Дарко Шекуткоски
Бела Луна
ОТ АВТОРА
«Экзистенция» означает «существование».
Волны перекатываются по поверхности моря, они – существуют… Но нет среди них и пары одинаковых – лишь похожие.
Эти волны – как вечное движение, колыбель живого мира в момент начала его существования, безнадежного и скучного. Наверное, тогда был только Бог… и он все еще есть.
Он говорит: «Не нужно ничего менять. Все есть равновесие и гармония. Волны тысячелетиями бьются о скалы, и на первый взгляд ничего не происходит. Но скалы постепенно меняются. Может быть, и незаметно для одной человеческой жизни, но ощутимо за миллионы лет. Каждая сегодняшняя песчинка была когда-то камнем, громадным скальным массивом. Перемены происходят, но медленно. Это – эволюция. Я создал эволюцию. Я так задумал, чтобы мир менялся к лучшему – но постепенно. Потому что так – хорошо. Все остальное – революция, а значит, страдания. Я люблю Вселенную, этот мир, который создал… Не желаю, чтобы он страдал».
Сатана ему отвечает: «Да, ты создал равновесие, гармонию, эволюцию, но я понапористей. С тобой скучно, у тебя нет стремительности. Ты даешь любовь, а я даю страсть. Любовь совершенна, если есть страсть, поскольку именно в страсти вся сласть. Мир как жито, в котором есть плевелы. Без плевел он слабее, потому что в нем нет борьбы, нет активного начала».
* * *
После знакомства с молодой римлянкой мне потребовалось несколько лет, чтобы сложить из разрозненных камешков-воспоминаний мозаику, то есть упорядочить множество сведений, образов и событий, что и дало возможность начать этот рассказ.
В ноябре 1990 года я вернулся из Австралии в Европу и волей случая оказался тем осенним утром именно в Риме. Вечером мне предстояло продолжить свой воздушный путь, и в ожидании рейса я решил познакомиться с Вечным городом поближе.
Прогуливаясь, я зашел в попавшийся на пути магазин игрушек, и внутри заметил привлекательную продавщицу. Черные как смоль волосы почти до бедер. Огромные зеленые глаза и полные чувственные губы. Молодое упругое тело упаковано в коротенькую, до колен, рабочую униформу вишневого цвета с крупными пуговицами в два ряда. Ее ноги в черных чулках как будто излучали тепло и энергию. Все это в сочетании с окружавшими ее пестрыми игрушками в моем сознании на миг превратило ее в укротительницу львов в цирке. Просто повернуться и уйти от нее уже не представлялось возможным.
Я предложил ей встретиться после окончания ее «игрушечной» повинности и готов был пожертвовать ради этого своим вечерним рейсом. В ответ она лукаво посмотрела на меня и сказала, что у нее муж и целых трое детей.
В этот момент в магазинчик вошла то ли хозяйка, то ли старшая продавщица и, оглядев меня с ног до головы, о чем-то спросила девушку. Хотя я и не знаю итальянского, вопрос нельзя было понять иначе, как «Что ему здесь нужно?».
Ответ тоже перевода не потребовал. Девушка объяснила непонятливой собеседнице, что это покупатель, что он уже выбрал уже несколько игрушек, добавив при этом зачем-то, что я только что прибыл из Австралии.
Успокоив таким образом, хозяйку и улучив момент, когда та ненадолго отвернулась, она, к моему немалому изумлению, молниеносно написала на визитной карточке магазина свое имя и телефон и сунула ее мне.
Тогда я понял, что рыбка попалась на крючок! На самом деле все обстояло совершенно иначе: это я, ничего не подозревая, угодил в сети сам!
В тот день я все же улетел из Рима, но молодая женщина из магазина игрушек уверенно завладела моим воображением.
Прошел месяц, и я решился ей позвонить – наудачу, почти не сомневаясь, что уже позабыт моей случайной знакомой, и все-таки желая испытать судьбу.
– Где ты? – спросила она без предисловий.
Я растерялся, но, овладев собой, ответил на вопрос вопросом:
– Неужели ты еще помнишь меня?
– Конечно, помню! Такие синие глаза так просто не забываются!
– Думаешь, твои такие уж безобидные? – продолжил я этот странный диалог.
– Мои зеленые и жаждущие, а твои синие и ласковые! – возвратила она.
– Это значит – увидимся! – заключил я.
– Наверное… – согласилась итальянка.
И вот я вновь в Риме. Детей у моей знакомой оказалось не трое, а только один. Она призналась, что обманула меня, думая отделаться от случайного ухажера. Правда, потом вдруг передумала.
– А муж? – Этот вопрос я задал ей, когда моя новая приятельница везла меня к себе домой, где-то на окраине города.
– Он… – Женщина в нерешительности сжала губы. – В общем, он в тюрьме. Его осудили за изнасилование, точнее, за нечто вроде этого… но я сама во всем виновата… – Она заметно заволновалась, и я прервал это признание:
– Ладно, ладно! Не нужно говорить, если тебе это тяжело.
Однако, не скрою, меня разбирало любопытство.
Она бросила на меня быстрый взгляд и остановила машину где-то на узкой улочке. В ее глазах я заметил слезы, и это в одно мгновение сделало ее такой женственной, ранимой… Я понял, что просто влюбился в эту молодую продавщицу игрушек…
Что произошло у нее в квартире? Если сказать коротко – нечто невероятное и незабываемое! Такому уикенду, конечно, не суждено повториться. Я уверен, что всю гамму чувств, владевших мною, можно выразить одним вполне приличным русским словом, которого, несмотря на это, не найдешь в словаре. Это слово – реакция простого россиянина на что-то, поразившее его до глубины души, выражение некоего приятного шока. Его практически нет шансов услышать из уст иностранца, но если такое вдруг случается, то свидетельствует о том, что последний, немного владея русским языком, отчасти познал и таинственную русскую душу! Это слово звучит вот так:
– Аабаалдеть!!
Я не случайно вспомнил русский язык: по отцу моя римская знакомая была русской. Отец ее, солдат-красноармеец, участвовал в освобождении Европы от гитлеровской оккупации, прошел от Сталинграда до Берлина, и уже в самом конце войны по глупой случайности был ранен в живот во время пьяного веселья. Винтовочная пуля, по счастью, не повредила ни одного жизненно важного органа, пройдя в трех миллиметрах от позвоночника. В числе других раненных его сначала вывезли во Францию, а затем он оказался в Италии. В палаточном городке неподалеку от большого города на севере страны он проходил курс восстановительного лечения. Там-то и познакомился молодой боец с симпатичной медсестрой. Они полюбили друг друга, и он отказался вернуться на родину… Молодые люди поселились в ее небольшом имении, совсем рядом с тем же палаточным городком. Обвенчались они через несколько лет, а первый ребенок – девочка – появился у них только через пятнадцать лет совместной жизни.
– Ты ведьма, правда? – Я не то спросил, не то подумал вслух уже через несколько минут, после того как мы вошли в ее дом. Спросил, увидев, как она удобно разлеглась на огромной кровати, опершись на какие-то миниатюрные темно-красные подушечки и призывно протянув ко мне руки. Улыбка на ее лице была соблазнительной (и соблазняющей), глаза сияли. Это немедленно вызвало у меня крайнее возбуждение.
– Откуда ты знаешь?
– Многое человек не может объяснить, поскольку лишь чувствует нечто подсознательно. Но ведь сказать женщине, что она ведьма, отнюдь не означает всерьез думать, что по ночам она летает на метле, как это описывается в детских сказках! – выговорил я, уже впиваясь в ее губы, брызжущие сладострастием, как спелое яблоко соком.
Этим вечером и этой ночью мне, признаться, было совершенно все равно, люблю ли я ведьму или просто женщину. В одном я вполне уверен: если бы она потребовала мою душу на утеху дьяволу, то я бы, не раздумывая, отдал ее!
– Я и вправду ведьма, и бабушка моя была ведьмой! – сказала она мне наутро. – А вот и подтверждение! – Она легла на живот. – Потрогай последний позвонок! Видишь, как он перемещается в сторону!
– Все, что я вижу, так это то, что ты женщина, в которой все, от головы до пят, чудесно, красиво и соблазнительно! – ответил я, причем совершенно чистосердечно. В конце концов, ее признание меня не потрясло и не возбудило, а лишь еще больше подогрело желание лучше узнать ее. И еще – попытаться понять ту туманную сторону нашей жизни. И мне было совершенно без разницы, является ли это ее тайным убеждением, каким-то самообманом или правдой.
Мы провели вместе несколько дней. Съездили и в небольшое селение, где жили ее родители – теперь уже старые и немощные.
Она рассказала мне одну историю, главной героиней которой была она сама. Насколько и в какой мере правдивую, вы можете оценить сами. Надеюсь, правильно. Может быть, по ходу моего рассказа вы решите, что все это просто выдумка…
Не забудьте, однако, что всякий вымысел содержит немного правды, но в истине нет ни капли лжи!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
I
Анжела сидела с книгой под огромным оливковым деревом в саду скромного дома, где жила вместе с отцом Паоло и старшим братом Франко.
Уже почти совсем стемнело, но что-то еще смутно можно было различить на морском горизонте – там, где всего несколько минут назад еще было видно солнце, очень большое и очень красное.
Услышав шаги за спиной, Анжела с улыбкой обернулась:
– Это ты, Франко? Почему такой серьезный?
– Боюсь за тебя, сестренка. Отец все еще не вернулся с завода. Наверное, снова придет пьяный.
– Если даже и так, то ведь это не в первый раз и, наверное, не в последний! – заметила девушка.
– Знаю, знаю, Анжела, но сегодня вечером я встречаюсь с Беатрис, и ты остаешься дома одна. Если отец будет навеселе и опять начнет безобразничать, то некому будет его унять, – сказал Франко, наклонился и поцеловал сестру в щеку.
Она поднялась, оставив книгу, посмотрела на него в упор, затем резко повернулась к старой маслине, прижалась лицом к твердой коре и прикрыла глаза.
– Что с тобой, Анжела? Что случилось? – заволновался Франко.
Она обернулась. Ее лопатки упирались в ствол дерева, как будто девушка хотела оттолкнуться от него. Ветер играл с черными локонами, сквозь которые пробивались последние лучи уходящего за горизонт солнца.
– Я получила сегодня письмо от дяди Франциско и тети Анны.
– В самом деле? Это те, с которыми последний раз мы виделись… – он призадумался. – Пятнадцать лет назад. На маминых похоронах. Я тогда только пошел в школу, а ты совсем была малышкой, – удивился Франко.
– Да! Зовут меня продолжить учиться у них, – добавила Анжела и, подбежав к брату, обняла его. – Беспокойно мне, Франко! Как я оставлю это дивное море, этот дом, вас с отцом? Я выросла здесь, с тобой и отцом. Да, может, он и вправду странный, но я люблю его, Франко!
– Успокойся, Анжела! – проговорил брат, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть ей в лицо. Губы девушки вздрагивали, а из глаз, как из двух глубоких пещер, вход в которые был прикрыт завесой из слезинок, пыталась вырваться тоска.
– На севере Италии все-таки лучше, богаче живут. У дяди, насколько я помню, большой красивый дом, – неуклюже пытался убедить сестру Франко, которому почему-то пришлось по душе это неожиданное предложение.
– Мне дорог и наш бедный домик. Он маленький, но наш, Франко! И как я буду без тебя? – продолжала она, изредка всхлипывая.
– Ну, хватит! Нечего хныкать! Ты уже год совершеннолетняя и вполне можешь начать самостоятельную жизнь. Да и чего тебе ждать в нашей дыре? Там, в большом городе, тебя ждет интересная жизнь! – закончил Франко и, потрепав ее по волосам, направился к своему фургончику.
Этой ночью Анжела легла поздно, потому что наслаждалась теплой ночью у моря. Ветерок ласкал ее тело, а временами, дунув посильней, играл ее длинными, до плеч, волосами, как бы лаская и успокаивая.
Приснилось ей, что идет она по незнакомой улице и к ней неожиданно подходит молодой человек в маске. Сняв маску, он вдруг говорит:
– Это я, иди за мной!
Анжела беспрекословно последовала за ним. Они пересекли улицу, затем какой-то парк и подошли к церкви. Войдя внутрь, Анжела оказалась среди каких-то незнакомых людей, но, поняв, что никто не обращает на нее внимания, направилась к алтарю. И вдруг… Она услышала за собой скрип закрывающихся ворот, щелчок ключа в замке – и с ужасом поняла, что попала в ловушку…
Оставшиеся в церкви люди… Нет, они казались людьми лишь мгновение назад, теперь же это – безобразные уродливые карлики, приплясывающие вокруг нее под жуткие гортанные выкрики. Одни смеялись, другие, вопя, начали щипать ее и дергать за одежду, третьи кружились с высунутыми языками, а она вырывалась и звала на помощь. Затем, свалив ее на пол, они кусали и лизали ее тело…
Когда ужас достиг пика, она каким-то неимоверным усилием воли вырвалась из этого страшного сна. Проснулась… Кто-то барабанил в дверь дома.
Анжела вскочила с кровати. Сердце бешено стучало в груди.
На ней не было ничего, кроме ночной рубашки, и она распахнула шкаф, судорожно разыскивая домашнее платье. Кто-то еще сильнее заколотил по двери, повторяя ее имя.
Накинув что-то на себя, она открыла дверь. На пороге стоял ее отец Паоло. Угрюмый и, конечно, пьяный: он покачивался, распространяя вокруг себя винный перегар.
– Почему я должен ломиться в собственный дом? Какого черта вы закрыли двери? –почти кричал отец.
– Прости, папа! Я заснула, а Франко нет дома, и…
– И что, боишься темноты? Боишься, что украдут тебя? – продолжал Паоло, уже ввалившись в дом.
Анжела не стала оправдываться перед отцом, благоразумно воздержавшись от любых слов и придерживая его, едва стоящего на ногах. Тот оттолкнул ее:
– Разыгрываешь жалость? Думаешь, я совсем дурак, не вижу ничего?!
– Хочешь ужинать, папа? – спросила Анжела тихо, но отчетливо.
– Да, хочу! Давай! – Он уселся за стол. Производя эту нехитрую операцию, он, неловко зацепившись за угол, свалил на пол стеклянную кружку. Кружка не разбилась, и это отчего-то разъярило его. Ударив кулаком по столу, Паоло вдруг заорал:
– Всех вас перебью, мать вашу!..
Анжела прикрыла глаза и коротко помолилась:
– Дай Бог, чтобы это поскорее закончилось!
Она поставила перед отцом пустую тарелку и водрузила на плиту кастрюльку с супом – подогреть. Быстро порезала на ломти огромный, из ближней пекарни, каравай хлеба. Однако отец нетерпеливо повернулся к плите и неловко схватил кастрюлю, которая вывалилась у него из рук. Ее содержимое оказалось на полу.
– Ох, что ты натворил!! – неосмотрительно проговорила девушка.
В тот же момент фарфоровая тарелка, посланная рукой Паоло, полетела в сторону Анжелы. Она успела подставить руку, защищая голову, но получила сильный удар краем тарелки по предплечью и вскрикнула от боли. Отец далеко не первый раз приходил пьяным, и без эксцессов не обходилось, но физическую боль он причинил ей впервые.
– Чего притворяешься? Ничего с тобой не случилось! – прохрипел Паоло, поднимаясь из-за стола и направляясь в свою комнату.
Анжела опустилась на колени, обхватив ладонью ушибленную руку. Слезы градом катились по лицу. Она плакала от боли: от боли в руке – и от боли в груди, в самой глубине души, в той точке, где встречаются печаль и радость, где надежда уступает место безнадежности.
– Мерзавец! – крикнула она отцу, точнее, в сторону двери его комнаты.
Пока она наводила порядок, из соседней комнаты уже доносился храп.
Она подошла к стене с фотографией, где были изображены отец и мать в день венчания. Отец тогда (а прошло уже четверть века) был молодцеват, без единой морщинки на лице, можно даже сказать, красив, и держался горделиво. Выглядел он серьезным, хотя Анжела была наслышана о нем как о весельчаке и человеке с чувством юмора. Ничего общего с тем, что он представлял собой сейчас. Впрочем, она и не помнила его таким, каким его описывали, и все эти рассказы казались ей выдуманными. Рядом с отцом на фотографии – мама в свадебном платье. Просто красавица! Улыбающаяся, жизнерадостная, с пышными черными волосами. Над верхней губой небольшая родинка, а глаза – большие, с поднятыми по-азиатски уголками.
– Не удивительно, что он влюбился в маму, – думала Анжела. – Какая, наверное, это была любовь!
Паоло было двадцать, когда он познакомился с девочкой из соседнего села – и «запал» на нее. «Дама сердца» Паоло – Бруна ее звали – была младше его на шесть лет. Виделись они тайно, и «связь» их заключалась лишь в совместных прогулках и различных знаках взаимной симпатии. Однако долго сохранить их отношения в секрете не удалось. Узнавшие об их «связи» возмущенные родители девушки заявили на Паоло в полицию. В участке он честно рассказал, что отношения их были совершенно чистыми и заключались лишь в дружеских беседах и нежной привязанности. Он убеждал полицейских, что имеет вполне серьезные намерения и думает жениться, когда она станет совершеннолетней.
Доводы его для стражей порядка оказались неубедительными, и Паоло предстал перед судом. Но теперь за дело взялась Бруна…
Она побежала к ближайшей, на краю села, скале над морем, привязала один конец веревки к росшему на скале дереву, а вторым обвязалась сама. Она заранее пригрозила таким шагом родителям, так что вскоре на месте происшествия собрались почти все селяне, включая местных полицейских.
Бруна спустилась вниз по скале и так висела, угрожая, что развяжется и погибнет, если Паоло не прекратят преследовать.
Родители испугались не на шутку и пообещали оставить их в покое. Да, так было… Когда Бруне исполнилось восемнадцать, они поженились. Это было счастливым концом одной истории любви, но после женитьбы началась новая…
Сказки о принцах и принцессах заканчиваются торжеством справедливости и счастливым концом. Никто не знает, что произошло после того, как закончился «пир на весь мир», а молодые стали «жить-поживать да добра наживать». Рассказ же о Паоле и Бруне – правда жизни, а жизнь, как сказка, не заканчивается точкой. Поэтому мы можем узнать о том, как продолжилась история наших героев.
Девушка смотрела на старую фотографию и снова и снова возвращалась к тому, над чем уже думала несчетное число раз. Она не помнила матери, но знала, что произошло и кто действительно виноват в ее ранней смерти – а умерла она через два года после ее, Анжелы, рождения.
Анжела была совершенно уверена, что отец пьет именно по этой причине. И искал он спасения в вине, во-первых, потому, что не мог смириться с кончиной жены, а во-вторых, потому, что считал себя виновным в этом.
Дни шли и шли, и потихоньку приближался момент отъезда Анжелы в город к дяде для продолжения учебы. Все это время Анжела проводила с Мирелой, которая, в отличие от нее, была поменьше ростом и не такой стройной, однако хорошо сложенное тело, тугие косы до бедер и большие темные глаза делали ее довольно привлекательной.
В то время, в начале восьмидесятых годов, танцы, на которых играла местная любительская группа, были единственным развлечением для молодежи в поселке. Мирела уговаривала подругу сходить на танцы хотя бы один раз.
– Я не сомневаюсь, что все будет нормально! – увещевала Мирела.
– Но я боюсь, на самом деле боюсь! – отвечала Анжела, сжимая ее локоть. – Ты ведь знаешь, какой у меня отец! А если ему кто-то скажет!? Или, может, его лучше спросить? Но ведь ни за что не пустит! Ах, была, не была!.. – возбужденно решилась Анжела.
– Ты просто прелесть! – радостно взвизгнула Мирела, вскочив, чмокнула Анжелу в щеку и помчалась домой.
Анжела еще немного постояла возле забора и не спеша пошла к дому. Она была задумчива и немного растеряна. Вдруг осозналось: все, что ее окружает, постепенно уходит из ее жизни, что это уже почти прошлое. И Мирела, милая сердцу подруга, – тоже прошлое. Впереди новая, совсем другая и пугающая неизвестностью жизнь. Вдруг остро захотелось остаться, никуда не уезжать. Душа судорожно держалась за эти места и людей, так хорошо знакомых и привычных – и в то же время жаждала новой, лучшей жизни и счастья – где-то там, далеко, в большом городе…
Следующий день начался с чудесного утра. Ничто не предвещало ненастья. Люди с побережья, особенно рыбаки, могут неплохо предсказывать непогоду. Однако даже этот, накапливавшийся веками опыт, не гарантирован от ошибок. В открытом море он может подвести даже бывалого рыбака.
Вечером этого дня Франко с двумя товарищами вышел на лодке в море. Время от времени налетал легкий ветерок. Его порывы словно подчеркивали и усиливали ритм вечного танца моря.
К этому время Анжела закончила с ужином и, прибрав стол, налила для отца бокал вина, и – по его требованию – и себе немного: он считал, что это полезно для сна.
Девушка, присев к столу, сделала маленький глоток и, бросив быстрый взгляд на стоявшие на комоде часы, решила, что подходящий момент наступил:
– Знаешь, что, папа?.. Можно мне сегодня лечь в комнате Франко?
– Зачем? – Паоло удивленно взглянул на дочь. – А чем тебе не нравится твоя?
– Франко все равно вернется только завтра, а мне Мирела дала интересную книжку. Вот, посмотри! Ты ведь не любишь, когда у меня горит свет, потому что через витражную дверь он пробивается в твою комнату, вот я и подумала… – скороговоркой выпалила Анжела, надеясь, что это усыпит его бдительность.
– А!… – Паоло прикусил губу, как будто припоминая что-то. – Та самая Мирела? Ты опять водишься с ней? Не говорил ли я, что она тебе не пара?
– Да, говорил, папа. Этого вправду больше не будет! – Анжела покраснела от собственной лжи.
Мирела в свои двадцать лет, действительно, не пользовалась славой добропорядочной девушки. Говаривали, что видели ее с какими-то парнями, что она уже довольно искусна в любви, да и есть в кого: недалеко, мол, ушла от матери… и другие малоприятные вещи. Конечно, большей частью эти сплетни были далеки от истины. Анжела это знала, по крайней мере, верила ей, но, тем не менее, именно такая Мирела и была ей нужна.
Паоло никак не мог решиться: с одной стороны, он хотел как-то оградить дочь от «дурного общества», с другой, прекрасно понимал, что в пьяном виде это «общество» ничуть не лучше. Да-да, он не заблуждался на собственный счет, хотя никому в жизни не признался бы в этом.
Он уже несколько дней не пил ни капли, ни разу не зашел в излюбленный трактир, чтобы опрокинуть чарку после работы. В тот злопамятный вечер, когда он обидел Анжелу, Паоло был на поминках по поводу смерти одного из коллег и его жены в дорожной аварии. Компания так усердно и дружно заливала скорбь по безвременно ушедшему товарищу, что им втайне стало чуть ли не жаль, что такие (или подобные) поводы не представляются чаще.
Паоло обычно не помнил отдельных деталей своего поведения в пьяном угаре. Однако синяк под локтем Анжелы не мог остаться незамеченным, да она и не пыталась этого сделать.
Он разрешил ей лечь в комнате Франко, но это было более искуплением вины за случившееся, нежели благородным порывом души или уступкой.
Приморский поселок почти погрузился во мрак, когда Анжела тихонько выбралась наружу из окна комнаты брата, предварительно убедившись, что отец уже заснул. Она знала, что без особых причин он не поднимется до утра. Легко скользнула в ночь, чтобы встретиться с Мирелой у ручья, не обращая внимания на пронизывающий ветер. Вдали слышался шум сердито разбивающих о скалы волн.
Вдруг ее что-то насторожило. Она остановилась и прислушалась. Внезапно вдоль позвоночника будто током ударило: из темноты послышался голос Мирелы – несвязный, возбужденный. Слова обрывались неистовством чувств в любовной игре двух обнаженных тел на вершине страсти, будто выбрасывая их из орбиты собственного «я» в глубины мироздания и затем вдруг приведя любовников в блаженное состояние расслабленности, удовлетворенности и счастливого забытья.
Так Анжела стала невольным свидетелем незаурядного события – чужого счастья.
Она смотрела на подругу в объятьях неизвестного мужчины, и по телу ее разлилось чудесное тепло. Одновременно ее легко возбуждали мягкие, как морской прилив, волны похоти. Сердце быстро застучало в груди и, неосознанно царапая ногтями кору скрывающего ее дерева, она почувствовала, что тихий огонь внутри может бесконтрольно разгореться до страшных размеров.
Вероятно, так бы и произошло, если бы не начавшийся ливень. Одна, вторая, третья… и вот уже целый град капель стер границу между небом и землей. Невдалеке бесновалось возмущенное море, и волны, разбиваясь о камни, добавляли в и без того сырой мельчайшую изморось, которая смешивалась на берегу с дождем под аккомпанемент завываний ветра.
Анжела поспешила домой. Сначала шла, потом побежала, упала, и, поднявшись, снова побежала и снова упала. Поняв, что уже вся насквозь промокла и перепачкалась, смирилась и остаток пути до дома просто шла неторопливым шагом.
Подойдя к дому, точнее, к окну покинутой ей комнаты, она попыталась открыть раму. Окно не поддавалось. Анжела с ужасом поняла, что его кто-то закрыл изнутри. А это мог быть только отец…
Дыхание перехватило. Девушка в панике представляло то, чем может теперь закончиться встреча с отцом. Анжела лихорадочно пыталась придумать оправдание своему поступку, но в голову ничего подходящего не шло. Этой ночью она должна была быть в комнате Франко – это то, что знал ее отец. Остальное просто не имело права случиться!
Анжела подошла к входной двери и в нерешительности остановилась: может, убежать, уйти из дома? Будь оно все проклято!
Уже изнемогая под дождем, собралась с силами – будь что будет! – и повернула дверную ручку.
Счастье благосклонно к неопытным. Что же произошло?
Ушедший с приятелями в открытое море Франко уже после нескольких пройденных миль, убедился, что об улове думать не приходится. Погода быстро портилась, и они вернулись на берег. Не зная, что сестра его должна была ночевать в его комнате и полагая, что она уже давно спит у себя, он закрыл оставленное неплотно закрытым окно и лег в постель.
Войдя в дом, Анжела сразу поняла, что ее ночное приключение пока еще может сойти ей с рук безнаказанно. Если бы дело обстояло иначе, отец бы так мирно не похрапывал. Она тихо сняла себя мокрую одежду, высушила полотенцем волосы и подтерла все следы. Затем блаженно улеглась на кровать под шум все еще не прекращающего дождя и завывание ветра. Где-то громыхал гром.
– Ох, как страшно сейчас на улице! – подумала она, поежившись, и с этой мыслью уснула.