Дарья Гущина
Потерянные души
Она сглотнула и сипло продолжила:
– Мне его дружки уже давно намекали – почему бы, мол, что-нибудь интересное не продать из ведомственных тайн? Это они держат чайную – давно держат. Мне предложили часть секрета, чтобы обмануть заклятье правды, и деньги в обмен на новые разработки. И я согласилась. Почти полгода я восстанавливала ритуал обмана и искала на кладбищах подходящих мертвецов, но оно того стоило. Браслет – всё равно что мёртвый, причём очень сильный мёртвый колдун, сильнее меня. Поэтому заклятье не чувствует живого, лишь мёртвого во мне, а мёртвые не лгут, молчат – потому что их нет. И меня для заклятья правды не было. Но я всё равно старалась быть осторожной. За десять лет меня никто ни в чём не заподозрил. Я действительно не брала ничего важного и опасного, лишь мелочь. Муж прожил семь лет и умер, а я… Решила, что ещё немного, и всё. Рассчитаться с дружками мужа, скопить денег, попросить о переводе в другое ведомство – и уехать. Подальше. Но тут из отпуска, не предупредив меня, вернулась Бьюра – почти на неделю раньше срока. Она заметила. Надо было срочно что-то делать.
– Над чем она всё это время работала? – спросил Мьёл. – Взаперти?
– Над забвением-подменой. Я не хотела её убивать. Лишь хотела, чтобы она забыла – о похищении и обо мне. Подмена помогает не просто забыть нужное, но и заместить реальность выдуманными воспоминаниями. Я бы получила последние деньги, потребовала выкуп, чтобы сбить всех со следа, и уехала. А мужу Бьюры отправила бы записку, где искать жену. И она ничего бы не вспомнила – и никто никаких следов колдовского вмешательства на ней бы не нашёл, – и Льеса зло выдохнула: – Убить её надо было. И тело уничтожить. И концы в воду. А я пожалела – её детей, мужа. Нельзя лишать людей любимых, говорила я себе – сама же потерявшая. А оно вон как вышло – против меня обернулось…
И, поборов остатки воздействия, колдунья отрывисто спросила:
– Кто меня сдал? Как вы всё узнали?
Сьят открыл папку, достал два листа с вопросами – один со своими, второй глава Колдовского ведомства набросал – и невозмутимо ответил:
– Дух Бьюры. Она научилась покидать тело и нашла того, кто её увидит и поймёт. А теперь слушайте внимательно. Пока что вам грозит пожизненная каторга, но ввиду вашего преклонного возраста, раскаяния и сотрудничества со следствием – включая, конечно, обязательные имена всех «дружков» и прочих помощников, – есть шанс заменить её на пожизненную службу в закрытом храме Семи рек. Если согласны, отвечайте на все вопросы – внятно и развёрнуто. Если нет…
– Согласна! – торопливо перебила Льеса.
– Тогда начнём.
А мастер Гьириб придвинулся к Мьёлу и прошептал:
– Не хочешь ко мне? В отдел секретных разработок?
– Увы вам, – ухмыльнулся молодой колдун. – Даже не мечтайте.
– Почему? – прищурился глава Колдовского ведомства.
– У меня голова без ног не работает, – Мьёл пожал плечами. – Сяду в кабинете на задницу – ничего не придумаю.
– Это поправимо, – заметил мастер Гьириб.
– Но это и не главное, – молодой колдун посмотрел сначала на Сьята, потом на Льесу и скривился: – У вас клоака, мастер. А у нас – семья. У нас принято прикрывать, а у вас – подставлять. Я всякого в вашем архиве наслушался. Нет уж. Не пойду.
– Но ты запомни, – глава улыбнулся. – Жизнь непредсказуема, а сыскная особенно. Никогда ведь не знаешь, что случится завтра.
Мьёл согласно кивнул. Они-то со Сьятом думали, что уедет мастер Рьен, уснёт зимний город, и из развлечений останутся склянки, рассказы да старые архивные дела. А оно вон как вышло.
И то ли ещё будет…
Дело 2: Чужак
– Тут точно живёт призрак, – убеждённо заявила Иххо, собирая разбросанные по столам зелёные и жёлтые папки. – Вот увидишь, я докажу. Вернётся мастер Рьен, я попрошу у него допуск в архив для матушки Шанэ, и она этого призрака отловит. Думаю, он давно тут живёт. И пакостит тоже.
– С чего ты взяла? – проворчал Мьёл, с трудом удерживая большую, битком набитую папками коробку.
Он спустился в архив от скуки, собираясь найти и полистать какое-нибудь интересное старое дело, услышал сердитый голос Иххо, догнал её и незаметно для себя оказался не только в слушателях, но и в помощниках.
– О, доказательств много, – девушка сложила в его коробку ещё несколько папок. – Меня не было на работе три дня. Всего лишь. Перед уходом я навела порядок и вернула все папки на свои места. Так откуда у нас сейчас столько посторонних дел? Я понимаю, что многие идут сюда почитать отчёты Сьята, но почему они едва ли не поголовно тащат с собой свои дела и потом забывают их забрать? Три дня! А сколько натаскали? И, поверь, мы собрали едва ли четверть.
Иххо снова зорко оглядела комнату, взяла свою коробку поменьше и первой вышла в коридор.
– И это всё? – Мьёл последовал за ней.
– Вообще-то сначала меня насторожило то, как мастер Рьен нашёл дело Киззо, – призналась девушка. – Он объяснил, что папку обнаружил кот. Животные-колдуны – да, оказывается есть у нас на Севере такое чудо, – но как котёнок, которому три луны от роду, так быстро научился читать и изучил весь архив? Ты логически подумай. Как?
Колдун подумал и не нашёлся с ответом.
– А я тебе скажу, как, – вдохновлённо продолжала Иххо. – Он заметил призрака, который отлично знает архив и которого не может видеть мастер Рьен. Именно призрак и подсказывал коту, где искать. Поэтому они так быстро нашли нужные папки, а среди них и дело Киззо.
– Выходит, документы по делу Бьюры ты нашла примерно так же? – Мьёл посмотрел на неё с любопытством.
– Почти, – девушка свернула в следующую комнату и поставила коробку на стол. – Она лежала в коридоре отдела общих правонарушений на самом видном месте – на полу.
Колдун тоже поставил свою коробку на стол и задумчиво кивнул: да, что-то в этом есть… Потом оценивающе посмотрел на стремительно растущую в руках Иххо стопку и добавил своей коробке водяных «стен» – для высоты и вместительности.
– Есть и ещё один момент, – девушка повернулась и положила на стол новые папки. – Потом покажу. Попозже. Когда дойдём.
– Вообще-то допуск матушке не нужен, – заметил Мьёл, сгребая найденные дела. – Она в ведомстве давно свой человек.
– Нужен, – строго глянула из-под косой рыжей чёлки Иххо. – Раз тут такой порядок.
Колдун хмыкнул, но смолчал. Нравится человеку жить по правилам – ну и пусть живёт.
Девушка захлопала дверцами шкафов, проверяя, но жёлто-зелёные «гости» чаще всего находились на столах и стульях – в комнатах, в нишах коридора, где под светильниками были обустроены рабочие места.
– Давай ещё в пару комнат зайдём, – решила Иххо. – А потом сразу в правонарушения.
Мьёл прикинул, что они действительно обработали едва ли четверть помещений, посмотрел на коробки и прямо спросил:
– Дальше помогать?
– Если ты не занят, – неловко улыбнулась Иххо.
– Пятый день без дела, – колдун поднял свою коробку. – А мастер Гьириб объяснил, что это не он такой вредный – разрешение в архив Колдовского ведомства выдавать всего на неделю. Это один из старых архивариусов лет двести назад заметил, что его помощники посторонних водят – они так на знаниях зарабатывали. И наложил заклятье: неделю посторонний просвещается, а после вместо записей видит пустые листы. И разрешение выдаётся всего раз в сезон. Теперь туда только весной. Но наставник сказал, вам пока хватит, – он первым вышел из комнаты и сразу сменил тему: – Кстати, а ты местного призрака не ощущаешь? Мёртвую невесту-то почуяла.
– В ней было много силы, – Иххо взяла свою коробку и последовала за ним. – Я, видимо, только призраков-колдунов чувствую. Или он просто хорошо прячется. Архив огромный, а я ощущаю призрака шагах в двадцати от себя, не больше.
Так, обсуждая то одно, то другое, они почти добрались до отдела общих правонарушений. За две комнаты до него девушка опустила коробку на пол, нырнула в рабочую нишу и вернулась оттуда с ярко-зелёной папкой.
– Вот, – показала Иххо. – Вот эту папку я нахожу уже несколько недель и всегда только здесь. Я как-то из интереса проследила – она появляется в этой нише каждый день. Понимаешь? Каждый день. В одном и том же месте. Зачем?
На светло-зелёной папке чернел только номер.
– Что за дело? – прищурился Мьёл.
– Ограбление какого-то особняка, – девушка пожала плечами. – Давно случилось – лет тридцать назад. Обошлось без жертв – хозяева и слуги тогда отсутствовали. А грабителей так и не поймали. Вернее… Тогда был Первый день зимы, народу гуляло много. Соседи вспомнили, что видели одну компанию, которая мимо особняка проходила, – они шумели, ссорились, обзывались. Кого-то из них потом нашли, допросили, но отпустили за неимением доказательств. А самое интересное, что в том доме ничего вроде бы не пропало. Деньги, ценности – всё на месте, зато вещи вверх дном. Что именно у них искали, хозяева или не знали, или постеснялись сказать. Дело давно закрыто, да и времени прошло порядочно. Какой смысл тащить папку сюда?
– Никакого, – согласился колдун. Повёл плечами, удобнее перехватил тяжёлую коробку и попросил: – А можешь выписку сделать? Нужны дата ограбления, место, все имена-фамилии – свидетелей, потерпевших, сыскников.
– Зачем? – удивилась Иххо.
– У меня есть приятель в кражах, – пояснил Мьёл. – Скажу, что мы постоянно на это дело натыкаемся, – может, он в курсе. И с сыскником, который дело вёл, поговорю. Так и узнаем, призрак развлекается или нет.
– Ладно, сделаю, – кивнула девушка. – Только давай сначала хотя бы половину чужого из нашего отдела уберём. Да и в тех же кражах надо наши папки поискать – они там часто находятся.
– День только начался, – бодро отозвался колдун. – Заняться пока нечем, а разливать заклятья по склянкам ещё вчера достало.
***
Сьят грыз перо и в сотый раз перечитывал вчерашний рассказ.
Так всегда: когда пишешь – душа летит вслед за словом, и всё нравится, и каждая буковка на своём месте. А когда спустя хотя бы день читаешь написанное – всё не так: и вот это слово не то, и факты не в том порядке изложены, и дополнений-пояснений не хватает. И вообще… сомнительно как-то дело смотрится. И вот тут выводы за уши притянуты. А понравится ли такое читателям?..
Рыжий частично переписал вчерашний текст уже раз пять и всё равно, в очередной раз перечитывая черновик, находил огрехи. А ведь все думают, что это просто – сел и написал. Хотя написать – да, просто, а вот доработать черновик так, чтобы текст заиграл…
От творческих переживаний отвлекла почта. Сьят отложил рассказ, поднял из чёрной воды записку и невольно посмотрел на часы. Семь вечера. Родители в такое время редко пишут, прекрасно зная, что сын или на работе, или у подруги, да к тому же не любит спонтанных чаёв по вечерам. Они давно привыкли с утра о семейных посиделках предупреждать.
Рыжий развернул записку, прочитал, позеленел. И дрожащей рукой быстро-быстро набросал свою.
Ответ в виде грохнувшей двери не заставил себя ждать. Мьёл заглянул в кабинет и с затаённой надеждой спросил:
– Что за срочность?
Сьят молча подвинул письмо к краю стола. Колдун плюхнулся в кресло, взял помятый лист и прочитал: «У нас, кажется, убийство. Соседка затащила мастера Зарэ, всего в крови, на наш участок, машет ножом и хохочет. Мы закрылись дома. Что нам делать?»
– Это у твоих, что ли? – встревожился Мьёл.
Рыжий позеленел ещё больше, кивнул и выдавил из себя:
– Сходишь?..
– Уже бегу, – колдун встал и скомандовал: – А ты Лу напиши, пусть своих поднимает. Я соседку под мышку – и сюда, а он с группой пусть на месте всё осмотрит и с твоими родителями поговорит. И давай очухивайся. У тебя что, от крови и трупов только носовые платки?
Сьят немедленно полез в нагрудный карман безрукавки, вытащил узкий флакончик с золотистым содержимым, сшиб пробку и выпил зелье. А Мьёл уже был у двери вместе с курткой.
– Ты эту соседку и мастера Зарэ хорошо знаешь? – уточнил он быстро.
– Соседку зовут Ханви, – своим обычным спокойным тоном произнёс Сьят, и лишь нервно сжимающие перо пальцы выдавали его пошатнувшееся душевное равновесие. – Отец с Севера, мать южанка, сама родилась в Приграничье, но потом перебралась сюда. Я с её сыном очень дружил. И это у неё я учился писать рассказы – она всегда говорила, что у меня дар. Ханви всю жизнь изучала старые северные языки, древние книги и литературу вообще, работала в словесном училище. А вот мастера Зарэ толком не знаю. Он в прошлом году – не то весной, не то летом – на нашу улицу переехал. Мастер стар, нелюдим и замкнут. Почти год с нами живёт, но до сих пор ни с кем не здоровается, только смотрит с подозрением.
– Ну, держись, друг, – подбодрил Мьёл. – Разберёмся. Пиши Лу, чтобы собирался, и своим, чтобы не боялись. И сам знаешь, куда дальше.
Да. Архивы, регистрация… А ещё писчая работа успокаивала. Сьят достал из ящика стола стопку чистой бумаги, чернильные склянки и склянки почты.
Он проучился у Ханви больше десяти лет, но всё ли о ней знал? Тайны есть у всех – и кто знает, что скрывает эта добродушная, улыбчивая и приветливая женщина?
***
– Чего ждёшь? – колдун нетерпеливо мялся у двери допросной. – Она неопасна. Я её и в мешок без труда сунул – даже не пыталась сбежать или напасть. А в воду мешка успокоительное подмешал. Не нападёт. А рискнёт – так я рядом.
Сьят не ответил. Он мрачно смотрел в окно на свою соседку и сам не понимал, что именно его тревожит. Женщина в допросной действительно смирно сидела на стуле и чему-то тихо улыбалась – всегда с гладкой причёской, ухоженная, аккуратная, сейчас она напоминала сбежавшую из лечебницы безумную. Волосы диким колтуном, исцарапанные руки с обломанными ногтями, строгое клетчатое платье порвано в рукавах и подоле. Мьёл почистил Ханви от чужой крови – всё до последнего пятнышка на платье вывел, – но Сьят всё равно не решался зайти в допросную.
– Мастер Зарэ мёртв, – напомнил колдун. – Пятнадцать ножевых, из них три в сердце, два в лёгкие, два в печень. Без шансов. Он ещё до моего прихода умер. Правда, то, что убийца – именно она, ещё доказать надо. Убийства вроде никто не видел, только глумление над телом, но Лу опросит свидетелей и всё уточнит. Давай допрашивай, а я потом силу её удара замерю и сделаю слепки работы обеих рук. Нож при ней, кстати говоря, был точно тот. Им убивали. Это я успел проверить.
Рыжий снова слегка позеленел и опять достал зелье, которое специально для него разработал знакомый колдун-лекарь – чтобы не мутило до обморока, нервы успокаивались и голова работала. Выпив лекарство, он вновь внимательно присмотрелся к Ханви, а женщина, словно ощутив чужой взгляд сквозь невидимое окно, повернула голову, убрала за ухо растрёпанные прядки светлых волос и широко улыбнулась.
– Это не она, – наконец понял Сьят.
Звучало дико, но…
– То есть как? – в свою очередь не понял Мьёл. – Твои родители опознали – она. А ты говоришь, нет?
– У Ханви чёрные глаза, – напряжённо пояснил рыжий. – Она наполовину южанка, у неё глаза как у матушки Шанэ – чёрные-чёрные. А у этой женщины глаза голубые. Рост, телосложение, шрам над левой бровью, родинка на подбородке – да, это черты внешности Ханви. А вот глаза… Тебе известно что-нибудь, что меняет цвет глаз – заклятья, зелья, знаки, амулеты?
Колдун подумал и пожал плечами:
– Нет. Для длительной слежки за подозреваемыми и прочих секретных дел есть морочные маски, но они изменяют только оттенок – с голубого на синий, с чёрного на карий или наоборот. Зелёные глаза могут светло-карими сделать. Но чтобы чёрные стали голубым… Нет.
– Вот и я о том же, – Сьят нахмурился, повернулся и прямо спросил: – А когда в Иххо призрак вселился, её глаза изменились?
– Причём тут… – начал Мьёл и запнулся. На секунду. – Ты что, думаешь, в неё кто-то вселился?
– Ханви всю жизнь проработала в словесном училище, – рыжий не отводил глаз. – Всех наставников, как ты знаешь, лекари постоянно проверяют. Не приведи Лунная, ненормальность проявится – или наследственная, или из-за нервной работы. А вокруг дети. Она на пенсии полгода как. Она на сто раз проверенная. Откуда это безумие? И откуда голубые глаза?
– Менялись, – признал колдун. – Белыми стали.
А женщина в допросной вдруг улыбнулась ещё шире, и её глаза вспыхнули голубым огнём – как у матушки Шанэ в момент общения с призрачными помощниками.
– Я за матушкой, – попятился Сьят. – Помощники тут тоже могут быть.
– А я останусь, – решил Мьёл. – Кто её знает… Мешок точно набросить успею. А призраки, матушка говорила, если проходят через защиту Сыскного ведомства, колдовскую силу теряют. Но ты давай-ка… пошустрее.
***
Матушка Шанэ собиралась спать. Хотя нет, на самом деле собиралась она уже второй час и каждые минут десять говорила себе: ещё одну главу – и в постель! Но не выходило. Книга – «Легенды Древнего Севера» – затягивала как в омут, и матушка, едва её что-то отвлекало (сползший плед или выпитый чай), в очередной раз обнаруживала себя на середине новой истории. Конечно, время ещё не позднее, да и душой отдыхать надо – не всё же за призраками бегать…
Чёрная лужа письма появилась прямо в книге – точно на страницы чернил плеснули. Матушка с сожалением положила томик на колени, достала записку, прочитала и быстро встала. Урчащий под боком кот недовольно зевнул, повернулся и уткнулся мордочкой в угол кресла. А матушка Шанэ поспешила к шкафу.
Неужто опять её землячка, да ещё и с призрачными помощниками?..
Когда Сьят добежал до чайной, матушка уже ждала его на заснеженном крыльце, а её помощники обследовали место убийства и, проскользнув мимо рыжего в открытую дверь, изучали Сыскное ведомство. Призраки-помощники даже без колдовства более чем опасны.
– Сынок, я бы и сама пришла, – мягко укорила она. – Зачем бежал?
– Прогулки полезны для размышлений, – пояснил запыхавшийся рыжий. – Хотел отвлечься. Вечера, матушка. Спасайте. Опять у нас очередная призрачная гнусь. Скажите, если призрак в живого вселяется, цвет глаз может измениться?
– Если призрак сильный, с колдовством, то не только цвет глаз, – ответила матушка Шанэ, спускаясь с крыльца. – И цвет кожи, и цвет волос, и даже голос. Бывало, бледные смуглели, молодые разом седели, а женщины говорили мужским голосом. Но лишь на время. Когда призрак уходил, всё становилось прежним. Ещё, сынок, жесты меняются, походка, привычки. Сильный чужак усыпляет владельца тела и ведёт себя так, как он привык.
– Усыпляет? – переспросил Сьят. – Не убивает?
– Нельзя убивать, – твёрдо сказала матушка. – Умрёт родной дух – быстро умрёт и тело. Чужак может довольно долго жить подселенцем, но только рядом с живой и родной телу душой. Все чужаки, которых я встречала или о которых мне рассказывали в семье, понимали: убивать нельзя. Иначе и суток в мёртвом теле не просидишь.
– А в целом каков срок? – заинтересовался рыжий.
Они дошли до моста. Здесь, на открытом речном пространстве, задувал, поднимая облака снега, ледяной ветер.
– Разный, – матушка Шанэ перехватила капюшон. – Всё зависит от того, с какой целью чужак подселился и как рядом с ним чувствует себя родная телу душа. Иххо, например, сразу так испугалась, что едва не умерла. А я слышала о таких, кто живёт «соседом» и луну, и две, и три. Но они готовились и сразу, едва вселившись, усыпляли душу. Редкость, сынок. Вообще чужаки – огромная редкость. Мало кому это в голову придёт – подселяться к живому. Обычно этим грешили те, кто точно был одной ногой на Причале, но хотел задержаться… чтобы что-то сделать. Сказать. Закончить.
– Посмотрим, кто нам попался, – Сьят открыл торцевую дверку. – Заходите, матушка.
В начальственном кабинете он помог ей снять тяжёлое тёплое пальто, сбросил своё, и они спустились на второй подземный уровень, где находились и допросные, и камеры. И где рядом с настороженным Мьёлом сидел призрачный серый пёс. При виде хозяйки он отрицательно покачал головой.
– В ведомстве чужих призрачных помощников нет, – матушка Шанэ достала из кармана тёмного платья маленькую свечу. – Здравствуй, сынок… Давайте посмотрим на вашу преступницу.
Колдун заметно расслабился, приветственно кивнул, открыл дверь в допросную, с порога что-то проверил и пригласил:
– Входите. Можно.
Ханви, за час не сменившая ни позы, ни выражения лица, вдруг вскинула на матушку Шанэ горящие голубым глаза и грубым мужским голосом проскрипела:
– Не смей, мать. Не трожь свечку. И не гляди глубже, чем теперь. Убью. Клянусь, мать, убью её. И за собой утяну – меня Причал уже ждёт. Ничего не узнаешь. И подставишь. Её. И ты, колдун, не трожь меня. Убью.
– Ты и так её уже подставил, – неожиданно резко сказал Сьят. – Кого в убийстве обвинят? Не тебя, а Ханви. Никто вселившегося чужака в расчёт не возьмёт.
– Согласись, красиво? – ухмыльнулась «Ханви». – Одна тварь убита, вторая убила и будет утоплена. Красиво, а?
– За что? – сухо спросил рыжий. – Мстишь?
– А ты соображаешь, малец, – чужак громко хлопнул ладонями по столу и хрипло рассмеялся.
Сьят сел напротив «соседки» и деловито повторил:
– За что?
«Ханви» зло прищурилась:
– А вот и разберись, коль такой умный. Правду выкопай. Старую. Настоящую. И не смотри, это не овечка белая. Она от нас с Зарэ всё нос воротила – мол, я вон как поднялась, а вы как были бродяги безродные, так бродягами и подохнете. А за чей счёт она, тварь паршивая, поднялась? За счёт Ньёда и Зарэ, да-да! Оборванка же была без роду и племени. Двух слов связать не могла. И вдруг словесность. И дом богатый. Ну, чего не пишешь? Я те всё говорить не буду, не-а. Сам выкопаешь.
Мьёл вдруг сунул руки в карманы штанов и зашуршал записками.
– Банда, – хмыкнул рыжий. – Чем промышляли? Мошенничество, вымогательство, мелкие кражи?
– Ограбления, – подал голос колдун, – богатых домов.
Чужак снова громко хлопнул ладонями по столу:
– Ещё один умник! Откуда знаешь?
Мьёл тщательно разгладил записку и зачитал:
– Около тридцати лет назад в Первый день зимы неизвестные проникли в особняк номер восемь, что на Пятом острове. Хозяев – семьи Ви – дома не было, они уехали в гости к родственникам ещё до Мёртвого времени. Обитатели острова в это время праздновали – карнавалы, маски, настойки. Никто ничего толком не видел, лишь один из соседей Ви, пожилой мастер Батто заметил из окна своего дома четверых нетрезвых молодых людей. Они стояли у ворот особняка и ругались. Мастер приоткрыл окно, прислушался, но разобрал лишь одно имя, которое повторялось громче и чаще других, – Ньёд. По имени его и нашли, но на допросе правда показала, что парень ни при чём. В дом не заходил, чужих вещей не брал.
Ньёд опять хрипло рассмеялся. Голубые глаза довольно заблестели.
– Где ты это взял? – Сьят обернулся.
– Потом расскажу, – колдун свернул записку и прищурился на чужака. – Брать-то не брал, но настороже стоял? Пока дружки что-то в особняке искали, да так и не нашли? Или всё-таки нашли?
– А вот это вам, умники, узнавать, – усмехнулся чужак и сложил руки на груди. – Я и так много наболтал. Найдёте свою правду, сравним с моей… а там и видно будет, куда дальше поплывём. Задачка ясна, не? А меня в камеру давайте. И не трожьте, пока всё не выкопаете. Я всё сказал.
– Погодите, проверю кое-что, – с рук Мьёла сорвались чёрные ручейки. – Не по вашей части и для дела.
Ньёд даже возмутиться не успел, а ручьи уже юрко изучили тело Ханви – ладони, предплечья, плечи, торс – и скользнули обратно. Свились на ладони колдуна в водяной клубок и зачадили чёрным.
– Не врёт, – мрачно признал Мьёл. – Он убил мастера Зарэ. Вернее, руки Ханви все удары нанесли.
Чужак победно ухмыльнулся, встал и велел:
– В камеру меня давай, малец. А ты, мать, – голубые глаза прищурились на матушку Шанэ, – объясни этим умникам, что у них очень мало времени. Причал зовёт, а Лодочник нетерпелив к тем, кому не за что держаться. Но уйду я или с правдой, или с подружкой. Которую после так ославят на всё Семиречье… А уж её семейке каково после будет… Очень удобно, что на Севере не верят в призраков, а?
***
– Давайте по очереди, – хмуро предложил Сьят, когда все собрались на совещание в кабинете начальника. – Матушка, начнём с вас. Время позднее.
– Выгоняешь? – лукаво улыбнулась она, разливая по чашкам свежий чай.
– Ни в коем случае, – заверил рыжий. – Хотите – оставайтесь до конца совещания. Вы же давно часть нашей команды.
– Спасибо, сынок, – матушка Шанэ поставила чайник на стол и села в кресло. – Чужак – точно убитый, но это ты, поди, тоже понял. Я немногое успела заметить, но думается, смерть свежая. Недавно его убили. Силы в нём слишком мало. Неделю назад умер, не больше. Могу тело поискать, но не уверена, что получится. Связи души и тела разрушаются быстро, даже если дух ещё здесь. Больше, к сожалению, ничем не помогу.
– Поищите, – кивнул Сьят и посмотрел на колдуна, который, как обычно, стоял у окна, привалившись к подоконнику. – Так откуда данные об ограблении?
– Не поверишь, – усмехнулся Мьёл. – Иххо нашла. С утра она объявила, что в нашем архиве живёт призрак, и показала папку именно с этим делом об ограблении особняка как доказательство. Якобы оно уже несколько недель появляется каждый день в одном и том же месте. Иххо днём возвращает папку в отдел краж, а с утра дело опять у нас. Она проверила – его как нарочно кто-то на видное место подкладывал. Я попросил у Иххо выписку, чтобы узнать у приятеля, кто из отдела краж так развлекается, и в обед она мне её составила. Кто бы знал, что это дело так быстро пригодится.
– Призрак? – заинтересовалась матушка. – А можно поподробней и… – она заметила строгий взгляд Сьята и виновато улыбнулась: – Ой, извини, сынок. Не время сейчас. Потом-потом.
– Вот дело, – колдун положил на стол зелёную папку. – Вот выписка, – на папку легла помятая записка.
– Может, это и призрак, – задумался рыжий. – Или всё проще: кто-то из отдела краж раскопал дополнительные сведения и занялся своим расследованием. А папку прячет у нас, чтобы кто-нибудь другой от скуки не заинтересовался. Да, матушка, потом архивные призраки. Что ещё по делу скажешь?
– На месте убийства не оглядывался, – Мьёл вернулся к подоконнику. – Убийцу в мешок, тело осмотрел, время смерти записал, а потом слепок с трупа в склянку – и в ведомство. Силу удара при тебе замерял – она убивала. Могу показать на слепках трупа и Ханви.
– Не надо, верю, – поспешно отказался Сьят и посмотрел на последнего участника совещания: – Лу, что у вас?
Загорелый сыскник, чьё имя могли произнести (и запомнить) только его родители-языковеды, открыл папку и скривился:
– Шесть-семь часов вечера зимой – самое поганое время. Все уже или вернулись с работы и ужинают, или ушли на работу в ночную смену. Как водится, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Твои, Сьят, тоже ужинали, когда шум во дворе случайно услышали. В общем, так дело было…
***
Оба почтенных родителя Сьята, Бьён и Адья, работали в главной городской библиотеке, очень любили читать, всюду ходили с книгами и были крайне рассеянными. И когда у согревающих заклятий внезапно кончился срок годности (а вообще-то все бытовые заклятья необходимо обновлять в начале каждой зимы – туманы Мёртвого времени высасывают из них почти всё колдовство), родители спохватились, но поздно – дом уже совершенно остыл. Второпях они перестарались, заклятий использовали больше нужного, и дом к вечеру прогрелся до дикой жары и духоты. Они повсюду открыли окна и лишь потому-то и услышали – тихий-тихий смех с улицы.
Родители отвлеклись от ужина, выглянули в окно и не поверили своим глазам: кто-то протащил что-то тёмное через незапертую (конечно же, снова по рассеянности) калитку, бросил свою ношу в десяти шагах от дома и снова засмеялся – страшно, безумно. Соседку они опознали не сразу, лишь когда Ханви выпрямилась и потёрла спину.
– Это же Ханви… – Адья, чья мать была портнихой, очень любила хорошо одеваться и всегда замечала, как одеваются другие. – Другого такого пальто нет во всём Семиречье, она же его у мамы шила…
– Срочно запираемся, – Бьён, несмотря на библиотекарскую рассеянность, соображал всегда отменно и с мыслями собирался быстро. – Ты – окна левого крыла, я – окна правого и входную дверь. Потом – наверх. Бегом, дорогая.
Когда спустя полчаса они вновь собрались, предварительно потушив во всём доме свет, у кухонного окна, сцена в саду не изменилась. Серебристый свет уличных фонарей. Чёрное нечто. Глубокая грязная борозда на свежем снегу. Хихикающая соседка – неопрятная, с дикими глазами, в расстёгнутом, несмотря на сырой морозец, пальто. Хотя нет, нож появился – в руке Ханви.
– Это что, труп? – выглядывая из-за занавески, с ужасом прошептала Адья.
– Боюсь, что да, – мрачно ответил Бьён, щурясь. – И боюсь, это мастер Зарэ.
– Почему? – удивилась жена.
– Ханви его ножом размахивает, – напряжённо пояснил муж. – Никогда не видела нашего старого мастера с ножом? Явно Зарэ чем-то нехорошим прежде зарабатывал. Помнится, я как-то летом домой шёл, а Зарэ – мне навстречу. Идёт, в землю смотрит, никого не видит и ножом поигрывает: подбросит – поймает – подбросит – поймает… Или военный, или грабитель, или артист. Я поздоровался, поинтересовался, откуда навыки, а потом вытаскивал этот самый нож из своей сумки. Зарэ его так ловко метнул, предупреждая… Нож я тогда хорошо рассмотрел.
– И сейчас она его будто показывает – прямо под свет подставляет… – Адья удивлённо посмотрела на супруга: – Я точно узнаю пальто, ты – нож…
– Я пишу сыну, – подытожил глава семьи.
***
– Мастера Зарэ так и опознали – по ножу? – строго спросил Сьят.
Лу посмотрел на часы и признал:
– Пока только по ножу. У трупа всё лицо искромсано так, что мать родная не узнает, а иных деталей пока нет. Соседей опросили, но те его раз в луну видели и никаких приметных родинок под коленками, конечно, не заметили. Но внешне дом мастера пуст. Мой колдун, как с телом закончит, обещал сделать портрет для опознания. Видимо, ещё возится.
– Пойду помогу, – Мьёл стянул с вешалки куртку. – Я же тебе не нужен?
– Иди, – кивнул Сьят и выразительно посмотрел на матушку Шанэ: – Мастер же убитый. По вашей части. Займётесь?
– Я зажгла свечу перед уходом, – улыбнулась матушка и тоже глянула на часы. – Моё колдовство и власть над духами убитых усиливаются после полуночи. Через час вернусь в чайную и проверю, в клетке ли птичка. Пока его незачем пугать. Сразу после смерти духи часто боязливые, молчаливые. Подождём ещё немного. Если он придёт в чайную, обратно ему уже не выйти без моего согласия. А если не придёт, то попробую притянуть дух позже – после полуночи я сильнее.
– Спасибо, – поблагодарил рыжий. – Лу, что ещё?
Лу вытащил из папки стопку заметок, бегло их просмотрел и сообщил:
– Думаю, Ханви убила мастера возле дома твоих родителей, но точнее узнаем, когда ты дело заведёшь. Без него, сам знаешь, ни в один дом не попасть и обыски не провести. Однако кровь есть лишь у калитки и дальше, в саду. А где именно они встретились и откуда пришли, непонятно. Дорожка сильно истоптана местными, а свежего снега не было несколько дней.
