Дарья Донцова
Родословная до седьмого полена
Глава 10
Резкий звонок выдернул меня из сладкого сна, я нашарила трубку.
– Кто там? – простонала я, не раскрывая глаз.
– Сеня, – ответил Собачкин, – мы договорились в лес пойти, хочу выиграть обед у Фреда.
Веки наконец разлепились, я уставилась на будильник. Полдень!
– Ты спишь? – с легкой завистью спросил приятель.
– Нет, – честно ответила я, – проснулась. Буду готова через полчаса.
– Если горизонт чист, дома никого, то я сейчас прикачу, – пообещал Сеня.
– Все давно уехали на работу, – без колебаний ответила я, сползая с кровати.
Примерно через час мы с Семеном шли по лесу и вели мирную беседу.
– Тем, кто сюда попал, определенно помогла охрана, – заметил Собачкин.
– Или кто-то из жителей, – добавила я, – заказал пропуск на машину.
Сеня резко остановился.
– Автомобиль! На чем-то же они приехали!
– Можно добраться на электричке, потом сесть на маршрутку, – возразила я.
– И плюхать два километра до поселка? – скривился мой спутник. – Это неудобно.
– Существует такси, – нашла я новую возможность.
– Все равно надо проверить пропуска на въезд, – сказал Сеня, – тот, кто пилил забор, скорей всего приехала на машине. У него при себе был инвентарь, резак например.
– Как он его включил? – поинтересовалась я. – Розетки в заборе нет.
– Существуют приборы, которые, как телефон, заряжаются, – улыбнулся Семен. – У меня другой вопрос: зачем мужик и Вероника сюда приперлись? Что интересного в лесу? Грязь одна. Ну, где твое кладбище? Валун?
Я показала пальцем на здоровенный серый камень.
– Это он! Чуть поодаль была неглубокая яма, возле которой вниз лицом лежал мужчина.
Приятель подошел вплотную к глыбе.
– Цифр нет!
– Неправда, – засмеялась я, – сейчас сама проверю.
– Пожалуйста, – согласился Собачкин и отошел.
Я взглянула на камень и не поверила своим глазам.
– Пусто!
– Говорил же, нет погоста, – заявил Сеня, – и не было его никогда. Нельзя хоронить покойников где вздумается, существуют строгие санитарные нормы.
– Я прекрасно видела дату, – бормотала я, – и фамилию с именем, просто их забыла.
– Тебе почудилось! От стресса и не такое бывает, – пожал плечами Сеня, – ты очень нервничала.
– Не принадлежу к племени истеричек, – промямлила я. – Были цифры и надпись, а сейчас их нет!
– Ладно, не переживай, все именно так, как ты говоришь, просто белки ночью хвостами цифры и буквы стерли, – с самым серьезным видом заметил Собачкин. – Вроде ты, Дашенция, твердила, что еще были надгробья?
– Да, – кивнула я, – небольшие совсем камни.
– И где они? – ухмыльнулся мой спутник.
Я пробормотала:
– Вон там. Подальше.
– И на них не замечаю крестов, – фыркнул Собачкин, – наверное, их зайчики унесли. Зима настала, снега, правда, нет, одна грязюка, но ведь холодно. Понадобилось избенку украсить, лучше всего ритуальный инвентарь им подошел.
Я молча слушала, как ехидничает приятель. Совершенно уверена: на валуне стояла дата – тысяча семьсот десятый год. А за ним находились другие могильные камни, я не приближалась к ним, что на них написано, не разглядела.
– А вот кресты я видела, – вслух произнесла я, – золотые такие, яркие! Посередине камней нарисованы были.
Собачкин погладил меня по плечу.
– Нервная система пошутила с тобой. Есть люди, которые слышат голоса, а медиумы беседуют с покойниками.
– Намекаешь, что я сумасшедшая шизофреничка? – осведомилась я.
– Конечно, нет, ты просто испугалась, – вздохнул Сеня. – На секунду отвлекись от мысли о своей правоте, подумай про золотые кресты. Они были видны издалека?
– Да, да, – закивала я, – прямо горели.
– Милая моя, – тоном учителя, который отчаялся объяснить двоечнице азы арифметики, завел Сеня, – любая краска с тысяча семьсот какого-то там лохматого года потускнеет. Наверное, ты понимаешь: реставрацию памятников на заброшенном погосте производить не станут. Где небольшая ямка, которую по твоим словам вырыл покойник? Куда подевались непонятные кругляши, лежавшие у тела?
– Наверное, их забрал эксперт, – предположила я.
– А полиция яму в земле закопала, чтобы ежик в нее случайно не упал, – окончательно развеселился Собачкин, – ты же знаешь, как криминалисты поступают: сначала осмотрят место преступления, улики соберут, затем все аккуратно подметут, уберут, на место вернут…
Я вспомнила прихожую нашего особняка, которая после отъезда Раисы и ее помощников выглядела как пейзаж после танковой битвы, и молча пошла по грязи назад.
– Ну ладно, не дуйся, – загудел за спиной Сеня, – каждый может обознаться. Помнишь наш спор? Ты ресторан проиграла.
Я хотела сказать, что не отказываюсь вести Собачкина в трактир, но не успела. Правая нога поехала в сторону, левую потянуло назад. Я попыталась сохранить равновесие, замахала руками, но каша из глины оказалась очень скользкой. Семен, сообразив, что я терплю бедствие, сделал большой шаг, он явно хотел поддержать меня, но не смог, поскользнулся и рухнул на землю. В ту же секунду я шлепнулась на Собачкина, но быстро встала и рассмеялась:
– Спасибо, что расстелился ковром, я совсем не запачкалась.
– Зато я свинья, – констатировал Сеня, поднимаясь.
– Скорей уж кабан, – поправила я, – здоровенный такой, могучий.
– И вонючий, – добавил Собачкин, – вот черт. Часы потерял, браслет расстегнулся. Как их теперь в этом месиве отыскать?
Я отломила ветку и начала ворошить грязь.
– Ура! Вот они!
– Где? – спросил приятель.
– Неужели не видишь?
– Нет.
– Может, я и страдаю глюками, – вздохнула я, наклоняясь, – но на зрение не жалуюсь.
Я схватила круглый предмет.
– Это не мое, – возразил Сеня.
– Точно, – кивнула я, – это грязный кругляш, один из тех, что около трупа валялись. Кое-какой мой бред стал реальностью.
– Никогда не видел ничего подобного, – залязгал зубами Сеня.
Я встревожилась.
– Ты весь вымок. Еще простудишься, побежали скорей домой.
Пока Собачкин мылся, переодевался в чьи-то брюки, свитер и носки, которые ему с поклоном принес Коробко, я сунула кругляш под воду, потерла его щеткой и сообразила: у меня в руках монета из желтого металла.
– Деньги! – опешил Сеня, войдя в столовую. – Старые.
– Уж не молодые, – засмеялась я. – Женя, у нас есть средство для чистки металла?
Коробко протянул руку.
– Разрешите взять? Верну через пару минут сияющим.
– Откуда в твоем доме парень в голубом сюртуке, парике и в белых перчатках, – изумился Собачкин, – прямо персонаж из телесериала про шикарную жизнь олигархов!
Я налила себе чаю.
– Не уверена, что у них служат такие персонажи. Коробко уникален. За один день ухитрился везде порядок навести и нашел ближние-дальние чуланы с уймой всего ценного.
– Кофе дадут? – спросил за спиной знакомый голос.
От неожиданности я подпрыгнула.
– Привет, Александр Михайлович, – обрадовался Собачкин, – вот, заехал к Дашуте, хочу фото Мафи сделать. Одна моя клиентка решила завести себе веселую собачку. Такая, как Мафузла, ей по сердцу придется. О господи! Ты заболел?
Я посмотрела на полковника и поняла, по какой причине у Собачкина вырвался этот вопрос. Лицо Дегтярева было серо-асфальтового цвета, глаза сильно опухли, губы походили на две сардельки, а нос, и без того не маленький, увеличился почти вдвое. Эфиопскую черноту мне ночью удалось отмыть, но цвет кожи полковника сейчас напоминал шерсть мыши, больной лишаем, на сером пространстве его щек и лба были рассеяны белые пятна. И судя по векам, рту, носу у полковника явная аллергия. На что? Задайте вопрос полегче. На «маск»! На растворитель для краски! На средство для посудомоечной машины. На стиральный порошок! Да на все, чем он ночью «намазькивался» и мылся.
– Я здоров, как бык. Почему ты решил, что я болен? – удивился Дегтярев и начал яростно чесать нос.
– Ну… ты еще дома, – нашел подходящий ответ Собачкин.
– Отчистил, блестит золотом! – объявил Женя, входя в столовую.
Я сделала страшные глаза. Коробко оказался сообразительным, он мигом спрятал монету в рукаве. Слава богу, Александр Михайлович не обратил внимания на заявление Жени, потому что в момент его появления у полковника завопил сотовый.
– Привет, Леня, – недовольно сказал толстяк, – я по делам езжу. Что у вас стряслось? Хуже младенцев команда. Ни на секунду… Как?!!? Врешь!
Лицо Александра Михайловича стало приобретать диковинный фиолетовый оттенок, наверное, полковник краснел от злости, но из-за темного цвета кожи он стал напоминать подгнивший баклажан.
– Глупая шутка, да? – ревел полковник. – Кретинский розыгрыш? Так не первое апреля. Ну, сейчас я приеду! Ну, мало вам не покажется. Ну… ну… прямо! Кто осмотр делал? И как такое получилось? У этого Григория штаны пропали? А мозг у Деревянкина не стырили? Хотя кому он нужен!
Дегтярев быстро пошел к лестнице, заскрипели ступеньки, затем раздались непарламентские словечки:
– …! …! …!
У толстяка много плохих привычек, но при дамах он не матерится. Если душа полковника требует резко высказаться, Александр Михайлович отбежит от представительницы слабого пола подальше. Это называется хорошим воспитанием, орать нецензурщину при женщинах не комильфо. Вот отскочив на пару метров в сторону, пожалуйста, все присутствующие деликатно делают вид, что не слышат выражансов, которые слетели с его языка. И это тоже хорошее воспитание. Сплошное лицемерие сие хорошее воспитание.
Собачкин схватился за свою трубку.
– Кузя! Живо выясни, что случилось в команде Дегтярева. Единственное, что я понял: у какого-то Григория стащили брюки. Жду.
Коробко положил на стол ярко блестевшую монету, размером с кофейное блюдечко.
– Большая деньга, однако, – пробормотал Сеня, – на золотую смахивает. Наверное, дорого стоит.
И тут у Собачкина занервничала трубка.
– Ну, говори, – потребовал Семен, – ух ты! Правда? Прикольно! Ночью? И брюки надел? Ржу не могу! То-то Дегтярев лицо потерял. Ну он им сейчас задаст.
– …! …! …! – понеслось с лестницы.
Я быстро спрятала монету. Мимо меня, громко топая и сопя, пробежал в зону кухни полковник.
– Сделал вам завтрак, – живо сообщил ему Коробко.
– Некогда жрать, когда кругом идиоты! – рявкнул толстяк.
– Положил в ланчбокс, отнес в вашу машину, – пояснил Женя.
– Народ разучился по-русски говорить, – взвизгнул Дегтярев, – бокс-шмокс-покс! Вместо ложки-вилки китайские палочки! Косметика из навоза! Нефть, уголь, газ…
Кипя от возмущения, полковник ринулся в коридор, но притормозил, обернулся и ткнул пальцем в Женю.
– Коробка!
– Здесь! – подпрыгнул тот.
– Надо говорить коробка для завтрака, а не фокс-мокс-токс, – прошипел Дегтярев, – впредь попрошу в моем присутствии высказываться исключительно на русском языке. Я живу в России! Я не ланч жру, а обедаю. Лапен кто? Немедленно положить мне на стол перевод тупого слова!
– Кролик, – услужливо подсказал Евгений.
– Следовательно, на ужин заяц, а не лапен-папен-бабен! – топнул ногой толстяк и умчался.
– Что у него произошло? – заморгала я. – Впервые вижу Дегтярева в таком бешенстве.
– Труп удрал, – рассмеялся Сеня.
Глава 11
– Удрал? – повторила я. – Кто?
– Мужик, которого в лесу мертвым нашли, – пояснил Собачкин.
– Но это невозможно, – сказала я.
– Я слышал рассказы о трупах, которые на прозекторском столе садились, – хмыкнул Собачкин.
– Леонид один из лучших экспертов и далеко не новичок, – ринулась я на защиту патологоанатома, – он покойника с живым никогда не спутает.
– Выслушай сагу, – весело хихикая, перебил меня Сеня, – потом выводы делай.
– Говори, – согласилась я и услышала занимательную историю.
Леонид вчера по дороге из Ложкина на работу купил пирожок с рыбой, когда он, протащившись по всем пробкам, вошел в офис, то ощутил недомогание, да такое сильное, что ему вызвали «Скорую». С диагнозом отравление патологоанатома увезли. Поэтому на мой второй вызов бригады в лес отправился Григорий, молодой парень, пару дней назад взятый на службу. Дегтярев был страшно недоволен заменой, но альтернативы не оказалось, Леня лежал под капельницей, и ему не стало лучше.
Понимая, что начальник зол, и боясь совершить какую-нибудь ошибку, Гриша долго возился в лесу. Мужчина определенно выглядел мертвым, труп запаковали в мешок и повезли в морг. Наступил вечер, Гриша не ел, не пил, устал, очень хотел домой. Александр Михайлович уже уехал, но он позвонил Деревянкину с вопросом:
– Причина смерти?
– При первичном осмотре ничего не выявлено, – отрапортовал парень. – Почему он скончался, выясню завтра при вскрытии. На инфаркт похоже. Или инсульт. Или еще чего. Подозреваю не насильственную смерть. На руках нет защитных ран…
– Не балаболь, – перебил недавно испеченного прозектора полковник, – работай. Завтра четко доложи результат. Гадать на бобах не надо. А сейчас отправляйся домой.
Григорий, похоже, обиделся. Он пожаловался на грубость полковника своему помощнику и пошел в душ. Мылся Гриша долго. Он не только испачкался в лесу, но и продрог, как цуцик, поэтому с удовольствием наслаждался горячей водой. Выйдя в раздевалку, Гриша открыл шкафчик, хотел одеться и ехать домой, но не нашел своих вещей. Внизу стояли только кроссовки. Весьма странно, но при росте метр восемьдесят шесть Деревянкин носит обувь тридцать девятого размера. Ну прямо, как девочка. Наверное, поэтому кроссовки Григория не тронули, они мало на кого налезть могут, а брюки, рубашка, куртка испарились. Сначала парень подумал, что перепутал шкафчики – они не запираются. Но потом заметил свою обувь, решил, что кто-то из старых сотрудников захотел посмеяться над новичком, и методично обыскал раздевалку. Однако вещей не обнаружил. Розыгрыш не показался Деревянкину смешным. Гриша разозлился, решил утром громко сказать, что думает о подобных хохмах, позвонил своей девушке, та привезла брюки, рубашку, пальто, и патологоанатом наконец-то смог отбыть домой. Утром, придя на работу, Григорий хотел начать вскрытие, открыл холодильник и выкатил… пустые носилки.
Деревянкин вытаращил глаза и решил, что он перепутал ячейки, распахнул соседнюю, потом следующую, затем верхнюю, нижнюю… все были с женскими телами. Ни одного покойника мужского пола в морге на тот момент не оказалось.
Не понимая, коим образом мертвец мог исчезнуть из морга, Деревянкин затаился. И что потом выяснилось? В районе часа ночи мимо будки охранника прошел мужчина. Секьюрити дремал и не обратил особого внимания на того, кто покидал здание. Если б парень входил, тут бы его притормозили, попросили пропуск. Но при выходе никто документами не интересуется. Раз убегает, значит, его ранее впустили, все с человеком в порядке. И то, что некто прошел на улицу за полночь, тоже не стало поводом для повышенного внимания. Структура, в которой служит Дегтярев, не знает суббот, воскресений, праздников. Рабочий день у сотрудников не нормирован. Охранник не всполошится, когда мимо него в четыре утра промчится бригада на выезд или какая-то команда вернется в офис. Если подвести итог: труп ушел, нарядившись в вещи Деревянкина, а вот ботинки молодого эксперта оказались «покойнику» маловаты, поэтому он приватизировал штиблеты одного из санитаров, которые мирно куковали в соседнем шкафчике.
В связи с произошедшим у сотрудников Дегтярева появились две версии. Григорий обознался, принял живого за мертвого, а «труп» очнулся и дал деру. Или жмурика элементарно сперли. Второе предположение было совсем уж фантастическим. Если мимо секьюрити люди потащат носилки, на которых лежит большой мешок, то компанию точно остановят и начнется разбирательство. Оживший покойничек как-то ближе к реальности, хотя тоже полный бред.
– Они нашли умершего? – уточнила я.
– Пока нет, – еще сильней развеселился Собачкин. – Гриша утром испугался, воды в рот набрал, никому ничего не сказал. Ну не идиот ли? В десять появился главный патологоанатом, началась конференция, и тут Деревянкин покаялся, признался, что до начала совещания изучил не по одному разу все холодильники и каталки. И что уж совсем тупо, сравнил лица каждой «постоялицы» женского пола с фото найденного в лесу мужика. Но никого, даже отдаленно похожего, в прозекторской не нашлось.
– С ума сойти! – воскликнула я. – Понимаю, что ты говоришь правду, но поверить в эту историю трудно. А Вероника Глебовна Невзорова? Она никуда не утопала?
– Она на месте, – ответил Сеня. – Если рассуждать логически, то…
– Григорий ошибся, – перебила я, – принял живого человека за мертвого.
Семен сделал большой глоток чая.
– Ох, хорошо горяченького хлебнуть. Пару секунд всего в луже лежал, а продрог так, словно год в сыром погребе сидел.
– Вот это и странно, – удивилась я.
– Снега нет, мороза тоже, – начал жаловаться Собачкин, – если на улицу глянуть, то на скорое приближение Нового года совсем не похоже, будто не декабрь, а дождливый ноябрь на дворе. Когда сыро, всегда очень холодно…
– Не о тебе говорила, – отмахнулась я, – в момент нашего с Валерием появления на кладбище…
– Погоста не было, – не упустил возможности напомнить Сеня.
– … Мужчина лежал на земле, – продолжала я, – в верхней одежде, но все равно, он должен был здорово замерзнуть. Деревянкин новичок и балбес в придачу, не смог отличить мертвого от живого. Но! Давай восстановим цепь событий. Можно предположить, что Вероника побывала на погосте. Она пошла в лес. Зачем, мы не знаем, как она попала в поселок, тоже не ясно.
– Кладбища… – начал Сеня.
Я махнула рукой.
– Уже слышала не один раз. Почему я думаю о визите Невзоровой в лес? У нее в руке была грязная монета, аналогичная той, которая сейчас отчищенная лежит на столе. Вероника увидела тело, испугалась, побежала к людям, миновала два пустых дома и начала стучать в наш. Издали видно, что в особняке живут: занавески на окнах, машина под навесом. Вероника вбежала в прихожую и умерла, наверное, от стресса. Очень она испугалась. Приехали полицейские, возились в холле, уехали, я пошла в лес… Представляешь, сколько времени мужик пролежал в холодной грязи? Мы не знаем, когда он упал, можем лишь подозревать, что в момент появления Невзоровой он уже выглядел покойником. По идее, он должен был замерзнуть до предела.
– Может, его парализовало? – предположил Сеня. – С некоторыми несчастными случается эффект, который медики называют «запертый». Разум сохраняется полностью, а человек обездвижен, речь отсутствует, сердцебиение настолько слабое, что его человеческое ухо не улавливает.
– Но спустя время человек с параличом бойко вскочил, стащил одежду у Деревянкина и удрал? – не утихала я.
Собачкин взял с блюда булочку.
– Настоящие колдуны вуду, которые на Гаити живут, умеют поднимать из могил мертвецов. Делают из них зомби, которые покорно исполняют все желания ведьмаков.
– О! Ты веришь в черную магию, – восхитилась я, – сушеную лягушачью лапу в кошельке держишь? Говорят, она деньги приманивает. Значит, сейчас по Москве бродит зомби, который подчиняется приказам неизвестного злодея?!
Собачкин взял чайник.
– Звучит, как сюжет фантастического сериала, но другого объяснения нет. С кладбищем ты ошиблась, не было его, а вот в отношении парня тебе в голову правильная мысль пришла: не мог он просто так долго на холоде проваляться, чем-то его опоили.
– Зачем? – воскликнула я.
– Вопрос дня, – вздохнул Собачкин и показал на монету, – готов признать: вырытая ямка имела место быть, оттуда вытащили деньги. Может, мужик сокровища искал?
– Похоже, он их нашел, – протянула я.
– Возможно, – пробормотал Семен. – Знаешь, что самое интересное? Когда новый патологоанатом Григорий к трупу подошел, там ничего не было. Ни ямы, ни этих монет, ни надгробий. Просто лес. И ямка отсутствовала.
Глава 12
– Бред просто, – опешила я.
Собачкин вынул из сумки айпад.
– Тело нашли вы с Валерием?
– Да, – кивнула я.
– Что вы сделали дальше?
– Вообще ничего не помню. Судя по словам Дегтярева, я звонила ему, – объяснила я.
– Прямо из леса?
– Нет, там мобильный не берет, – поежилась я. – Вроде Валерий меня домой проводил, наверное, из особняка я смогла связаться с Александром Михайловичем. Провал в памяти.
– Дальше как?
– Проснулась в своей спальне на кровати, – протянула я, – в джинсах, пуловере. Поздно вечером я поговорила с Женей, он сказал, что обнаружил меня в холле на пуфике с телефоном в руке, уложил спать.
– Нервы расшалились, – нашел объяснение моему состоянию Собачкин. – Когда Александр Михайлович приехал?
– Точно время не назову, когда я очнулась и спустилась в столовую, все дома были. Уже стемнело за окном.
– В декабре рано смеркается, – заметил Сеня. – Ты Дегтяреву рассказала про надгробные камни и кругляши?
Я взяла монету.
– Похоже, она золотая. Нет, думала, он их сам в лесу видел. Здесь выбит год – тысяча триста какой-то, не разобрать дату. Можешь отдать находку на экспертизу?
– Именно так я и собрался поступить, – кивнул Собачкин.
– Достань еще адрес Носова, – попросила я, – он в деревне рядом с поселком живет. Спрошу у него, что он видел. Люди Дегтярева с Валерой беседовали?
Собачкин полистал айпад.
– До десяти утра сегодняшнего дня нет.
– Надеюсь, мастер на все руки сейчас дома, – обрадовалась я. – А что про Веронику Невзорову известно?
Сеня опять устремил взгляд на экран.
– Ничего особенного, училась в институте рекламы и экономики, живет в центре Москвы, перебралась в новую квартиру из коммуналки. Отец был работником типографии, мать портниха.
Сеня взял еще одну булочку.
– Вкусные, сил нет! Более о госпоже Невзоровой ничего не сообщу. Откуда она средства на просторные хоромы взяла? Понятия не имею. Наверное, есть богатый любовник. В загс не ходила, нигде не работает, просто наслаждается жизнью, отношений не оформляет. Прописана в столице в Лыковом переулке, он прилегает к Большой Ордынке, это самый центр. У Вероники целый этаж. До ее счетов в банке Кузя пока не добрался, но это вопрос времени.
– Интересно, почему обеспеченная женщина, дешево одевшись, пошла в лес, где находятся развалины психиатрической лечебницы? – пробормотала я.
– Самому интересно, – признался Собачкин.
Я встала.
– Пусть Кузя найдет информацию по монетам. Возьми ту, что случайно мне попалась, и отдай на анализ. Хочется знать: она золотая или нет? Еще неплохо поговорить с кем-то из родственников Невзоровой. А я поеду, пообщаюсь с Валерием.
– По документам Вероника одинокая, – напомнил Сеня. – Ты с Кузей нас наняла, являешься клиентом. Заказчики по делу не носятся.
Я пошла в коридор.
– Считай меня эксклюзивным экземпляром. Мне с Валерой будет легче договориться, чем тебе. Давно знаю Носова, он для нас постоянно разную работу делает: всякий мелкий ремонт, снег с крыши счищает. Зимнюю резину на летнюю меняет, в сантехнике и электричестве разбирается. На все руки мастер. Тихий, спокойный, неболтливый. И ему очень деньги нужны. Но зачем, точно не знаю, Носов никогда о своих семейных проблемах не сообщает. Просто у нас с ним договор: он получает за работу деньги раз в месяц, ему нравится, когда солидная сумма в кошелек падает, а не капли цедятся. Один раз он попросил деньги на неделю раньше, очень смутился, объяснил: «У меня родственница в больнице на постоянном проживании, сейчас клинику меняю, там требуют на депозит сразу сто тысяч кинуть, не хватает немного. Уж простите, что вас обременяю». Но это всего один раз случилось, и давно, несколько лет прошло, более он о больной речи не заводил.
– Где находился Носов, когда ты, трясясь от холода, домой вчера прибежала? – поинтересовался Сеня.
Я задумалась.
– Не поверишь! Не помню. Как в тумане все. Женя!
– Здесь! – крикнул Коробко, возникая в столовой. – Готов исполнить любое ваше требование.
– Помните, как Дарья вчера пришла домой из леса? – спросил Собачкин.
– В состоянии нестояния, – вздохнул Коробко, – сидела в прихожей на пуфике, дрожала, в руке мобильный, взор стеклянный, зевала без остановки. Я хозяйку в ее спальне уложил, чаю ей имбирного заварил. Она вмиг заснула. Вечером только проснулась, когда семья ужинала. Я сказал, что у Дарьи мигрень, поэтому к ней никто не полез.
– А куда делся Валерий? – удивилась я. – Он меня сопровождал.
– Простите, – расстроился Женя, – не отвечу. Когда я на звонок домофона отреагировал, вы одна стояли.
– Значит, рабочий довел тебя до особняка, нажал на кнопку и ушел, – сделал вывод Собачкин.
