Дарья Безинская
Синий шиповник
– Ты испортила жизнь перспективному мальчику, – отчитывала меня мать, сидя за рабочим столом.
– Он сам захотел.
– Он не понимал, что происходит, – она была сердита.
Я просто не жила по ее подготовленному плану. Если вам кажется, что ваши родители слишком давят на вас, пытаются контролировать или мешают жить, то вы еще не видели мою мать. Со стороны она казалась демократичной, возможно, заботливой. Она всегда носила деловые костюмы – привычка после чиновничьей должности. Очень любила розовый и красный цвета. Они были повсюду, вызывали у меня тошноту от своего постоянного присутствия в моей жизни. Поэтому я полюбила синий и все его оттенки.
– Нет, я, конечно, тебя прикрою, договорюсь с родителями Владика, – мама терла виски. – Помогу там его женить. Но это если тебе он не нужен.
– Нет, не нужен. Мне никто не нужен, – я стояла на пороге семнадцатилетия и думала, что уже все знаю про свою жизнь.
– Ну, у него хорошая семья.
– Нет.
– Ты постоянно перечишь! – мама встала со своего места и хлопнула ладонью по столу.– Я знаю, как надо!
– Просто прикрой меня, пожалуйста.
Влад, мой одноклассник, постоянно нарывался. Если еще в пятнадцать лет у меня были чистые помыслы на его счет, то уже в шестнадцать я смотрела на жизнь под другим углом. Я видела: он заметил, что нравится мне. Влад постоянно вел себя так, будто позировал. Обязательно оглядывался на меня, проверяя, смотрю ли я на него в нужный для него момент. Говорил намеками. Но мне уже было понятно: он пытается вести игру. "Спасибо, со мной уже поиграли", – злобно думала я в ответ.
Поэтому после тестов и выпускных я просто пригласила одноклассника домой. Спрятала бутылку вина в тайнике под окном. Матери не было дома, Валя ушел на свидание с будущей женой. Поэтому некому было остановить нас. Я показывала парню созвездия, он подливал вина в бокалы.
– Я тебе нравлюсь? – его карие глаза смотрели с вызовом.
– Очень, – на самом деле я надеялась, что он не придет или не будет пить.
– И ты мне тоже. Может, мы поженимся?
В этот момент я с трудом сдержала смех. Пришлось притвориться кашляющей. И наверное, моя комната была заряжена на разврат, потому что Влад начал целоваться первым. А я просто подействовала машинально.
– Понимаешь, ты его испортила, – увещевала мать, уже присев передо мной на край стола.
– Ну, я тоже пока не очень разобралась…
– Не смеши меня. Мы все проходили в школе анатомию.
– Нуу… я не разобралась со своими ощущениями, – я охотно играла роль, которую мне задала мама в подростковом возрасте.
– Раз так тебя интересует девственность, я тебе дарю новенького, – ее глаза источали ехидство.
– Я не хочу.
– Нет уж. Я знаю, как лучше. Лучше уж возьми того, кому нечего терять.
– Ты уже позаботилась обо мне, – я впервые за свою короткую жизнь позволила себе саркастический тон. – Спасибо.
– Зато ты извлекла урок. И сейчас не надо мне наживать проблемы.
В комнате меня ждал тот самый новенький. Ему можно было дать лет восемнадцать.
– Здравствуйте, госпожа, – пролепетал растерянный молодой человек, опустив глаза.
– Привет. Не зови меня так. Бесит.
– Простите.
– Меня зовут Полина, – я взяла его за руку и потрясла, пожимая. – А тебя?
– Как назовете, Полина.
– Я тебя назову твоим именем. Слышишь?
– Анатолий.
– Такое красивое имя скрывать, – я пыталась разрядить обстановку неловкости. – А как ты сюда попал?
– Меня привела мама.
Мне до сих пор хочется каждому человеку, отдавшему свое дитя в публичный дом, выжечь клеймо на лбу. Но тогда я просто представила, что моя мать отдала меня или Валю в рабство. Какая бы она не была авторитарная, она бы так не поступила.
– Понятно. Ну что ж ты стоишь? Садись. Тебя покормили? Не бойся, посмотри на меня. Пока что ничего страшного нет, – я насильно посадила Толю на стул, подняла его лицо на себя. – Пока ты со мной, все будет нормально.
– Спасибо.
– Это слово в карман не положишь. Ты в покер умеешь играть? А в созвездиях разбираешься? А в пинг-понг умеешь?
Пленник моей комнаты виновато смотрел на меня и отрицательно качал головой.
– Ну и компаньон мне достался. Читать ты любишь?
– Да.
– Отлично.
На самом деле, мне не нравились придумки матери и ее специфическая забота. У меня кружилась голова, стягивало грудь от своей однообразной жизни в стенах борделя, без друзей и без настоящего чувства. Да, можно сказать, что тогда я была готова к любви. Но точно не к потерянному и дрожащему Толику, которого буквально вчера предал его самый близкий человек. Поэтому я указала в университетской анкете, что мне нужна комната в общежитии. Сердце радостно стучало, в голове звучали только веселые песни. Я предчувствовала перемены, которые должны были пролить воду на засохшую почву.
– Аистова, – седой комендант общежития провел широким пальцем по списку комнат в журнале. – Ты – с Симеренко, в двести пятой.
– Спасибо.
Я тащила на второй этаж свой объемный чемодан и представляла, каким будет мое новое пристанище. Оказалось, стены были выкрашены в дежурный зеленый цвет. Всего здесь стояли четыре кровати. Одна была застелена, на тумбочке рядом лежала стопка учебников. Я запихнула свой багаж под кровать напротив. Мне не терпелось увидеть соседку и наконец пообщаться с кем-то нормальным.
Но в комнату зашел молодой человек. Он сначала был занят своими мыслями, разулся, кинул ботинки в угол. Прошел к своей кровати.
– Привет, – решила я обозначить себя.
Он резко повернулся.
– Привет, – его лицо было испуганным. – Зачем так внезапно здороваешься?
– А ты зачем сюда пришел?
– Я здесь живу, с позавчера. А ты здесь чего?
– Мне сказали: с Симеренко, в двести пятой… – как-то мне слабо верилось, что в университете готовы поселить в одной комнате людей разного пола.
– Ага, ну, я – Симеренко. Глеб, – он подал мне руку.
– Полина Аистова, – я ответила рукопожатием.
– Ну классно, – его полуприкрытые глаза смотрели отстраненно. – Не знаю, что еще сказать. Наверное, добро пожаловать.
– Это, наверное, какая-то ошибка, – я встала с кровати. – Я пойду узнаю.
– Пошли вместе.
Глеб сразу произвел хорошее впечатление. Он был свободным человеком и не был похож на моих глупых одноклассников. В его мечтательном взгляде горел огонь вдохновения. Он двигался плавно, словно слышал какую-то особую музыку, доступную только его ушам.
– Простите, – Глеб постучал ногтями по столу коменданта, чтобы отвлечь его от чтения. – Тут какая-то ошибка. Девушка… Как тебя?
– Полина.
– Полина пришла в двести пятую. Но в ней уже живу я.
– А, что? – пожилой комендант поднял не понимающий взгляд.
– Ну, я – мужчина, она – женщина.
– Сильное заявление, парень, – улыбнулся старик. – Но я понял.
– Может, она должна жить с моей сестрой? Симеренко Галина. Посмотрите.
Я стояла чуть поодаль, позволяя себе разглядеть Глеба лучше. Определенно он был старше меня, у него были идеальные пальцы, осанка, профиль.
– Ну да, – воскликнул комендант. – Тогда это четыреста пятая. Ты уж извини, парень. Девушка!
– Да? – я отвлеклась от изучения нового знакомого.
– На четвертый этаж.
– Спасибо, – я ответила мужчине, вполголоса добавив, – черт, еще выше тащиться.
Мы поднялись в злополучную двести пятую.
– У тебя большой чемодан, – протянул неудавшийся сосед. – Я помогу.
Он втащил мои вещи на четвертый этаж и постучал в мою комнату.
– Кто там?
– Галя, это я.
Нам открыла девушка в халате.
– Я тебе соседку привел.
– Сам выбирал? – Галя с порога дала понять, что любит шутить.
– Нет, мне подкинули, – Глеб внес чемодан в комнату.
– А ты, наверное, и не заметил сначала, – захихикала моя соседка.
– Да, – коротко ответила я.
– Я – Галя.
– Я – Полина.
– Я вся горю, – многозначительно протянула девушка.
– Что?
– Галя, ты ее даже не знаешь, а уже глупо шутишь. Не обращай внимание, Полина, у нее проблемы, – парень остановился напротив меня. – Но если ее шутки зайдут слишком далеко, зови меня.
– А какие проблемы? – я понимала, что в странной фразе закодирован особый смысл.
– Некие, – улыбнулся Глеб.
– Да ладно, я уже вижу, что она не мой пассажир, – Галя легла на кровать. – Все, проваливай, братец.
– И вам не скучать.
Эта комната была окрашена в бежевый цвет. Из окон открывался вид получше. Но меня устроило бы и жилье на втором этаже. Тем более, что Глеб мне сразу понравился. В столовой я все оглядывалась в надежде встретить его и получше рассмотреть. Но его не было видно, все столы были заняты. Я уже направлялась на выход, понимая, что ухожу без хлеба и зрелищ. И вдруг услышала:
– Эй, давай к нам! – за столом у двери сидели две девушки и призывно махали мне.
– Я?
– Да, ты же тоже с четвертого этажа?
– Ну да.
– Тогда присоединяйся.
Я собрала свой комплексный обед и подсела к новым знакомым.
– Я – Лена, – представилась блондинка.
– А я – Наташа, – подхватила ее брюнетка.
– Я – Полина, – мне не верилось, что в общежитии все такие общительные и веселые.
– Мы с курса делопроизводителей, а ты?
– Я с кинематографического.
– Ого, – Наташа сложила ладони прямоугольником, заключив меня в рамку. – Актрисой будешь?
– Нет, режиссером.
– Ты, наверное, с Галей живешь, раз с кинематографического, – заключила Лена.
– Да.
– Тогда берегись, она ко всем пристает.
– В каком смысле? – меня обжигали мысли о том, что я правильно поняла поведение соседки.
– Да она по девочкам, – прошептала Наташа. – Ты там это… Если скажет "я вся горю", отвечай: "потуши свой пожар".
Так я узнала, что еще живут в этом мире люди с нетрадиционной, незаконной в нашу гнилую эпоху ориентации. Их позывной "я весь горю". И если объект обожания отзовется: "я весь в огне", то быть союзу, за который могут отправить на урановые рудники. Поэтому я посмотрела на свою соседку новым взглядом. Она любила смотреть в окно, играть в карты. К ней иногда приходили другие девушки. И в это время я должна была где-то гулять. Зато прохаживаясь вокруг общежития, я встречала Глеба. Он часто сидел и писал, в эти минуты парень словно отсутствовал В нашем мире. Его отрешенный вид напоминал мне образы со старинных картин. В один из таких дней я не удержалась и подсела к нему.
– Привет. Что пишешь?
– Привет, – он оторвался от тетради и улыбнулся. – Я? Стихи.
– Впервые встречаю поэта, – мы сидели очень близко и я смогла разглядеть его цвет глаз, он был зеленовато-карим.
– Это громко сказано: поэт. Я пишу просто для души.
– А что-нибудь прочитаешь? – я перевела взгляд на губы, впервые видела такие чувственные. – Или это секрет?
– Возможно, – он улыбнулся, обнажив идеальные зубы. – Любишь тайны?
– Очень.
– А будешь держать в тайне, что Галя… – Глеб немного напрягся.
– Вся горит? – я отвернулась. – Да я уже держу. Вот хожу-хожу, гуляю-гуляю.
– Ты любишь гулять?
– Очень.
– Хорошо. Я прочту тебе один стих, если не передумала, – мой собеседник немного смутился, опустил глаза. – Надеюсь, ты не перестанешь после этого интересоваться поэзией.
– Меня ничто не сломит, – я сначала выпалила эту шутку, а потом поняла, что она может обидеть.
Тогда эти простые и немного глупые строчки запали в душу:
“И каждый вздох души твоей
Моей душе еще милей,
Чем сотни обещаний,
Клятв, в любви признаний.
И может показаться,
Что уж пора начаться
Беседе искренней и длинной…
Но мы молчим. Молчим… С повинной
Любовь пришла к нам в час,
Когда никто не ожидал от нас
Каких-то чувств иль боли, -
А только слов… не боле!
И мы молчим средь общих ожиданий,
Горячих фраз и губ лобзаний…
Лишь говорит душа с душой -
Им не понять любви такой”…
На занятиях я выбрала место за первым столом. У нас был всего один ряд из нескольких парт. Ведь на режиссеров учились всего несколько человек. Все, конечно, парни. Я была единственной девушкой, интересующейся кинематографом всерьез. Я всегда мечтала хотя бы прикоснуться к этому миру грез. И вот все однокурсники стеснительно отсели подальше от меня. Тогда я чувствовала, что нахожусь в аквариуме. Вся на виду. Одинокая. В холодной воде тоски, потому что не с кем было поговорить. Но при этом дюжина парней пялилась на меня.
– Привет. Тоже хочешь повелевать актерами? – шутливо спросил парень с русой длинной челкой и в клетчатом костюме.
– Ну привет, наверное, – незнакомец говорил громко, двигался напористо, это немного напугало меня. – Я думала, режиссер повелевает всеми. Не только актерами.
– Можно стать твоим соседом по парте? – он начал выкладывать канцелярские принадлежности на стол.
– Да что уж там, – я засмеялась. – Вижу, что мое согласие не нужно.
– Ну, я обычно скромный, – сосед занял свой стул.
– И почему сейчас не скромничаешь?
– А у меня скромность из кармана выпала, – парень даже сделал вид, что что-то ищет в пиджаке.
У меня даже прошло чувство неловкости от того, что я сижу за первым столом. Стало абсолютно безразлично, сколько пар глаз следит за мной.
– Меня зовут Георгий, – однокурсник пожал мне руку.
– Он же Гога, он же Жора, он же Гоша… – весело начала цитировать я старый фильм.
– Да, обожаю советские комедии. Это, кстати, взяла Оскар – главное достижение в Ушедшей эпохе, – улыбка Георгия была чуть скошена вправо.
– Я тоже очень люблю кино из СССР, – я по привычке начала разглядывать собеседника, отметив его хитрый прищур.
– Какой фильм любишь?
– "Жестокий романс".
– Почему? – он выглядел заинтересованным.
– Очень романтично, красиво и трагично. И песни хорошие.
– А как же тебя зовут?
– Полина.
– Про это имя есть тоже замечательная песня. Но петь я ее не буду.
Новая жизнь в университете играла яркими красками. Появилась куча интересных занятий. Я особенно любила ходить на творческие вечера по пятницам. Там Глеб декламировал свои стихи. Он читал проникновенно, искренне. Иногда смотрел в мою сторону. И мне казалось в эти минуты, что поэт обращается ко мне. Потом парень обязательно провожал меня до дверей комнаты.
– Что-то мы только о моем искусстве говорим, – проговорил Глеб, в очередной раз проводив меня. – Как насчет того, чтобы посмотреть кино? Выпустили же новый фильм – "Черная метка". Может, тебе интересно?
– Пахнет настоящим свиданием, – протянула я. – Или нет?
– Пахнет, – его улыбающиеся губы дрогнули от волнения.
– Ну… Новый фильм это всегда интересно, – я взяла его за руку, потому что меня одолевало непреодолимое желание коснуться парня.
– Тогда, может, завтра? У тебя нет занятий в субботу?
– Нет, я с удовольствием схожу с тобой на детектив.
На самом деле, я не любила подобные фильмы. В них было много избитых клише. Плюс я обычно очень быстро понимала, кто убийца. Зато это было настоящее свидание! Не нужно прятаться, строить шалаши из одеял, красть вино.
Глеб вел себя как настоящий джентльмен. Открыл передо мной двери, пропустил вперед, купил сам билеты. В темноте кинозала я не удержалась и снова взяла за руку, загадала, что если он ее не отнимет, у нас все получится. И весь фильм молодой человек пожимал в ответ мою ладонь, словно подавая сигналы на своей особой азбуке Морзе.
– Как тебе? – Глеб продолжал держать меня за руку и на улице. – Как оцениваешь как режиссер?
– Довольно слабо снято.
– Согласен.
Уже в комнате Галя сделала мне замечание:
– Не трогай моего брата.
– Почему?
– Как сестра я сейчас должна отстоять его честь, – ее взгляд метал молнии.
– Я не собиралась обижать Глеба, – я не понимала, почему она так завелась.
– И не стоит даже смотреть на него.
– Ты как-то забыла, что Глеб сам может решать свою судьбу.
– Ну, не совсем.
Странные речи соседки только разожгли любопытство. Да и Глеб сам тянулся ко мне. Я обожала слушать его голос, любоваться им, прикасаться к нему. Мы все чаще уходили на крышу общежития. Глеб стащил ключи у коменданта и сделал копии. Наверху он оберегал меня от ветров, поил зеленым чаем из термоса. Он стал моим вдохновением тоже. Пока поэт писал свой очередной стих, устроившись на подстилке, я рисовала его профиль. Специально брала этюдник и черный уголь. Жирные и черные штрихи придавали облику Глеба еще большую хрупкость.
– Ты так чудесно рисуешь, – его тонкие пальцы парили белой птицей над моим творением, желая и не решаясь прикоснуться.
– Спасибо, – ответила я, любуясь оригиналом, – ты меня воодушевил на шедевр.
– Ты где-то специально училась?
– Нет. Но хотела…
– Так почему не пошла в художественную школу? – парень приблизил ко мне свое лицо. – Или начни сейчас.
– Сейчас поздно, – прошептала я, вырывая портрет из альбома. – А когда было в самый раз, по возрасту, мама сказала, что это глупости все. Далеко добираться… И много других причин.
– Мир, возможно, потерял художника, – Глеб принял мой дар, аккуратно положил рисунок в сумку.
– Глупости, – я зарделась, как закат, за которым мы наблюдали.
– У тебя талант! – наставительным тоном протянул Глеб. – А ты от него отказываешься.
– Хорошо, я буду просто самоучкой.
Когда нам дали задание искать красивые пейзажи и фотографировать их, парень вызвался помочь мне. Все отправились, конечно, к Байкалу или в лес. Глеб же решил показать мне старинный мраморный карьер. Наш путь был долгим. Сначала ехали на автобусе, потом на попутке. Но конечная цель стоила того. Я не могла оторваться от созерцания гигантских ступеней, вырезанных в белоснежном мраморе.
– Как насчет пикника с видом на карьер? – мой спутник в свою очередь пристально изучал меня.
– Я только за!
Прожевывая очередной пирожок, я думала о том, что, возможно, Глеб – это моя судьба. Он следил за мной, сложив руки на колене и устроив на них подбородок.
– Почему сам мало съел? – спросила я.
– Да сейчас не хочу, в голове крутится строчка, боюсь отвлечься и потерять.
– Что за строчка?
– Про мягкую линию губ.
– Про мою, может? – я тогда просто пошутила.
– Да.
Я аж поперхнулась, потому что не ожидала прямого ответа.
– Прости, – он смущенно опустил глаза. – Просто мы уже ходили на свидание… И я…
– Ты подумал, что можно сделать комплимент? – я и хотела признания и боялась его.
– Да, ты права, – парень оживился. – Время воспевать твою красоту.
– Хорошо. Тогда я тоже сделаю тебе комплимент, – я хитро улыбнулась, следя за тем, как он меняется в лице от волнения. – У тебя космический цвет глаз. Он похож на зеленый чай, который дает силы и утоляет тоску.
– Очень тонко. Я бы взял эту фразу в стих, – я видела, что мои слова порадовали Глеба. – Ты не против?
– Для тебя мне ничего не жалко.
Пикник просто добил меня окончательно. Я вспомнила, как Алекс накрывал на стол, Женя беспокоился за мои оценки, Феликс укладывал меня спать. Странное детство… Но оно было моим, и ностальгия вызывала только теплые чувства и желание вернуться. Наверное, именно в тот момент, когда я увидела, как Глеб заботливо хлопочет, я влюбилась окончательно. Мне хотелось сказать, какой он потрясающий, милый, талантливый. Но в горле встал комок из противоречивых ощущений, мыслей, страхов. Я была неуверенна в себе, во взаимности, в правильности своего решения.
А в общежитии нас ждала буря, которую устроила Галя. Она набросилась, словно мифическая фурия на своего брата.
– Что происходит? – удивленно спросила я и получила пощечину.
– Потуши свой пожар! – проорала мне в лицо соседка.
– Прекрати! – Глеб тоже впал в дикий гнев и получил еще более жесткую затрещину.
Она затащила парня в комнату, захлопнув передо мной дверь. Все это произошло стремительно, как будто пронесся вихрь.
– Ты погубишь себя! – продолжала орать Галя. – Ты псих! А обо мне ты подумал?
Глеб начал что-то отвечать ей вполголоса. Его сестра тоже перешла на шепот. Я стояла несколько минут и прислушивалась. Потом все же решила постучаться.
– Проваливай, – рявкнула соседка через дверь.
– Я там живу! Там мои вещи! – я начала барабанить.
Галина распахнула двери и швырнула со злостью чемодан.
– Галя!
– Заткнись! Мать будет в ярости! – скандал пошел по новому витку спирали.
От мощного броска у чемодана отлетели колеса. Поэтому я волочила его с диким скрежетом.
– Какого черта? – высунулась Наташа из комнаты. – О, Полина, ты чего?
– Да вот… меня выставили тут… – я начала краснеть от стыда и обиды.
– Ну давай к нам. У нас тут соседка замуж выходит, съезжает, – девушка открыла дверь шире. – Лен? А Лен?
– Что там?
– Полю возьмем к себе?
В комнате у моих подружек было очень уютно. Нет, стены тоже были выкрашены в дежурный бежевый цвет, тоже стояли железные кровати и старые тумбочки. Но они развесили картины, светящуюся гирлянду, фотографии родных. Спальных места было всего три. Вместо четвертой стоял стол, украшенный ажурной скатертью.
– Какая красота, – выдохнула я, прикоснувшись к узорам, которые оказались связанными.
– Это я крючком связала, – отозвалась Лена.
– Да, она очуметь, как мастерица! Садись, вот твое место будет. Кушать хочешь?
Мне стало так тепло на душе. Нет, конечно, не от предложения поужинать. Просто тогда я поняла, что я дома, я – с друзьями.
– А что случилось-то? Галя не перенесла отказа? – смеялась Лена, подавая мне бутерброды с колбасой.
– Я не знаю. Мы же тут выполняем задание по фотоделу. Глеб мне вызвался помочь, мы ездили на карьер.
– А, ну, значит она решила, что у вас все было, – заключила с видом эксперта Наташа. – А у вас все было?
– Нет, конечно. Он не такой…
– Да все они не такие, пока не пообещаешь большую и светлую любовь, – заявила Лена.– Ну ты там держись от них подальше. Уж если сестренка вся горит, то и братик недалеко ушел от нее.
– Откуда ты знаешь?
– Да она всем девчонкам уже предлагала. Больная на всю голову.
До зимних каникул оставалось сдать экзамены. Я с трудом доживала эти недели. Мне было больно видеть Глеба. Я хотела поговорить, посмотреть в его глаза, взять за руку. Мне нужно было объяснить, что я не причиню ему вреда, не посмею сделать что-то предосудительное. И каждый раз он проходил мимо, смотря сквозь меня. Его лицо, некогда живое и милое, стало отстраненным и холодным. Теперь горела я – в ледяном огне влюбленности и ненависти.
К счастью на время каникул нас всех отправили по домам. Меня забрал и привез домой Валя.
– Что, сестренка, встретила там кого-нибудь? – ехидно спросил он.
– Нет, – я не хотела обсуждать с ним свои чувства.
– А я женюсь.
– Это чудесная новость.
Валентин всегда был послушным ребенком. Он обязательно делал так, как ему велит мать. Поэтому он забирал меня из детского сада, потом из школы, брал с собой на прогулки по городу. Но при этом брат оставался отчужденным и даже уставшим от моего общества. В принципе, я редко встречала семьи, где братья и сестры ладили во всем. Поэтому считала, что наша с Валей холодная война – это обычное явление.
В своих апартаментах я так легла на пол ничком и расплакалась. Я не понимала тогда, что со мной происходит.
– Полина, привет! – ко мне зашел Толик. – Госпожа Анна сказала, что ты приехала и мне можно к тебе подняться.
– Привет.
– Что случилось? – проститут сел рядом со мной.
– Да накатило что-то, – я поднялась и посмотрела в его глаза.
В тот момент у меня созрел ужасный план. Оглядываясь назад, я каждый раз кляну себя за свои глупые идеи.
– Ты же еще мой? – я взяла парня за руку.
– Да.
По смущенному виду Толика я поняла, что ему, наверное, не понравится мое прямое предложение. И хоть была высока вероятность, что он уже потерял невинность в объятиях какой-нибудь посетительницы, я все же решила действовать осторожно. Две ночи мы просто спали в одной постели, как обычно. На третий день я стащила бутылку вина с кухни. В конце концов, их было много в холодильнике: иногда клиентки просили алкоголь в придачу к продажной любви. Спрятав добычу в любимом тайнике, я продумала до мельчайшей детали свою речь. Я чувствовала себя неловко, потому что говорила Толику, что не трону его. Как он воспримет мое желание нарушить обещание? Вечером я предложила полюбоваться на звезды. Небо было ясное, поэтому было отлично видно планеты и светила. Они мерцали в бесконечной черноте космоса, посылая свои таинственные знаки. Пока Толя сидел на подоконнике вполоборота ко мне, я вытащила вино.
– Хочешь? – привлекла его внимание я вопросом.
– Нет, – короткое слово сразу обрушило все задуманное.
– Ладно, – я хотела сделать вид, что и мне не очень-то и хочется пить.
– Поля… Если ты хочешь меня напоить, чтобы… Чтобы… ну… – проститут покраснел до корней волос.
– Да нет, что ты! Как ты мог такое подумать? – я положила злосчастную бутылку обратно, злясь на себя.
– Нет… ты не поняла… Я и без вина… готов… Не церемонься… – Толик сам приблизился ко мне, сам положил мои руки себе на талию, сам начал целовать.
Этой ночью я была безумно удивлена, увидев синие слезы у проститута.
– Тебя не тронули в мое отсутствие? – я вытерла знак невинности в лица парня.
– Нет. Я же твой. Я же сказал. И лучше пусть будешь ты, а не кто-то еще, – он улыбался. – Ты самая добрая на свете.
После этого я по-другому взглянула на свою мать. Она была не настолько цинична, как казалось мне. А покидая стены с плакатами, я чувствовала тоску. Возможно, повлиял на мое настроение и Анатолий. Еще он придал сил. После дюжины наших ночей я уже ощущала себя в университете спокойнее и увереннее. Конечно, свой перевод в другую комнату я обозначила у коменданта на всякий случай. С Леной и Наташей мы проводили все больше времени, приняв еще в компанию и моего соседа по парте. Гоша был блистателен даже, когда злобно шутил или матерился. Хотя остальные однокурсники называли его Кузнечиком. Георгий всегда отшучивался, что получил свое прозвище за то, что больно бьет левой ногой. Он занимался спортом. Этим и можно было объяснить его упрямство, начальство, настойчивость.
– Пошли вместе, – забрал Гоша у меня на ходу сумку.
– Я хотела сама посмотреть кино.
– Я тоже. Зачем делать по отдельности то, что можно сделать вдвоем?
– Это будет похоже на свидание, – напомнила я товарищу одну важную тонкость.
В нашем странном мире свидание – это целое событие. Мужчина и женщина общаются, узнают друг друга, а значит готовятся к серьезным отношениям.
– Да нет. Не свидание. Совсем не похоже.
– Ты несешь мою сумку.
– Ну, я рыцарь. Я помогаю тебе.
– Я сразу говорю на всякий случай, – остановилась я у ограды университета. – Это не свидание. За руку меня не бери. Билет себе я сама куплю. Мне уже хватит студенческих историй!
– Да я слышал про этого… поэта с сумасшедшей сестрой. У меня нет сестер. И я ни о чем таком не думаю, – Гоша взмахнул от возмущения моей сумкой.
Она была не закрыта, поэтому содержимое высыпалось на дорожку. Пришлось вместе собирать вещи.
– Полина, – я подняла голову на зов и поняла, что над нами стоит Глеб.
– О, привет, Бальмонт, – ехидно отозвался Георгий. – Только тебя вспоминали.
– Нам нужно поговорить, – парень был очень бледен, я встала с корточек.
– Нам некогда, Есенин, мы в кино идем, – заявил мой спутник.
– Да, мы торопимся, – я старалась не подавать вид, что волнуюсь.
–Поля…
–А может, ты – композитор? – Гоша встал между мной и Глебом.
–С чего бы?
–Ты глухой, как Бетховен. Она не хочет с тобой говорить.
Зеленые глаза взволнованно смотрели на меня.
–Может, как-нибудь потом, – я была уже не уверена в своем нежелании говорить с парнем.
– Бывай, Сологуб, – Георгий взял меня за руку и повел прочь.
Я снова была сама не своя. И не слышала шуток друга, не запомнила сюжет фильма. Я думала, что хотел сказать Глеб. Поэтому когда мы снова столкнулись, теперь в библиотеке, я не стала убегать или делать вид, что не вижу его.
– Полина, прости меня. Прости Галю, – парень говорил шепотом. – Я очень скучаю.
– Если ты подумал, что я что-то хотела от тебя, то ты сильно ошибался, – я смотрела, как можно холоднее.
– У меня есть еще шанс?
– На что?
– На то, чтобы заслужить прощение.
– Я просто хочу знать, что происходит? То ты не против со мной общаться, то твоя сестра меня чуть не прибила чемоданом, и ты даже ничего не сказал! То ты делаешь вид, что меня нет, то сам лезешь в глаза, – я не смогла говорить шепотом, подняла голос выше от злости.
– Прошу тебя… Давай поговорим наедине.
– Ладно… где?
–На нашем месте.
Мы встретились вечером у черной лестницы. Глеб взял дубликат ключей, термос. Уже потеплело, у нас были куртки, но он решил запастись еще пледами.
– Так что случилось? – спросила я, едва парень закрыл за нами дверь на крыше.
– Подожди, – прошептал он, ласково прикасаясь к моему лицу тонкими пальцами. – Я так скучал… я люблю тебя, моя муза… мое вдохновение.
Я обомлела, услышав признание в любви. Глеб расценил мое молчание по-своему. Он начал меня целовать. Сначала несмело, легко. Потом, видимо, осознав, что я не против сближения, парень стал напористее.
– Что же ты делаешь? – проговорила я прямо в его губы.
– Доказываю свою любовь, – у него было сбивчивое дыхание.
Глеб торопливо расстелил пледы, взял меня за руку, стоя на одном колене, подтянул к себе. Мое сердце безумной птицей билось о клетку ребер. Я села рядом.
– Скажи что-нибудь, – попросил Глеб, заглядывая в мои глаза своими расширенными от страсти зрачками. – Пожалуйста…
– Ты сумасшедший…
– Это правда…
Его губы снова нашли мои. Я погрузилась в быструю и глубокую реку его прикосновений, трепета, нежности.
– Подожди, – я попыталась остановить парня, памятуя историю с Владом, – не ломай свою жизнь.
– Она уже сломана, – горячее дыхание Глеба обжигало мое ухо. – И перед тем, как погибнуть я хочу стать твоим.
Такие слова легко могут вскружить семнадцатилетнюю голову, в которой мысли вертелись, как раз, вокруг только одной темы. Действительно, Глебу было нечего терять. Его глаза были сухи, синих слез я не заметила.
– А теперь скажешь что-нибудь? – он завернул меня в плед и просяще посмотрел в лицо.
– Нужно что-то обязательно говорить?
– Как видишь, я… не девственник, – он опустил глаза и начал медленно одеваться.
– Для меня это не имеет никакого значения, – честно ответила я. – Даже больше… я рада, что ты опытный. Может, пока не будешь погибать?
– Если дашь мне сил…
Так случилось наше примирение. Иногда мы уединялись на крыше. Периодически я заходила к Глебу в комнату. Ему так и не подселили соседей. В очередной раз, когда мои руки только начали волнительное путешествие по телу парня, к нам ввалилась Галина.
– Это ты так уважаешь моего брата? – у нее было безумное лицо.
– Галя! – мой избранник хотел что-то возразить, но снова получил затрещину.
– Хотя бы запирайтесь! – сестра громко кричала.
Я не выдержала и начала выталкивать ее с территории брата. Мной двигали ранее неизведанные чувства гнева и ненависти. Я могла бы и ударить Галину, но при Глебе не стала. И хоть в тот вечер удалось избавиться от третьей лишней, но убрать всех из нашей истории не удалось. Мать Симеренко заявилась к моей. Само собой, за мной в общежитие пришел Валя.
– Опять дров наломала, – злобно шутил он, – точнее, парней. Надо уметь терпеть.
В борделе собрались я, Валя, Глеб, Галя, наши матери.