– Пусть будет так, – не стала спорить Ляля. – А как ваше отчество?
– Зови меня просто Таней, – я решила сразу понравиться девочке.
– Неудобно, вы намного старше, – ответила она.
Я засмеялась.
– Кажусь тебе пенсионеркой?
– Ой, нет, вы замечательно выглядите, – вежливо ответила девочка. – Просто бабушка говорит, что панибратство унизительно для тех, кто на тебя работает.
– Можешь обходиться без отчества, мне так приятней, – разрешила я.
– Ладно, – согласилась Ляля. – Если вам понадобится помощь, обращайтесь.
– Я хотела немного узнать о членах семьи и их привычках. Не из любопытства, не подумай, а чтобы лучше исполнять свои служебные обязанности, – сказала я.
Ляля закрыла ноутбук.
– Понимаю. Нас здесь четверо: бабуля, Веня, Настя и я. Веня тоже мой двоюродный брат, мама его на воспитание взяла. Он хороший и очень умный, много читает, отлично учится. Вот только с ним вечно всякие беды приключаются. Недавно он руку сломал.
– Мальчик при мне с барной табуретки упал, – сообщила я.
Ляля хихикнула.
– Ну это не новость, Венька со стула постоянно летает. Неуклюжий он, как медведь на коньках, но с ним хорошо.
– Лучше, чем с Настей? – провокационно спросила я.
Девочка поправила сползавшие на кончик носа очки.
– Настя нормальная, только у нее башню от небольшой славы снесло. Когда умерла моя мама, актриса Эдита Звонарева, ее друг, продюсер Фазиль Каримов, спросил у бабушки, чем он ей может помочь. И бабуля сказала: «Говорят, вы хотите запускать на телевидении новый проект, в котором примут участие ребята – будущие певцы, возьмите туда мою внучку Анастасию, она очень музыкальна». Фазиль согласился. Он маму любил, говорил, что такие талантливые и добрые люди раз в сто лет рождаются. Поэтому и решил из Насти звезду сделать, он ей пообещал деньги, славу, но предупредил: «Таких, как ты, на каждом углу толпа. В принципе при современной технике я из любой табуретки певицу сделать могу. Благодари бабушку – по ее просьбе станешь звездой, но ты обязана будешь ей помогать, да еще Ляле и Вене, после смерти Диты они почти нищие. Начнешь брыкаться, вернешься в свой город Задов и там останешься». Каримов так хитро контракт с Настей составил, что бабушке хорошие отчисления идут, мы на них и живем.
– Наверное, Настя не очень этим довольна, – покачала я головой.
Ляля осторожно улыбнулась.
– Стю, такой у Насти псевдоним, умная. Она понимает, что Фазиль предоставил ей шанс и его следует использовать, поэтому в присутствии Каримова она тихоня. Ну а без него… Бабушке она не перечит, зато нас с Веней шпыняет. Позавчера зажала меня в ванной и зашептала: «Больно много ты, сирота, жрешь! Помни, что мой заработок в унитаз спускаешь! Хавай меньше, я не собираюсь на черную икру для тебя ломаться». Насчет икры она преувеличила, бабуля нас просто кормит. Основной расход – плата за квартиру и электричество, у нас же целый дворец. Но жилье продавать нельзя, это капитал.
– Ты можешь рассказать Фазилю про хамство Насти, – возмутилась я. – Она очень похожа на кукушонка, который выпихивает из гнезда родных птенчиков.
– И что хорошего получится? – по-взрослому отреагировала Ляля. – Каримов Настю вытурит, мы лишимся денег. Да и Стю жалко, она талантливая. Просто ей в детстве никто не объяснил правил хорошего поведения. Это не вина ее, а беда.
– Почему бабушка не захотела отправить на сцену тебя? – запоздало удивилась я.
Ляля подперла кулаком щеку.
– Вы садитесь в кресло, не стойте… Понимаете, мне с рождения повезло: я появилась на свет в замечательной семье. Сначала в детском театре лучше всех была, потом всенародной любимицей стала, мама с бабушкой никогда не ругались, не помню, чтобы слово плохое друг другу сказали. У меня всего полно было: и игрушек, и книжек, и одежды. А Настин папа, дядя Володя, алкоголик, он еще учась в школе пить начал, аттестат не получил, пошел работать на бойню. Правда, ужасно?
Я поежилась.
– Жуткая профессия.
– В общем, бедная Настя ничего хорошего в жизни не видела, – девочка понизила голос до шепота. – Вот бабуля и решила ее на свет вытащить.
– Ясно, – кивнула я.
– Настя талантливая, – повторила Ляля, – и трудолюбивая. У нее все получится! Веня почти гениальный ребенок, а я совершенно обычная, больше тройки по матишу получить не могу, часто ленюсь и не испытываю никакой радости от перспективы стать известной. Пока еще не выбрала свой путь, но он точно не будет связан со сценой. Ой, слышите, в дверь звонят! Сумеете с замком справиться?
– Ни разу его не открывала. Вдруг сломаю? – засомневалась я.
– Он очень простой, как у всех. Пойдемте покажу, – предложила Ляля и встала из кресла.
Ляля повертела никелированную бомбошку и, забыв спросить: «Кто там?», бесстрашно распахнула дверь и пробормотала:
– Валентина!
– Не о чем нам с тобой разговаривать! – заорала смуглая черноволосая женщина, похожая на растрепанную ворону. – Отойди! Где бабка?
– Зоя Владимировна уехала на работу, – испуганно ответила Ляля, – вернется очень поздно.
– Я подожду! – решительно заявила тетка и, отодвинув девочку в сторону, прошла в глубь квартиры.
– Сапоги снимите, пожалуйста, – пискнула Ляля.
– Прикажешь босыми ногами по вашей грязи топать? – ответила незваная гостья. – На улице чище, чем здесь!
Ляля в растерянности посмотрела на меня.
– Женщина, остановитесь, – сурово приказала я. – Вам по-человечески объяснили: Звонаревой нет дома. Немедленно покиньте чужую квартиру! Иначе…
– Что, милицию вызовешь? – завопила Валентина. – Валяй! Я давно хочу, чтобы убийство моей дочери расследовали! Они ее заразили! Отравили! Теперь мне денег должны! Миллион долларов! Ты ваще кто?
Ляля дернула меня за руку и прошептала:
– Не отвечайте. Валентина больная, я сейчас бабушке на работу позвоню.
– Лучше обратись в милицию, – громко, чтобы мои слова услышала «ворона», предложила я.
Но Валентина обрадовалась, а не испугалась.
– Шикарно! Я им всю правду про эту семейку выложу. Зиночка от меня ничего не скрывала, я знаю все их тайны! О каждом! Может, моя дочь и не окончила десять классов, но глаза и уши у нее отменно работали! Давай звони!
Последние слова прозвучали уже из кухни, где скрылась Валентина.
– Это кто такая? – спросила я у Ляли.
Девочка ввела меня в курс дела.
– До вас здесь работала Зиночка. Бабушка одна с хозяйством не справляется, ей тяжело. Она хорошо готовит, очень вкусно, но убирать не успевает. Вы знаете, где бабуля служит?
– Нет, – ответила я, – но, судя по тому, что Зоя Владимировна опаздывала на ученый совет, наверное, она работает в научном учреждении.
– Правильно, – подтвердила Ляля. – Бабуля доктор наук, она раньше, когда жила в Баранске, заведовала лабораторией, а в Москве ее охотно взяли в НИИ. Ну где ей времени на мытье полов найти? Вы не подумайте плохого, мы не ленивые, просто все заняты.
Ляле явно было неудобно от того, что им приходится нанимать прислугу.
– Сейчас большинство активно работающих людей предпочитает не носиться с пылесосом или веником, на то есть специально обученные люди, – улыбнулась я. – Очень хорошо, что вы меня наняли. Я нашла отличное место, а Зоя Владимировна сможет целиком посвятить себя научной деятельности и воспитанию внуков. Все довольны.
– Вы правда так считаете? – обрадовалась Ляля. – Здорово! К нам до вас два года Зина приходила. Она хорошая, но немного непонятливая, лишь с пятого раза соображала, чего от нее хотят, зато аккуратная и работящая.
– Почему же Зоя Владимировна уволила девушку?
Ляля быстро оглянулась.
– Не надо, чтобы Веня слышал, он нервный, еще испугается. Мы ему сказали, что Зина замуж вышла, но на самом деле она умерла.
Я кивнула.
– Понимаю. Сколько лет было девушке?
– Двадцать, – прошептала Ляля. – Жуть!
– Маловероятно, что в столь юном возрасте ее свалил инфаркт или инсульт, – предположила я.
– Зиночка подхватила воспаление легких, – по-прежнему тихо объяснила Ляля. – Все случилось так быстро! Началось с того, что мама заболела. Она довольно долго простуженной ходила, кашляла, даже похудела, но к врачу не обращалась.
– Почему?
Девочка сложила руки на груди.
– Так вроде ничего особенного. Плохая погода стояла, все вокруг кашляли и чихали. Температура у нее не поднималась, а съемки были в разгаре… Знаете сколько денег потеряется, если главная героиня в кровать заляжет? Вот мама и решила не обращать внимания на недомогание, на ногах болезнь перенесла, только жаловалась: «Вот привязалась простуда, никак не отлипнет». Бабушка велела ей срочно к врачу идти, а мамочка только отмахивалась, мол, само пройдет. В четверг вечером ей вдруг совсем плохо стало, температура подскочила. Мама чаю с малиной напилась и спать пошла, а бабуля сказала: «Завтра на студию не поедешь, я сама Фазилю позвоню». Только мама попросила подождать до утра, не нервировать Каримова зря, может, ей лучше станет. Она всегда о людях заботилась.
Ляля опустила голову, погрузившись в воспоминания. Я терпеливо ждала продолжения. Наконец девочка заговорила:
– Ну а утром я около восьми ушла в школу, а в час дня директриса в наш класс прибежала, велела мне домой спешить. Примчалась я сюда, но маму уже увезли. Бабуля, оказывается, в десять пошла ее будить… и… и…
– Почему же ни Зоя Владимировна, ни Эдита не обратились в четверг вечером к врачу? – поразилась я.
– Из-за простуды? – Ляля вздохнула. – Кто же знал, что мама умрет. Ну кашель, насморк, ну температура… Сто раз такое бывало. Известно, что делать надо: чай с медом и лимоном, аспирин, носки на ноги.
Ляля зашмыгала носом, а я еле подавила свое возмущение. Нельзя же быть такими безответственными! Эдита скончалась из-за того, что вовремя не вызвала специалиста. Пневмония в наш век не является смертельным заболеванием, человечество для борьбы с ней изобрело различные препараты, в том числе антибиотики. Обидно, когда молодая, талантливая женщина погибает в расцвете сил из-за собственной глупости.
– Так вот, мамули не стало в пятницу, – прошептала Ляля. – Зине бабушка велела комнату убрать и домой идти. На следующий день Зинаида не пришла, зато позвонила Валентина и заорала: «Дочь заболела, у нее воспаление легких, утром ее „Скорая“ в больницу свезла!» Бабуля пожелала домработнице скорейшего выздоровления, но Зина к вечеру умерла.
– М-да… – крякнула я.
– И с тех пор Валентина словно с ума сошла. Она нам звонила, упрекала, что это мы Зину заразили. Бабушка ей сто раз повторяла: «Пневмония не грипп, она воздушно-капельным путем не передается. Зиночка ходила в легкой курточке, вот и застудилась». Да только Валентина слушать ее не желает. Правда, сюда она впервые заявилась. Я ее боюсь!
– Не волнуйся, иди в свою комнату, сейчас я разберусь с наглой теткой, – пообещала я и поспешила на кухню.
Незваная гостья сидела в кресле, положив ногу на ногу. Едва я переступила порог, как она по-хамски поинтересовалась:
– Ты кто такая?
– Татьяна, – коротко ответила я.
– Родственница? Или приживалка? – презрительно осведомилась нахалка.
Я разозлилась.
– Домработница. Вам лучше уйти, а то я на самом деле вызову милицию.
– Тебя Зойка за такой фортель по головке не погладит, – погрозила мне пальцем Валентина, – выпрет под зад коленом! Хотя, может, это и к лучшему! Беги отсюда, уноси ноги, пока цела!
Я сделала стойку, а то чуть не забыла, зачем нанялась на работу.
– Здесь так плохо?
Валентина всплеснула руками.
– Вертеп! Обитель зла и порока!
– А на мой взгляд, нормальная семья, – подначила я тетку.
– На грязь вокруг погляди!
– Встречаются неаккуратные люди, но это не преступление, – парировала я. – Зои Владимировны нет. Уходите, пожалуйста, не пугайте Лялю.
– Девчонка даже при виде трехметровой крысы не вздрогнет, – перекосилась Валя. – Она актриса, почище своей бесталанной матери. В их доме страшные дела творятся!
– Какие? – заинтересовалась я.
– Не скажу, – неожиданно осеклась противная баба.
– Хотите кофе? – решила я сменить тактику.
Валентина неожиданно засмеялась.
– За копейку информацию купить решила? Полагаешь, я дура? Ха! У тебя есть миллион долларов?
– Десять свободных лимонов в швейцарском банке лежат, – огрызнулась я, – только из любви к искусству у чужих людей унитазы мою.
Валя вытащила из сумочки пачку ментоловых пастилок.
– Ну и не задавай тогда глупых вопросов. Ответ бабок стоит.
– А мне показалось, что вы хотите узнать правду о смерти дочери, – заехала я с другой стороны.
Гостья сунула в рот конфетку и прошепелявила:
– Истина и без того лежит на поверхности. Они ее убили!
Я моментально ощутила себя охотничьей собакой.
– Кто?
– Зойка и остальные! – гаркнула мать Зинаиды.
Мой энтузиазм тут же иссяк.
– Подумайте, что вы говорите! Кроме пожилой дамы, в семье одни дети: Ляля, Веня и Настя.
– Ха! Одна притвора, второй себе на уме, третья хамло. Они все Зину прикончили!
Вот тут мне окончательно стало ясно: у Валентины беда с головой. Надо осторожно избавиться от сумасшедшей, психи легко впадают в агрессию, и они, как правило, обладают большой физической силой.
– Валечка, – ласково пропела я, – ну подумайте спокойно и поймете: ни Зоя Владимировна, ни ребята не виноваты в произошедшем. У вас горе, сочувствую от всей души, но семья Звонаревых тут ни при чем.
– Зину заразили! – попугаем повторяла незваная гостья.
Я попыталась воззвать к ее разуму.
– Пневмония не передается от больного к здоровому.
– А вот передалась! – стояла на своем безумная.
– Это абсолютно невозможно, – пробормотала я, – нонсенс.
– Раз я говорю «да», значит, да! – затопала ногами Валентина.
Я тут же включила заднюю скорость.
– Хорошо, хорошо! Вы, безусловно, правы. Зина подцепила болезнь от Эдиты. И что?
– Как что? – вскочила Валентина. – Дочь умерла, они обязаны мне заплатить!
Я изобразила сочувствие.
– Милая, сядьте…
Гостья неожиданно послушалась, и я, вдохновленная этим, продолжила:
– Ни один суд не накажет Зою Владимировну и тем более ее внучат. Разве можно посадить в тюрьму того, кто передал вам инфекцию? Зину жаль и…
– Вообще-то неудачная девчонка была, – отмахнулась Валя, – тупая, гордиться матери нечем. Но теперь я могу компенсацию за ущерб получить.
От столь откровенно алчного заявления я растерялась. В тот момент у Валентины в сумке зазвенел мобильный. Жадная баба приложила трубку к уху.
– Ну? А? Лады, через полчаса.
Валентина встала и ткнула мне в грудь пальцем.
– Слушай! Говорить красиво я не умею, но мозгами щелкаю быстро. Зинка была дура, да хорошо видела и мне про все рассказывала. Я много чего интересного знаю! Передай Зойке – с нее миллион долларов. Наличкой! Если через неделю не привезет… да, если не привезет, будет плохо. А сама уходи отсюда. И поживей. Запомнила?
– Да, конечно, – кивнула я и заверила психопатку: – Не волнуйтесь, выполню ваше поручение.
– И еще… – обернулась на пороге Валентина. – скажи суке Звонаревой: мишки спрятаны. Я долго не хотела этого сообщать, но, видно, пришла пора открыть карты.
Я удивилась:
– Кто?
– Мишки! – повторила ненормальная.
– Какие мишки? – уточнила я.
– Она поймет, не сомневайся! – загадочно улыбнулась Валентина.
Я довела безумную до выхода, выставила ее на лестницу и заперла дверь. А через пару минут опять раздался звонок.
В прихожую мы с Лялей вбежали вместе.
– Не открывай, – остановила я девочку. – Нельзя впускать в квартиру абы кого. Странно, что у вас нет видеофона.
– Он сломался, – сообщила Ляля.
– Отойди! – приказала я. Затем спросила, повернувшись к двери: – Кто там?
– Это я, – ответил голос Звонаревой, – ключи впопыхах забыла.
– Вы уже вернулись? – поразилась я, впуская хозяйку в дом.
– Ляля мне на работу позвонила, – отдуваясь, сообщила Зоя Владимировна, – да сразу с совета сбежать не удалось. Где Валентина?
– Ушла, – успокоила я Звонареву, – только что.
Пожилая дама села на стул.
– Фу… Слава богу! К сожалению, Валя безумна. Я очень испугалась, когда Лялечка о ее приходе сообщила. Ну и денек сегодня! Ладно, побегу назад. Прямо ноги подкашиваются, так и инфаркт заработать недолго.
– Бабулечка, прости, – захныкала Ляля.
– Тебя никто не винит, – все еще тяжело дыша, ответила Зоя Владимировна.
– Зря тебя потревожила, – зарыдала девочка.
– Успокойся, ты ничего плохого не совершила, – недовольным тоном прервала внучку пожилая дама.
– Вот! – взвизгнула вдруг Ляля. – Я хочу как лучше, а получаюсь гадиной! Я самая плохая! Тупая! Меня никто не любит! У меня нет друзей! Как ни стараюсь, ничего не выходит! Пойду повешусь!
Громко плача, Ляля убежала, а Зоя Владимировна покачала головой.
– Трудный возраст… Не принимайте близко к сердцу, Ляля замечательная девочка, но в последнее время подвержена резкой смене настроения – то смеется, то слезы льет. Гормональный всплеск!
– Трудно ребенку превращаться во взрослого человека, – подхватила я, – сама в пятнадцать лет была невыносима.
– Лялечке пришлось много горя пережить, – с жалостью произнесла Зоя Владимировна. – Смерть матери – тяжелейший стресс. Ну да ладно, со всем справимся. Детей вырастим, на ноги поставим, выучим, выкормим, воспитаем из них хороших людей. Вас Валентина не напугала?
– Немножко, – улыбнулась я, – хотя, когда она про миллион долларов компенсации за смерть Зины потребовала, я сообразила, что по ней явно психушка плачет.
– О-хо-хо, грехи наши тяжкие, – выдохнула Зоя Владимировна, поднимаясь. – Ладно, полечу обратно на ученый совет. Не пускайте в дом посторонних.
– Надо починить домофон, – предложила я.
– Верная мысль, – одобрила хозяйка. – Надеюсь, сегодня Валентина более не придет.
– Она дала вам неделю на то, чтобы собрать запрошенную сумму, – засмеялась я.
– Вот спасибо, – усмехнулась Звонарева, – прямо сейчас велю своему банкиру купюры отсчитывать. Ну что с психопатки взять!
– Еще она просила передать: мишки спрятаны.
– Кто? – изумилась мать актрисы.
– Мишки, – повторила я.
– Какие? – спросила Зоя Владимировна. – О чем вообще речь?
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Валентина произнесла такую фразу: «Мишки спрятаны».
Зоя Владимировна начала застегивать элегантное кашемировое пальто.
– Одному господу известно, что у сумасшедшей в голове. Мишки, говорите? Дочери поклонники часто дарили плюшевые игрушки, может, это какой-то из них? После кончины Эдиты я ее вещи не трогала. Мишки… Жаль Валю, страшно потерять ребенка, я ее понимаю, как никто другой, сама дочери лишилась. Но у меня остались внуки, а у Вали никого. Вот где горе, тут недолго и ум потерять…
Я тщательно заперла дверь за хозяйкой, потом, совершив прогулку по коридорам, поскреблась в комнату к Ляле.
– Нельзя! – сердито крикнула девочка.
– Хорошо, не буду входить, – мирно ответила я. – Хочешь какао?
– Терпеть его ненавижу, – со слезами в голосе ответила Ляля. – Отстаньте! Я уроки делаю, реферат пишу по истории. Не лезьте!
Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я решила не трогать девочку и отправилась в кухню, где обнаружила Веню, сосредоточенно потирающего нос.
– Ты упал? – испугалась я.
– Нет, споткнулся и стукнулся о плиту, – удрученно сообщил мальчик.
Я удивилась.
– Нелегко зацепиться за абсолютно ровную поверхность.
– Мне тапки велики, – пояснил Веня, – я шагнул, левая соскочила, хотел ее подцепить, ну и блямкнулся. Хорошо горелки не горячие.
– Хоть в чем-то тебе повезло, – вздохнула я, прикидывая, как разобрать бардак на столешнице и что из груды предметов может иметь отношение к смерти Эдиты. Начинать с кухни будет, наверное, неправильно, нужно найти комнату актрисы и там порыться. Однако мне до сих пор непонятно, что следует искать.
– Бабушка забыла, – вдруг сказал Веня.
– Ты о чем? – вынырнула я из размышлений.
Мальчик поднял сломанную руку.
– Доктор сегодня велел гипс снять, а баба Зоя запамятовала. Теперь она уже со мной в больницу не пойдет. Завтра тоже не получится, потому что она занята.
Мне стало жаль невезунчика.
– Ты знаешь, где находится травмпункт?
– Совсем рядом, – пояснил мальчик, – через дорогу перейти. Сам бы мог сбегать, но детей без взрослых врач не принимает. Я его хорошо знаю, он мне лоб зашивал, палец вправлял, шею воротником фиксировал.
– Одевайся, – приказала я, – отведу тебя к доктору.
– Здорово! – обрадовался Веня. – А то мне вторая рука очень нужна и спать неудобно. Вы не волнуйтесь, там быстро, тюкнут молоточком – и готово. Я уже третий гипс снимаю, знаю, как все делается.
– Отлично. Ну тогда поторопись, – велела я, резко повернула голову и вздрогнула от острой боли.
– В ухе стреляет? – с состраданием поинтересовался мальчик, вытаскивая из груды шмоток, наваленных на диванчике, темно-синие штаны из непромокаемой ткани.
– Словно гвоздь в голову вбивают, – пожаловалась я.
Веня живо влез в брючки и подошел к одному из цветочных горшков, стоявших на подоконнике, оторвал круглый зеленый лист, помял его и скомандовал:
– Дайте-ка мне ваше ухо…
Я присела и наклонила голову, нос уловил резкий аромат.
– Готово, через час про болезнь забудете, – довольно сказал мальчик, – теперь надо шапочку надеть, чтобы не надуло.
– У меня платок, – ответила я. – Видишь?
– Не пойдет, он дырчатый.
– Это так называемое шерстяное кружево, – снисходительно пояснила я. – Смотрится несерьезно, но на самом деле является самой теплой вещью на свете.
– Не годится, – уперся Веня. – Бабушка четко объяснила: жамкаешь листик, утрамбовываешь в ухе, потом шапку натягиваешь, плотную. Иначе хуже станет! Вам сейчас лучше?
– Вроде, – признала я. – Тепло пошло, мурашки бегают, и боль отпускает.
– Что я говорил? – обрадовался Веня. – Баба Зоя в травах разбирается, все про лекарства знает и сама их придумывает. Ща найду, что на голову нацепить.
Он снова порылся в груде вещей на диванчике.
– Во! – торжествующе воскликнул мальчик и потряс странным изделием, которое сначала показалось мне трупиком облысевшей кошки, скончавшейся от глубокой старости, но потом я заметила две тесемочки.
– Ушанка!
– Ага, – подтвердил Веня. – Натягивайте и побежали.
Перспектива щеголять в чужом головном уборе меня вовсе не привлекла, но ноющее с самого утра ухо неожиданно успокоилось. Похоже, таинственное растение мгновенно подействовало на отит самым положительным образом, и нужно послушать Веню, а не рисковать здоровьем, щеголяя в красивом платке.
– Чья шапчонка-то? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Не знаю, – пожал плечами паренек, – она тут уже год лежит, никто о ней не спрашивает.
Через десять минут мы с Веней стояли на переходе, ожидая, когда красный сигнал светофора сменится на зеленый. Погода испортилась, поднялся порывистый холодный ветер, который пригнал плотные темно-серые тучи. Мальчик оказался прав: мне с больным ухом было гораздо уютнее в пусть старой и некрасивой, но меховой шапке, чем в платке-«паутинке».
Толпа пешеходов ринулась через проезжую часть, мы с Веней слегка замешкались и оказались замыкающими в процессии. Когда мы ступили на противоположный тротуар, очередной резкий и сильный порыв ветра сорвал с меня великоватый треух. От неожиданности я вскрикнула и тут же ощутила, как ледяные пальцы холода сжали мои уши.
Веня, не говоря ни слова, кинулся на середину мостовой, по которой набирающий силу ураган гнал треух из облезлого меха. Я обернулась и от ужаса потеряла дар речи.
Для пешеходов горел красный сигнал, потоки машин летели по дороге, а Веня, словно преследуемый лисой заяц, метался между иномарками, его голова в темно-синей беретке скакала, как мячик, вверх-вниз. Шоферы были недовольны присутствием на трассе мальчика, кое-кто нажимал на клаксон, кое-кто высовывался в окно и грозил парнишке кулаком.
– Стой на месте! – заорала я, когда паралич отпустил голосовые связки. – Не шевелись!
Но Веня, очевидно, не услышал мой вопль, резко подался влево и очутился прямо перед громадным трейлером. Наверное, шофер фуры всем своим весом навалился на тормоза. Послышался визг шин и глухой удар. Следовавшая за многотонной махиной «десятка» врезалась грузовику в зад. Я раскрыла рот. И тут «Тойота», ехавшая за «Жигулями», незамедлительно вломилась шедевру отечественного автопрома в бампер. Бумс! К «Тойоте» прилипла «Шкода», а через секунду к ним прибавились «Волга», серебристый внедорожник и автобус, набитый гастарбайтерами. Не успела я опомниться, как в «Икарус» врезалось маршрутное такси, а его тюкнула синяя «Мазда». Все произошло мгновенно, я только успела моргнуть пару раз, не больше!
Движение замерло. На встречной полосе из черного «Лэндкрузера» выскочила женщина в норковом полушубке и истерически заголосила:
– Ребенка сшибли! Его фура раздавила! Помогите! Люди!!!
Я приросла ногами к асфальту, разом потеряв способность шевелиться и говорить. Дорога встала намертво, из автомобилей начали выбираться водители и пассажиры, основная масса из них кинулась к фуре, шофер которой, схватившись руками за голову, привалился к колесу.
Над толпой носились крики:
– Доставайте из-под машины ребенка!
– Не трогайте, может, у него позвоночник сломан!
– Вызовите «Скорую»!
– Не вижу парня!
– Лезь дальше!
– Его небось в другой ряд откинуло!
– Эй, тут капли крови!
У меня перед глазами запрыгали черные мухи, лоб будто стянуло ремнем, в горле образовался тугой ком, ноги подогнулись, и я опустилась на бордюр тротуара. Веня попал под грузовик! Есть ли у мальчика хоть крошечный шанс остаться в живых?
Внезапно мне на голову надели шапку, и звонкий голос сказал:
– Нельзя на холодном сидеть!
Я обернулась и прошептала:
– Веня! Ты здесь?
– А где мне быть? – заморгал он. – Вот, ушанку принес. Вставайте с тротуара! Он грязный. И простудиться можно!
Я ощупала тело мальчика.
– Господи! Трейлер тебя не задел?
– Не-а, – подтвердил Веня, – я шлепнулся и у него между колес закатился.
– Почему кровь на щеке? – опять испугалась я.
– Зуб выбил, – весело пояснил мастер спорта по неприятностям. – Очень здоровски вышло, он давно шатался и болел. Теперь к дантисту не надо идти. Круто!
– Жив! Цел! Невредим! – ликовала я.
– Тетя Таня, не шумите, – прошептал Веня. – Бежим отсюда!
– Извини, ноги трясутся, – призналась я.
– Лучше нам смыться, – озабоченно сказал паренек. – Я когда из-под фуры выползал, видел, сколько машин побилось. А у бабы Зои нету денег на оплату ремонта.
Я нежно погладила мальчика по голове.
– Приятно, что ты волнуешься о Зое Владимировне, но ей никто претензий не предъявит.
Веня схватил меня за руку.
– Вы не понимаете. Водитель затормозил, когда я упал, а потом в грузовик десять или больше машин врезалось. И получается, что из-за меня все началось!
Я ойкнула, стиснула ладошку своего маленького спутника, и мы оба со скоростью быстроногих оленей кинулись в глубь квартала серых блочных домов.
– Дай честное слово, что больше никогда не будешь скакать безумным зайцем в потоке машин! – с трудом отдышавшись, потребовала я, когда мы вошли в вестибюль больницы и свернули в коридорчик, где располагалась детская травматология.
Веня кивнул. И в то же мгновение, задев боком здоровенную никелированную урну, стал заваливаться на бок. Я успела подхватить невезучее создание и сердито выговорила:
– Когда идешь, смотри под ноги!
– Зырю во все гляделки, – надулся Веня.
– Тогда почему ты налетел на мусорницу? – не удержалась я от замечания.
– Не заметил ее, – закручинился мальчик.
Я хотела сказать, что круглая бандура в два раза его шире, но промолчала.
Когда Веню вызвали в кабинет к врачу, я слегка расслабилась, вынула мобильный и позвонила Коробкову.
– Привет, сладкоголосый пряничек! – донеслось из трубки.
– Боюсь лишить тебя иллюзий, но пряник не способен беседовать, – остановила я не в меру развеселившегося Димона.
– Никакой фантазии у тебя нет, – грустно отметил хакер.
– Обратимся к работе.
– О! Йес, босс! – заорал Коробок. – Пионер, всем ребятам пример!
– Прекрати, – прошипела я.
Но компьютерщика понесло:
– Знаешь, чем отличается пионер от котлеты? Дети в галстуках всегда готовы. Помнишь девиз? «Будь готов! Всегда готов, как Гагарин и Титов». Имеется в виду, конечно, Герман Титов, космонавт, а не нынешний футболист.
– Сию же секунду замолчи! – потребовала я.
– Хорошо, мой пупсик! – промурлыкал Димон.
– Перестань! – рявкнула я.
– Борись со вздорностью в характере, – посоветовал Коробок. – Начинаю официальный разговор – тебе не нравится, шучу – ты злишься. Сходи к врачу, проверь щи… бр-бр-мр-ку…
– Что проверить? – переспросила я. – Не расслышала.
– Ухо! – гаркнули из трубки.
– Сейчас оно не болит, но появилось ощущение, будто внутри кто-то ползает и царапается маленькими лапками, – пожаловалась я.
– Ерундовина, – сдавленным голосом сказал компьютерщик. – Ты разве к ним еще не привыкла?
Меня охватило удивление:
– К кому?
– К тем, кто лапками в голове скребет.
– Нет, – поразилась я. – А кто они?
– Тараканы, – невозмутимо заявил Димон. – У многих в мозгу эти насекомые гнезда вьют. Твоим, наверное, тесно стало, вот в уши и полезли.
– Дурак, – обиделась я.
– Только не пшикай на башку дихлофосом, – заржал Коробков.
– Все, теперь давай о работе, – каменным тоном возвестила я. – Не нарыл ли чего?
– По какому делу? – посерьезнел хакер.
– У тебя их несколько?
– Три. А что? – уточнил Димон.
– Я занимаюсь только Звонаревой.
– Знаю. И чего?
– Пока вообще ничего, – грустно призналась я. – Похоже, Эдита была замечательной женщиной. Во всяком случае, для своих. Дочь Ляля ее обожала, приемный сын тоже, мама в актрисе души не чаяла. И я абсолютно не понимаю, что искать в квартире покойной…
Внезапно из кабинета врача раздались грохот, звон и вопль. Забыв попрощаться с хакером, я сунула телефон в карман, бросилась к двери, дернула за ручку и увидела Веню, который сидел на странной У-образной конструкции. Две фигуры в белых халатах наклонились над мальчиком, который жалобно твердил:
– Вау! Вау! Вау!
– Неужели нельзя уколоть обезболивающее, если проводите болезненные манипуляции? – налетела я на медиков. – Или боитесь, что я вам не заплачу? Как не стыдно мучить малыша!
– Спокойно, мамаша, – пробурчал врач, выпрямляясь, – вашему сыну только гипс снять предстояло.
– Я тоже так считала, – не сбавила я тон, – всех дел лишь молоточком постучать…
– У нас в первый раз такой случай, – заморгала медсестра, – надо завотделением сообщить.
– Вау! Вау! – не успокаивался Веня.
– Тут одним Иваном Сергеевичем не обойтись, – прищелкнул языком врач, – до главврача все равно дойдет.
– Ой, мамочки! – закатила глаза медсестра. – Может, все-таки своими силами обойдемся, а, Андрей Петрович?
– Нет, Маша, – отрезал травматолог, – не тот случай. Пусть и не хочется, а Олега Семеновича необходимо в курс ввести.
– Вот беда! – чуть не зарыдала Маша. – Такой хороший, симпатичный, только появился – и ему каюк! Разве это справедливо? Сколько вокруг старых, на ладан дышат, и ничего, скрипят, не разваливаются. А здесь… Вот не повезло!