другое здание.
– А тут? Ведь требуется же иногда просто что-то починить? Стул там сколотить или дверную петлю в служебных помещениях поправить. Или чтобы гвоздь приколотить, вы всякий раз зовете реставраторов?
– Разумеется, у нас есть небольшое помещение, в котором есть… Но привести там ружье в порядок не получится.
– А вот мой человек сейчас сам туда сходит и посмотрит. Потрудитесь предоставить ему провожатого.
Все было исполнено в кратчайший срок. Виктор Семенович заметно перетрусил, когда следователь сказал, что ружье было приготовлено для стрельбы кем-то из сотрудников музея. Но это был еще не конец его мучениям и волнениям. Следователь неумолимо двигался дальше.
– А мы с вами пообщаемся с теми людьми, кто имеет допуск в комнату для хранения оружия, умеет обращаться с сигнализацией, установленной на ваших выставочных витринах, ну, и кто обладает кое-какими знаниями слесарного дела. Но последнее хотя и желательно, но вовсе не обязательно. Мог быть привлечен умелец и со стороны. А сейчас я попрошу всех посторонних очистить местность.
До сих пор ошивающийся поблизости Саша был вынужден ретироваться. Впрочем, его заботам поручили Анну Геннадьевну, которую теперь требовалось доставить обратно на ее рабочее место. Покидать музей женщине пока что запретили. Следователь, узнав о ее близких отношениях с убитым, пообещал поговорить с ней после окончания более срочных мероприятий.
Разумеется, слухи об убийстве уже распространились под сводами музея, достигли они и отдела кадров, так что весь его коллектив в полном составе вышел встречать свою начальницу. И очень кстати. Анна Геннадьевна после обещания следователя что-то совсем расклеилась. И всю обратную дорогу она буквально висела на Саше, который обливался потом, стремясь удержать стокилограммовую тушу своей начальницы более или менее вертикально.
– Анна Геннадьевна, да как же это?
– Неужели вашего Игорька убили?
Начальница кивала головой и горько шептала:
– Да, все так.
Ее усадили в кресло, принесли воды, чаю, кофе и коньяка. Как раз за последний начальница и схватилась прежде всего. Осушив две рюмки, она выпила немного минеральной воды, чуточку посидела ровно, и краски на ее лице постепенно стали приходить в норму. Саша с радостью убедился, что лицо начальницы перестало напоминать собой спелую свеклу и сравнялось окраской всего лишь с помидором.
– Боже мой! – произнесла она. – Надо сообщить мужу. Он ведь еще ничего не знает.
Анна Геннадьевна достала смартфон, но рука у нее тут же упала.
– Нет, я не могу. У меня язык не повернется сказать Александру Петровичу такое! Прямо немеет всякий раз, как подумаю, ЧТО мне придется ему сказать. Может быть, кто-нибудь из вас сделает это за меня?
И она умоляюще обвела взглядом всех сотрудников. Все молчали. Никого не прельщало стать для Александра Петровича злым вестником. Как уже успели нашептать Саше музейные кумушки, муж у Анны Геннадьевны был человеком решительным. Военный, в отставке, он славился своим крутым нравом и вспыльчивым характером. Кумушки поговаривали, что даже властная Анна Геннадьевна и та с трепетом относится к своему мужу. Похоже, кое-что в этих словах было похоже на правду.
Начальница взглянула на Сашу. Так утопающий цепляется за соломинку.
– Хорошо, я позвоню.
Голос супруга Анны Геннадьевны был спокойным. Чувствовалось, что это человек уверенный в самом себе и своих силах. Саша даже поздравил себя, оказывается, Александр Петрович нормальный дядька. Глупые клуши все про него придумали.
Но когда Саша попросил его подъехать в музей в связи с чрезвычайными обстоятельствами, он сразу изменил тон:
– В чем дело? Что за тайны? Говорите прямо! Я этого не люблю.
– С вашим сыном проблемы.
– Что случилось с Игорем? Он жив?
Саша набрал побольше воздуху и выдавил из себя:
– Нет.
На другом конце трубки раздался глубокий вздох.
– Значит, это все правда, – произнес мужчина. – А я не хотел верить. Глупец!
– Вы что-то знаете?
– Моя жена еще там?
Голос Александра Петровича звучал грозно:
– Скажите ей, чтобы она готовилась к разговору со следователем. Пусть вспомнит про эту вертихвостку Коломбину все, что сумеет. А иначе… Иначе ей будет плохо! Физически плохо!
– К-кому?
– Коломбине! Анне! Пусть она не думает снова увиливать и уверять меня, что все рассосется само собой! И пусть не думает покрывать эту парочку и дальше. Я так и знал, что от этой девчонки будет беда нашему сыну. Уверен, кто-то из ее кавалеров решил из ревности расправиться с Игорем. Я долго терпел, но терпение мое лопнуло. И теперь я разберусь со всеми!
Последняя фраза прозвучала просто угрожающе. И Саша даже сам поежился, хотя ему-то чего было бояться? Супруг Анны Геннадьевны угрожал некоей Коломбине, а Саша тут был ни при чем.
А вот Анна Геннадьевна, стоило Саше упомянуть про Коломбину, сразу же изменилась в лице, да так резко, что Саша лишь диву давался. Сперва Анна Геннадьевна побледнела, а затем и вовсе позеленела. Такой интересной смены цветовой гаммы Саше наблюдать у начальницы сегодня еще не приходилось. Из чего он заключил, что известие о некоей Коломбине напугало Анну Геннадьевну даже еще сильней, чем вид растерзанного тела ее приемного сына. И что же такое крылось в этой истории такого, что заставило его начальницу так сильно струсить?
