Дарья Донцова
Любовное зелье колдуна-болтуна
Глава 3
Послышалось тихое позвякивание, в гостиную с подносом в руках вернулась Аня. Она начала ставить на столик чашки, печенье, конфеты. Отец спокойно подождал, пока дочь снова уйдет, и продолжил рассказ. Я опять незаметно включила в кармане диктофон и превратилась в слух.
…Не так давно Василий Петрович решил стать мэром Лоскутова – успешный бизнесмен решил строить политическую карьеру, улучшить жизнь в родном городе. Понятное дело, что сотрудники объединения «Посуда Шарова» собрались всем коллективом проголосовать за босса. Василий хороший хозяин, его уважают и любят. А прежний мэр хотел баллотироваться на второй срок и не собирался сдавать свои позиции без боя. На самом деле кандидатов на высокий пост было пятеро, но все прекрасно понимали, что реальных претендентов двое, оставшиеся не наберут и одного процента голосов. И вот вам самая интересная деталь: имя действующего градоначальника, который не желает уступать кресло Шарову, Игорь Семенович Бражкин.
Разгорелась предвыборная борьба, в процессе которой противники сначала вели себя корректно, но потом пустили в ход когти и зубы. Василий Петрович напомнил мэру его обещание построить новый корпус больницы.
«И где же здание, оборудованное по последнему слову медтехники? – вопрошал Шаров. – Где просторные палаты? Где суперсовременный томограф? Куда пошли деньги, выделенные на возведение клиники? Мы видим законсервированный котлован».
Игорь Семенович не растерялся и заявил о несчастье, которое случилось на фабрике Шарова.
«Широкая общественность ничего об этом не слышала, но мне стало известно, что рабочий Сергей Вахрушин погиб, когда вышла из строя одна из печей. Василий Петрович заткнул семье покойного рот деньгами, и шума не возникло. Но если человек не способен навести порядок на собственном предприятии, сумеет ли он руководить городским хозяйством?»
И пошел обмен «комплиментами», которые делались все злее и злее. А потом Бражкин погиб в банальном ДТП… – Василий Петрович примолк, затем спросил:
– Понимаете?
– Конечно, – кивнула я. – Сейчас Лоскутово и окрестности наверняка вовсю обсуждают произошедшее. Друзья Игоря Семеновича открыто говорят, что Шаров решил убрать конкурента, вспоминают историю вражды двух семей…
– В точку, – нахмурился хозяин.
– Мой сын неспособен на смертный грех! – раздался из коридора звонкий голос, и в гостиную вошла пожилая дама в красивом темно-бордовом платье. – А вот Бражкин преступник, это известный факт.
Василий Петрович встал.
– Знакомьтесь, господа, Алевтина Степановна, моя мать. Мама, это специалисты из Москвы, Иван Тарасов и Татьяна Сергеева.
– Очень приятно, – хором сказали мы с шефом.
– Вы муж и жена? – осведомилась Шарова.
– Нет, – быстро ответила я, – коллеги.
– Мама, они из Москвы, – повторил Василий Петрович, – я вызвал лучших из лучших, чтобы нашли мерзавца, который сбил Игоря.
Алевтина Степановна приподняла правую бровь.
– Мерзавца? Ну-ну… Господа, мой сын излишне толерантен. Подонком в этой ситуации является Бухалкин.
– Бражкин, мама, – поправил сын.
– Что в лоб, что по лбу, – сердито отмахнулась родительница, – суть не меняется. Человек, наехавший на Бухалкина, купил бутылку водки в его магазине, выпил ее и сел за руль. Бог просто восстановил справедливость, всевышнего не обманешь. Кто виноват в смерти Бухалкина? Он сам! Не стоило ему спаивать русский народ. А ты хочешь наказать несчастного, который очистил мир от черной плесени.
Василий Петрович молча слушал пожилую даму. Было ясно: он понимает, что спорить с матерью бесполезное дело, та останется при своем мнении.
– Бабулечка! – крикнул из коридора девичий голосок. – Оля разбила голубой графин!
Хозяйка вскочила.
– Опять безобразница набедокурила… Иду уже!
Алевтина Степановна двинулась к двери, но на пороге обернулась и посмотрела сыну прямо в глаза.
– Глупое дело ты затеял. Вспомни нашего мальчика, несчастного Степана, и подумай, кто виноват в его безвременной кончине.
Шаров с минуту молчал. Иван Никифорович кашлянул.
– Я тоже с мамой живу. К сожалению, она порой склонна делать поспешные выводы, и ей трудно согласиться с чужим мнением. Давайте вернемся к Игорю Семеновичу. Что с ним случилось? Мы, конечно, можем сами все выяснить, но хочется выслушать историю от вас.
– Местный начальник полиции Федор Михайлович Дубов будет вам помогать. Он наш общий с Гариком приятель, – вздохнул бизнесмен, – вечно то у него, то у меня списывал домашние задания, мы с Федей за одной партой сидели.
– Бражкин был вашим одноклассником? – уточнила я.
– Сейчас в Лоскутове учебных заведений много, на выбор, – улыбнулся собеседник. – И частных, и муниципальных, есть даже гимназия, где латынь и древнегреческий преподают. Но во времена нашего с Гариком детства была лишь одна, как сейчас принято говорить, элитная школа. Не удивлю ведь, если скажу, что конкурс в ней устраивали не для детей, а для родителей. Нас с Игорем и Федей зачислили в первый «Б».
– И как вели себя дети, чьи предки с незапамятных времен состояли в непримиримой вражде? – поинтересовался Иван.
– Сначала глупо, – признался Василий Петрович. – Класса до шестого мы дрались по любому поводу, а потом подружились. Но, понимая, что родителям наша дружба никак не понравится, скрывали ее. Ни один человек не знал, что мы часто проводили вместе время после уроков.
– Лоскутово стало разрастаться после перестройки? – уточнила я.
– Да, в середине девяностых очень быстро появились новые дома – наша фабрика дала рабочие места, и это привлекло народ со всей России, – кивнул Шаров. – Я горжусь тем, что поднял из руин градообразующее предприятие. Сейчас оно одно из крупнейших в Европе. Лоскутово расширилось, слилось с соседним Новокожинском, где находится завод, на котором делают ремни для вентиляторов и много еще чего из кожи. Потом к конгломерату присоединились поселки Матвеевск, Бруново, Лапино, еще Филимоново пару лет назад влилось, по их названиям стали именовать районы Лоскутова. Если так дальше пойдет, придется задуматься о строительстве метро. Ну это пока шутка, хотя в ней большая доля правды.
– Сейчас двум мальчикам, решившим скрыть свои дружеские отношения, сделать это совсем не трудно, – сказала я, – сел после занятий в маршрутку, укатил из центра города, допустим, в Матвеевск, и там знакомых не встретишь. Но как вам-то удавалось дружить? Неужели никто не видел отпрысков местных Монтекки и Капулетти на совместных прогулках и их родителям не стукнул?
Василий Петрович встал, взял с книжной полки альбом, перелистал страницы и показал один снимок.
– Это Фрида Генриховна Брауде, доктор исторических наук, автор популярных детских книг «Жизнь маленького Вани», «Приключения мальчика из семнадцатого века». Я лет в тринадцать зачитывался ее приключенческими романами. Брауде считалась местной знаменитостью. В советские времена она летала за границу, выступала там на каких-то конференциях, часто бывала в Москве, дружила со столичными актерами-музыкантами. Фрида Генриховна была одинока, но очень любила детей и пару раз приходила в школу, где мы учились. После очередного выступления писательница спросила у меня: «Васенька, ты любишь Майн Рида?» Я честно ответил, что впервые слышу об этом авторе. Брауде протянула мне небольшой листочек и сказала:
«Вот моя визитная карточка, тут указаны адрес и телефон. Дам почитать тебе «Всадника без головы». Скажи родителям, что я тебя пригласила, и приходи завтра после уроков в гости». Конечно, мама без вопросов меня отпустила. А я буквально онемел, когда вошел в апартаменты Фриды Генриховны. Не подумайте, что я жил в трущобе и обомлел, увидев богато убранные комнаты с хрусталем в горках и бронзовыми люстрами под потолками. Мой дед хорошо зарабатывал, мама была гинекологом, главврачом роддома, мы жили в полном достатке. Но книг в доме не водилось.
Василий Петрович усмехнулся.
– Вернее, у матери в спальне были специализированные издания, поэтому я был очень продвинутым мальчиком по части акушерства и гинекологии, что резко повышало мой рейтинг среди друзей. Дед и мать по вечерам часто отсутствовали, я приглашал ребят, и мы самозабвенно разглядывали картинки в медицинских справочниках. Современные подростки могут свободно купить всякие эротические журналы, влезть в Интернет, а у нас в их возрасте такой возможности не было. У деда тоже стояли книги, но относящиеся к его работе, и еще художественные альбомы, которые меня не интересовали. А у Брауде все шкафы оказались набиты томами, книжные полки были везде, даже на кухне и в туалете. В первый-то раз я прибежал к Фриде Генриховне из простого любопытства, хотелось посмотреть, как живут знаменитости, ведь Фриду Генриховну один раз даже показали по телевизору. – Шаров секунду помолчал. – Брауде дала мне Майн Рида, велела прочитать за десять дней и вернуть, предупредив, что спросит о содержании. Я честно прочел, однако не впечатлился. И потом откровенно заявил: «Книжка для девчонок». Писательница рассмеялась и вручила мне «Таинственный остров» Жюль Верна. Вот он мне чрезвычайно понравился. Я стал регулярно бегать к Брауде и через полтора месяца столкнулся на ее кухне с Бражкиным. Сейчас-то я понимаю, что мудрая женщина решила искоренить вражду между семьями, задумала нас подружить. Мы с Гариком сначала недовольно фыркали при встречах, потом нам стало интересно вместе. О чем только мы не говорили с Брауде, сидя за круглым столом, покрытым потертой бархатной скатертью. Пили крепко заваренный чай, прямо чифир, ели сушки и болтали часами: о литературе, философии, истории, любви, зависти, понятии долга, даже о сексе. В общем, Фрида Генриховна была моими университетами. Она умерла, когда мы с Игорем учились в выпускном классе, и наше частое общение с Бражкиным прекратилось. Потом мы оба уехали в Екатеринбург, который тогда назывался Свердловском, поступили в разные институты. Общих интересов не стало, но расположение друг к другу мы сохранили, пересекались порой в общих компаниях. Вероятно, вернувшись в Лоскутово, мы, став взрослыми, смогли бы нормально общаться. Но тут случилась история с Каролиной Кругловой. – Василий Петрович поморщился. – Не люблю людей, которые во всех больших и малых неприятностях обвиняют родителей, но в произошедшее в самом деле внесла свою лепту мама, подталкивая меня к женитьбе на Каролине. Стоило мне на выходные или праздники прикатить домой, как она тут же либо звала меня пойти вместе с ней в гости к Кругловым, либо их к нам зазывала, а потом, когда мы оставались одни, заводила: «Каролина такая красивая стала! Очень достойная девушка! Отец интеллигентнейший человек, мать милейшая женщина. Карочка играет на пианино, владеет английским языком, учится на терапевта…» Круглова и правда была симпатичной, да только мне не нравилась. Но маму, если она что задумает, даже всемирный потоп не остановит. Она купила два билета в театр и велела пригласить Каролину. Я, чтобы избежать скандала, согласился, пошел на идиотский спектакль. Еле-еле высидел до конца, чуть со скуки не умер. Потом, конечно, проводил Каролину до дома и услышал: «Вася, спасибо за чудесный вечер, я твоя должница. Приглашаю тебя в субботу на свой день рождения». И что мне оставалось делать?
– Обложили, как волка флажками, – с сочувствием произнес Иван Никифорович. – Иногда женщины могут загнать в угол, из которого живым не выбраться.
– Пришлось покупать букет цветов и направляться туда, куда совсем не хотелось, – вздохнул Василий Петрович. – Вот так судьба порой зависит от мелочи. Нет бы ответить: прости, Каролина, я занят. И все. Все! Ан нет, хорошее воспитание помешало. Гостей оказалось тьма, но Каролина кинулась ко мне, забыв про остальных, и не отходила весь вечер. Все сразу сделали вывод: мы – пара. И как назло, там оказался Бражкин. Игорь выпил, взял меня за локоть и спросил: «У вас с Карой серьезно?» Я стал выворачиваться: «Ты о чем?» Гарик надулся: «Я понять не мог, почему Каролина на меня даже смотреть не хочет, теперь ясно, кто причина. Желаю вам счастья». Короче, я и чихнуть не успел, как молва нас с Кругловой женихом с невестой объявила. Она стала к нам домой заходить, мама ее «моя девочка» называла. Я же, интеллигент паршивый, никак не мог собраться с силами и прояснить недоразумение, стеснялся… А вскоре познакомился со Светланой, влюбился. И наконец завел с Каролиной честный разговор: «Извини, в театр я тогда пригласил тебя по приказу матери, которая мечтает, чтобы я на тебе женился». Кара меня перебила: «А ты против? Я совсем тебе не нравлюсь?» Я и рубанул: «Да, я люблю другую».
Глава 4
– И вы остались живы? – хмыкнул Иван.
– Я пережил череду маминых скандалов, – улыбнулся Василий. – А Кара вышла замуж за Бражкина, и тот после свадьбы перестал со мной здороваться. До смешного доходило. Лоскутово тогда еще не очень велико было, магазины наперечет, столкнемся в какой-нибудь лавке, Игорь отворачивается. Я сообразить не мог, с чего бы это, решил, что его родители узнали про наши нормальные отношения и козью морду сыну состроили. Один раз, когда Бражкин в очередной раз молча мимо прошел, я не выдержал: «Может, хватит нам подростков изображать? Взрослые женатые мужики, скоро по тридцатнику стукнет, а ведем себя глупо, дуемся, как дети». Игорь меня за лацкан пиджака схватил и зашипел: «Думал, я не знаю? Кара мне всю правду рассказала. Она не ты, честная, как алмаз, не способна во лжи жить». Я ничего не понял и спросил: «Гарик, ты о чем?» И он выдал речь. Мол, отношения у нас с Каролиной дошли до интима, несколько месяцев страсть пылала нефтяной бочкой, а потом я переметнулся к Светлане, потому что у той были деньги, очень большие, на средства жены я фабрику и поднял. Представляете поворот сюжета?
Рассказчик обвел нас тяжелым взглядом и продолжил:
– Я растерялся, начал оправдываться: «Игорь, у нас с твоей женой никогда ничего подобного не было. В театр сходили, пару раз в кино, но даже не целовались». А он в ответ: «Не ври! Она в первую брачную ночь расплакалась и выложила, кто ее девственности лишил». Я ему: «Ей-богу, я правду говорю, никакой постели не было! И у Светы ни копейки нет. Откуда бы у нее капиталу взяться?» Тут Гарика понесло: «А где тогда ты бабло взял, которое в фабрику вложил?» Меня его вопрос возмутил. «Твое какое дело?» С той поры мы снова врагами стали. Когда я решил в мэры баллотироваться, Игорь неожиданно позвонил и заорал: «Решил отомстить за то, что Каролина мне трех сыновей родила, а у твоей Светки одни девки получаются? Гадалку помнишь? Так все по ее предсказанию будет!»
Василий Петрович опять замолчал, потер шею.
– Не хотел говорить, тяжело до сих пор, но вы все равно узнаете, что к чему. Наши сразу москвичам про ведьму доложат, народ сказки любит. Есть местная легенда. Якобы мой предок Глеб Михайлович один раз повстречал цыганку, и та ему нагадала, что род Шаровых прервется, фабрика перейдет в руки Бражкиных. Случится это, когда у потомка Глеба родятся подряд три дочери, а у потомка Бражкина появятся на свет три сына, и все дети выживут. Семья Шаровых уйдет в небытие, когда младшая девочка совершит ужасную глупость. До этого у владельцев посудной фабрики и у Бражкиных большинство детей погибнет в младенчестве. – Шаров нахмурился. – Я не верю в предсказания, думаю, что история про цыганку миф, запущенный кем-то из зависти и злости, но все же странно. У Глеба появилось на свет пять дочерей и сын последыш. Все девочки умерли, не достигнув года. Мальчик выжил, у него было семь детей, из них остался лишь мой прадед Михаил Ильич. Из его восьми наследников семеро ушли на тот свет младенцами, за жизнь зацепился только Илья, это мой дед. У него в браке родился лишь один сын Петр. То есть мой отец. С ним особая история. Дед рано женил его на Галине Строевой, но та никак не могла забеременеть, и в конце концов пара развелась. Илья Михайлович через некоторое время сосватал сыну другую жену, с Алевтиной Степановной вы сегодня познакомились. Их отпрыск перед вами. Братьев-сестер у меня нет, отец скончался вскоре после моего рождения, я его плохо помню, папу мне заменил дедушка.
– А что с Бражкиными? – не удержалась я, перебив хозяина дома.
– С ним тоже не все просто, и у них умирали дети. Но! В нашей семье мальчики были редкостью, а у наших врагов получались только пацаны, никаких представительниц слабого пола. И что мы имеем сейчас? Каролина произвела на свет троих парней, у нас со Светой столько же девочек. Слава богу, все живы и здоровы! Нет, нет, все это идиотское совпадение. Однако моя мать верит в предсказание. Помню, когда родилась Аня, старшая дочка, она поджала губы, ни малейшей радости я на ее лице не увидел. Даже не удержался, сделал ей замечание: «Мама, поздравь Свету». А она плечами дернула. «С чем? Ты выбрал неправильную жену, теперь весь род Шаровых погибнет. Вот у Каролины мальчик родился, Бражкины сохранят фамилию. Чует мое сердце, невестка «подарит» тебе еще двух девок».
Василий Петрович показал на стену.
– Видите наше родословное древо?
Иван Никифорович встал и приблизился к картине.
– Ого! Первый Шаров, сын Емельяна и Марфы, появился на свет в одна тысяча двести одиннадцатом году!
Хозяин дома усмехнулся.
– Илья Михайлович, мой дед, решил составить родословную. Он поднял церковные книги, в царские времена их хранили пуще глаза, и ему удалось найти записи о браке Марфы и Емельяна и о рождении у них сына. Но деду документ не понравился.
– Почему? – удивился Иван Никифорович.
Василий Петрович поднялся, подошел к стене, отодвинул висевшую на ней картину, открыл обнажившийся сейф, вынул оттуда лист бумаги и продемонстрировал его нам.
– Дед считал, что Марфа и Емельян жили чуть ли не в библейские старозаветные времена, а тут значится, что они поженились в тысяча семьсот девяностом году. Дров в костер его разочарования подбрасывало то, что в семье Бражкиных есть старинная Библия, в которой скрупулезно делали записи его предки. На первой странице там указана дата «1254 год», именно тогда на свет появился Федор. И что же, получалось, будто род Бражкина, недостойного человека, намного старше семьи Шарова? Дедушка решил слегка подправить историю. Он обложился всякими историческими книгами, атласами, справочниками, корпел над ними долго, потом позвал художника. – Бизнесмен снова сел в кресло. – У меня развито логическое мышление, поэтому в голове сразу возник вопрос: каким образом Емельян и Федор могли поругаться, если Бражкин жил в тринадцатом веке, а Шаров повел Марфу под венец спустя не одно столетие? Церковная книга подлинная, хранится в архиве под замком, значит, либо война между семьями выдумана, либо Бражкин подделал свою семейную Библию, либо Федор прожил фиг знает сколько времени. В последнее верится с трудом. Вывод напрашивается один: наверное, наши предки повздорили не так уж и давно, чуть более двух столетий назад, а то ли дед Игоря, то ли его отец состряпал фальшивую Библию. И как это объяснить Илье Михайловичу? В результате усилий моего дедушки получилось генеалогическое древо, доказывающее, что наш род появился раньше Бражкиных. На мой взгляд, это смешно, но дед упорно всем лгал. Кстати, Илья Михайлович не ладил с Алевтиной, своей невесткой, сердился на нее за то, что она родила только одного сына, меня.
– Но, если я правильно поняла, ваш отец рано скончался, – уточнила я, – ваша мама просто не успела зачать других детей.
Василий Петрович потер затылок.
– Верно. Однако для деда это был не аргумент. До самой своей смерти Илья Михайлович при каждой возможности твердил: «Ерунда вышла – обманула меня Алевтина, здоровой прикидывалась. Когда я сватов засылал, ее родители на иконе клялись: наша семья из века в век многоплодная, наша дочь подарит вам десяток внуков. И я, старый дурак, поверил. Не сообразил: нищие они, голодранцы, хотят больную девку в обеспеченную семью пристроить. Где мои десять внуков? Одним еле-еле разродилась». И вот что интересно. Дед дожил до появления на свет Ани, Кати и Оли. Мою жену Светлану он любил, никогда ее девочками не попрекнул, правнучек обожал. Алевтину Степановну же костерил постоянно. А моя мать, когда увидела новорожденную Аню, закатила скандал, кричала: «Не следовало не пойми на ком жениться, у нее мальчик не получился!» Странно слышать от профессионального гинеколога упреки в адрес женщины за рождение дочери. Пол ребенка при зачатии определяет отец, и я напомнил об этом матери. Она сначала притихла, а потом принялась… лечить меня и невестку.
– От чего? – не поняла я.
– От девочкопроизводства, – без тени улыбки уточнил Шаров. – Сначала велела нам ехать на курорт, пить минеральную воду, затем в ход пошли таблетки, уколы, народные средства. Мы со Светой килограммами ели грецкие орехи, давились тошнотворным травяным чаем, жена забеременела, и… на свет появилась Катя. Ну, не стану утомлять вас ненужными подробностями. У меня прекрасные дочери, я их люблю, больше отпрысков не планировал, и вдруг Света сообщила, что ждет ребенка. Через девять месяцев на свет появился мальчик. Вот она, ирония судьбы – лечились, соблюдали диету, употребляли биодобавки, а рождались девочки, перестали думать об этом, махнули на все рукой, и родился Степан. Здоровый, веселый малыш, который бегал, шалил, как все дети. Моя мама не просто обожала внука, а боготворила его, хвалила по поводу и без оного. «Степочка уронил на пол вазу и разбил ее? Ай молодец! Ни у кого такие красивые осколки получиться не могут, только у Степочки, он артистическая натура». Удивительно, но потворство не испортило ребенка, мальчик, повзрослев, стал сам над собой подтрунивать. Помню, как Степа один раз протянул мне дневник со словами: «Прости, папа, огреб неуд по географии. Но согласись, двойки, которые я получаю, намного лучше двоек Феди Бражкина, не так ли? У нашего недруга «бананы» простые, а у меня, представителя рода Шаровых, талантливые, высокохудожественные». Справедливости ради замечу, что учился сын хорошо.
– Что с ним случилось? – спросила я.
Василий Петрович ссутулился.
– Степа подцепил простуду, слег. Пару дней его ломало, температура поднялась, но не слишком высоко, врач не обеспокоился. Затем начался бронхит, открылся кашель хуже, чем при коклюше, градусник показал сорок. Я опять вызвал доктора, тот диагностировал грипп и немедленно отправил мальчика в больницу. А там у него зашкалило давление, его поместили в реанимацию, но улучшения не наступило. Врачи Степе вводили лекарства внутривенно, но они оказались неэффективны. Градусник стабильно показывал очень высокие цифры, тонометр – двести двадцать на сто сорок. Я перепугался, с помощью санавиации перевез сына в Екатеринбург, и там он умер, из-за гипертонического криза случился инсульт. Диагноз: осложнение на фоне гриппа. Степану едва исполнилось тринадцать.
– Соболезную вашей утрате, – произнес Иван Никифорович. – Давно произошло несчастье?
– Год назад, – пояснил хозяин. – Я поэтому и решил баллотироваться в градоначальники – надеялся, что борьба за кресло мэра отвлечет от мрачных мыслей, которые теснились в моей голове. Ну вот и отвлекся, теперь все говорят, что Шаров убил Бражкина ради захвата власти в Лоскутове. Прошу вас, найдите того, кто лишил Игоря жизни, только так можно обелить мое честное имя.
Я вынула из сумки ноутбук, открыла скайп.
– Сейчас наш сотрудник Троянов расскажет, что он знает о том ДТП. Роб, ты на связи…
По кабинету полетел голос компьютерщика:
– Всем привет! На первый взгляд случай банальный. Игорь Семенович Бражкин был сбит машиной вблизи оживленной трассы, которая ведет на Екатеринбург. Место происшествия пустынное. Вблизи него активно строится новый район Филимоново, но уже готовые дома и те, что только начинают возводить, не выходят к шоссе, подъезда к ним оттуда нет. Что Бражкин делал на проселке, неясно. Одет он был официально, в костюм, рубашку и галстук, но портфеля при себе не имел. Его личный автомобиль находился на парковке у крупного торгового центра Лоскутова.
– Бражкин, наплевав на правила безопасности, сам водил «Мерседес», – перебил Василий Петрович. – Ему не раз говорили: «Вам по статусу положено иметь шофера». Но Игорь отмахивался: «Не желаю быть пассажиром, водитель будет меня раздражать, а я вожу машину с четырнадцати лет и лучше любого профессионала».
– Как Бражкин добрался до шоссе, сразу не установили, – продолжал Роберт. – Уже говорил, что тело Игоря Семеновича нашли не на шоссе, а на узеньком проселке справа от трассы. О трупе анонимно сообщила женщина, которая позвонила в полицию из телефона-автомата, находившегося у продуктового павильона в пяти километрах от места ДТП по направлению к Екатеринбургу.
– Заявительница проехала мимо, не останавливаясь? – уточнила я.
– Похоже, так, – согласился Троянов. – Невероятно глазастая дамочка. Я изучил снимки местности со спутника, посмотрел план, сделанный полицейскими, и не понял, как она покойника заметила. Звонившая не представилась; едва дежурный попросил ее назвать имя-фамилию, бросила трубку. Продавец магазина понятия не имеет, кто пользовался телефоном; тот находится на улице. Стражи порядка решили, что мэр пал жертвой пьяного водителя. Шофер мчал по магистрали, повернул на проселок, сбил Бражкина и скрылся. Вскрытие эту версию подтвердило – Игорь Семенович скончался от травм, полученных при ударе, скорее всего, легкового автомобиля. Полицейские решили исследовать местность, пошли по проселочной дороге и очутились у мастерской по ремонту гармошек и аккордеонов. На парковочной площадке около нее обнаружилась неприметная, наглухо тонированная темно-синяя «десятка». Подобных в Лоскутове много. Внутри незапертой машины лежала сумка мэра. Да, простите, я не сказал: рядом с телом Бражкина валялся его разбитый мобильный. По документам «десятка» и мастерская принадлежат некоему Николаю Фатееву, жителю Лоскутова.
Василий Петрович кашлянул.
– Мы с ним учились в одном классе. Коля из неблагополучной семьи, родители пили, но сам Фатеев отрицательно относился к алкоголю. Я с ним после окончания школы связи не поддерживал, но иногда на улицах видел его – всегда чисто одет, трезв, но сразу понятно, что большими деньгами не обладает. Я был очень удивлен, когда мне рассказали про принадлежащую Фатееву мастерскую. И уж совсем не представляю, как вещи Игоря оказались в машине Николая. Хотя… Мы ведь были одноклассниками, может, Бражкин с ним во взрослой жизни дружил? Я не в курсе их отношений.
– Николай Витальевич Фатеев прописан на Старом бульваре, дом шесть, квартира пятнадцать, – продолжил Троянов, – мастерскую он приобрел пятнадцать лет назад. Но давайте сначала о ДТП. По следам на земле и на трупе, изучив осколки разбитой фары, эксперт определил марку тачки: «Форд Фокус», цвет черный.
– Мда… – крякнул Иван.
