Дария Лав
Рожденная
Я грела руки в горячей воде, глядя, как вода убегает в водосток, слушая шум кофемашины и изредко бьющегося о крышу, замирающего дождя. В зале вновь было темно, прямо как поздним вечером. Но мои глаза уже настолько хорошо видели в темноте, что я отлично ориентировалась на кухне. Я разлила горячий кофе по кружкам, украсила взбитыми сливками и поставила их на столик в нише. Надо мной не горела даже желтоватая лампа, и я отчетливо видела каждое темное деревце на заднем дворе, будто подглядывала за природной стихией.
Небо было еще светлым, голубым, и если бы не темные свинцовые, медленно плывущие тучи, зависшие над нами и бросающие на землю громадную тень, вечер казался бы весьма приятным. Высоко в небе, задернутая поволокой, повисла молочная, едва заметная луна. И ветви, в тени черные, будто вымазанные сажей, кровожадно тянулись к окнам.
Я распахнула широкие стеклянные двери террасы, поежилась от пробравшегося в дом холодного воздуха и выглянула на улицу. Меня все еще грела кружка горячего кофе в руках. Я стояла в дверном проеме, ни о чем не думая, глядя вдаль, сквозь высокие сосны, и даже не заметила, как Адам подошел и обнял меня сзади. Я прижалась к его твердой груди, вцепилась пальцами в обхватившую меня руку и закрыла глаза, слушая его дыхание. Слушая дыхание лесы и завывающего в верхушках сосен ветра. Они шептали мне что-то, но я слышала лишь как бьется у Адама сердце.
После только что прошедшего мелкого дождя пахло свежестью. Но давящая тишина предрекала – это только затишье перед бурей.
Я оказалась права. В минуты небо потемнело, тучи будто спустились ниже к земле, и, как я и думала, вскоре прямо над нашим домом прогремел гром. Мы зашли в дом, плотно закрыли стеклянные двери, уселись за столик, но не стали включать свет. Адам уставился куда-то вверх, на потемневшее небо, я – на него. Неужели на этой буре кончились здесь погожие дни? Я боялась, что горящие пламенем облака, будто высоко над ними пылало яркое зарево, осталось лишь моим воспоминанием.
Глава 4. Сиэтл
23
Незаметно время приблизилось к двадцатому числу. Вышедшее из-за туч солнце заботливо грело мою кожу, пробиваясь сквозь раскидистые ветви высоких сосен и заглядывая в окна кухни. Этот день начался хорошо, потому что я сидела за круглым столиком с кружкой кофе, любуясь светящимися верхушками деревьев. Воздух наполнился благоуханием свежих цветов в вазе, а Миса щекотала мои щиколотки своим пушистым хвостом. На душе у меня было легко.
Оказалось, Харпер в таком раздрае, что просто сняла себе номер в недорогой гостинице на первое время, а не переехала в дом родителей, настолько ей хотелось побыть одной и прийти в себя. Она ждала меня у себя только вечером, но я решила приехать раньше, заселиться в номер в той же гостинице и посмотреть город. Фото на их сайте не внушали доверия, поэтому все необходимое я брала с собой и собрала целую дорожную сумку – я никогда не умела ездить налегке.
Свою машину Адам оставил мне, чтобы я спокойно добралась до Сиэтла, а потом – домой, а не мучалась с выбором подходящего автобусного маршрута и транспорта до отеля. В таких вопросах он всегда отталкивался в первую очередь от моих безопасности и комфорта. Самому же Адаму пришлось просить коллегу подвезти его до работы, и все утро он ходил по дому и вслух размышлял о второй машине, для меня. В голове у меня только и крутилось, что он это не всерьез, но зная Адама, можно было догадаться, что рано или поздно новым автомобилем будет занята свободная часть гаража.
Перед выходом, зная, что меня не будет почти двое суток – я собиралась переночевать в Сиэтле, – я отыскала Мису. Она нежилась в солнечном свете в самом центре светлого ковра в гостиной и вся вытянулась, довольно жмуря глаза, когда моя рука несколько раз прошлась по ее светлому животику. Я почесала под шейкой и за ушами, пожелала хорошего вечера с Адамом и, подобрав с пола приготовленную сумку, пошла в гараж.
День обещал был теплым, и я только надеялась, что такая погода сможет продержаться до завтра – совсем не хотелось гулять по городу, прячась под зонтом от дождя. Машина резала воздух, как нож масло. Я неслась по лесной дороге, а позади оставалась стена хвойного леса. Солнце золотило верхушки сосен. Я то ныряла в тень высоких деревьев, то выныривала из нее на яркий солнечный свет.
В окнах машины не пару минут показался крохотный городок. Я бросила на него короткий взгляд, в очередной раз вспомнив, насколько он мал – всего несколько кирпичных трехэтажных зданий вдоль главной дороги, прорезающей ножом город, да россыпь скромных приземистых частных домиков. Если бы не компания Адама, это было бы просто медленно исчезающее с карты поселение, отток жителей опустошил бы эти улицы. Но город еще держался на плаву и, хотелось бы верить, я вместе с ним. За считанные минуты я пронеслась сквозь город, и редкие строения его окраин остались далеко позади.
Точки назначения я достигла только через полтора часа – остановилась перекусить в кафе. За панорамными окнами высотки резали своими шпилями облака. Небоскребы из стекла и стали, бесконечные прямоугольники окон каменных зданий напоминали мне родной Чикаго. Конечно, населения здесь в несколько раз меньше, и Сиэтл не простирается огнями на несколько миль, куда хватает дотянуться взора, но здесь были люди.
Я дышала полной грудью, вновь погруженная в городской темп. Жизнь здесь пульсировала, словно кровь вновь циркулировала по телу. И от этого темпа – почти как дома – дух у меня захватывало. И одновременно с этим я вливалась в него, как ручей в буйную реку, становясь его частью.
Было страшно признаваться самой себе, как недоставало мне этой кипящей жизни, как сильно хотелось ловить каждый миг, проведенный здесь. Но я брала себя в руки, напоминая себе об Адаме и его горячих объятиях, что ждали меня уже через пару дней. И этими мыслями удавалось зашить мою вновь открывшуюся рану.
Я покинула центр города ближе к вечеру, к назначенному Харпер времени. В багажнике у меня лежала бутылка вина – хоть я и не любительница выпить, подумала, что оно может понадобиться – и две пинты мороженого. Подъехав по навигатору к отелю, я вдруг поняла, что он всего в нескольких минутах ходьбы от набережной. Это оказалось невысокое, немного винтажное здание с несколькими кованными балкончиками, практически крайнее перед широкой магистралью, граничащей с набережной. Я закусила губу в надежде, что вид мне достанется на ближайшие высотки – хотелось как можно дольше наслаждаться вечерними огнями города.
Внутри отель выглядел еще более старинным, чем снаружи: тепло-коричневые деревянные панели на стенах, пол, устланный ковром с мелким рисунком, и лестница с резными перилами. Приветливая девушка за стойкой администрации выдала мне ключи от номера, и я поднялась на третий этаж. Мне повезло – единственное окно выходило на дорогу, за которой вдалеке виднелись высокие здания, а стеклянные двери открывались на небольшой кованый балкон, тот самый, что находился практически над вывеской отеля. Мебель здесь тоже была винтажной, а на постельном белье вырисовывались тонкие веточки вербы.
Я оставила дорожную сумку на постели и огляделась. После гудящего города спокойный старинный номер с тяжелой мебелью из дерева и цветочными занавесками действовал как успокоительное и больше всего напоминал о месте, из которого пару часов назад я уехала. И, стоя посреди комнаты, я невольно вспомнила наш с Адамом дом в лесу – там такое спокойствие, тишина и умиротворение царили повсюду. Я захватила пакет с продуктами и отправилась на поиски номера Харпер.
Ее комната была на том же этаже, нужно было только пройти пару узких коридор, между нашими номерами я насчитала восемь дверей. Не так уж и близко, зато не придется бегать туда-сюда по лестнице. Стоя перед дверью номера Харпер, я набрала полную грудь воздуха, готовая к любым ее эмоциям, и постучала. Но дверь мне открыла вовсе не она. Передо мной стояла смутно знакомая девушка с темными волосами и родинкой над верхней губой.
– Привет, ты Бьянка, верно? – Она протянула мне руку и жестом пригласила войти. Харпер сидела на кровати с еще одной девушкой, платиновой блондинкой, всю ее правую руку покрывали многочисленные татуировки. Девушка, встретившая меня, повернулась к остальным и громко объявила: – Теперь все в сборе.
Харпер тут же подлетела ко мне и заключила в объятия, на ухо сыпя благодарности, что смогла вырваться и уделить ей время. Она широко улыбалась, представляя мне своих подруг.
– Это Эшли, может, вы друг друга помните, иногда у нас троих были общие лекции. – Она указала не девушку, встретившу меня. Затем рукой мне помахала с кровати платиновая блондинка с тату. – Триш, ее ты не знаешь. А это Лайла. – Только сейчас я увидела третью девушку, утопающую в кожаном кресле. Темные волосы у нее были забраны в низкий хвост, но несколько прядей выбились и закручивались в неплотные кудри у лица. Глаза у нее были по-кошачьи вытянуты. Она была самой молчаливой и скупой на эмоции из всех. Сдержанно Лайла махнула мне рукой и погрузилась в изучение здешнего меню. Ее глаза как-то слишком плавно задвигались по страницам, будто просто пробегались по строкам.
Я глядела на всех собравшихся и чувствовала, как жар приливает к лицу – одна бутылка вина и пара упаковок мороженого теперь казалось жалким угощением, никак я не ожидала увидеть кого-то кроме Харпер, и заметно растерялась.
– Ого, ты что-то принесла, круто, – блондинка разрядила обстановку, подскочив ко мне и выхватив пакет. Она выглядела живо и дружелюбно, и я была ей безмерно благодарна. – А мы заказали пиццу, скоро должны доставить.
Еще раз я глянула на Харпер. Она выглядела вполне счастливой, наслаждаясь женской посиделкой, но я знала, на душе у нее скребут кошки. Было ясно, осведомлена об этом не только я, и все девушки поддерживали общую атмосферу, будто ничего и не произошло. Я решила придерживаться той же стратегии.
Атмосфера быстро разрядилась, и вот мы уже сидели на большой кровати и без умолку болтали. Скоро привезли пиццу, и коробки валялись по всей комнате. Девушки включили какой-то фильм по телевизору, на который никто не обращал внимания, пили вино и разорили мини-бар. Не пила только я, никогда не любила терять чувство осознанности, но вот Харпер прилично напилась и в один момент подозрительно притихла, смолк ее смех. Она застыла, уставившись в одну точку, и вдруг с широко открытыми, испуганными глазами произнесла:
– Он изменил мне.
Повисло молчание. Воздух в номере вдруг стал очень тяжелым. Я попыталась вдохнуть полной грудью, но смогла сделать только короткий вздох и сглотнула. По тому, как переглянулись девушки на кровати, я поняла: они чувствуют то же самое. Не глядя на нас, Харпер продолжила.
– Не-ет, не просто изменил. – Она смахнула с щеки катившуюся слезу. – Он изменял.
Мы все разом ахнули. Не единожды. Это было не единожды… В голове у меня заплясали картинки, воспоминания. Вот Майкл приехал к Харпер в общежитие. Вот мы большой компанией сидим все вместе в кафе. Они откинулись на диванчике, Харпер вся в его объятиях, он обхватывает ее обеими руками, не желая отпускать. Шепчет нежности на ухо. Они будто в другом мире, не со всеми, никого, кроме них двоих, не существует. У меня засосало под ложечкой.
– Мы оба любили тусоваться в своих компаниях. – Харпер говорила как робот, глядя сквозь телевизор, сквозь нас. Лицо у нее застыло в пугающей отстраненности. Она почти не моргала. – Вы знаете, для меня это никогда не было проблемой. – Харпер вдруг зажмурилась, ее губы исказились в болезненной усмешке. – Если уверен в себе, не подумаешь на другого, верно?
Я была уверена в себе. Я бы никогда не посмотрела на другого парня. Как вообще можно посмотреть на кого-то, кроме Адама? Он заходит в комнату, и она озаряется светом его улыбки. Как можно желать кого-то, кроме Адама, тем более, если повезло быть с таким мужчиной? Да, я была уверена. В себе… К горлу подступил ком, срочно нужно было прокашляться, но, задержав дыхание, я подавила этот порыв.
– И кто это был? – Услышала я голос справа от себя и вся внутри вздрогнула. Спрашивала одна из девушек, Эшли, если я не ошибаюсь, и спрашивала очень осторожно. Голос звучал неуверенно и глухо.
Я вся подобралась и затаила дыхание. Действительно, кто? Кто это может быть, когда твой парень постоянно у тебя на виду? Кто это может быть, когда вы живете вместе, как это было у Харпер и Майкл? Как у…
– Коллега. – Ответ Харпер прозвучал словно молот ударил по наковальне. Просвистело, падая, лезвие гильотины. Кожа у меня на шее заныла. Или виновато было внутреннее удушение? Я держала себя в руках, чтобы не взметнуть ладонь к горлу. Сфокусировалась на голосе Харпер. Я ведь приехала сюда поддержать подругу, разве не так? Она глухо продолжала, ее рот дрожал в подобии истерической улыбки. – Что может быть банальнее, правда? И что самое интересное… – Харпер вдруг вскинула яростный взгляд. Могу поклясться, она представляла перед собой лицо Майкла. – Я ее знала.
Сердце у меня сжималось от каждого ее слова. То, как она говорила, то, как горели ее глаза. Все говорило о разбитом сердце. Но все-таки казалось: Харпер больше злилась, чем страдала – зная ее характер, я не была удивлена. Сидела в каком-то тупом оцепенении, не решаясь взять ее за руку, глотая каждое слово. А сама думала о том, что мы еще не успели пригласить коллег Адама на ужин. Я знала о них лишь по его рассказам.
– Да кто так делает? – вдруг вскрикнула Харпер и с силой пнула пустую коробку от пиццы так, что та улетела в стену прежде чем глухо плюхнуться на пол. – Она приходила к нам, знала, что мы вместе, ела еду, которую я готовила. Он говорил, что они просто хорошие коллеги. И ему хватило наглости закрутить роман прямо перед моим носом! – Она возвела руки, оглянулась в поисках поддержки и сразу же получила ее в виде наших ругательств. – Это было унизительно. Они будто смеялись надо мной. Эмоций ему в отношениях не хватало!
Между ними было такое взаимопонимание, незримая связь. Идеальная пара… Все мы думали, у них будет крепкий брак, они нарожают кучу детей и состарятся вместе. Даже такие отношения рассыпались, как карточный домик… весьма хрупкое счастье. Желудок скрутило узлом, я лишь надеялась, что это не отразилось на моем лице. Мне вдруг отчаянно захотелось позвонить Адаму, просто услышать его добрый голос, убедиться, что все в порядке. Я разжала ладонь – оказывается до боли впивалась ногтями в кожу, – рука невольно потянулась к телефону, но тут все мы услышали спокойный, будто баюкающий голос Лайлы.
– Сейчас главное – не принимать это на свой счет. – Мы замолчали, глаза невольно обратились к Лайле. Ее голос гипнотизировал, действовал, как успокоительное. Промелькнула мысль: этой девушке не подходит ее голос, бывает же такое. – Это его личная проблема. Ты прекрасна и ты здесь ни при чем. Когда встретишь своего человека, он никогда не заставит чувствовать себя подобным образом.
Я глядела на Лайлу во все глаза, как и остальные, и тут она встретилась со мной взглядом. В ее вытянутых глазах сверкнул отблеск проезжающей мимо окон машины, и я невольно покрылась мурашками. Она сразу отвела взгляд. Надеюсь, не заметила моей реакции. Но, как ни странно, ее слова меня успокоили. Мои ладони разжались. Я больше не тянулась к телефону. Она была права. Не стоит принимать это на свой счет. Иногда так бывает, обращаются вовсе не к тебе, но слова задевают до глубины души.
Харпер тоже приободрилась. Рука Лайлы мягко касалась ее плеча, и будто от одного этого прикосновения Харпер могла дышать глубже. Еще несколько минут они сидела, приходя в себя, а потом немного виновато улыбнулась. Буря прошла.
– Оу, похоже, мини-бар все, – объявила Эшли, девушка с родинкой над губой, открыв дверцу маленького холодильника.
– Я видела бар на первом этаже, можем пойти туда, – предложила блондинка.
Все согласно закивали, даже спокойная Лайла поддержала идею, которая понравилась всем. Всем, кроме меня.
– Да, это то, что нужно, – почти ровным голосом сказала Харпер. Она уже гляделась в зеркало, убеждаясь, что слезы не испортили ее макияж. – Мне просто необходимо развеяться.
А у меня в голове тем временем был только Адам. Что бы он почувствовал, если бы узнал о моей ночной прогулке? Желудок у меня завязался в узел. Я не хотела идти в бар, не хотела тусоваться. Вот бы Адам каким-то магическим образом оказался тут. Я вдруг представила, как буду стоять перед ним завтра вечером и рассказывать об этом. Меня замутило.
– Девочки… – протянула я, и все сразу обернулись ко мне. – Вы не против, если я не пойду?
– А что такое? Что-то случилось? Как себя чувствуешь? – Наперебой зазвучали их вопросы.
Я было начала отнекиваться, говорить, что все в порядке, что просто устала и хочу спать, как спокойным голосом нашу болтовню прервала Лайла. Она не сводила с меня своего серьезного, прищуренного взгляда и, глядя мне прямо в глаза, произнесла:
– Я понимаю. Если бы у меня был хороший парень, мне бы тоже не хотелось очернять наши отношения сомнительным пьяным вечером в баре. – От нее веяло таким спокойствием, что я невольно с благодарностью улыбнулась. В этот момент Лайла однозначно стала моей любимицей, и я молилась, чтобы она жила не дальше Сиэтла. Ее глаза продолжали меня гипнотизировать. Как бы от них оторваться?
Одними губами я сказала “спасибо”, Лайла лишь сдержанно, но уж очень тепло улыбнулась. Секунда потребовалась остальным, чтобы вникнуть в ее слова, но затем девушки с пониманием закивали, но как-то обреченно, словно это было вовсе не моим решением и нежелание идти в бар без моего молодого человека достойно утешения. Я не предала этому значения и, когда девушки собрались, вышла вместе с ними.
Мы дошли до лестничного пролета и начали прощаться. Харпер обняла меня изо всех сил, что у нее остались.
– Спасибо, что приехала. – Она разомкнула объятия и растерла мои плечи. – Обязательно пиши мне, не так уже далеко и живем друг от друга.
Я только, улыбнувшись, кивнула, помахала на прощанье девушкам и вдруг оказалась в объятиях Лайлы. Она касалась меня осторожно, легко, едва дотрагиваясь ладонями до моих лопаток. И по спине у меня вдруг пробежали щекочущие мурашки. Я вся замерла, ощутила шлейф ее духов, неожиданно глубокий и сложный аромат. А потом она расцепила объятия, а мне почему-то отчаянно захотелось вновь почувствовать мягкую ткань ее блузы под своими пальцами.
– Была рада познакомиться, – почти прошептала Лайла, задержав на моей лице свои глаза, ускользая от меня. И вот уже они вчетвером спускаются. А я смотрю вслед, скорее ей, чем всем остальным, пока компания не исчезает в следующем пролете лестницы.
24
Битый час я слонялась по номеру, теребя в руках оборку на рукаве своего платья. Черное кружево уже измялось и покрылось сеткой полосок, когда я наконец нашла в себе силы отпустить израненную ткань. Я никак не могла найти себе места, меряя комнату шагами, присаживаясь то на кровать, то на кресло, каждый раз поднимаясь и пытаясь взять себя в руки. Нижняя губы была уже искусана чуть не до крови, и я чувствовала во рту соленый привкус ржавчины.
Внутри у меня все тряслось, хотелось выпрыгнуть из собственного тела, помчаться в сторону нашего с Адамом дома. Сейчас никакие высотки и небоскребы, городской темп жизни, которого мне так не хватало, не имели смысла. Я написала Адаму, спросила, как проходит его вечер, и он ответил максимально дружелюбно, максимально привычно для себя. И этого должно было бы хватить, чтобы успокоить меня. Но этого оказалось недостаточно. Ком подкатывал к моему горлу, слезы щипали глаза. Если самое страшное когда-нибудь произойдет, не Адам станет причиной нашего разрыва. Что, если в какой-то момент это буду я? Надеюсь, любовь к Адаму всегда будет затмевать любовь к бешеному темпу каменных джунглей.
Комната вдруг стала крошечной, воздуха здесь перестало хватать. Мне нужно было срочно выйти проветриться, но не на этот крошечный балкон, где каждый желающий прохожий мог видеть, как в отчаянии я хватаюсь за голову. Я вспомнила о набережной и выглянула в окно. Она виднелась по диагонали от отеля, тянущаяся за широкой трассой, темная и практически пустая. Я схватила куртку, набросила ее на плечи и выскочила из номера.
Снаружи у воды, тихо плещущейся недалеко внизу, стало гораздо спокойнее. Хоть наш дом и был окружен деревьями, а не водой, этот тихий плеск как часть чего-то природного успокаивал. Я закрывала глаза и видела Адама, развалившегося на диване, на руках у него мурчала Миса, на телевизоре был включен фильм, не хватало только меня. И мысль о том, что я окажусь там, рядом с Адамом, в составе нашей маленькой семьи уже завтра вечером окончательно меня успокоила. Он ждал меня, и я это знала.
Собираясь в эту короткую поездку я даже и представить не могла, как пара дней без Адама на меня подействует. Как я жила без него раньше, без возможности каждый день держать его за руку и накрывать поцелуем его губы, засыпать и просыпаться вместе? После разделяющих нас сотен миль, это казалось мне роскошью, но роскошью, жизненно необходимой. Это настоящая любовь или я просто зависима? Я решила об этом не думать.
Когда я оглянулась вокруг, полностью пришедшая в себя, было уже достаточно поздно. Набережная была совсем пустая, а машины по трассе проезжали реже, чем по одной в минуту. Нужно было возвращаться, и я двинулась в сторону отеля. Вдалеке я видела его огни, квадратные окна света, служившие мне ориентиром. От воды дул холодный ветер, который я заметила только сейчас, и я куталась в продуваемую куртку. Руки у меня похолодели, и можно было только надеяться, что в такой поздний час мне согласятся принести в номер горячий чай.
Я ускорила шаг, пытаясь согреться, почти бежала, и отель был уже совсем близко, еще немного, и я увидела бы пешеходный переход через трассу к его зданию. Внутренне меня что-то подгоняло, стуча в висках. Я никак не могла объяснить своего желание как можно скорее оказаться внутри или хотя бы в свете уличных фонарей, горящих по ту сторону трассы. Только бы скорее оставить позади эту темную пустую улицу.
Но тут краем глаза я увидела тень. Она проскользнула где-то у меня за спиной, выскочила из-за угла здания, оставшегося позади и исчезла за перилами набережной. Сама не знаю, почему, но это заставило меня остановиться. Все внутри кричало мне бежать, все мое существо тряслось внутри телесной оболочки, но я остановилась как вкопанная и огляделась. Пыталась убедиться, что мне показалось. Я развернулась, взглядом уперлась в то место, где проскочила тень, но оно было совершенно пустым. Неужели мне показалось?
Мои глаза бегали по дороге, тело в напряжении все собралось и подтянулось. Там никого. Я выдохнула. Я собиралась уходить, почти повернулось, но глаза снова выцепили тень, пронесшуюся у меня за спиной. Все внутри похолодело, меня словно окатили ледяной водой. Я приготовилась бежать, но тело не слушалось, я застыла на месте. Это длилось не больше секунды, но я знала, что эта секунда может дорого стоить.
Там, позади, мог быть кто угодно, я чувствовала чужое присутствие спиной. Я чувствовала каждый тяжелый удар сердца в своей грудной клетке. Давай, Бьянка, беги! Я не могла. Все тело сковало от страха. Вот так все и происходит: жертва столбенеет, и с ней делают все, что хотят. Внутри все сжалось в ледяной комок, нужно было лишь выпустить эту энергию. Я сделала глубокий вдох… и побежала.
Правая нога коснулась асфальта. Все было как в замедленной съемке. Коснулась левая. Я должна была бежать быстрее. Мое тело обхватили сильные руки, сжали меня до хруста костей. Режущей болью отдались ребра, еще немного и кости треснули бы. Я не знала, что человек может быть таким сильным.
Руки подняли меня в воздух, я заперебирала ногами, пытаясь ударить его по щиколоткам, но мои ботинки лишь без разбора резали воздух. Одна его рука легла на мой рот – спасения больше не было. Я была лишь беспомощной безмолвной куклой в его руках. На секунду я подумала, он перенесет меня через ограждение и бросит на прибрежные камни.
Но тут почувствовала боль. Стрелой она пронзила мое горло и, как яд, разлилась по телу. Острая и ледяная, высасывающая мою жизнь. Улица перед глазами начала меркнуть и темнеть, мне становилось все холоднее. Силы покидали тело, и я повисла в его руках, как безвольная кукла, не понимая, что со мной происходит.
Я чувствовала, как он сжимает меня сильнее, будто выдавливает последние капельки жизни. Еще несколько секунд, и я отключусь. Его рука соскользнула с моего лица на горло, заставляя больше обнажить шею. Я переставала чувствовать свое тело. Его рука соскользнула с лица!
Я собрала последние толики своих сил, от которых только что была готова отказаться, и закричала. Так громко, как только могла. Меня мгновенно отпустили. Руки, сжимающие меня секунду назад, исчезли, и я рухнула на холодный сырой асфальт – шел дождь. Острая боль пульсировала в моей шее, но я знала: мне не перерезали горло.
Я приложила ладонь к раненой коже и почувствовала влажное тепло. Посмотрела на руку и увидела, как размытая алая кровь убегает с кожи, смываемая крупными дождевыми каплями. Она текла по моей шее, спускаясь к платью, капала на асфальт. Я ощущала витающий в воздухе запах ржавчины. Меня тошнило. Сил не хватало, чтобы подняться. Но я оттолкнулась руками от земли и на ватных ногах зашагала к зданию отеля.
Я не чувствовала рядом его присутствия, знала, он исчез и больше не вернется. Горящие огни приближались слишком медленно. Я не ощущала в себе никакой силы, тело подводило меня. Ноги еле-еле могли шагать, я прижимала руку к разорванной коже, невидящим взглядом фокусировалась на дверях отеля. Там мне помогут.
Путь был непреодолимым. Холл отеля исчезал, а потом снова появлялся. Внутри никого не оказалось, только пустой коридор и лестница. Здесь не помогут, придется самой. Я ухватилась за перила и начала подниматься вверх, к своему номеру, чувствуя, как у меня подкашиваются ноги. Кожа под ногтями, мышцы на руках отдавались болью – изо всех сил я цеплялась за перила. В глазах все раздваивалось и темнело.
Шаг, еще шаг. Давай, Бьянка. Нужно вызвать скорую. Я практически упала на дверь своего номера, трясущейся рукой вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь. Шаг, еще шаг, все снова темнело, я почти не чувствовала ног. Где же этот чертов телефон? Точно, столик у кровати. Из последних сил я сделала несколько шагов, но тут в мои колени врезалось что-то мягкое. Черт! Я не рассчитала расстояние и распласталась на постели, силясь дотянуться до телефона. Моя рука зависла в воздухе, а потом все погрузилось в темноту.
25
В ту ночь мне ничего не снилось. Но меня било в крупной лихорадке.
Я видела свет потолочной лампы. Чувствовала собственный запах перепачканной в крови одежды. Все вокруг меркло и появлялось вновь. И с каждым разом все ощущения становились ярче. Свет бил в глаза, запах – в ноздри, и я сжималась в попытках избавиться от этих чувств.
Моя кожа на шее горела, я вся горела. Оно распространялось от груди к кончикам пальцев. Я ничего не могла с этим сделать. Но я не кричала, кажется, лишь короткие тихие стоны боли срывались у меня с губ. Потому что никто не пришел. Никто не помог. Я осталась одна, не в силах противостоять лихорадке.
Машины стали проезжать чаще, люди на улице – говорить громче. Их голоса оглушали меня. Свет ослеплял. Меня ломало изнутри. Когда-то я тяжело болела и бредила от высокой температуры, но то было ничем по сравнению с этой лихорадкой.
Наверное, я умирала от потери крови. С каждым разом я отчетливее чувствовала ее запах. Наверное, ее становилось больше на моей постели. И в какой-то момент, когда этот запах заполнил меня, от него уже не тошнило, и лихорадка начала отходить. Каждая часть тело освобождалась от боли. Я испускала последние вздохи жизни. Я не была готова умирать, но больше не могла бороться. И все померкло вновь.
26
Яркий свет ударил мне в глаза, когда я приоткрыла веки. Ужас этой ночи еще преследовал меня, но я уже не чувствовала боли, только далекие отголоски воспоминаний о жуткой лихорадке. Я вспомнила о ране, дернулась рукой к шее, но нашла там лишь гладкую кожу. Ни царапины, ни ушиба, только на коже моей, спускаясь к линии платья, сухой тонкой коркой застыла кровь. Я огляделась вокруг – нигде, кроме моего декольте, крови не было. Я думала, она насквозь пропитала простыни, и потому я так отчетливо чувствовала ее запах, но постель была чистой.
Дневной свет, льющийся из окон, неприятно бил мне в глаза. Я так четко видела собственные пальцы, как никогда прежде. Каждый ноготок, каждую венку, отпечатки, сеткой расползающиеся по подушечкам пальцев. Это напрягало мои уставшие глаза, будто фокус бегал от одного предмета к другому, и я не могла увидеть номер целиком.
Пошатываясь, я поднялась с постели – комната кружилась, меняя расположение стен, – чтобы закрыть стеклянные двери на балкон – так громко разговаривали внизу люди, раздражая мой слух. Но подойдя к балкону поняла, что двери плотно закрыты. Я взглянула вниз, на улицу. Прохожие шли мимо здания, спокойно переговариваясь со своими спутниками, но их голоса сливались в один общий гам в моей голове. Я зажала уши в попытке прекратить этот кошмар, зажмурилась, свернулась клубочком в углу комнаты. Но свет, запахи и звуки разрывали меня на куски.
Не знаю, сколько я просидела вот так. Маленькая беспомощная девочка, не понимающая, что с ней происходит. Но вскоре мой желудок дал о себе знать, и я почувствовала пустынную сухость у себя в горле. Будто я бежала марафон в жаркий день без единой капли воды, и теперь только живительная жидкость могла помочь мне. На четвереньках я подползла к мини-бару. Там оказалась всего одна небольшая бутылка, и я осушила ее залпом. На секунду мой язык и десна увлажнились, но затем сухость вновь сковала мою глотку.
Я ужасно хотела есть, никогда еще я не испытывала такого голода, пугающего, всепоглощающего. Желудок сворачивался в узел, от мыслей о еде рот наполнялся слюной. Я откопала в мини-баре орешки и снэки. Одним движением разрывая упаковки, я начала поглощать все, что видела, но это было лишь приятной на вкус жвачкой. Чувство падающей в желудок еды, приятное послевкусие, но дальше – ничего. С тем же успехом я могла пожевать и выплюнуть еду. Снэки меня не насыщали.
С трудом я нашла в себе силы подняться на трясущихся руках и взять трубку телефона. Я набрала указанный на табличке номер администратора.
– Здравствуйте, можно мне большой бургер, картошку и мороженое? – выпалила я, когда услышала на том конце провода голос. Он неприятно резанул по ушам своей громкостью. – Нет, две порции мороженого. Шоколадного.