Дарья Донцова
Хорошие манеры Соловья-разбойника
Глава восьмая
Примерно пять месяцев назад Роза Леопольдовна резко повеселела, покрасила кудри в цвет лепестков нарцисса, купила новое платье и забегала по нашей квартире, напевая.
Я насторожилась и осторожно осведомилась:
– Как его зовут?
Краузе заюлила:
– Вы о ком? Я не собираюсь замуж! Точка.
Макс тоже попытался разведать, что случилось, но потерпел неудачу.
Через несколько месяцев няня спросила:
– Можно я недельку переночую у вас?
– Конечно, – обрадовалась я, – гостевые комнаты свободны, выбирайте любую. А что случилось?
– Сосед сверху забыл закрыть кран в ванной, – объяснила Роза Леопольдовна, – ремонт будет делать.
Прошла одна неделя, вторая, на исходе пятой мы с Максом вдвоем насели на Краузе и потребовали от нее ответа: почему она живет у нас?
Няня разрыдалась и рассказала настолько глупую историю, что нормальному человеку поверить в нее просто невозможно.
Розе Леопольдовне написал… космонавт по имени Сергей Петров. Он был хорош собой, любимый типаж Краузе. Страсть вспыхнула петардой. Два месяца огонь любви горел синим пламенем. А потом у Сережи случилось несчастье. Его обвинили в пропаже радара, прикрепленного снаружи космического корабля. Понимаете, да? Наверное, зеленые инопланетные человечки незаметно открутили радар и продали его на межгалактическом рынке. Стоит этот прибор миллионы. У Сережи такой суммы нет. Он не просил денег у Краузе, собирался взять кредит. Но банк потребовал показать документы на его квартиру, иначе не выдаст космонавту нужную сумму. И что делать? Начальство велело Сергею купить новый радар, а где ему столько миллионов нарыть? Помочь мужику может только Краузе. Она должна подарить свою двушку Сереже на время. Он продемонстрирует свои владения банку, получит ссуду и вернет жилье Розе назад!
– И вы поверили? – ахнула я.
– Уму непостижимо! – взвился Макс. – Роза, сколько раз ты деньги теряла?
– Он не просил ни рубля, – всхлипнула Краузе, – только двушку на время. На месячишко!
Я молча выслушала ее историю до конца. Надо ли объяснять, что, получив апартаменты в подарок, Сергей испарился, как капля воды с горячей сковородки. Мерзавец предупредил возлюбленную:
– Я отправляюсь в командировку на орбиту, вернусь через месяц и отдам тебе квартиру.
Краузе прождала царевича семьдесят дней, потом поехала в свою двушку и обнаружила в ней новую хозяйку. Та показала ей договор купли квартиры и велела:
– Больше здесь не показывайтесь.
Вульф только зубами скрипнул и шепнул мне:
– Я разберусь.
Роза Леопольдовна теперь живет у нас. Но ей морально некомфортно, хочется иметь свою норку, поэтому она собралась заняться бизнесом. Франчизкой!
Я вздрогнула. Так. Новая напасть. Мало нам жуликов-альфонсов, так теперь у няни появилась подруга со странным именем.
– Ты вложила деньги в какое-то дело?
– Да, да, да, – обрадовалась Роза Леопольдовна, – в очень выгодное! Одна тысяча приносит сто тысяч прибыли.
Я задержала дыхание, потом выдохнула.
– Познакомь меня с Франческой. Прямо сейчас. Пусть она приедет! Немедленно!
– Франчизкой, – опять поправила меня няня, – так она уже здесь.
– Где? – изумилась я, и у меня возникли вопросы.
Краузе привела в дом незнакомую женщину? Не спросила у хозяев разрешения? Этого просто не может быть! Вероятно, дамочка с итальянским именем цыганка-гипнотизерша, она одурманила Розу. Ничем другим поведение няни объяснить невозможно. Но с другой стороны, очень хорошо, что авантюристка здесь. И…
Неожиданная мысль пришла мне в голову.
– Роза, – прошептала я, – она с сумкой?
– Кто? – так же тихо осведомилась Краузе.
– Франческа, – уточнила я, – надо влезть в ее ридикюль и вытащить паспорт. Скорее покажи, где пакостница оставила сумку?
Краузе захихикала:
– Лампа! Франчизка там!
Няня показала на дверь.
– В туалете? – уточнила я.
– Им только гости пользуются, – смутилась Краузе, – но они могут ходить в санузел между гостевыми спальнями. Я бы Франчизку там устроила, чтобы она никому не мешала. Но тот сортир маленький. Она бы в него не влезла! А в этом…
Краузе еще раз показала на дверь.
– Просто отлично поместилась. Будто для нее его сделали.
Я прислонилась к стене. Спокойно, Лампа, не нервничай. Оцени ситуацию хладнокровно, истерика еще никому не помогала. Ну-ка улыбнись и задай вопрос:
– Франческа будет жить с нами?
– Да, – подтвердила Роза Леопольдовна.
И беседа потекла рекой.
– В сортире? – уточнила я.
– Он ей очень подошел, – ответила няня.
– Она цыганка?
– Кто?
– Франческа!
– Нет! Нет! Француженка.
– Ты ее паспорт видела?
– Да, он у меня в комнате.
Я отлепилась от стены.
– Зови ее сюда!
– Кого?
– Франческу. Пусть выходит.
– Ха-ха. Франчизка не способна передвигаться.
– Она инвалид?
– Нет.
– Почему тогда не ходит?
– У нее ног нет. Лампа, ты такая шутница!
С этими словами Роза Леопольдовна настежь распахнула дверь. Я, затаив дыхание, заглянула в санузел.
Глава девятая
Я увидела стол и какой-то аппарат, отдаленно похожий на скороварку.
– Вот Франчизка, – гордо заявила няня, – это мой замечательный бизнес.
Я чихнула.
– Франческа не человек? Это стол и кастрюля?
– Да, да, – кивнула Роза Леопольдовна, – за пару часов я легко сделаю восемь наборов. Или просто банок с кремами и масками.
Я потрясла головой.
– Ничего не понимаю.
– Этим сейчас все занимаются, бизнес номер один, – затараторила няня, – деньги рекой текут. Надо только покупать составляющие на фирме. Но в интернете на форуме написано, что можно и свои использовать, тогда получится авторский вариант. И незачем об этом тем, кто Франчизку продал, рассказывать. Они могут оштрафовать.
– Кого? – оторопела я.
– Няня договорилась с фирмой, – закричала из коридора Киса, – ей продали кастрюлю и пустые банки. Еще она приобрела пакетики с порошком. Из них нужно готовить кремы, маски, пилинг для лица и тела, а потом продавать все кому хочешь. Главное, чтобы это в скляночки фирменные запихивать. Вся выручка твоя. Фирме только за пакеты с порошком платить надо, и аппарат купить. Он электрический. Я могу готовую массу по баночкам ложкой раскладывать. Нельзя в аппарат что-то свое запихивать, так на фирме предупреждают, а в интернете пишут, что можно! Вот банки придется у них брать!
– Франшиза! – осенило меня.
– Ну да, я все время так и говорила, – сказала няня, – Франчизка. А ты твердила: Франческа.
Я опустилась на унитаз и выдохнула, Роза Леопольдовна тем временем продолжала:
– Я начала с элементарного. Питательный крем для лица, рук, ног, тела всей семьи, подруг и соседей.
Краузе сунула мне под нос открытую банку с массой цвета асфальта.
Я в этот момент делала вдох и чуть не скончалась.
– Фу! Вот он, запах жженой пластмассы!
– Это натуральный крем, – обиделась няня, – те, что с ароматами, отрава! В них химия, а у меня кремы без отдушек. Но я еще завтра поэкспериментирую. Кстати, эту банку уже купили.
– Кто? – удивилась я.
– Рыжая тетка, – ответила Роза, отнимая у меня крем, – мы с ней в лифте познакомились. Я Франчизку в кабину впихивала, ее упаковали вместе с пакетами и складным столом. Все в одну здоровенную коробку. Еле-еле ее до подъезда дотащила, и силы закончились. Представляешь, мне посторонний человек помог.
И тут раздался звонок в дверь.
– О! А вот и она! – обрадовалась Краузе. – Первая ласточка моего успешного бизнеса. Киса, держи крем, положи его в пакетик. Отдашь клиентке.
Я не успела издать ни звука, Роза помчалась по коридору, за ней бросились мопсы, Киса и Альберт Кузьмич.
– Еще раз здравствуйте, – заголосила няня, когда стройная женщина лет пятидесяти вошла в прихожую, – вы так здорово выручили меня.
– Право, это ерунда, – смутилась незнакомка, – я просто помогла толкать ящик.
– Не всякая так поступит, – возразила Краузе, – давайте познакомимся. Я Роза, няня Кисы.
– Алина, я тоже работаю с детьми – представилась женщина, – преподаю им немецкий язык.
Я улыбнулась.
– Меня зовут Евлампией, но я предпочитаю имя Лампа.
Киса протянула Алине пакетик:
– Это ваш заказ. Банка с кремом, к ней инструкция. И пробник маски.
– Все из натуральных ингредиентов, – заверила Роза.
– Только что сделано, – запрыгала Киса.
Клиентка вынула кошелек.
– Сколько с меня?
Краузе прищурилась.
– Это подарок!
– Ой, нет, – запротестовала Алина.
– Вы мне помогли, – повторила Роза Леопольдовна, – берите. От всего сердца презент, не обижайте меня.
– Ну… – замямлила гостья, – ну… вроде как я его выпросила!
– А вот и нет, – вмешалась в разговор взрослых Киса, – у каждого бизнесмена, когда он делает крем, есть подопытная мышь. Мы любим животных, на них тестировать ничего не станем. А на вас можно, вы же не кролик, не собака, не крыса. Ой, Лампа, ты мне на ногу наступила.
– Прости, это нечаянно, – соврала я и подмигнула девочке.
Но та не сообразила, что я прошу ее замолчать, Киса весело вещала:
– Денег Роза Леопольдовна не возьмет. Но если вы хотите ее отблагодарить, то есть другой способ. Ой, Лампа, ты меня ущипнула за попу.
– Прости, это случайно, – сказала я и выпучила глаза.
Но и это не подействовало. Киса продолжала:
– Расскажите в своих соцсетях о нашей продукции, похвалите кремы.
– Хорошо, – кивнула Алина, – непременно.
У меня зазвонил телефон, это был Махонин. Я быстро ушла в глубь квартиры и спросила:
– Что случилось, Николаша?
– Вот объясни мне, почему женщины всегда задают этот вопрос, – сказал парень.
– Наверное, из-за повышенной тревожности, – предположила я. – Мы договорились встретиться завтра в офисе, вроде все ясно. И вдруг твой звонок!
– Я пытался поговорить с Максом, но у него телефон вне зоны доступа.
– Вульф всегда, когда из командировки возвращается, бежит в фитнес штангу ворочать, – пояснила я, – трубку в шкафчике оставляет, никогда в зал ее не берет.
– Надо, наверное, и мне спортом заняться, – протянул Махонин, – сутками у компов сижу, ходить почти разучился. Слушай, тут вот какая ситуация. Вера Арамакина меняла паспортные данные. И она вовсе не пожилая, ей сорок лет с небольшим было. Имя она оставила прежнее, Вера Ивановна.
– Мне кажется, что Алла называла другое отчество, – пробормотала я, – Петровна, Сергеевна, Николаевна, как-то так. Хотя я могу ошибаться.
– Не помню, что говорила Федина, – отрезал Махонин, – я работаю с документами. От рождения фанатку скрипачки звали Верой Ивановной Марамамакиной. Она дочь Анелии Борисовны Ореховой…
Я подпрыгнула.
– Кого?
– Анелии Борисовны Ореховой, – повторил Николаша, – преподавателя музыкальной школы.
Я опять спросила:
– Кто ее ребенок?
– Ты меня не слушаешь, – рассердился Махонин. – Вера Арамакина до четырнадцати лет носила фамилию Марамамакина. Ее мать Анелия Борисовна Орехова, она преподавала…
– Историю музыки, – перебила его я.
Настал черед Николаши удивляться.
– Ты ее знаешь?
– Когда я только начала учиться в музыкальной школе, там была педагог Анелия Борисовна Орехова, – объяснила я, – злая до оторопи баба. Получить у нее четверку – невозможное дело, она ставила детям или три, или два. Двойку очень охотно и часто. Когда к ней обращались возмущенные родители, говорили: «Наш ребенок достоин пятерки», – эта Баба-Яга отвечала: «На „отлично“ любой предмет знает только Господь Бог, педагоги могут претендовать на четверку. А ваш отпрыск и двойки-то недостоин».
Директор школы всегда был на стороне Ореховой. Если же разъяренная мать показывала Ивану Алексеевичу дневник ученика, в котором стройными рядами стояли пятерки, а двойки только от Анелии, и кричала:
– А ну-ка, посмотрите! Мальчик прилежный ученик, ни по каким другим дисциплинам у него даже четверок нет. Орехова к нему просто придирается, велела рассказать о рельефе в гробнице Ван Чучжи, она датирована девятьсот двадцать четвертым годом. И давай спрашивать: «Сколько там изображено музыкантов? Танцоров? Кто кроме них еще есть? Исполнители мужчины или женщины?» Вот вы сами ответите? – Директор молча выслушивал ее крики, обещал приструнить Анелию, но та продолжала вести себя по-прежнему.
– Ни фигасе, – перебил меня Николаша, – интернет во времена твоего детства еще не изобрели. Где инфу нарыть? И как вы без компов жили?
– Не поверишь, очень даже здорово, – засмеялась я, – ходили в театр, кино, на концерты. Многие дети уроки делали в районных библиотеках. Там был читальный зал и добрые старушки-сотрудницы. Они всегда советовали нужную литературу. Если же необходимых книг у них не было, то мы отправлялись в Ленинку в юношеский зал. Там стояли лампы с зелеными абажурами, а в каталоге было все! Еще мне там нравились в буфете сосиски с зеленым горошком. А в школе срабатывала взаимовыручка. Ученики рассказывали друг другу, какие вопросы грымза им задавала и как нужно на них отвечать. Она уже умерла, наверное. Когда я поступила в первый класс, ведьма была уже старой.
– Маленькой девочке двадцатипятилетняя мать кажется пожилой, – сказал Махонин.
– Верно, – согласилась я, – а когда взрослеешь, удивляешься: оказывается, мама-то молодая. Подожди! Орехова мать Веры, фанатки Аллы?
– Ну да, я с этого начал, а ты меня перебила и погрузилась в воспоминания, – пробурчал Николай, – ты права. Она умерла.
– А почему ее дочь не Орехова, а Марамамакина? – спросила я.
Глава десятая
– Лампа, ты достойна премии за свой вопрос, – рассмеялся Махонин. – У девочки был отец! Ребенок, как правило, носит его фамилию.
– Отец Веры Иван Марамамакин? – уточнила я.
– Скажем так, этот мужчина записан ее отцом, – сообщил начальник отдела компьютерного поиска, – а уж от кого училка ребенка родила, знала только она сама.
– Стой, стой, – зачастила я, – директора нашей музыкальной школы звали Иван Алексеевич Марамамакин, у него была жена Людмила Павловна, очень милая дама. Она у нас не работала, но часто приходила к мужу. Красивая, хорошо одетая, никакой обожаемой советскими дамами «химии» на голове. На фоне педагогов она казалась райской птицей в стае куриц. Но если директор записал Веру как свою дочь, значит, он ее отец. Ну и ну!
– Тебя удивляет факт измены мужа супруге? – осведомился Махонин.
– Нет, – возразила я, – во все времена есть люди, которые не хранят верность партнеру по браку. Но Иван Алексеевич глава школы, скорей всего он был коммунистом. Поход «налево» мог спровоцировать развод с женой и, как следствие, развал семьи, потерю руководящей должности. В СССР строго соблюдали так называемый моральный кодекс строителя коммунизма. Пошарь в интернете, думаю, он там есть. Когда кого-то из граждан СССР собирались отправить в составе делегации в соцстрану, кандидатуры тех, кто поедет, всегда обсуждали на парткоме. Если выяснялось, что один из предполагаемых делегатов замечен в адюльтере, секретарь партийной организации заявлял:
– Сегодня он жене изменил, а завтра Родину продаст.
И вычеркивал фамилию сластолюбца из списка. Это правило распространялось как на мужчин, так и на женщин. Поэтому любовники старательно скрывали свои отношения, не хотели неприятностей ни дома, ни на работе. Иногда правда выплывала наружу, и тогда возникала война местного масштаба. Изменников могли побить их вторые половины, порой пары разъезжались, жена отправлялась к своей матери, или муж сбегал на дачу. Но посторонним о разрыве не сообщали, делали вид, что все в порядке. Получение новой квартиры, путевки на море, продвижение по службе и много чего еще зависело от морального облика человека. Мне трудно представить, что какой-то мужчина посмотрел на Анелию как на женщину. Но я рассуждаю с позиции ребенка, которому Орехова с энтузиазмом ставила колы. Интересно, почему Вера сменила фамилию, но оставила отчество? Если она затаила обиду на отца, то должна была стать Ореховой.
– Вера получила десятилетнее образование, – прервал меня Николаша. – Но есть нюанс. Девочка – инвалид. Она училась в так называемой «лесной школе». Что за болезнь у нее, я пока не выяснил. Вера получила паспорт на фамилию Марамамакина. Недуг не помешал ей поступить в институт, выучиться на редактора и работать в военном издательстве. Замуж Вера вышла за генерала, переехала жить к нему, супруг был значительно старше ее. После его кончины Вера устроилась в архив и работала там до своей смерти от инфаркта. Единственный странный шаг с ее стороны – смена фамилии за пару лет до смерти. Анелия Орехова умерла в июле, а в сентябре ее дочь стала Арамакиной.
– Марамамакина – Арамакина, она просто убрала часть отцовской фамилии, – вздохнула я. – Знаешь, Николаша, будь Анелия жива, я не согласилась бы ехать к ней ни за какие коврижки.
– А и не надо! Сходи к законной жене Ивана, – тут же предложил Махонин, – это Людмила Павловна Будкина. Живет она в паре шагов от тебя, на соседней улице, за пять минут ты легко дойдешь. Дом называется «Лебединое озеро».
– Знаю, – обрадовалась я, – это многоэтажная башня за забором. Сквозь него видно, какая у них красивая детская площадка. Киса очень хотела там играть. Но жильцы запрещают пускать посторонних. Горки, качели и все прочее только для местных ребят и для тех, кого приглашают их родители. А почему Людмила Будкина? Муж-то у нее Марамамакин?
– После смерти Ивана Алексеевича вдова вернула себе девичью фамилию, – объяснил Николай.
– Какая-то странная чехарда, – пробормотала я. – Вера тоже сменила фамилию.
– Я договорился с Людмилой, – сообщил Махонин, – позвонил ей до того, как соединился с тобой. Просто подумал: если муж признал девочку от любовницы, то жена точно знает о существовании незаконнорожденной. И какие чувства к Арамакиной она испытывает?
Забыв, что Махонин меня не видит, я кивнула:
– Возможно, добрые, но скорее всего не очень.
– Значит, она расскажет про Веру все, что знает! Без прикрас! Ой! – воскликнул Николаша.
– Очки опять разбил? – спросила я.
– Нет, раздавил, – расстроился мой собеседник. – Одна пара упала, а я не заметил, решил на стуле до подоконника доехать и прокатился по оправе. Капец ей!
– У Энтина для тебя всегда есть набор вторых глаз, – напомнила я. – Мой тебе дружеский совет: хоть раз в месяц передвигайся по комнате на ногах. А то они отсохнут за ненадобностью. Во сколько мне завтра надо прийти к Людмиле?
– В восемь! Утра!
– Ты уверен? – удивилась я.
– Да. Она так сказала!
– Ну ладно, – согласилась я, – заведу будильник на шесть тридцать.
– Зачем вставать в такую рань? – спросил Махонин. – Полвосьмого поднимешься, не опоздаешь. Идти тебе пять минут черепашьим шагом.
– Надо умыться, причесаться, одеться, наложить макияж, позавтракать, – перечислила я, – за тридцать минут я не успею.
– Как у вас все сложно, – хмыкнул Коля, – хорошо, что я родился не женщиной! Сплошное неудобство и трата времени на всякую ерунду.
– Ой, мама! – закричала Роза Леопольдовна. – О господи!
– Все, пока. До встречи завтра в офисе, – скороговоркой выпалила я и помчалась в коридор.
Краузе была в гостевом санузле, который превратился в фабрику по производству косметики. Кроме няни там оказался Макс, он успел вернуться домой, пока я говорила с Махониным. Муж стоял спиной к двери и молчал. А Роза заламывала руки и твердила:
– Ну… ну… ну…
– Что случилось? – спросила я.
Вульф повернулся ко мне:
– Привет. Как это тебе?
– Что? – не поняла я.
– Не видишь? – рассмеялся супруг.
– Куда смотреть надо? – уточнила я.
– Смотреть в глаза, – рявкнул Макс и рассмеялся. – Фразочка из старых кинофильмов и современных дурных сериалов. Но в этом случае она очень даже актуальна.
Я уставилась на Вульфа.
– Ну? – спросил муж.
– Зачем, зачем, зачем… – простонала Краузе, – ну, зачем?
– Лампудель, ответь, – попросил Вульф. – Как я выгляжу?
– Обычно, – ответила я.
– Да? – уточнил супруг. – Ты уверена? Я не похорошел?
– Ты всегда прекрасно выглядишь, – сказала я.
– Я в противогазе, – расхохотался муж.
– Его на тебе нет, – удивилась я.
– Просто я вспомнил старый анекдот, – проговорил сквозь смех Вульф. – Пришел мужик с работы, женушка его в прихожей встречает, спрашивает: «Как я тебе?» Он в затылке почесал: «Платье новое?» – «Нет». – «Волосы покрасила?» – «Нет!» – «Губная помада другая?» – «Нет!» – «Так что изменилось-то?» – «Я в противогазе перед тобой стою».
Макс опять расхохотался.
– На его лоб посмотрите, – прошептала Краузе. – Над глазами что?
– Ничего, – ответила я. – А что там должно быть?
– Я в противогазе, – пропел Вульф.
– Брови! – выкрикнула Краузе. – Роскошные такие, соболячьи! Черные. Где они?
– Нету! – подпрыгнула я. – Макс! Что ты сделал со своим лицом?
Глава одиннадцатая
– Ужас! – запаниковала Краузе. – Катастрофа.
– А по-моему, нет проблем, – заявил Макс, – никто и не заметит. Лампа-то не заметила.
Роза начала всхлипывать.
– Жена просто к вам привыкла. Она вас не разглядывает.
– Хорошее замечание, – согласился мой супруг, – я тоже полагаю, что примерно через год после свадьбы женщины перестают разглядывать светлый лик своего спутника жизни. Роза верно заметила.
– Неправда, – возразила я.
– Ты сказала, что у меня лицо такое, как обычно, – напомнил Вульф.
– Ну… э… я имела в виду, что на нем отсутствуют раны, порезы, – начала я выкручиваться, – нет родимых пятен, не выросли борода, усы…
– Не пропали брови, – подхватил Макс.
– Не пропали брови, – машинально повторила я. – Ой! Ты меня нарочно запутал. Куда они подевались?
– Мои роскошные брови? – уточнил муж. – Те, которые Роза пару минут назад охарактеризовала как соболячьи?
– Соболиные, – вздохнула я. – Где они?
– Сам не знаю, – весело ответил Вульф. – Я только что вернулся, после тренировки очень есть хотел. Поленился идти мыть руки в свою ванную, зарулил в гостевую. На раковине стоит банка, а мыла нет. Я решил, что купили какое-то новое средство, взял немного, ополоснул ручонки, умылся, вытерся. И тут влетает Краузе! Увидела меня и давай причитать: «Брови! Брови! Брови!» Сначала я не понял, что с ней!
– Макс сказал: «Роза Леопольдовна, не переживайте, ваши брови на месте. Если считаете, что они редкие, то можно к ним ваши усы подсадить». У меня нет усов!!! И никогда не было! – выпалила няня.
– Конечно, – заявил Вульф, – я просто пошутил, как всегда, глупо. Кто-нибудь может объяснить, что за мыло в баночке? Если оно в секунду удаляет растительность с лица, его многие с руками оторвут. Умоляю, не прячьте его! Завтра утром воспользуюсь им вместо бритья. Вдруг оно сработает?
– В банке питательная разглаживающая маска, – простонала няня.
Муж пощупал кожу над глазами.
– Точно. Просто как утюгом тут поработали!
– Где то, чем ты воспользовался? – осведомилась я.
Макс показал на раковину:
– Вот.
Я взяла пластмассовую банку и повернулась к Розе Леопольдовне:
– Что в ней?
– Паста для ароматизации геля, – всхлипнула Краузе, – им умываться надо. Бережно очищает лицо.
– От бровей, – добавил Вульф.
– Надеюсь, вы не это средство подарили Алине, – вздохнула я.
– Нет, нет, нет, – затрясла головой Краузе, – я хотела мыльце только на пробу сделать. И вообще из этой баночки надо брать всего один грамм, он придаст нежный аромат литру геля.
Я воспряла духом.
– Прекрасная новость. Алина в безопасности.
– А что Максу делать? – разрыдалась няня.
– Эй, эй, прекрати немедленно, – испугался Вульф, – ничего страшного. Брови вырастут!
– А вдруг нет? – запричитала Роза. – Что тогда?
– Ничего, – спокойно ответил мой муж, – проживу без них.
– Ужас, – заломила руки Краузе.
– Никто и не заметит, что у меня на лице чего-то не хватает, – сказал Вульф.
– О, горе, – стонала Краузе.
Макс вынул из кармана телефон.
– Проведем эксперимент. Видеозвонок. Вовка, ты здесь?
На экране айфона появилось изображение Костина.
– Что случилось?
– Ничего, просто я соскучился, – с самым серьезным видом заявил Макс. – Мы тут поспорили, ответишь ты на вопрос или нет.
– Делать вам больше нечего, – зевнул Костин, – говори быстрей, пельмени булькают!
– Вы их едите на ночь? – удивилась Краузе.
– Почему нет? – хмыкнул Володя. – Жена в командировке, домработница домой уехала. Я купил себе упаковку. Думал, наверну их сейчас с майонезом, горчицей, уксусом, перцем. А тут вы!
– С майонезом, горчицей, уксусом, перцем? – в ужасе повторила Краузе. – Так нельзя!
– Кто сказал? – осведомился Володя. – Еще кетчуп туда хорошо бы добавить, да он закончился. Я пошел хрен искать, а тут вы.
– И хрен в придачу! – закатила глаза няня.
– Роза, ты попробуй пельмешата с моим соусом, – посоветовал Костин, – ингредиенты я уже назвал. Все смешай, вылей в тарелку и лопай с удовольствием. Макс!
– Я здесь, – ответил мой муж.
– Вижу тебя, задавай свой вопрос.
– Я тебе нравлюсь? – сдавленным голосом спросил Вульф.
Костин замер, потом почесал нос.
– В смысле?
– Смысла в моем вопросе ноль, – усмехнулся Вульф, – просто ответь. Я тебе сейчас нравлюсь? Честно!
– Честно? – переспросил Костин. – Сейчас нет.
– И почему? – осведомился Макс.
– Я хочу пожрать, а ты с глупостями пристаешь!
– Задам другой вопрос, – сказал Макс. – Находишь ли ты во мне какие-то изменения?
– Да! – рявкнул Володя. – У тебя определенно что-то с головой случилось.
– Отлично, – обрадовался мой супруг, – уточни, что именно с ней не так.
– За все время, что мы друг друга знаем, ты впервые пристал ко мне с какой-то фигней, – возмутился Костин. – Лампа, ты здесь?
– Конечно, – откликнулась я. – Где ж мне поздним вечером находиться?
– Что с Максом? Какая муха его укусила? – зашумел наш друг.
Я встала так, чтобы Володя меня видел.
– Посмотри на Макса.
– Давно уже на него любуюсь, – разозлился Костин, – а пельмени кипят и…
Я не дала ему договорить:
– Что у него с лицом?
– У Макса? – уточнил Вова.
– Да, – хором ответили мы все.
– Ничего, – пробурчал Костин.
– Приглядись, – потребовала я.
– Вульф как Вульф, – забубнили из телефона. – Да в чем дело?
– У меня усы, – подсказал Макс.
Я захихикала, Роза Леопольдовна ойкнула.
– Усы? – протянул Володя. – И правда! Как я не заметил!
– Они мне идут? – еле сдерживая смех, спросил Вульф.
– М-м-м, – промычал Костин, – нет. Сбрей. Кусты над губой тебя состарили лет на десять. И цвет у них какой-то странный. Синий! Может, телефон так показывает? Не! Заросли на морде – это не твое! Я пошел пельмени жрать!
Экран погас. Макс спрятал трубку в карман.
– Кто-нибудь еще будет переживать об отсутствии у меня бровей? Сказал же, ни один человек не обратит на это внимания!
Глаза Краузе расширились, она схватилась за грудь и со словами:
– Умираю. Валокордин! – умчалась в коридор.
– Для женщины, которая собралась на тот свет, она слишком ретиво носится, – развеселился муж и повернулся ко мне.
Я попятилась.
– Мама!
– Что на этот раз? – осведомился супруг. – Я стал обладателем бровей розового цвета, на которых висят синие кисточки?
– У тебя усы, – прошептала я, – темно-синие, почти черные.
– Где они находятся? – задал гениальный вопрос муж.
Я дотронулась до своей верхней губы.
– Тут.
Вульф погрозил мне пальцем.
– Нет, у тебя не получится разыграть меня! По глазам вижу – ты привираешь. Не умеешь лгать, как все, с честным видом.
С этими словами муж подошел к зеркалу, замер, постоял пару секунд и обернулся.
– Это не усы! Просто кожа почему-то изменилась.
– Ты несколько раз чесал пространство между верхней губой и носом, – вспомнила я, – пальцем водил туда-сюда. Может, чем-то руку запачкал? Вот и кажется, что усы выросли.
Макс зевнул.
– Я проголодался. Пойду поем!
– Мужчины эмоциональны, как кирпичи, – заявила из коридора Краузе, – с лицом беда, а у Вульфа аппетит разыгрался! Я на него смотрю, и у меня паника начинается. А он есть хочет! Случись со мной такой ужас, я надолго забыла бы о походах к холодильнику.
– Не вижу ни малейшего повода для истерики, – улыбнулся мой муж, – брови не пропали! Они просто переместились под нос.
– Куда? – прошептала Краузе.
– Стали усами, – заявил Вульф. – Дайте мне пожрать, битте!
