Дарья Ивановна Шмидт
Знак ответа. Часть 1
– Просто нужно внимательно слушать, запоминать пожелания заказчика, улавливать его эмоции и иметь достаточно терпения для столь кропотливой работы. Тогда все получается.
Ответом стала ухмылка, которая, скорее была довольной, чем насмешливой. Левин оценил то, насколько она уверенно с ним держится, однако…
– Хороший ответ, но все же точного вы не дали.
Илья громко сглотнул, чтобы сдержать смех, когда увидел, как его подруга медленно закипает, злобно глядя на ее начальника. Но она не обратила на это внимания.
– Всегда! – сказала, как отрезала. – Проколов еще не было, претензий не поступало, но чувствую, с вашим заказом мне придется попотеть.
– С чего вдруг такие выводы? – искренне удивился собеседник. – Не такой уж я страшный, как некоторые могли вам поведать, – он даже как-то смягчился.
– Я ничего ей не говорил! – сразу вступился за себя Илья. – Только то, что вы скрытный человек, а об этом даже вам известно. Но так и быть, – напустил на себя печальный вид, – отработаю лишний час на конюшне.
Это была игра. Илья вообще часто играл, но Товарищ начальник это редко замечал. Вот и сейчас не заметил – кивнул с серьезным видом и подтвердил правильность хода его мыслей.
– Приди завтра на час раньше. Подойдешь к ковалю, он научит тебя подковывать лошадей.
Теперь парень искренне возмутился.
– Зачем? В мои обязанности это не входит!
– Затем, что так надо, малец! Не задавай лишних вопросов.
Человеку с такой статью, лицом и говором противоречить желание мало у кого возникает, правда Илья обычно был смел с ним, но сейчас ничего не сказал.
Анатолий закатал рукава повыше и сдвинулся с места.
– Ладно, я поехал. Рад был познакомиться, госпожа Верхоланцева. Уверен, что вы и мне сможете угодить. Мне понравились ваши работы.
Теперь Анатолий Аркадьевич сам пожал ей руку. Ника почему-то после его слов почувствовала сильное облегчение. Она присмотрелась и, не увидев ни тени насмешки, поблагодарила. Но мужчина отмахнулся от ее благодарности.
– Это я вам скажу «спасибо», когда придет время. А пока давайте изменим место встречи, раз уж так вышло. Можете завтра вместе с Ларионовым подойти в школу, он проводит вас к секретарю. Скажете, что я назначил встречу на двенадцать, она пропустит. Я буду на месте.
– Договорились. Я, кстати, тоже рада знакомству.
Мужчина запрыгнул на лошадь и только потом покосился на новую знакомую. В левом уголке его губ притаилась скупая улыбка, хотя, может, и показалось.
И тут встрял Илья.
– Вы тиран, Анатолий Аркадьевич. – с нарочитой грустью в глазах бросил обвинение в адрес начальства и простонал: – Завтра же суббота…
– Ой да! – взвился Левин. – Что-то не нравится? Говорят, что тебя по вечерам из конюшни и пинками не выгонишь, а сейчас из-за лишнего часа работы разоряться будешь? Можешь выйти завтра на час раньше или же в понедельник задержаться, но тогда ты не шашни с Лисицей будешь водить, а работать до самого закрытия. После того как повесят замок на ворота, тебя к ней никто не пустит, сам знаешь. Так что выбирай.
Вот вроде, когда работодатель по делу читает нотации подчиненному, тот должен виновато опустить глаза и, ковыряя носком ботинка дырку в полу, послушно поддакивать. Так оно обычно и происходит, но Ларионов Илья не входил в число образцовых штатных рабочих. Пока Анатолий Аркадьевич излагал свою речь, парень, засунув руки в карманы, улыбался до ушей.
А Вероника смотрела на это и тихо негодовала.
– Ладно, уговорили, хоть этого и не требовалось. – парень самым наглым образом рассмеялся.
Мужчина красноречиво сплюнул, бросил на него короткий, раздраженный взгляд и развернул лошадь.
Ника тут же спохватилась, на какое-то время забыв о том безобразии, что творил ее друг, и поспешила задать вопрос, пока Товарищ начальник их не покинул.
– Простите, а как его зовут?
– Кого? – в голос отозвались оба мужчины, окатив ее волной пристального внимания.
Девушка сжалась, переводя взгляд с одного на другого, и, заикаясь, ответила:
– К-коня…
– Инфант. – резко бросил Левин напоследок и припустил того в галопе.
Картина была потрясающей: глубокая, темная синева ночи, благодаря которой все вокруг было погружено в забытие, луна успокаивала своим холодным, но в то же время романтичным сиянием, а легкий ветерок, гуляющий меж ветвей, будто убаюкивал. Этому умиротворению наперерез мчался буйный, пышущий жаром черный скакун, от красы и грации которого дыхание замирало.
Вероника мечтательно вздохнула и тихо пропела себе поднос:
– От такого фриза и я бы не отказалась.
Она смотрела им вслед до тех пор, пока те не скрылись в том же перелеске, откуда прибыли.
И тут у ее уха прозвучало:
– Мечтать не вре-едно-о! – то было сказано шепотом, а потом уже громче: – Пр-рошу! – молодой человек повернулся вокруг своей оси с двумя полными бокалами в руках и, приклонив колено, протянул один из них Веронике.
Она улыбнулась, приняла сосуд с жидкостью и сказала:
– Знаешь, а он ведь прав, из тебя бы действительно вышел замечательный шут. Твои остроумные шутки на славу повеселили бы умных и довели до белого каления дураков. Ты порой шутишь насчет таких вещей… Заговори о них кто другой, ему бы не сошло это с рук, а с тебя, как с гуся вода! И как у тебя это получается? А еще… – нахмурив брови она возмутилась: – У тебя совсем совести нет? Разве дозволено так общаться с начальством? Не понимаю… как он тебя терпит? Я бы уволила такого наглого работника незамедлительно.
Илья стоял молча, внимая каждому слову, и снова, и снова очерчивал подушечкой большого пальца ободок своего бокала.
«Если ты мудр, не противоречь богачу, ребенку, старику…»
Бубнил он себе под нос, не моргая глядя куда-то перед собой, пока подруга разглагольствовала.
– Эй! – окликнула его Ника. – С кем ты там разговариваешь? Ты… обиделся что ли?
– А? – очнулся парень. – Не-ет, просто думал, что ты еще не закончила, ждал продолжения. – улыбка вновь обласкала его губы. – Ничего не имею против шутов, но я не шут. Я, скорее, театрал.
На него махнули рукой.
– Не велика разница, и те, и другие прячутся за масками. А чего ты там бубнил себе под нос?
– Да себя поучал. Есть такой древний афоризм…
Хохотнул и процитировал:
«Если ты мудр, не противоречь богачу, правителю, ребенку, старику, аскету, мудрецу, женщине, дураку и учителю»*
– Из чего выходит, если применить эту мудрость к моему недавнему поведению, что я далеко не мудр. Вот. А что касается начальства… – встрепенулся и уставился на Нику взглядом полным непонимания. – Ты чего его защищаешь? Он же просто деспот! Постоянно треплет нервы всем подряд. Даже детям грубит. А я так, пошутил.
– Да какой бы он ни был, он человек и твой начальник. Ты обязан проявлять к нему уважение, особенно в присутствии других людей.
Это прозвучало довольно эмоционально. Ника сама от себя не ожидала, что подобное обращение с человеком, совершенно ей на знакомым, может так ее разозлить. Она прокашлялась и задала вопрос уже более спокойным тоном.
– А он со всеми так груб или только с подчиненными?
– По крайней мере в моем присутствии исключений не было.
– Его деспотизму должно быть логическое объяснение. У всего есть свой знак ответа! – убежденно произнесла девушка и проследовала к лавочке.
Друг проводил ее задумчивым взглядом. Какая-то мысль пронеслась в его голове в тот момент – он улыбнулся, развернулся и пошел следом. Остановился, поставил бокал, взял в руки гитару и, присев перед Вероникой на корточки, попросил:
– Спой мне, пожалуйста.
Вероника медленно, почти что лениво, перевела взгляд на собеседника и внутренне просияла, с наслаждением созерцая удивительно красивые, четкие, мужественные черты лица. Когда поняла, что мысли начали убегать куда-то далеко-далеко, где все так сладко и желанно, но все же лишь в воображении, то сразу переключилась на беседу.
– Знаешь… за время нашего знакомства я тебе перепела все песни из своего репертуара. Новых не учила.
Молодой человек поднялся, буквально всунул ей в руки инструмент и сопроводил свои действия словами:
– Ну так тебя же никто и не просит каждый день зубрить по новой песне. Было б так, то другим бы ничего не осталось.
Последовало несколько секунд абсолютной тишины, а после он негромко запел.
«Здравствуй, ночь!
Я так хотел с тобою встретиться, ночь.
На небе звезды и немного луны.
Я ждал, я не ложился спать…»
Присел рядом с девушкой, которая, отворачиваясь, прятала скромную улыбку и пунцовые щеки, и допел:
«… я увидел тебя!«**
Он легко пихнул ее плечом в плечо, призывая присоединиться.
– Ну же!
Ника заставила исчезнуть с лица тени блаженства и счастья, обернулась к певцу и, с легким осуждением в глазах, возразила его веселью:
– Вообще-то эта песня печальная, а ты кокетничаешь.
Но все же медленный, негромкий перебор ненавязчиво вплелся в густую сеть тишины, рождая приятный, знакомый мотив.
– Бери второй голос, – прошептала Ника, медленно уплывая по волнам красивой мелодии.
Илья принялся отбивать такт по коленке и затянул песню с самого начала. Вероника подхватила на втором куплете.
Она так любила петь, что глаза закрывались сами собой.
*Сицилийская пословица
** Сергей Галанин (группа «Серьга») – Дорога в ночь
Она пела не для кого-то. Она пела для себя, для души. Просто потому что нравилось. Вот и сейчас за закрытыми веками песня оживала, а на губах притаилась нежная улыбка. Совсем незаметно слова закончились, и Вероника
с толикой сожаления вернулась в реальность, которая ее удивила. Она так погрузилась в музыку, что не заметила, как парень перекочевал с места на место, – теперь он восседал в позе «лотоса», уместив подбородок в ладонях, и загадочно улыбался. Девушку окатило приятной волной, и она смущенно проговорила:
– Илья, трава мокрая же…
А тот тоном капризного ребенка протянул:
– Ещё-о хочу!
Ника звонко рассмеялась.
– Хорошего понемножку! А то подсажу тебя на это самое «хорошее», так потом не отстанешь.
– А что, – парень хохотнул и, кажется, смутился, – не понравится?
Ника губы поджала, будто говорить не хотела, и выдохнула:
– Привыкнуть могу…
Глаза опустила и протянула Илье гитару.
– Ник, что-то не так? – встревожился тот.
Ответа не последовало, а инструмент лег почти на колени.
– Ник…
– Либо ты берешь гитару и начинаешь баловать меня своим пением, либо я сейчас целоваться полезу!
Илья молча взял гитару, а она спокойно поднялась с места и плеснула в свой бокал немного вина. С облегчением выдохнула, когда до слуха донесся красивый, мягкий, низкий голос, и пробормотала под нос:
– Правильный выбор.
Позже Илья расспросил подругу о первом впечатлении, которое сложилось у нее о его начальнике. Было спето еще несколько песен и просижено много долгих минут в неловком молчании. Ника не выпила больше ни капли вина, незаметно отливая его из бокала в траву.
Видел бы Илья, что она творит…
– Ладно. Поздно уже… точнее, рано. Вставать скоро.
Небо над головой уже светлело, а у Вероники веки понемногу наливались свинцом. Она поднялась и зачехлила гитару.
– Что, Сова, спать захотела? – не преминул задеть ее друг, поднялся следом и собрал в рюкзак бокалы и мусор. – Давай провожу.
Дорога до дома прошла в тишине. Они попрощались, и Ника уже закрывала калитку, когда Илья заговорил.
– Слушай… – замялся, рассеянно почесал в затылке, потом прочистил горло, собираясь с силами, и задал-таки интересующий его вопрос: – А чего ты, вдруг, собиралась ко мне с поцелуями лезть?
Вероника остановилась почти у самой двери дома и, сжав кулаки, прокляла себя за болтливость. Нервно хохотнула, вспомнив причитания своих теть, мамы и бабушки насчет того, что приличная девушка должна вести себя строго и быть скромной, не должна бегать за мужчинами, так как это унижает ее достоинство… Хохотнула снова и развернулась к молодому человеку, терпеливо ожидающему ответа.
– Не знаю. – честно соврала, улыбаясь и пожимая плечами. – Попробуй допустить мысль о том, что ты мне нравишься. Также можно обвинить в моей болтливости градусы Пино Нуар, а, может, просто обстановка подействовала. Кто знает? Хотя… вино явно сыграло свою роль, – махнула рукой. – Не бери в голову всякую чушь, просто учти, что такое, порой, бывает, когда я выпью. Алкоголь вообще порочная штука.
Парень задумался, что-то сложил в своей голове и выдал:
– В таком случае не оставайся наедине с мужчинами и алкоголем. Кто знает, какие желания еще оно может в тебе пробудить?
Какое-то время Ника просто стояла, глазами на него хлопая и обдумывая только что прозвучавшие слова. Она ушам своим не верила.
– Ты это серьезно?
– В смысле?
– То есть ты думал, прежде чем говорить, да? И давно у тебя сложилось обо мне такое мнение?
– Так ты сама сказала, что вино будит в тебе желания интимного характера. – выражение лица парня было весьма говорящим – он совершенно не понимал, почему на его слова отреагировали подобным образом. – Что не так-то?
Что не так… Желание явно пробуждалось, но не к мужчинам, во множественном числе. Именно потому что он так подумал, было обидно, но Вероника не стала затевать ссоры. Она видела, что друг усиленно старается думать, насколько это возможно в шестом часу утра, но подробно разъяснять не стала. Не было ни сил, ни желания. Она вздохнула.
– Только то, что ты расслышал не все из того, что я сказала. Или может намеренно пропустил мимо ушей. Я больше не буду пить с тобой, дабы оградить тебя от подобных своих реакций.
– Так… стой… – парень потер ладонями бледное от усталости лицо. – Ничего не понимаю.
– И не надо ничего понимать, – успокоила его Ника, вставила ключ в замочную скважину и дважды повернула. – Скоро увидимся. Спокойного утра.
И дверь за ней закрылась.
Уже лежа под одеялом Илья разговаривал вслух сам с собой.
– Думал ли я, когда говорил? Думал. А может уже и нет? Что я упустил? – и сокрушенно: – Какая она непонятная, с ума сойти можно!
Он то и дело тяжело вздыхал и растирал пальцами слипающиеся веки.
– Она сказала, что вино сыграло свою роль. Что, возможно, обстановка подействовала, что… А что еще-то? Блин… кто б меня слышал… Сам с собой разговариваю. Все! – завозился, кутаясь в пышное одеяло. – Сны – это сегодняшние ответы на завтрашние вопросы. Спать, спать, спать…
ГЛАВА 3
ЗНАКОМСТВО С НОКСИУСОМ
В доме было тихо. Мама уже спала, и это не могло не радовать. Но Веронику все равно заполнило чувство вины: кто знает, сколько она не спала, глядя в окошко, в ожидании блудной дочери?
Какое-то время она стояла в проходе гостиной и смотрела на закрытую дверь материнской спальни, но заходить не стала, так как знала, что та спит чутко и может проснуться даже от малейшего шороха.
Поднявшись в свою комнату, она зашторила все окна, включила настольную лампу, достала стопку чистой бумаги, карандаши, и все утро провела за разработкой экслибриса
для себя. Сон словно растворился, поэтому до постели она так и не добралась.
Стрелки часов бежали стремительно – полтора часа пролетели незаметно, и вот истошный вопль будильника, говорящий о том, что уже семь часов утра, огласил дом.
Вероника бросила карандаш, да так, что тот отскочил от поверхности стола, поздоровался со стеной и упал на ковер, а заостренный кончик грифеля остался лежать на бумаге. Она в три прыжка достигла первого этажа как раз в тот момент, когда дверь родительской спальни отворилась, и пошатывающаяся фигура мамы медленно вплыла в гостиную.
– Доброе утро, Инна Александровна! – чуть паясничая и улыбаясь до ушей, возвестила Ника, застыв на предпоследней ступеньке. – Хорошо ли вам спалось? – дотянувшись до соседней стены, включила свет в ванной и толкнула дверь, пропуская маму внутрь.
– Что-то ты ярче солнца сегодня сияешь с утра пораньше, – практически не открывая глаз, вяло проговорил аналог Кентервильского приведения – лохматый, бледный и в белых одеждах – и вплыл в открытую дверь. – Кофе и стаканчик сметаны, пожалуйста.
– Так точно!
Вероника, весело рассмеявшись, сама закрыла за матерью дверь и поскакала на кухню. В ней к утру открылось второе дыхание – сон улетучился окончательно, а настроение прыгнуло выше облаков.
Оставив чайник закипать, она достала из холодильника контейнер со сметаной, клубничное повидло, пару бананов и помидор. Разложила все это на столешнице и открыла окно, впуская свежий воздух, чтобы разогнать духоту сонного царства. Достала разделочную доску и, пока чистила и резала один банан, за обе щеки уплетала второй. Закончив, положила в стеклянную пиалу несколько ложек сметаны, следом фрукт и ложку повидла.
Когда Инна Александровна зашла на кухню, ее дочь уже сидела в одном из стульев, которые подходили, скорее, для гостиной, чем для кухни, утопая в недрах его широкой, глубокой спинки, с чашкой кофе в одной руке, помидором в другой и задумчиво глядела в окно.
– Однако… – подала голос женщина, от чего Ника вздрогнула, и помидорка удачно плюхнулась в чашку. – Странные у тебя предпочтения, дочь моя.
Она заняла стул напротив.
– Ну во-от… – раздосадовалась Ника, поставив чашку на стол. – А я предпочитаю раздельное питание…
И сквозь прозрачное стекло стала разглядывать потонувший овощ.
– Не расстраивайся, так вкуснее, – необычно монотонно отозвалась мама.
Вероника сдвинула брови.
– Обижаешься?
– Нет, все в порядке. Приятного тебе аппетита, – любезно пожелала Инна Александровна, указав на чашку кофе, с «изюминкой» на дне.
– И тебе того же. Скушай сметанку, может, настроение поднимется.
– Да нормальное у меня настроение, – отмахнулась женщина и отправила в рот полную ложку сладкого месива. То оказалось слишком приторным, и она одним махом запила это половиной чашки горького черного кофе.
– Переборщила, да? – морщась и улыбаясь спросила Ника.
– Немного. Но все равно вкусно. Как я поняла, ты не спала сегодня вовсе?
Отрицательно мотнув головой, Ника сунула два пальца в кружку и принялась с энтузиазмом вылавливать помидор и рассказывать.
– Мы только в шестом часу разошлись. Потом я села рисовать, а теперь смысла нет ложиться.
– Работаешь?
– В двенадцать встреча с клиентом. О!
Вероника так была рада тому, что вытащила злосчастную, грязно-красную массу на свет божий, что довольная улыбка озарила его лицо.
– Господи, только не ешь эту гадость! – рассмеялась Инна Александровна.
– Почему? Подумаешь, немного нетрадиционно приправили. Чего продукты зря переводить? – спросила и закусила овощем, даже не поморщившись.
– Кстати, ни за что не догадаешься, кто у меня новый заказчик, – проговорила с набитым ртом.
– Ну и?
– Директор конной школы «Инфант». Ооо… – глаза закатила – ты бы видела, в честь кого эта школа названа… О, этот конь!
Инна Александровна поморщилась, и это не ускользнуло от чуткого взгляда дочери.
– Что? Это просто чудесный жеребец!
– Да я о директоре. Неприятная личность.
– А тебе он чем успел не угодить? – уже не удивляясь подобному отношению спросила Ника.
Далее последовал перечень «достоинств» обсуждаемого.
– Он высокомерный, грубый. От него исходит негатив такой силы, что, когда ловишь на себе его взгляд, сразу становится не по себе, и создается впечатление, что этот самый взгляд обладает физической тяжестью. А когда отворачивается, все как рукой снимает, правда, неприятный осадок остается.
Вероника не стала отрицать, потому что испытала это на себе, но вопрос был.
– А когда ты с ним пообщаться успела?
– Да на прошлой неделе ездили с моим классом на ознакомительную экскурсию. Ты же видела наших детей? Им же хрен откажешь, простите. После того, как Никитку папа свозил в эту конную школу, он несколько дней бегал по классу и очень подробно рассказывал о своих впечатлениях, подкрепляя эффект от них фотографиями. Впечатлились конечно не все, но горстка начинающих любителей все же образовалась. Они рассказали своим родителям, те явились ко мне и, давя тем, что в школе должны развивать детей также и за ее пределами, а не только ручками в тетрадках тыкаться, уговорили меня согласовать этот вопрос с директором. – тяжело вздохнула. – В итоге все пошли на поводу у детей, и теперь я три недели, каждую субботу, буду туда кататься. В принципе, я не против, там красиво, да и детям польза, не то что от этих планшетов и телефонов.
– И почему я не ребенок… – жалобно проскулила Вероника. – За все платить самой приходится. Удовольствие-то не дешевое.
Мама хмыкнула.
– А знаешь, что самое интересное и неприятное? Он не любит детей и своей неприязни не скрывает. В таком случае, зачем было открывать такое заведение, изначально зная, что без них не обойдется?
Она нервно схватилась за ручку своей чашки и отхлебнула.
– Чего разнервничалась? Илья говорит, что Левин редко появляется в школе, а значит контактирует с детьми тоже редко.
– Редко, но метко! – возразила мама. – Он так рявкнул на Володьку в тот раз, что я кое-как ребенка успокоила потом. А все из-за того, что парнишка просто смотрел на него. Нормально?
Ника задумалась и некоторое время молча попивала свой экзотический напиток, а потом начала размышлять вслух.
– Это, конечно, нехорошо, но…
– Что «но»?
– Ну не может человек быть злым просто так, от нечего делать, – встала она уже второй раз на его защиту.
– Начинается… – обреченно вздохнула ее собеседница, закатив глаза. – Да, да, я отлично знаю, что ты сейчас скажешь, – и процитировала: – «У всего есть свой знак ответа».
– Правильно, – широко улыбнулась Ника, поднялась и, пройдя к раковине, вылила остатки «коктейля».
– Только не лезь в это, дочь! – строго наказала мама после короткой паузы. – Ты излишне любопытна, порой, а чужие проблемы и тайны тебя не касаются. Не суй нос, куда не следует, а то – видит Бог! – когда-нибудь от кого-нибудь точно схлопочешь.
Все это время Ника усердно натирала под водой уже и без того чистую кружку. Она внимательно выслушала, но ничего говорить в ответ не стала, просто сменила тему разговора.
– Так, значит, ты сегодня опять в конную школу едешь со своей ребятней?
Инна Александровна пристально глядела на дочь со спины. Она отлично знала, что Ника все услышала, на ус намотала, но вот последует ли совету… Это другой вопрос. Обе знали, что против собственной натуры Нике идти сложно, но она старалась, а мама – мирилась. Заставить дочь она не могла, посему только и оставалось что предостерегать, так что этот разговор дальше тянуть смысла не было, поэтому мама ответила:
– Куда ж мне деваться?
– Вас много?
– Десять человек, включая меня.
– Думаешь, лошадок на всех хватит?
– Будут по очереди кататься. Говорят, что у них есть лошади какой-то неизвестной мне породы, которая была выведена специально для детской верховой езды.
– Интересно… – чуть погодя протянула Ника. – Так, может, все же он не такой плохой, раз и об этом позаботился?
– Может… – думая о чем-то своем отозвалась Инна Александровна, но быстро пришла в себя. – Да никто не говорил, что он плохой! Я знать его не знаю. Просто грубый, неприветливый… Все, хватит. Мне пора собираться. Помоешь посуду?
Вероника кивнула и забрала со стола пиалу и кружку. Инна Александровна скрылась в своей комнате, а девушка пошла к входной двери, порылась в рюкзаке, что-то из него достала и вышла на улицу.
Была у нее такая дурная привычка – кофе с сигаретой по утрам, которая оставалась неизменной даже после постоянных маминых укоров и подколов лучшего друга.
– Опять ты куришь?
В голосе из-за спины улавливались нотки раздражения и брезгливости, но Ника это проигнорировала, не стала отвечать.
Инна Александровна спустилась по лесенкам и встала перед дочерью, всем своим видом источая возмущение.
– Не надо на меня так смотреть, о вредности сей привычки мне отлично известно. – дочь медленно подняла на нее глаза, вздернув одну бровь, и, прогулявшись оценивающим взглядом по фигуре матери, заметила: – Да я вижу, ты готова к великим подвигам!
На женщине были надеты черные, узкие стрейчевые штаны, из-под черного пиджака виднелся ворот красной, в крупную клетку рубашки, а на ногах красовались темно-красные туфли на каблуке. Красиво, но неуместно, если учитывать то, куда она собралась.
– Язва! Что не так?
– В принципе выглядишь замечательно, но для экскурсии в такое место…
– Так я же не собираюсь кататься.
– Почему? За все же заплачено.
– За детей заплачено.
– И? Я думаю, тебе сделают поблажку, кто-то же должен быть им примером. Почему бы не воспользоваться возможностью? Неужто не хочется?
– Хочется, – отозвалась мама. – Конечно хочется, но за детьми постоянно смотреть надо. Кто, кроме меня, будет это делать?
– Мы, – спокойный ответ.
– Кто «мы»?
– Ты, да я, да мы с тобой. Я к двенадцати иду к Левину насчет экслибриса. Думаю, надолго он меня не задержит, мне сказали, что он из тех людей, которые знают, чего хотят. Поэтому после и прокатиться можно будет. Так что переодень туфли на кроссовки и сними пиджак. В остальном все приемлемо.
Девушка потушила окурок и поднялась с крыльца.
– Ну… хорошо.
Инна Александровна стянула пиджак и запустила им в Нику, но та ловко перехватила его в полете.
– Давай кроссовки, провокатор!
Ника зашла в дом, а вышла с парой черно-красной спортивной обуви в руках.
– Значит, в двенадцать? – переспросила мама, затягивая шнурки.
– Да. Часов в одиннадцать выйду, за час, думаю, доберусь.
– А что так долго? Пешком что ли?
– А как?
– Илья подбросить не может?
– Может, но я не хочу.
– Ну, как знаешь. Я убежала.
– До встречи!
Ярко-синий ковер был устлан обрывками белой и цветной бумаги. На них лежала Вероника в позе морской звезды, и щурилась: солнечный свет, струящийся из-за занавески, падал в аккурат в район глаз, но она не отворачивалась – лежала и разглядывала кусочек голубого неба, видневшийся в стеклянной вершине ее «пирамиды». Взяв в руку кулон-часы, она взглянула на время: до встречи оставалось еще целых два часа.
– Почему, когда чего-то ждешь, ты идешь так медленно, а когда нужна лишняя минутка – несешься, как шальное? – с неподдельной грустью в голосе обратилась она к немому циферблату. Потом с тяжелым вздохом поднялась, стряхнув с одежды клочки бумаги, и вышла из комнаты.
Чашка кофе, водные и косметические процедуры заняли меньше часа. После десятиминутного исследования шкафа на кровать полетели светло-серые джинсы-стрейч, такого же цвета жилетка и изумрудно-зеленая хлопковая рубашка с короткими рукавами. Вероника оделась, собрала с пола последствия своего творческого психоза и вышла на балкон.
Небо было чистым. Солнце светило ярко, отражаясь от гладких поверхностей, и слепя глаза. Теплый ветер трепал влажные, рыжие волосы, а деревянный пол нагрелся так, что ступни обжигало.
Немного понаслаждавшись, она вернулась в комнату. И только она закрыла створки, зазвонил телефон. Номер был незнакомым, но она ответила.
– Слушаю!
– Госпожа Верхоланцева, здравствуйте!
Грубую манеру общения трубно было не узнать, да и подобным образом ее называл только один человек с некоторых пор, но невидимый собеседник, все же, представился.
– Это Левин Анатолий Аркадьевич беспокоит.
– Я узнала вас, здравствуйте.
– Хорошо. Я, собственно, чего хотел… Если можете, подойдите на пол часа раньше.
Голос стих в ожидании ответа. Ника тоже молчала, раздумывая, утверждение это было или вопрос?
– Вы еще там? – вновь раздалось в трубке.
– Д-да, да, я подойду, – поспешила ответить Ника.
– Замечательно. Примеры своих работ можете не брать, все, что мне было нужно, я уже видел, так что не таскайте лишнего. Жду вас.
Инструкции были получены, и разговор завершился.
Хмыкнув, девушка воспользовалась быстрым набором. В трубке раздались протяжные гудки.
– Мхале? – послышалось сладкое, сонное бурчание по ту сторону трубки.
Девушка развеселилась и насмешливо прощебетала:
– Нет такого слова!
– М-м? Што? – все то же бессвязное бормотание.
– Што-што… – передразнила Ника. – Здрасти, говорю! Поднимай свою тушку с постели и иди умывайся, я больше не могу дома сидеть, так что выдвигаюсь в вашу школу. Левин попросил на пол часа раньше подойти.
В трубке царило молчание.
– Илья, ты меня слушаешь?
В ответ лениво, но утвердительно промычали.
– Вот и отлично. Подберешь меня по дороге.
Вероника отключилась. С минуту стояла, прожигала взглядом свой телефон, положив ладони на стол, по обе стороны от оного, будто заклиная. И тот зазвонил снова. Она засмеялась и, поднеся аппарат к уху, принялась молча выслушивать.
– Блин, Сова, раньше не могла разбудить? Мне же на полную загрузку минимум час требуется. Я теперь, как ленивец, передвигаться буду. – пауза. – Эгоистка ты!
– Сколько восклицаний… – в женском голосе таилась издевка и возмущение. – С чего это я эгоистка?
– Потому что именно они, как правило, заботятся о себе, забывая о других.
– Ничего себе подача! – опешила девушка. – Если ты не умеешь быстро просыпаться, кто в этом виноват? Заводи будильник на пораньше! Я тебе хоть и подруга, но в одной постели с тобой не сплю и в няньки не нанималась, чтобы заботиться о твоем распорядке. Нужна нянька? Так за пятьдесят рар я в вашем распоряжении, а так… Какие ко мне претензии могут быть? А если бы мне никуда не надо было идти? Что бы ты делал?
На этот вопрос ожидаемо никто отвечать не стал, и Ника продолжила.
– Ты на машине, так что можно побыть и ленивцем.
– А баранку крутить и педали нажимать она тоже сама будет?
– Знаешь, ты утомил… Если закроешь свой милый рот прямо сейчас и пойдешь умываться, то очнешься гораздо быстрее. Только время тянешь. Пешком дойду.
– Сто-ой, стой, стой! Вероника, дождись меня! – прокричал парень в трубку, решив, что та собралась отключиться.
– Не ори. Зачем?
– Так времени много уже. А пока я одеваюсь и еду к тебе, ты мне кофею заваришь.
– Обиду, как ветром сдуло, да? Дома не пьется?
– Тебе что… жалко? Чего такая грубая?
– Чья бы корова мычала, – парировали в ответ.
– Ну, прости, вспылил. Но сейчас-то что? Я свое время экономлю, тебе услуги таксиста оказываю, а ты затрудняешься мне чашку кофе заварить? Ну ты и жучка… К тому же у тебя корица есть, а у меня закончилась.
– Какая досада, – огрызнулась Ника. – Тик-так, тик-так, тик-так…
– Что?
– Время пошло, говорю!
И она опять отключилась. Хорошее настроение скрылось на какое-то время за раздраженностью. Девушка забарабанила кулаками по столу, выпуская пар, и телефон выпал у нее из руки.
– Как ты меня бесишь!!! – рычала она, неизвестно к кому обращаясь – к телефону или к Илье.
Сделав несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться, она улыбнулась, пробегающей мимо кошке, подняла телефон и пошла варить кофе.
Спустя минут пятнадцать входная дверь отворилась и на пороге показался сначала оранжевый кроссовок, а потом и знакомая физиономия, взгляд которой умолял, чтобы на нее не злились.
В прихожей никого не оказалось, и Илья просочился внутрь. Прошел вдоль стенки до первой открытой двери и заглянул в кухню. Не ошибся.